В рассмотрении версий авторства "Тихого Дона" можно фокусировать внимание на том, какое социальное и властное содержание обнажается через кульбиты героев метанарратива "Страсти по Дону".
Возьмем классическую версию сторонников авторства Крюкова.
Крюков был последовательным казачьим писателем и политиком. На фотографии лета 1918 года он изображен рядом с П. Я Громославским, будущим тестем Шолохова. Крюков уходит из числа живых в 1920 году, рождается легенда о том, что Громославский в гражданскую войну сидел в Новочеркасской тюрьме, посаженный белыми за пробольшевистские настроения (само сочетание легенды и фактуры заставляет сделать выводы о легенде Шолохова, но не будем вытаскивать это за скобки)
Громославский не был расстрелян красными. Он своими глазами видел гибель мира, в котором вырос и не мог иметь иллюзий относительно новой власти. Помимо интереса выдать дочь за перспективного юношу (а Шолохов был чекист правильного происхождения) недавний атаман Букановской станицы мог иметь интересом сохранение Дона как мира хотя бы в сознании людей. Коли откроете книги того же Краснова - увидите, что автор в них пытался описать прежде всего, если не единственно, свой мир, для того, чтобы он сохранился хоть где-то после наплыва враждебной силы.
Возможно, Громославский имел прямое отношение к смерти Крюкова. Возможно, он принял от Крюкова завещание не убить его десятилетие носимую рукопись. Можно тут вспомнить и фразу живописателя чуть более поздних лет и решить, что рукопись Крюкова сама по себе не могла бы погибнуть и в качестве способа найти свет выбрала цепочку Громославский -Шолохов.
Если казачий дух, воплощенный волей Громославского, искал возможности оставить память о старом Доне в условиях красной диктатуры, искал реванша за расказачивание; то красным в те годы был нужен убедительный нарратив, доказывающий их историческую правоту. Литература в еще не обезрусевшем обществе была хайтеком не менее важным, чем двигатель внутреннего сгорания. Отношение к ней было обоснованно серьезным, поэтому писатели в советском обществе превратились в привилегированное сословие. Подход к этике текста большевики имели модерный, новаторский. собственно этот подход и сформулировал Шолохов известной речью:
- будем бить врага так, как никто никогда его не бивал, и смею вас уверить, товарищи делегаты съезда, что полевых сумок бросать не будем — нам этот японский обычай, ну… не к лицу. Чужие сумки соберём… потому что в нашем литературном хозяйстве содержимое этих сумок впоследствии пригодится.
Собственность бывших стала собственностью новых и в таком перенятии чужих текстов была удаль сродни смелости выстрелить в священника. Таким образом, в виде "Тихого Дона" большевики не просто давали убедительное описание своей правоты, но и делали смелую победу над наследием старого мира.
Мы выше писали о Человеке по фамилии Болотов. К нему обращается Шолохов, стремясь найти архивы ЧК с материалом о Вешенском восстании. Шолохов был своим для чекистов и свои оперативные задачи выполнил: и по сбору фактуры о восстании, и по книге. Поэтому вопрос об авторстве Шолохова в "Тихом Доне" это вопрос борьбы между разными мирами, разными этиками.
Чтобы надежно превратить историю в подчиненный их целеполаганию миф, прототип главного героя был убран самым что ни на есть чекистским методом. Однако в целом сама книга стала точкой соединения интересов мира ушедшего и мира нового, в котором мы живем и поныне. "Старые" продолжили жизнь Крюкова и оставили нерукотворный памятник Войску Донскому, а новые получили свое: Болотов пулю, Шолохов запои от осознания неспособности написать что-то сопоставимое с "Доном".
Кстати, приведенный выше пассаж про сумки Михаил Александрович сказал через два дня после смерти своего тестя.

А председательствовал на том выступлении Андрей Андреевич Андреев (для понимающих)

Тесть Шолохова в 1919 году рядом с человеком в интересной форме.

К нам приходят разные люди: кто по службе, кто по трудной острожанской дороге. У нас хватает пищи, но не каждому по вкусу сготовленное острожными поварами.

Несмотря на ротацию (из сорока подписавшихся уходит как правило тридцать пять), нас в остроге набралось уже больше пятисот. Этот едва ли не противоестественный факт отметим по обычаю подборкой любимых каналов.

