Актуальнее переписать 31 в виде "Граждане Российской Федерации имеют право собираться согласно Федеральным законам "О воинской обязанности и военной службе" и "О мобилизационной подготовке и мобилизации в Российской Федерации""

"...
Старый кот дворовой,
Обделён благородством манула,
Но с Пути не свернёт,
Тело в шрамах сплошных.
Рады дети ему
И хозяйка двора благосклонна.
Говорит, что на мужа похож,
..такой же дурак.."

При этом генезис американского государства, как мы его знаем, занял считанные годы.

К началу Нового курса не существовало, по большому счету, даже цельной Демократической партии: мощнейший южный ее сектор поддержал Рузвельта скорее по инерции. Ирландские политические машины, южные плантаторы, молодые корпорации - мощные субъекты социального действия двигались в своих интересах, относясь с большим подозрением к самой идее сильного федерального правительства.

Рузвельт в этом плане двигался через согласия и компромиссы между этими негосударственными субъектами, находя политические варианты. Сквозная конструкция ключевых законов Нового курса - это вторжение в сферу межштатной торговли, предполагающее создание мощных федеральных агентств и большие пироги софинансирования штатов и правительства + тихие внешне корректные исключения в интересах мощного южного блока.

И его даже сложно назвать полность успешным политиком: ставка на профсоюзы в 1937 году создала коалицию южных демократов и северных республиканцев, которые к 39-му году практически затормозили Новый курс.

Рузвельт, в сущности, оказался идеальным политчиеским медиатором, который смог совместить амбициозные, по сути мессианские устремления с политчиескими инетерсами как раз негосударственных политических сообществ (точнее - сообществ с политическим представительством) с философией, предельно чуждой этим устремлениям. И на этих дрожжах США везут, по большмоу счету, до сих пор.

Иными словами, жесткой дихотомии между "гражданским обществом" и "сорока тысячами столоначальников" нет. Есть более или менее хорошо построенная политическая традиция + более или менее талантливые политики, способные поженить амбициозное целеполагание с политическими интересами самого приземленного регионального босса.

🇨🇳 Карл Шмитт в современном Китае: от критики либерализма к легитимации власти 🐉

Феномен, получивший в научной среде название «лихорадка Шмитта», представляет собой одно из наиболее примечательных явлений в современной китайской интеллектуальной жизни. Популярность немецкого юриста и политического теоретика Карла Шмитта в КНР начиная с 2000-х годов достигла беспрецедентных масштабов, став своеобразным символом кризиса легитимации постсоциалистического Китая и борьбы между конкурирующими видениями его будущего. Интерес китайской интеллигенции к Шмитту уходит своими корнями в гораздо более ранний период. Первые контакты произошли еще в период Нанкинского десятилетия (1927–1937), но получили прерывистый характер в годы холодной войны. Систематическое переоткрытие Шмитта в 1990-х годах совпало с критическим моментом: распад Советского союза создал серьезный вызов для КНР и обострил вопрос о легитимационной базе коммунистического правления. На смену марксистско-ленинским константам, утратившим убедительность, потребовались новые интеллектуальные инструменты.

Шмиттовское наследие активно используется в китайской политической мысли тремя основными течениями. Школа «Китайского пути» использует концепцию суверенного решения (decisionism) Шмитта для обоснования неколебимого руководства КПК, представляя партийное государство как аппарат, способный действовать в условиях вызова вне рамок обычного конституционного порядка. Новые левые прибегают к шмиттовской схеме друга-врага и теории исключительного положения (state of exception) для оправдания авторитарного курса, часто обращаясь к наследию Мао Цзэдуна. Либеральные реформаторы, напротив, видят в Шмитте ресурс для преодоления парламентарной слабости и достижения подлинной конституционности, где суверенная воля народа, представленная государством, получает юридическое выражение.

Пекинский интеллектуал Лю Сяофэн и его коллеги Гань Ян, Ван Шаогуан сумели сделать Шмитта неотъемлемой частью официального дискурса. Шмиттовская критика парламентаризма и защита решающей роли суверена находили живой отклик в кругах идеологов КПК. В отличие от работ, опирающихся на западные либерально-демократические модели, подвергавшихся цензуре, тексты, вдохновленные Шмиттом, пользовались легким прикосновением цензорской руки.

