На сайте "Горький" отличная статья о "попаданцах" в иностранной литературе.
Но попаданцы, по сути, это один из вариантов более крупного направления в литературе, именумого "Альтернативной историей". Первое произведение в жанре было написано еще в Древнем Риме. Историк Тит Ливий вставил в один из своих трудов размышление о войне Александра Македонского с римлянами.
Но попаданцы, по сути, это один из вариантов более крупного направления в литературе, именумого "Альтернативной историей". Первое произведение в жанре было написано еще в Древнем Риме. Историк Тит Ливий вставил в один из своих трудов размышление о войне Александра Македонского с римлянами.
Готовится очередной закон о соцсетях. А еще недавно вся страна кипела слухами о запрете телеграма. Появились такие шуточки, как «Надо запретить буквы – с их помощью общаются террористы». На самом деле, власть предержащие, как у нас, так и на Западе, столкнулись с новым витком эволюции передачи информации.
Некогда люди общались только с помощью языка, затем появилась письменность. Крупным рывком стало книгопечатание.
Печать появилась в Китае, но иероглифы не давали развиться ей в полную силу. Долго не принимали ее и в исламском мире. А вот в Европе печать вызвала самую настоящую информационную революцию. И революцию религиозную.
Книгопечатание привело к реформации. Ереси по Европе вспыхивали и раньше. Но прежде инакомыслящие проповедовали устно. Ересь истекала от харизматичных ересиархов. Теперь же каждый человек мог позволить себе приобрести Библию для самостоятельного изучения и трактовки.
Поэтому в основе протестантизма лежат следующие доктрины – человек спасается только Писанием (Посредники ведь не нужны!), только Верой, только Благодатью, только через Христа.
Но не только Реформацию несло за собой книгопечатание. Увеличился рост грамотности, стали складываться предпосылки научной революции.
В XIX веке человек изобрел телеграф. За ним появилось радио, а в XX веке телевизор. Но массовая коммуникация через радио и телевизор была односторонней. С одной стороны, это привело к появлению массовой культуры. С другой же, это давало возможность управлять общественным мнением.
Но появление интернета все изменило. Теперь человек может получить любую информацию, и люди, стоящие у власти, как у нас, так и на Западе, во многом растеряны. В более авторитарных странах, в таких как КНР или Иран, государственные органы даже смогли существенно сократить распространение информации извне (Китайский интернет, по сути, обособлен от остального мира – там свои клоны социальных сетей и т.п.).
Но, как запреты католической церкви и светских властителей не смогли остановить перемены, вызванные книгопечатанием, так и не остановить грандиозные перемены, что вызваны интернетом.
Некогда люди общались только с помощью языка, затем появилась письменность. Крупным рывком стало книгопечатание.
Печать появилась в Китае, но иероглифы не давали развиться ей в полную силу. Долго не принимали ее и в исламском мире. А вот в Европе печать вызвала самую настоящую информационную революцию. И революцию религиозную.
Книгопечатание привело к реформации. Ереси по Европе вспыхивали и раньше. Но прежде инакомыслящие проповедовали устно. Ересь истекала от харизматичных ересиархов. Теперь же каждый человек мог позволить себе приобрести Библию для самостоятельного изучения и трактовки.
Поэтому в основе протестантизма лежат следующие доктрины – человек спасается только Писанием (Посредники ведь не нужны!), только Верой, только Благодатью, только через Христа.
Но не только Реформацию несло за собой книгопечатание. Увеличился рост грамотности, стали складываться предпосылки научной революции.
В XIX веке человек изобрел телеграф. За ним появилось радио, а в XX веке телевизор. Но массовая коммуникация через радио и телевизор была односторонней. С одной стороны, это привело к появлению массовой культуры. С другой же, это давало возможность управлять общественным мнением.
Но появление интернета все изменило. Теперь человек может получить любую информацию, и люди, стоящие у власти, как у нас, так и на Западе, во многом растеряны. В более авторитарных странах, в таких как КНР или Иран, государственные органы даже смогли существенно сократить распространение информации извне (Китайский интернет, по сути, обособлен от остального мира – там свои клоны социальных сетей и т.п.).
