Хэллоуин и Старый Новый Год.
Скоро Хэллоуин. И скоро срачи о нем.
В левый угол встанет молодежь с криками: «Хэллоуин – круто!». В правый – поборники скреп.
Хэллоуин является праздником даже не американским, а глобальным. За океаном, кстати, тоже некоторые протестанты-фанатики негодуют из-за девочек в остроконечных шляпках, тыковок с оскалами и выклянчивания сладостей.
У меня есть идея. Надо создать альтернативу Хэллоуину. На его роль подходит Старый Новый Год.
Только на пост-советском пространстве отмечают эту необычную выскочившую при смене календарей дату. В Восточной Европе есть нечто подобное, но только русские люди возвели его в культ.
Старый Новый год праздник народный и глубинный. Ни Сталин, ни Брежнев, ни Путин не подписывали бумажку о его создании. Ни один вшивый маркетолог в нулевых не создавал проект, чтоб сбыть товар.
Наконец, Старый Новый год впитал в себя остатки «колядок». Превращение сельских рождественских обрядов в городские детские забавы – тема для кандидатской диссертации. Увы, ее не напишут.
Я в детстве 14 января ходил с друзьями по домам, выпрашивал остатки новогодних лакомств. Мы стучались в двери закрытых квартир, топали ногами в холодных подъездах, пели песни. В воздухе витала странная атмосфера праздника, печального, но все же сглаживающего начало третьей четверти. Сейчас традиция умирает. С домофонами не поколядуешь.
Для Старого Нового Года можно и своего героя придумать – Пыльного Деда Мороза, спасающего больных похмельем, отыскивающего заначки и оттаскивающего на помойку елки.
P.S.
На картинке режиссер Тим Бертон отмечает Хэллоуин в костюме, сшитом его мамой. США, 1967 год.
#размышления #Этнография_детства
Скоро Хэллоуин. И скоро срачи о нем.
В левый угол встанет молодежь с криками: «Хэллоуин – круто!». В правый – поборники скреп.
Хэллоуин является праздником даже не американским, а глобальным. За океаном, кстати, тоже некоторые протестанты-фанатики негодуют из-за девочек в остроконечных шляпках, тыковок с оскалами и выклянчивания сладостей.
У меня есть идея. Надо создать альтернативу Хэллоуину. На его роль подходит Старый Новый Год.
Только на пост-советском пространстве отмечают эту необычную выскочившую при смене календарей дату. В Восточной Европе есть нечто подобное, но только русские люди возвели его в культ.
Старый Новый год праздник народный и глубинный. Ни Сталин, ни Брежнев, ни Путин не подписывали бумажку о его создании. Ни один вшивый маркетолог в нулевых не создавал проект, чтоб сбыть товар.
Наконец, Старый Новый год впитал в себя остатки «колядок». Превращение сельских рождественских обрядов в городские детские забавы – тема для кандидатской диссертации. Увы, ее не напишут.
Я в детстве 14 января ходил с друзьями по домам, выпрашивал остатки новогодних лакомств. Мы стучались в двери закрытых квартир, топали ногами в холодных подъездах, пели песни. В воздухе витала странная атмосфера праздника, печального, но все же сглаживающего начало третьей четверти. Сейчас традиция умирает. С домофонами не поколядуешь.
Для Старого Нового Года можно и своего героя придумать – Пыльного Деда Мороза, спасающего больных похмельем, отыскивающего заначки и оттаскивающего на помойку елки.
P.S.
На картинке режиссер Тим Бертон отмечает Хэллоуин в костюме, сшитом его мамой. США, 1967 год.
#размышления #Этнография_детства
Память
Мой друг лезет в интернет каждый раз, когда надо сварить рис, а на пачке не указано время. Я обращаюсь к гуглу при нехитрой ремесленной работе, вроде изготовления полки. Еще лет пятнадцать назад мы бы спросили совет у наших умудренных предков, и бережно бы записали на кору головного мозга кулинарные рецепты и секреты сверления стен.
Представьте, что мы пришли в спортзал, повисели на турнике, подняли раз штангу, побегали и ушли через полчаса вместо полноценной тренировки. И месяц бы не возвращались. На такое поведение похоже клиповое мышление. А теперь вообразите, что в качалке нам приходилось бы каждый раз звать тренера, что понять, как сделать то или иное упражнение даже на таком дилентанском уровне. Ныне мы находимся в схожей ситуации. Доступность поисков отбила надобность что-то заучивать.
А раньше люди запоминали не только утилитарную информацию, но и огромный массив художественных и сакральных текстов. Сказители заучивали гигантские по объему эпосы. В Средние Века так же поступали священники: до появления печатного станка Библия, как и остальные книги, стоили дорого. Мусульмане же тем, кто знал Коран наизусть, присваивали почетный титул Хазифа, «хранителя».
Но и книгопечатание не отменило заучивание. Оно оставалось актуальным до 19-ого века, века массовой грамотности и дешевых газет.