Наиболее известный китайский интерпретатор Шмитта — литературовед Чжан Сюдун — развивает концепцию «китайской культурной политики», основанной на идее недопустимости сконструировать подлинную китайскую политику в пространстве, ограниченном западными универсальными ценностями демократии, науки и свободы. Его шмиттовский аргумент превращается в защиту партийного государства как единственного инструмента, способного достичь подлинного равенства и китайской субъективности, свободной от западной модерности. При администрации Си Цзиньпина шмиттовские концепции обрели практическое применение в политике Китая. Различие друга и врага, состояние исключения, суверенное решение использовались как концептуальные рамки для обоснования жесткой позиции в отношении уйгурского меньшинства в Синьцзяне, подавления движения за демократию в Гонконге и централизованного управления кризисом COVID-19. Концепция Шмитта о том, что суверен — это тот, кто решает об исключении, позволила переквалифицировать вопросы человеческих прав и верховенства закона в категории временных девиаций от нормального порядка, оправданных национальным выживанием.

Однако признание влияния Шмитта на китайскую политическую практику неизбежно указывает на глубокий кризис: необходимость прибегать к немецкому юристу, столь тесно связанному с фашизмом, для легитимации социалистического государства свидетельствует об исчерпании потенциала марксистско-ленинской мысли. «Лихорадка Шмитта» выступает зеркалом экзистенциального вопроса, стоящего перед современным Китаем: что он есть, что он желает быть и куда он направляется. Конкуренция между различными школами китайского шмиттианства раскрывает отсутствие фундаментального консенсуса о будущем направлении развития КНР.

#политика #китай #политическая_теология #право #кнр

Специфика становления американского государства хорошо видна, если сопоставить традиции конспирологии нашу и их.

У нас конспирологические мифы в основном строятся вокруг тайных врагов государства, которые некогда разрушили государство, мешают истинному государю будь то царь или компартия, или даже Путин - взять власть в свои руки.

У американцев обратное: теории заговора строятся вокруг сторонников усиления федерального правительства и всесильных федеральных агентств, которые облетают страну на черных вертолетах и заказывают четырехместные пластиковые гробы в преддверии некоей пандемии (в 2011 году).

Конспирологическая рефлексия, например у Ральфа Эпперсона, видит в усилении федеральной власти волю олигархата, стремящегося установить в США коммунистическое правление. Линия может следовать вглубь с разными вариантами: кто-то фиксируется на изъятии Рузвельтом золота у населения, кто-то на создании ФРС в 1913 году, а кто-то и убийство Линкольна приписывает тайным силам, которые издавна хотят развалить скрепы и устои в виде христианства, федерализма, свободы предпринимательства.

При этом фактурно-исторически миф упирается, конечно, в опыт рузвельтовских алфавитных агентств - которые были под его прямым контролем, брали на себя часть традиционных функций Конгресса (ломая идеал, некогда прописанный Мэдисоном) и берущих на себя кое-где и функции суда. При этом создание этих агентств частично опиралось и на те эффекты, которые вовне оказывали успехи советской индустриализации, также опиравшиеся на некоторые управленческие/организационные инновации.

Просим молитв об упокоении р. Б воина Александра

и о здравии р. Б. Михаила

Разговор о том, кто из постсоветских республик больше советский, обещает быть долгим. Для интереса сопоставим партийные карьеры первых постсоветских руководителей РФ и Украины.

Ельцин: вступил в партию в 30 лет, в 37 лет - в областной номенклатуре, в 45 - первый секретарь обкома. Членом ЦК стал в 50. В 88-м ушел с поста кандидата в члены Политбюро, в 1990 на 28 съезде объявил о выходе из партии.

Основные карьерные шаги, по сути, девелоперские: пробил строительство метро, построил "зуб мудрости" и тп. На должности первого секретаря московского горкома также отметился девелоперскими решениями.

Кравчук: в 26 - на освобожденной партийной работе, с 27 в областной номенклатуре, с 36 - в республиканской номенклатуре. В 56 (то есть в 1990 году) - член Политбюро КПУ и член ЦК КПСС. Вышел из партии после путча ГКЧП.

Партийная карьера по идеологической и организационной линии.

Пока для спекуляции, но вдруг кто захочет развить системно:

Можно сделать график инстиутциональной преемственности республик, где на точках экстремумов будут например РФ как максимально обновленное и, скажем, Украина (на этом месте в принципе может оказаться правда например и Киргизия) как самое преемствующее государства . Между этими точками расположатся остальные государства. Вопрос будет с Прибалтикой, потому что зашли эти республики достаточно поздно.

Этот график сможет предложить достаточно неожиданные сочетания. Например, ближе всего к России будут Азербайджан и Грузия, очень глубоко пересобравшиеся в ходе внутренних конфликтов (может быть, ближе всего к России окажется как раз Азербайджан) (и близость/удаленность стран друг от друга поможет многое объяснить в нашей новейшей истории).