Но, как запреты католической церкви и светских властителей не смогли остановить перемены, вызванные книгопечатанием, так и не остановить грандиозные перемены, что вызваны интернетом.
Название страны Корейская народно-демократическая республика несет в себе тавтологию. "Народно-демократическая" означает дословно "Народно-народовластная".
В детстве, кстати, очень был расстроен, когда не нашел в "Age of empires II" славян. В кампании про Фридриха Барбароссу есть Польша, но их играют Готы (!). В кампании про Чингисхана надо сражаться с русскими, которые тоже почему-то готы.
Есть такая сеть торговых центров Мега, воздвигающая огромные унылые моллы на окраинах. Обычно к названию торгового центра прибавляют еще название района, где он расположен.
Так вот, в Питере есть Мега Дыбенко. Находится он рядом с улицей, названной в честь революционного матроса Павла Дыбенко. И когда я вижу название этого торгового центра у меня в голове встает образ не очередного магазина, а огромного боевого человекоподобного робота в виде большевика, каким его изображала советская мифология.
Так вот, в Питере есть Мега Дыбенко. Находится он рядом с улицей, названной в честь революционного матроса Павла Дыбенко. И когда я вижу название этого торгового центра у меня в голове встает образ не очередного магазина, а огромного боевого человекоподобного робота в виде большевика, каким его изображала советская мифология.
Дожди такая же черта городов, как и их архитектура.
В Сочи дождь связан с зимой и поздней осенью. В теплом городе, где снег лежит только в горах, этот период отдан ливням. Как заканчивается бархатный сезон, так разверзаются хляби небесные. Вода, ветер и тучи превращают яркую солнечную Южную Столицу в город грязных заколоченных складов. Падают капли на пальмы и самшиты, на бетон гаражей и железные крыши складов, на нелепые вывески для туристов и покинутые пляжные шезлонги – кому они теперь нужны? Море становится серым и бьется о берег, словно истеричная тетка в приступе отчаяния. К нему текут сотни ручьев мимо панельных домов и пустырей, поросших хвощем. Дождь в Сочи — это следы от капель на блестящей елочной новогодней игрушке и грязный пустынный пляж.
В Краснодаре, как и в Сочи, время дождей тянется с ноября по март. Но в Кубанских степях холоднее, чем на побережье. Зимой удары морозов прерывают иногда промозглую сырость. Летом же, наоборот, сухо и жарко. Но стоит осеннему ветру прогнать зной, как с неба обрушиваются рьяно, со злостью, словно подростки, избивающие слабого сверстника, холодные струи воды. Их дополняют пронизывающие ветра степей, людское равнодушие и грязь, текущая с бесчисленных строек. Микрорайоны из панельных домов растут на окраинах города словно грибы, а из их грибницы сочится смесь раскуроченного тяжелого кубанского чернозема, бетона и плевков. Пока не кончится строительный бум в Краснодаре, дождь там будет нашествием селевых потоков на пространство асфальта и плитки.
В Твери дождь не сильно отличается от других северных городов. Весной и в начале лета он веселый и радостный, та самая «гроза в начале мая». Серые тучи, рыжий ржавый мокрый песок, яркая зелень и раскаты грома.
В августе, после Ильина дня, дождь становится меланхоличным. Ему словно надоело играть с городом весенними грозами с громом и молниями, от которых люди только радуются, и он грустит длинными монологами, мерно и непрерывно поливая город.
Осенью, когда опадают листья с деревьев, и холод налетает с севера, раскачивая деревья, с неба льет, как из ведра. Это схоже с отчаянием, когда ты грохочешь кулаком по столу, заливаешь в себя дешевое пойло, когда в твоих висках тарабанит боль от похмелья, когда не можешь уснуть от потока мрачных мыслей, когда один серый день сменяет другой, и нет этому горестному течению конца.
Дождь в Твери – это движение от весенней радости к осенней хандре.
Наконец, Питерский дождь. Он единственный, кто смог получить славу городской достопримечательности. Вроде Исаакиевского Собора или Зимнего Дворца.