Картина мира:
@mixail_kain Армяно-украинский пропагандист европейского завтра. Делает картину мира объемной. Это не всегда радостно;
@Life_on_Pluto богатые описания римского общества, изучение истоков Фирмы
@cryptaplatonica позволяет держать ум в осознании собственной ничтожности перед теми, чьи тени изредка удается видеть в пещере (самая избитая из возможных метафора);
@soulhardcore Дядя Валера и поросята;
@censum о том, как вести дела.

Искусство:
@Topaz_Music Хип-хоп от ветерана "Русича";
@panteri_panteri Локальные мемы локальных конфликтов;
@weekly18 делает нескучным каждый шаббат;
@bukazoed_channel талантливая журналистка и самые смешные несмешные шутки телеги;
@chafir Человек-мем.
@do_you_want_total_war грубые, возмутительные мемы!

Знание:
@radicalrus необычный, острый взгляд на прошлое и будущее одного восточнославянского народа. Агамбен, Фуко и Шмитт плюс глубокий экскурс в историю русской власти;
@dzermant Небанальный взгляд на Беларусь в северной Евразии;
@fond_khamovniki лучшие в РФ полевики. Изучают Россию, которую никто не хочет видеть;
@rumka_ipp лучшие в РФ юридические социологи;
@syndy4ok радует оригинальной фактурой, как правило истории прошлого и позапрошлого веков;
@IAmGhostwriter лайфхаки академической работы;
@tyrasbaibak масса разнородной, полезной фактуры;
@illegalthoughts Без трех минут кандидат наук, специалист по политической архаике.

Продолжаем осваивать пространство.

Судьба Дона в гражданскую войну начинает цвести, если смотреть на нее через оптику Грамши. Мы возьмем у него концепт гегемонии и его видение гражданского общества, попробуем приложить это к Дону и к России тех лет.
Гегемония в понимании Грамши это, если утрировать "справедливое господство". Это диктатура, которую поддерживают собственно подчиненные этой диктатуре люди. Если классическая "марксова ситуация" состоит в подавлении одного класса другим, то в гегемонии подавляемый класс поддерживает общую конструкцию, а то и порождает её.
Но вопрос, как обеспечивается эта поддержка? Грамши проводит ясную черту между Западом и Востоком, эта черта у него проходит по признаку наличия гражданского общества. И если на западе государство это передовое укрепление, за которым следует система бастионов этого гражданского общества, но на востоке государство - это все.
Соотвтественно гегемония возможна там, где господствующий субъект легитимирует свое господство через институты гражданского общества. Мы можем, конечно, поставить старый расистский прогон про то, что на Дону общество такого рода было, а в России не было. Но это будет неверно.
Сама по себе левая идея вполне гегемонично устроилась в поздней империи. Тут особенно интересно вспомнить, что в Усть-Медведицкой станице до революции был политический кружок. В него входили помимо прочих Федор Крюков, левый донской политик, и Филипп Миронов -ветеран русско-японской войны. Они довольно тепло общались, имели схожие воззрения на будущее России и Дона. Однако революция разбросала их по разным сторонам войны: Крюков умер в Новороссийске вскоре после эвакуации Добровольческой армии, будучи вдохновителем Усть-Хоперского восстания и видным лицом русской Вандеи. Судьбу Филиппа Миронова же мы знаем по песне Талькова "Бывший подъесаул".
Большевики в оптике Грамши шли против гегемонии как таковой, сметая само гражданское общество, даже сочувствующее левым идеям. В России этот ход оказался верным: высвобожденная энергия рабочих и крестьян в солдатских шинелях могла стать драйвером становления мощной левой республики, но самим фактом своей мощи была направлены большевиками к уничтожению самой среды, этих большевиков породившей. Гражданское общество в России оказалось не очень сильным и не очень устойчивым, если говорить о дворянской, интеллигентской самоорганизации. Крестьянская же община не стала инструментом легитимации власти большевиков. Новое же общество в пост-России строилось чисто (если сохранять оптику Грамши) по-азиатски: приходил демобилизованный краском и становился властью. Собственно этот "азиатский крен" фиксируется разгоном Учредительного собрания.
С Доном же вышло иначе. Подтелков пробовал переломить казаков так,как старое общество был переломлено большевиками, но кончил на виселице. Последние годы Войска Донского были вспышкой старой традиции самоуправления, которая шла из самых низов.
Попытка расказачивания привела к новым восстаниям и факт военной победы большевиков на Дону был фактом их политического поражения: здесь гражданское общество было слишком сильным, чтобы его снести. Здесь невозможно было действовать без гегемонии, и, кстати говоря, "Тихий Дон" это инструмент гегемонии. Даже после того, как донцы приучили засыпать под плач замерзающих на улице детей, завоевывать пришлось сердца местных жителей. Возможно, без этой книги и у Паннвица было бы намного больше казаков, и выступления в Новочеркасске 62 года выглядели бы совсем иначе.