Тут нельзя не отметить, что даже с учетом концепции оперов и операторов нащупать какой-либо ОРДЕН щита и меча, последовательно борющийся за идеалы Дзержинского - не выходит. Те, кто бахвалится своей преемственностью ВЧК, в августе 91-го тихо разошлись с Лубянки по домам, девяностые прошныревали начальниками служб безопасности в частных конторах, а в нулевых-десятых доели чекистов, последовательно старавшихся сохранять корпоративную чистоту.

При этом спецслужбе как таковой есть чем гордиться в ее недолгой настоящей истории - от миротворческой роли "Вымпела" в октябре 1993 до стойкости пограничников на юго-западных границах страны в последние годы. Возможно, без подчеркивания преемственности от ВЧК (и соответствующей преемственности практик) ее публичный облик выглядел бы куда более хорошо.

ВЧК как партийный орган классового террора был преобразован в ОГПУ, который сначала был при НКВД РСФСР а потом сам по себе - сохраняя в своей Коллегии мощь внесудебного карательного органа. НКВД РСФСР - это совсем другое НКВД, у которого руководство милицией и местами заключения сочеталось с наличием картографического отдела и управлением коммунальным хозяйством. Этот НКВД расформировывается в 1930 году, а НКВД СССР создается уже на основе ОГПУ, с выделением отдельного управления госбезопасности. Все это время руководящие кадры НКВД плотнейше включены в соответствующую партийную номенклатуру, плотно интегрированы с партией.

В 1938 году ГУГБ ликвидируется, а для разработки и ареста представителей номенклатуры вводится довольно серьезный ценз. Собственно, последняя волна Большого Террора - это лебединая песня того функционала, что изначально закладывался в ВЧК-ОГПУ: партийный меч классового террора. Партия упирается рогом в контроль номенклатуры НКВД, от обязательного ее утверждения в партийных органах до посылки сотрудников НКВД уполномоченными на хлебозаготовки.

НКГБ появляется в феврале 1941 года уже как государственное ведомство. Это знак поворота: в мае того же года Сталин начинает свою государственную карьеру, и в целом "огосударствление" СССР, начатое в 41-м, идет вплоть до распада государства.

Созданное в 54 году КГБ "являются политическими органами, осуществляющими мероприятия Центрального Комитета партии и Правительства по защите Социалистического государства от посягательств со стороны внешних и внутренних врагов, а также по охране государственной границы СССР". Глава утверждается в ЦК и назначается Верховным Советом СССР. С 78 года КГБ становится уже "межотраслевым министерством" по статусу, как и остальные государственные комитеты.

По мере нарастания вунтрипартийного кризиса в годы перестройки КГБ, ПО ЛОГИКЕ, получал все больше возможностей и мощи как собственно государственный. а не партийный орган. ГБшники могли стать преторианцами Президента СССР Горбачева и соответственно, избравшего его Верховного Совета (в чем нуждался и сам Горбачев, потерявший лицо перед армейским руководством после своих тбилисско-бакинских финтов). Могли стать опорой ГКЧП - первого непартийного правительства СССР. Не случилось, однако, ни того, ни другого.

Но восприятие этой мобильности и вообще статуса человека отличается кардинально. «Сословное» общество может предписывать ряд унизительных правил поведения и восприятия. Хотя, насколько часто в той повседневности встречались актуализирующие ресентимент социальные взаимодействия – это другой вопрос (есть версия, что пореже, чем на листках левых теоретиков). Однако, чего там не было, так это вины за отсутствие «успешного успеха».

Совсем другая картина наблюдается сейчас в обществе «эгалитарном» и «меритократическом». При отсутствии значимого роста мобильности оно стало пронизанным достигаторством и, прости Господи, неолиберальным представлением о роли личных усилий. Наказание посредственности за отсутствие необыкновенных результатов это совершенно кафкианская ситуация, ну и последствия работы машины по жестокому обращению с политическими животными видны по выгоранию, эпидемии одиночества, подсаживанию на иглу фармы и прочему сопутствующему ущербу максимизации ВВП.

Характерно, что нельзя так однозначно отнестись ко второй из двух «больших иллюзий» современности – вере в возможность Республики, отличной от господства «Неизвестных отцов». Ведь пессимизм этого сорта вполне используется для деморализации и обладает эффектом самосбывающегося пророчества. Как говорил великий пессимист Моска в 1925:

Я не мог и помыслить, что буду выступать с надгробной речью
парламентскому режиму... Я, чья позиция в отношении парламента всегда была крайне жесткой, сегодня жалею о его упразднении... Можно сказать со всей откровенностью: парламентский режим был лучше.

Ключевое различие этих «иллюзий» в том, что первая прилагается к контексту игры с отрицательной суммой – это борьба за позиционные блага, где в плюсе остаётся держащий поле «однорукий стационарный бандит». Вторая же может выступить основой для победы над казино.