Питерский дождь не такой сильный, как сочинский – на юге выпадает втрое больше осадков и не такой депрессивный, как дожди средней полосы. Питерский дождь разный и в этом его уникальность. Летом он внезапен и переменчив. Он то льет как из ведра, но всего пару часов, а потом уступает место Солнцу, то накрапывает мелкой моросью, то затягивается на неделю. Осенью Питерский дождь то хлещет затяжными ливнями, то срывается моросью. Он может идти даже зимой, превратив снег в слякоть, лед на Неве в кашу, а сосульки в гигантские сталактиты.
На окраинах Питера дождь навевает тоску. Там он является дополнением к серым бетонным панелям, гремящим трамваям, рынкам и торговым центрам. На Неве дождь суров, как боевые корабли и шум из доков. В центре же он красивый и модный, как дизайнер или художник, он украшает следами от капель витрины бутиков и брызжет хулигански из-под колес автомобилей. Питерский Дождь – это отражение всех граней Северной столицы.
Наверное, в мире существует столько дождей сколько и городов. Но все их не описать, так как чтобы понять дождь в том или ином городе, то надо там жить.
В Сочи дождь связан с зимой и поздней осенью. В теплом городе, где снег лежит только в горах, этот период отдан ливням. Как заканчивается бархатный сезон, так разверзаются хляби небесные. Вода, ветер и тучи превращают яркую солнечную Южную Столицу в город грязных заколоченных складов. Падают капли на пальмы и самшиты, на бетон гаражей и железные крыши складов, на нелепые вывески для туристов и покинутые пляжные шезлонги – кому они теперь нужны? Море становится серым и бьется о берег, словно истеричная тетка в приступе отчаяния. К нему текут сотни ручьев мимо панельных домов и пустырей, поросших хвощем. Дождь в Сочи — это следы от капель на блестящей елочной новогодней игрушке и грязный пустынный пляж.
В Краснодаре, как и в Сочи, время дождей тянется с ноября по март. Но в Кубанских степях холоднее, чем на побережье. Зимой удары морозов прерывают иногда промозглую сырость. Летом же, наоборот, сухо и жарко. Но стоит осеннему ветру прогнать зной, как с неба обрушиваются рьяно, со злостью, словно подростки, избивающие слабого сверстника, холодные струи воды. Их дополняют пронизывающие ветра степей, людское равнодушие и грязь, текущая с бесчисленных строек. Микрорайоны из панельных домов растут на окраинах города словно грибы, а из их грибницы сочится смесь раскуроченного тяжелого кубанского чернозема, бетона и плевков. Пока не кончится строительный бум в Краснодаре, дождь там будет нашествием селевых потоков на пространство асфальта и плитки.
В Твери дождь не сильно отличается от других северных городов. Весной и в начале лета он веселый и радостный, та самая «гроза в начале мая». Серые тучи, рыжий ржавый мокрый песок, яркая зелень и раскаты грома.
В августе, после Ильина дня, дождь становится меланхоличным. Ему словно надоело играть с городом весенними грозами с громом и молниями, от которых люди только радуются, и он грустит длинными монологами, мерно и непрерывно поливая город.
Осенью, когда опадают листья с деревьев, и холод налетает с севера, раскачивая деревья, с неба льет, как из ведра. Это схоже с отчаянием, когда ты грохочешь кулаком по столу, заливаешь в себя дешевое пойло, когда в твоих висках тарабанит боль от похмелья, когда не можешь уснуть от потока мрачных мыслей, когда один серый день сменяет другой, и нет этому горестному течению конца.
Дождь в Твери – это движение от весенней радости к осенней хандре.
Наконец, Питерский дождь. Он единственный, кто смог получить славу городской достопримечательности. Вроде Исаакиевского Собора или Зимнего Дворца.