Однако и донские руководители от Каледина до Богаевского потерпели политическое поражение прежде ,чем военное. Ключевыми субъектами становления красной власти на Дону стали казаки Подтелков и Миронов. Они самим фактом своего существования как красных показывали (ложную) альтернативу. При этом если хотя бы у Краснова было относительно адекватное целеполагание в его государственном строительстве, то это целеполагание разбилось об отсутствие института комиссаров - людей, которые бы на местах подробно и ясно объясняли казакам, за что они сражаются и что им несет красная власть. Одной прессы в те годы было абсолютно недостаточно для успеха обеспечения гегемонии донской власти, и крушение Донского фронта в конце 18 года это следствие того, что Дон не родил политических воинов и, главное, партии, подобной большевистской: способной и к насилию, и к пропаганде и главное - способность адекватно использовать сложившуюся конъюнктуру.

Выводов из вышеизложенного можно сделать немало: например о том, что наркомат или министерство внутренних дел своим прямым функционалом имеет не только обеспечение полицейского порядка, но и обеспечение гегемонии.

Напомню, что политика Путина в начале его правления проходила под флагом борьбы за прямое действие конституции РФ на всей ее территории, включая те ее субъекты, которые последовав призыву Ельцина, взяли столько суверенитета, сколько смогли унести.

Отсюда все это приведение конституций и уставов субъектов «в соответствие с конституцией РФ», закон о языках народов России и т.д.

Хотя на самом деле, духу ни конституции РФ, в частности закрепляющей за ее республиками статус государств (американские штаты, states это тоже государства, если что), ни Федеративного договора, ни двухсторонних договоров центра и субъектов, где такие были, их добытая в ельцинский период автономия не противоречила.

И что же мы имеем на выходе? Не желая вводить официальное чрезвычайное положение, чтобы не принимать на себя соответствующие обязательства и ответственность, наш борец за целостность и конституционный строй России фактически принуждает вводить его регионы.

Но так как чрезвычайное положение по конституции может объявлять только федеральный центр, фактическое объявление его регионами есть ничто иное как незаконное присвоение ими полномочий федерального центра и попрание конституции, и все это по инициативе «гаранта конституции».

Напомню, что по Шмитту суверен это тот, кто принимает решение о введении чрезвычайного положения. И на 20-й год своей власти, после двух десятилетий декларативной защиты суверенитета России «сильный национальный лидер» сам отдаёт этот суверенитет властям регионов, санкционируя их на действия, противоречащие конституции России.

Занавес.

Еще один вывод из рассказа про Грамши и казаков состоит в том, что на весах, где одну чашу занимает властный субьект с проработанной онтологией, а другую заполнила институциональная предрасположенность - перевесит чаша субьекта.
Красные ломили силой, вызывая казаков на сопротивление. Силу они взяли из оправдавшегося расчета: не только страха крестьян за переделенную землю, но и коммунизма, воспринятого как вера.
С одной стороны был обломавшийся о русскую Вандею, но мыслящий субьект. С другой стороны Вандея крепкая, опирающаяся на работающую низовую самоорганизацию и менталитет, противоречащий красноте самим фактом своего существования.
Победил субъект. Прежде всего потому, что сопоставимого субъекта - "современного. Государя" - на поле боя не оказалось, за исключением разве что Краснова, так и не ставшего одним целым с казачеством.
Не очень умные люди (например, пострусские) считают, что русское национальное строительство обречено на неуспех из-за социальных и культурных детерминант. Приведенный выше пример опровергает этот тезис.

В каждом случае категория воинства определяется как продолжающие волю актора. Иными словами, мятежные массы в случае актора 1 - это не мятежные массы в его тылу, а мятежные массы в тылу врага, которые работают на целеполагание актора.

Стратегическая военная цель актора в том, чтобы мятежное ополчение превратилось в иррегулярную армию, ведущую самостоятельные боевые действия на оперативном уровне.