В статье Михаила Гронаса ( НЛО, номер 2, 2012) показана судьба мнемонического бытования стиха (и других текстов). В XVIII – XIX в. зубрежка становится объектом строгой критики. Заучиванию противопоставляется осмысление. В России же, наоборот, «поэзию учили наизусть и в школе, и вне ее на протяжении всего XX-ого века и, хоть и в меньшей степени, продолжают это делать и сейчас»
Причин тому несколько. И во глубине Сибирских руд, и в ГУЛАГе, и в кружке декабристов, и в тусовочке диссидентов на кухне было легче пересказать текст, чем проносить нелегальную копию. Во-вторых, и в Царской России, и в СССР заучиванию отводилась особая роль в педагогике. Потому Иосиф Бродский шокировал американских студентов требованием учить стихи, а в 1936 г. журнал Огонек в рубрике «Культурный ли вы человек» предлагал на память прочесть хотя бы один стих Пушкина.
Но всезнающий Гугл и его конкурент всенаходящий Яндекс скоро разнесут по кирпичикам и эту русскую традицию зубрежки. Хотя, учитывая критику запоминания, так ли нужно механически переносить в голову объемы данных, что не займут и пары мегабайтов в облаке или флешке?
Нужно. Мы сейчас гоняем на великах и самокатах, ходим в пешие прогулки, топаем с рюкзаком километры в горах, хотя есть у нас и машины, и электросамокаты. Так и память будут качать своеобразным интеллектуальным спортом, чтоб не стать придатком гуглдиска. Это не моя мысль, но мысль Умберто Эко, высказанная им в письме внуку:
«Память подобна мускулам твоих ног. Если ты ее перестанешь упражнять, то она станет дряблой, и ты превратишься в идиота. Кроме того, все мы в старости рискуем заболеть болезнью Альцгеймера, и один из способов избежать этой неприятности заключается в постоянном упражнении нашей памяти»
Но так как необходимость в спорте породила для нас фитнесс-клубы, то потребность в развитии памяти сделает для нас интеллектуальные качалки. А лучшим упражнением станет заучивание поэтического текста.
#размышления #педагогика
Мой друг лезет в интернет каждый раз, когда надо сварить рис, а на пачке не указано время. Я обращаюсь к гуглу при нехитрой ремесленной работе, вроде изготовления полки. Еще лет пятнадцать назад мы бы спросили совет у наших умудренных предков, и бережно бы записали на кору головного мозга кулинарные рецепты и секреты сверления стен.
Представьте, что мы пришли в спортзал, повисели на турнике, подняли раз штангу, побегали и ушли через полчаса вместо полноценной тренировки. И месяц бы не возвращались. На такое поведение похоже клиповое мышление. А теперь вообразите, что в качалке нам приходилось бы каждый раз звать тренера, что понять, как сделать то или иное упражнение даже на таком дилентанском уровне. Ныне мы находимся в схожей ситуации. Доступность поисков отбила надобность что-то заучивать.
А раньше люди запоминали не только утилитарную информацию, но и огромный массив художественных и сакральных текстов. Сказители заучивали гигантские по объему эпосы. В Средние Века так же поступали священники: до появления печатного станка Библия, как и остальные книги, стоили дорого. Мусульмане же тем, кто знал Коран наизусть, присваивали почетный титул Хазифа, «хранителя».
Но и книгопечатание не отменило заучивание. Оно оставалось актуальным до 19-ого века, века массовой грамотности и дешевых газет.
В статье Михаила Гронаса ( НЛО, номер 2, 2012) показана судьба мнемонического бытования стиха (и других текстов). В XVIII – XIX в. зубрежка становится объектом строгой критики. Заучиванию противопоставляется осмысление. В России же, наоборот, «поэзию учили наизусть и в школе, и вне ее на протяжении всего XX-ого века и, хоть и в меньшей степени, продолжают это делать и сейчас»
Причин тому несколько. И во глубине Сибирских руд, и в ГУЛАГе, и в кружке декабристов, и в тусовочке диссидентов на кухне было легче пересказать текст, чем проносить нелегальную копию. Во-вторых, и в Царской России, и в СССР заучиванию отводилась особая роль в педагогике. Потому Иосиф Бродский шокировал американских студентов требованием учить стихи, а в 1936 г. журнал Огонек в рубрике «Культурный ли вы человек» предлагал на память прочесть хотя бы один стих Пушкина.
Но всезнающий Гугл и его конкурент всенаходящий Яндекс скоро разнесут по кирпичикам и эту русскую традицию зубрежки. Хотя, учитывая критику запоминания, так ли нужно механически переносить в голову объемы данных, что не займут и пары мегабайтов в облаке или флешке?
Нужно. Мы сейчас гоняем на великах и самокатах, ходим в пешие прогулки, топаем с рюкзаком километры в горах, хотя есть у нас и машины, и электросамокаты. Так и память будут качать своеобразным интеллектуальным спортом, чтоб не стать придатком гуглдиска. Это не моя мысль, но мысль Умберто Эко, высказанная им в письме внуку:
«Память подобна мускулам твоих ног. Если ты ее перестанешь упражнять, то она станет дряблой, и ты превратишься в идиота. Кроме того, все мы в старости рискуем заболеть болезнью Альцгеймера, и один из способов избежать этой неприятности заключается в постоянном упражнении нашей памяти»
Но так как необходимость в спорте породила для нас фитнесс-клубы, то потребность в развитии памяти сделает для нас интеллектуальные качалки. А лучшим упражнением станет заучивание поэтического текста.
#размышления #педагогика