Питерский дождь не такой сильный, как сочинский – на юге выпадает втрое больше осадков и не такой депрессивный, как дожди средней полосы. Питерский дождь разный и в этом его уникальность. Летом он внезапен и переменчив. Он то льет как из ведра, но всего пару часов, а потом уступает место Солнцу, то накрапывает мелкой моросью, то затягивается на неделю. Осенью Питерский дождь то хлещет затяжными ливнями, то срывается моросью. Он может идти даже зимой, превратив снег в слякоть, лед на Неве в кашу, а сосульки в гигантские сталактиты.
На окраинах Питера дождь навевает тоску. Там он является дополнением к серым бетонным панелям, гремящим трамваям, рынкам и торговым центрам. На Неве дождь суров, как боевые корабли и шум из доков. В центре же он красивый и модный, как дизайнер или художник, он украшает следами от капель витрины бутиков и брызжет хулигански из-под колес автомобилей. Питерский Дождь – это отражение всех граней Северной столицы.
Наверное, в мире существует столько дождей сколько и городов. Но все их не описать, так как чтобы понять дождь в том или ином городе, то надо там жить.
Я думаю, что в ближайшем будущем продолжительность человеческой жизни увеличится вдвое. И благодарить мы за это будем Netflix, Blizzard, Valve, The Walt Disney Company и прочие компании, специализирующиеся на компьютерных играх или кино и сериалах.
Дело в том, что никогда индустрия развлечений не предоставляла человеку столько интересного досуга за столь небольшие деньги. И в скором времени обычному землянину – не важно из Китая, Африки или Европы – просто не будет хватать времени и на реальную жизнь, и на погружение в другие миры.
И тогда ради человеческого счастья и небольшой прибыли, киномагнаты и разработчики игр, увеличат срок нашего пребывания на земле в два раза, чтоб мы могли посмотреть всю Игру престолов и пройти Skyrim.
Дело в том, что никогда индустрия развлечений не предоставляла человеку столько интересного досуга за столь небольшие деньги. И в скором времени обычному землянину – не важно из Китая, Африки или Европы – просто не будет хватать времени и на реальную жизнь, и на погружение в другие миры.
И тогда ради человеческого счастья и небольшой прибыли, киномагнаты и разработчики игр, увеличат срок нашего пребывания на земле в два раза, чтоб мы могли посмотреть всю Игру престолов и пройти Skyrim.
Часто нашу жизнь направляют события, случившиеся в детстве и кажущиеся незначительными.
Поступив в Институт Истории СПбГУ и глядя на здание с аркадами по периметру, я почему-то, как Аурелиано Буэндиа, вспомнил один день из детства. Нет, отец не взял меня посмотреть на лед, а принес домой диск. Он весело прокричал: «Новая игра!»
Через час на экране компьютера возник пейзаж Беотии. Или это была Аттика? Древняя анимация вступительного ролика с нелепыми дергающимися воинами запомнилась мне почему-то как отрывок из голливудского блокбастера. Сейчас я могу насчитать в этой заставке десяток исторических ошибок. Но тогда шестилетнему ребенку все, что было на мониторе, являлось такой же правдой, как для Древнего Грека являлась правдой Илиада и поединок Ахилла и Гектора. Ржание коней, свист стрел, топот воинов, звон клинков и копий запал мне в душу.
Этой игрой была Эпоха империй. Легендарная стратегия в реальном времени, породившая целую серию. Вкратце ее можно описать так – выбираешь какую-либо народность – египтян, к примеру, или китайцев. Начинаешь игру с одним работником и базой в первобытную эпоху. Собираешь ресурсы – дерево, еду, камень, золото. Строишь воинов. Модернизируешь их, развиваясь по эпохам – вслед за первобытностью идет век земледелия (читай меднокаменный), потом бронзовый, наконец, железный. Типичная стратегия, схожая по игровому процессу с Варкрафтом, а по некоторым принципам, таким как исторический прогресс, немного с Цивилизацией.
Мне игра казалась верхом реалистичности, хотя с реальными войнами древности, она выглядела слишком условной. Ну не было у первобытных людей казарм – билось все племя. Не было одинакового вооружения и модернизации по эпохам, не использовали катапульты в полевых сражениях, а жрецы не переманивали специально воинов врага.