Дювалль играл также Тома Хагена, адвоката семьи Корлеоне в саге "Крестный отец" (Хаген и сага, да). Если смотреть фильм как рассказ о делах, Том будет вторым по значимости его героем: нордичный юрист, который уравновешивает сицилийцев с математическим образованием и Павуву за спиной. В "Godfather" же Корлеоне-старшего играл Марлон Брандо, поехавший полковник из "Апокалипсиса". Такие вот параллели.

Кадр из "Апокалипсиса сегодня" - подполковник Килгор (оч впечатляющий персонаж фильма) рассказывает главному герою Уилларду про запах напалма по утрам. Подполковника играет Роберт Дювалль - прямой потомок генерала Ли, представляю с какой гордостью он носил шляпу 7 кав. дивизии (на кадре). Но самое интересное ,что он сыграл и самого генерала Ли в "Богах и генералах" 2003 года. Дювалль все еще живой, а его последний фильм "Судья" я тоже рекомендую к просмотру.
Так что этим же вечером наливайте виски, задергивайте шторы и погружайтесь в личное безумие капитана Уилларда во вьетнамских джунглях.

Отданный регионам на откуп режим чрезвычайной ситуации называют вынужденным возвращением к федерализму, иногда подкрепляя этот посыл тезисом Шмитта о том, что Суверен это тот, кто объявляет чрезвычайное положение.
На наш взгляд,говорить в принципе о федерализме в сложившейся системе значит проявлять картину мира, в которой оптика будет изначально завалена. Поэтому мы используем "зонный подход, о котором говорили выше.

В советское время "губернаторами" были первые секретари обкомов, под которыми исполнительная власть мало что из себя представляла. Секретарь обкома был членом негосударственной политической организации, и в такой конструкции федерализма в привычном смысле слова не могло существовать. Однако секретарь обкома должен был согласовывать интересы местной отраслевой власти, силовых структур и исполнительной власти с ожиданиями Центра от региона, и в этом узком коридоре существовал простор для действия региональных акторов. Именно этот коридор породил своеобразный федерализм уже в РФ, где первое время области могли ставить вопрос о преобразовании в республику, причем, например, идеи Енисейской и Уральской республик предполагали объединение нескольких регионов. Тезис о возможном сибирском суверенитете высказывал активный деятель "Сибирского соглашения" Аман Тулеев, при котором Кузбасс в электоральных показателях стал напоминать Татарстан или Чечню. Сибирское соглашение выросло ровно из ведомственно-партийных коридоров советского союза.

В нулевые регионы вошли довольно автономными единицами, а губернаторский корпус представлял собой государственную элиту. Превращение этого корпуса в корпус высших гражданских чиновников, назначаемых из центра, в рамках нашей крайне спорной "зонной" конструкции мы можем уподобить "заморозке", превращению черных зон в красные. Отличие же активиста от смотрящего состоит в том, что активист легитимирует свою власть через поддержку администрации, а не через формулировку "общего интереса". При этом на откуп активистов отдаются не абы какие дела, а такие, которые слишком чреваты для человека в погонах.

Исходя из этого мы можем сделать вывод о том, что федерализм в смысле "автономия регионов" с коронавирусом в регионы не передается. Если же наступившее десятилетие покажет резкий рост самостоятельности людей, сегодня ощущающих себя варягами на губернаторских постах, это явление можно будет скорее уподобить солидарности офицеров российского генерального штаба в их воле стать красными военспецами. Этот вывод задает параллель с мыслями в недавнем посте @mixail_kain .

В марте 1856 в Крым пришло известие о перемирии, заключенном 13 (25) февраля в Париже. Началась разметка демаркационных линий, и все стороны договорились соблюдать режим прекращения огня. Вот какие интересные подробности сообщает корреспондент французской газеты «Пресс Д’Орьян»:

«Демаркационной линией между обеими армиями служила река Черная; значительное число офицеров всякого оружия из четырех армий, все в эполетах и при сабле отправились в долину Черной и буквально покрывали оба берега. Обе стороны выказывали братское расположение; сочувствие между французами и русскими снова проявилось при этом случае. Многие офицеры узнали друг друга, следовавших за осадными боями. Вот почему бутылки летали с одного берега на другой, как некогда ядра. Многие из них упали в воду, а большая часть достигала своего назначения. Молодой и блистательный русский офицер, у которого левая рука была перевязана, явился в сопровождении двух солдат, несших тяжелую корзину: «Где офицеры зуавов, господа?» спросил он. — «Здесь», отвечало ему несколько офицеров этого корпуса. — «Раной моей я обязан одному из вас; за ваше здоровье!» и здоровой рукой он бросил сряду три бутылки шампанского, которые были мигом осушены. Зуавы в свою очередь послали три бутылки; две из них разбились дорогой. — «Оставьте у себя пробки, мы вам переменим их в Париже». «В Париж!» повторили русские офицеры посреди громких рукоплесканий. Шампанское было отличное; русские поддерживают свою репутацию хорошего вкуса. У меня остались три пробки; две под меткой вдовы Клико и одна Лелегар и Ко, и все три из Рейса. Мы сказали друг другу свои имена. В числе русских был племянник генерала Лидерса.

На правой стороне, позади нас, сцена была великолепна. Федюхины Горы были покрыты войсками, спустившимися в значительном числе с мест своего расположения: французы, англичане и сардинцы перемешались. Позади нас то же зрелище. Все руки были подняты, все махали фуражками и громкие «ура!» раздавались с обоих берегов. Зрелище было поистине трогательное…»

Негры с гробом - пророчество на десятилетку

SRPSK_DANCE

Острожанам из недавних этапов, кому интересны наши тексты как предмет диалога - добро пожаловать в чат: https://xn--r1a.website/ostrogane

К посту выше.

Истоки работорговли на Западном Кавказе берут начала со времен ромейских императоров Константинополя, последние же годы этого промысла приходятся в последнее столетие османских султанов, чья власть исходила из того же Константинополя, но называемого совершенно иначе. Золотым веком работорговли в этом регионе стоит считать период властвования в Черном море торговых республик Венеция и Генуя, сделавших работорговлю одним из основных своих промыслов и превратив Каффу в центр черноморской работорговли.

Суверен вслед за введением чрезвычайного положения переходит к прямым и предметным изменениям в структуре власти

При всем моем хорошем отношении к Олегу, Самашки - это как раз образцовый пример того, как реальность со свистом пролетает по сравнению с тем, что скажет пресса. Картина будет ну очень неполной без некоторых деталей. 1. Самашки не были тихим местом до штурма. Там устраивали засады, гибли люди, а в "Солдате удачи" один деятель даже успел повосхищаться, как же толково местные парни ставят фугасы. Обычные сепаратисты - это прекрасно, конечно, но Самашки были полностью законной целью для атаки. 2. Зачистке предшествовали долгие, и я бы сказал, занудные попытки переговоров, в ходе которых местных пытались убедить сдать оружие и удалить оттуда активных боевиков. В ответ военные слушали офигительные истории, одна лучше другой просто, о том, что оружия в селе нет, боевиков нет, а проверка паспортного режима противоречит менталитету чеченцев. 3. Во время переговоров людям дали возможность выйти. Выходящих из Самашек селян кто-то обстреливал. Наши настаивают, что боевики, боевики - что наши, но есть нюанс - свидетели, утверждающие, что обстреливали боевики, названы по именам, свидетели, утверждающие, что стреляли русские, насколько я помню, анонимны. 4. После того, как военным долго объясняли, что никаких боевиков в селе нет, части МВД все же попытались войти в село. Боевики, те самые, несуществующие, за время штурма убили около полутора десятков солдат и подорвали на фугасе танк. Точный список потерь убитыми есть в базе данных по погибшим, составленной П.Милюковым, ну, и извините, танк. Он потом еще долго там стоял, кстати, легко опознается на фото по обломкам минного трала спереди. 5. ...и вот после этого состоялась "та самая" зачистка. Причем мы не знаем, какую долю среди убитых составляли боевики, и очень примерно представляем, кто погиб именно в ходе зачистки, а кто в ходе боя. Причем я видел минимум одно свидетельство омоновца, согласно которому раненые в его подразделении были и в день зачистки. Говорить о том, что солдаты опасались каких-то фантомов и закатывали гранаты во дворы просто так, мы не можем. Уважаемые старейшины села Самашки уже успели зарекомендовать себя как достойные люди, ложь в устах которых можно опознать очень легко - у них, когда они врали, губы шевелятся. Безусловно, смерть любого невинного - трагедия, но если жить в реальном мире, сложно представить, что какая-то армия на этом фоне исполнилась бы благодати и не стала проводить зачистку.