Недавно в модном и крутом издании Village рассказали о проблемах с музеем Набокова. История там долгая и запутанная, подобно словесным орнаментам слога в романах великого писателя. Но за этим несложно рассмотреть факт тотального отсутствия денег. Вот, что говорит одна из сотрудниц:
«Наша зарплата на момент моего появления в музее складывалась из оклада (пять тысяч с копейками за полставки) и премии, которая была в два, а иногда и в три раза больше. Наверное, год нам платили адекватно, а потом началось: постепенно полетели в тартарары премии — и «полставочные», и старших сотрудников, и директорская. Порядок всего этого, разумеется, был хаотичный. Одну из коллег, которая проработала в музее семь лет, лишили доброй части зарплаты, потому что другой коллега вовремя не прислал очередной дурацкий отчет».
Когда у нас случается разборка со стрельбой, ограбление или еще какой-нибудь инцидент, то тут же все принимаются вспоминать 90-е и саркастически замечать, что лихие времена-то не кончились. У Максима Тесли даже есть песня «90-е вернутся».
Но 90-е не заканчивались и в других областях. И пусть в нашу науку вливают какие-то деньги, но стать ученым – это квест похлеще убийства Дагот Ура в Моровинде.
Вот минуло пять лет, как я окончил бакалавриат. Прошел год после магистратуры. Смотрю на своих сокурсников. В науку пошли лишь те, кто имел надежный тыл в виде семьи, квартиры и университета. Но даже эта связка не делала их богатыми. Быть может, есть где-то молодые ученые, получающие миллионные гранты и гоняющие в командировки за рубеж. Но они, видно, подобно эпикуровским Богам, пребывают где-то очень далеко.
Мои друзья нередко смотрели на меня как на человека не вполне здорового, когда я говорил о своей мечте стать ученым. Если бы я сказал, что хочу славы видеоблоггера, то меня сочли бы нормальным. Такие дела.
Мое мнение субъективно. Но то, что аспирантура не приносит ресурсы, а вытягивает, считают и другие люди, достаточно уважаемые. Вот выдержка из интервью физика и членкора РАН А. Белавина:
«Начальство заботится не о том. По-моему, нужно заботиться о том, чтобы аспиранты, которые занимаются наукой, получали стипендии, на которые можно было бы прожить. Аспиранты живут в нищете, если им не помогают родители. К тому же необходимо препятствовать защите «липовых» аттестаций».
И тут хочется завершить как-нибудь патетично: «НАУКА – это подвижничество». Но нет… Наука – это путь. Долгий и кривой. Здесь она схоже с путем писателя: длительное созревание, поиск, мучения, бессонные ночи. И только после долгих лет плоды.
Но здесь есть и минусы. В отличие от карьеры музыканта или актера, политика или предпринимателя, спортсмена или еще кого-то, ты не торопишься. Ты успокаиваешь себя тем, что у тебя еще полно времени, что кандидат в тридцать – это исключение, а не правило. Но годы летят быстро, и вот уже в двадцать шесть сзади напирает молодая шпана, а ты вечный недоросль.
Вот такие невеселые размышления о пути ученого в начале двадцать первого века.
P.S.
А вы пробовали поступить в аспирантуру? Есть ли у вас знакомые, мечтавшие связать жизнь с наукой?
P.P.S.
А вообще тут требуется социологическое исследование, а не сумбурные мысли
#размышления #личное #научная_политота
«Наша зарплата на момент моего появления в музее складывалась из оклада (пять тысяч с копейками за полставки) и премии, которая была в два, а иногда и в три раза больше. Наверное, год нам платили адекватно, а потом началось: постепенно полетели в тартарары премии — и «полставочные», и старших сотрудников, и директорская. Порядок всего этого, разумеется, был хаотичный. Одну из коллег, которая проработала в музее семь лет, лишили доброй части зарплаты, потому что другой коллега вовремя не прислал очередной дурацкий отчет».
Когда у нас случается разборка со стрельбой, ограбление или еще какой-нибудь инцидент, то тут же все принимаются вспоминать 90-е и саркастически замечать, что лихие времена-то не кончились. У Максима Тесли даже есть песня «90-е вернутся».
Но 90-е не заканчивались и в других областях. И пусть в нашу науку вливают какие-то деньги, но стать ученым – это квест похлеще убийства Дагот Ура в Моровинде.
Вот минуло пять лет, как я окончил бакалавриат. Прошел год после магистратуры. Смотрю на своих сокурсников. В науку пошли лишь те, кто имел надежный тыл в виде семьи, квартиры и университета. Но даже эта связка не делала их богатыми. Быть может, есть где-то молодые ученые, получающие миллионные гранты и гоняющие в командировки за рубеж. Но они, видно, подобно эпикуровским Богам, пребывают где-то очень далеко.
Мои друзья нередко смотрели на меня как на человека не вполне здорового, когда я говорил о своей мечте стать ученым. Если бы я сказал, что хочу славы видеоблоггера, то меня сочли бы нормальным. Такие дела.
Мое мнение субъективно. Но то, что аспирантура не приносит ресурсы, а вытягивает, считают и другие люди, достаточно уважаемые. Вот выдержка из интервью физика и членкора РАН А. Белавина:
«Начальство заботится не о том. По-моему, нужно заботиться о том, чтобы аспиранты, которые занимаются наукой, получали стипендии, на которые можно было бы прожить. Аспиранты живут в нищете, если им не помогают родители. К тому же необходимо препятствовать защите «липовых» аттестаций».
И тут хочется завершить как-нибудь патетично: «НАУКА – это подвижничество». Но нет… Наука – это путь. Долгий и кривой. Здесь она схоже с путем писателя: длительное созревание, поиск, мучения, бессонные ночи. И только после долгих лет плоды.
Но здесь есть и минусы. В отличие от карьеры музыканта или актера, политика или предпринимателя, спортсмена или еще кого-то, ты не торопишься. Ты успокаиваешь себя тем, что у тебя еще полно времени, что кандидат в тридцать – это исключение, а не правило. Но годы летят быстро, и вот уже в двадцать шесть сзади напирает молодая шпана, а ты вечный недоросль.
Вот такие невеселые размышления о пути ученого в начале двадцать первого века.
P.S.
А вы пробовали поступить в аспирантуру? Есть ли у вас знакомые, мечтавшие связать жизнь с наукой?
P.P.S.
А вообще тут требуется социологическое исследование, а не сумбурные мысли
#размышления #личное #научная_политота