За Эпохой империй я провел почти год. Затем у меня появилась вторая серия игры – Эпоха Империй 2 – Век королей, повествующая о средневековье. К тому моменту я уже учился во втором классе.
Вторая часть была хороша тем, что была одной из немногих стратегий, где худо-бедно соблюдались пропорции – рыцарь не занимал половину конюшни, а крестьянин не тащил дрова на склад размером с сундук. Тем не менее, у нее осталось немало упрощений первой Эпохи Империй – все-таки принципы Варкрафта сковали реал-тайм стратегии надолго. Но это не имело значение для семилетнего ребенка. Я был зачарован совсем другим.
На моих глазах разворачивалась история. Жанна д'Арк и Чингисхан, Фридрих Барбаросса и Уильям Уолтерс, Эдь Сид Кампеадор и Саладин.
После игры за Жанна д'Арк, я откопал роман о ней за авторством Марка Твена. Затем посмотрел фильм, где Жанну играла Милла Йовович, и был разочарован – в моем представлении героиня Франции, несмотря на весь свой героизм, была милой девушкой, а у Миллы Йовович вышла фанатичная бестия. Кампанию за Жанну, кстати, так и не прошел.
Далее всего я продвинулся в игре про Эль Сида. В средневековых поэмах Родриго Де Виар изображен, как образец благородного рыцаря, сражающегося против мавров. Испанский Роланд. В игре его образ более соответствует реальности – Сид Кампеадор сражается то против мавров, то против короля Альфонсо. В моей же голове Эль Сид сохранился, почему-то в образе трикстера.
Так же, без ретуши и легенд, в моей голове отразились Фридрих Барбаросса, и Чингиз-Хан. Наверное, это правильно. В реальном мире не существует, как в фентези, рыцарей в сверкающих доспехах. Нет эльфиек с большой грудью, нет бронелифчиков, нет войны добра со злом. Но от этого реальная история не становится скучной.
Поступив в Институт Истории СПбГУ и глядя на здание с аркадами по периметру, я почему-то, как Аурелиано Буэндиа, вспомнил один день из детства. Нет, отец не взял меня посмотреть на лед, а принес домой диск. Он весело прокричал: «Новая игра!»
Через час на экране компьютера возник пейзаж Беотии. Или это была Аттика? Древняя анимация вступительного ролика с нелепыми дергающимися воинами запомнилась мне почему-то как отрывок из голливудского блокбастера. Сейчас я могу насчитать в этой заставке десяток исторических ошибок. Но тогда шестилетнему ребенку все, что было на мониторе, являлось такой же правдой, как для Древнего Грека являлась правдой Илиада и поединок Ахилла и Гектора. Ржание коней, свист стрел, топот воинов, звон клинков и копий запал мне в душу.
Этой игрой была Эпоха империй. Легендарная стратегия в реальном времени, породившая целую серию. Вкратце ее можно описать так – выбираешь какую-либо народность – египтян, к примеру, или китайцев. Начинаешь игру с одним работником и базой в первобытную эпоху. Собираешь ресурсы – дерево, еду, камень, золото. Строишь воинов. Модернизируешь их, развиваясь по эпохам – вслед за первобытностью идет век земледелия (читай меднокаменный), потом бронзовый, наконец, железный. Типичная стратегия, схожая по игровому процессу с Варкрафтом, а по некоторым принципам, таким как исторический прогресс, немного с Цивилизацией.
Мне игра казалась верхом реалистичности, хотя с реальными войнами древности, она выглядела слишком условной. Ну не было у первобытных людей казарм – билось все племя. Не было одинакового вооружения и модернизации по эпохам, не использовали катапульты в полевых сражениях, а жрецы не переманивали специально воинов врага.
За Эпохой империй я провел почти год. Затем у меня появилась вторая серия игры – Эпоха Империй 2 – Век королей, повествующая о средневековье. К тому моменту я уже учился во втором классе.
Вторая часть была хороша тем, что была одной из немногих стратегий, где худо-бедно соблюдались пропорции – рыцарь не занимал половину конюшни, а крестьянин не тащил дрова на склад размером с сундук. Тем не менее, у нее осталось немало упрощений первой Эпохи Империй – все-таки принципы Варкрафта сковали реал-тайм стратегии надолго. Но это не имело значение для семилетнего ребенка. Я был зачарован совсем другим.
На моих глазах разворачивалась история. Жанна д'Арк и Чингисхан, Фридрих Барбаросса и Уильям Уолтерс, Эдь Сид Кампеадор и Саладин.
После игры за Жанна д'Арк, я откопал роман о ней за авторством Марка Твена. Затем посмотрел фильм, где Жанну играла Милла Йовович, и был разочарован – в моем представлении героиня Франции, несмотря на весь свой героизм, была милой девушкой, а у Миллы Йовович вышла фанатичная бестия. Кампанию за Жанну, кстати, так и не прошел.
Далее всего я продвинулся в игре про Эль Сида. В средневековых поэмах Родриго Де Виар изображен, как образец благородного рыцаря, сражающегося против мавров. Испанский Роланд. В игре его образ более соответствует реальности – Сид Кампеадор сражается то против мавров, то против короля Альфонсо. В моей же голове Эль Сид сохранился, почему-то в образе трикстера.
Так же, без ретуши и легенд, в моей голове отразились Фридрих Барбаросса, и Чингиз-Хан. Наверное, это правильно. В реальном мире не существует, как в фентези, рыцарей в сверкающих доспехах. Нет эльфиек с большой грудью, нет бронелифчиков, нет войны добра со злом. Но от этого реальная история не становится скучной.
Наоборот, прошлое человечества интереснее любой книги. И Эпоха империй дала мне тот первичный толчок к изучению истории. Ну не было в шесть лет в моем окружении больше ничего такого, что подвигло меня бы к исторической науке. Исторические романы тогда уже не были столь популярны, да и мне в первом и втором классе они казались слишком сложными, в отличие от фентези – в первом классе я увлечением читал Толкиена и Булычева. Детские энциклопедии – во времена Веб 1.0. они заменяли Википедию и образовательные паблики – внесли некоторый вклад в увлечение историей, но с таким же успехом я мог бы стать палеонтологом, так как у меня была книга о динозаврах, или астрономом-любителем благодаря «научпопу» о космосе. Учительница в начальной школе не баловала нас историей о прошлом, предпочитая рассказывать о страшных происшествиях, случившихся с непослушными мальчиками. Городской краеведческий музей показывал прошлое, как груду старых вещей (в одном зале скелет древнего человека, пушка, фотография солдата времен ВОВ), но не как исторический нарратив.
Увлечь меня историей в тот момент смогла только компьютерная игра. Спустя годы в фентези возникнет мода на реализм, дав нам Игру Престолов. В интернете тысячи людей будут с увлечением писать и читать о реальной истории, проводить опросы на тему «Чью сторону вы бы заняли в битве при Лепанто». Историческая реконструкция потеснит толпы толкиенистов в плащах из маминых занавесок. Возникнет исторический «научпоп», не менее интересный, чем труды по космосу или психологии для любителей.
Но все это будет потом. У меня же была лишь Эпоха Империй. Но именно с нее начался тот путь, что привел меня в университет, сначала на бакалавриат истории, потом в магистратуру. Компьютерная игра смогла доказать старую цитату Марка Блока: «История нужна, хотя бы потому, что она интересна».
Увлечь меня историей в тот момент смогла только компьютерная игра. Спустя годы в фентези возникнет мода на реализм, дав нам Игру Престолов. В интернете тысячи людей будут с увлечением писать и читать о реальной истории, проводить опросы на тему «Чью сторону вы бы заняли в битве при Лепанто». Историческая реконструкция потеснит толпы толкиенистов в плащах из маминых занавесок. Возникнет исторический «научпоп», не менее интересный, чем труды по космосу или психологии для любителей.
Но все это будет потом. У меня же была лишь Эпоха Империй. Но именно с нее начался тот путь, что привел меня в университет, сначала на бакалавриат истории, потом в магистратуру. Компьютерная игра смогла доказать старую цитату Марка Блока: «История нужна, хотя бы потому, что она интересна».