Знаешь, я по тебе скучаю. С нашего расставания прошло полгода, но я до сих пор не могу забыть тебя.  Да, здесь я с другим. Он статен, строг, богат, умен. Но если ты думаешь, что в его крепких объятиях, я совсем тебя позабыла, ты ошибаешься.

Я помню твою музыку. Я закрываю глаза и снова слышу мелодию регги.

Она несется из колонок и разлетается по всему пляжу. Я вижу высокие деревянные стулья у стойки бара, маленькие столики, утопающие в зелени. Цветы на лианах такие яркие, что я протягиваю руку убедиться, что они не искусственные. Девчонка-бармен с тату в виде ящерицы на шее разносит подносы с пивом и гамбургерами и легко перескакивает с английского на немецкий, а с немецкого на французский.  Подошвы моих кроксов слегка прилипают к деревянному полу.
Я беру пинту портера и выхожу на пляж. Там можно плюхнуться в большой уютный мешок и смотреть на море.  Рядом со мной ложится бродячая собака. У нее глаза Будды и широкая улыбка. Она кладет свою морду мне на колени, и мы вместе смотрим на закат.

Я помню твои прикосновения.
Такие нежные на рассвете и такие обжигающие, после полудня. 

Я спасаюсь от них в прохладе кондиционера. Мое бунгало похоже
на пирамиду. Оно шестиугольное с круглыми окнами, как на корабле. Потолок выложен деревянными досками, а стены белые.
Я погружаюсь в легкую дневную дрему под щелканье гекконов. Они снуют туда-сюда по стенам и потолку в охоте за насекомыми. Я мысленно желаю им приятного аппетита в надежде, что они съедят всех нежелательных гостей.

Я помню твой запах. Терпкий сандал, чуть горьковатый пачули и свечной воск. Я втягиваю его ноздрями на вдохе, задерживаю дыхание, считаю до четырех и медленно выдыхаю. Мое тело расслаблено. Позвоночник натянут струной.  Я слушаю тишину. Потом открываю глаза. Ощупываю вниманием яблоки, апельсины и сладости у ног Будды на алтаре. Улыбаясь, ласкаю взором его круглый живот и добродушную улыбку. Разглядываю стены. Шива, Кришна, Ганеша. Столько форм, столько обличий. Любопытствую
мелкими деталями, причудливыми картинами. Смотрю на стражей в страшных масках. Потом снова закрываю глаза. Глубокий вдох. Медленный выдох. Покой.

Я помню твои движения. Такие медленные, такие спокойные. 
Я вхожу в стеклянные раздвижные двери и оказываюсь в домике Барби. Розовые пуфики, белые пушистые подушки, миллионы флакончиков лаков для ногтей. Мне навстречу бежит Биби. Встает на свои коротенькие задние лапки, радостно виляет хвостом. Я запускаю пальцы в ее плюшевую шерсть, треплю ее за
ухом. Следом, улыбаясь во все тридцать три новых винира, выходит хозяйка.

Она угощает меня фруктовым чаем со льдом и сладким манго. Я сажусь в кресло. Закрываю глаза. Нежные руки расчесывают мои волосы, моют голову, массируют уставшие плечи. Я чувствую себя маленькой пятилетней девочкой. Мир сжимается до прикосновений заботливых рук к моим волосам.  Больше нет взрослых дел, больше нет задач. Я чувствую, как расслабляются мышцы лица, и плыву на беззаботном облаке счастья.

Я помню. Я скучаю. Я обязательно к тебе вернусь, мой Фукуок.

В такси пахло цитрусом. Я плюхнулась на заднее сиденье и уставилась в окно. Черный бультерьер тянет за собой потрепанного мужика с сигаретой в руке. Одинокая бетонная урна. Тысячи оттенков зеленого, желтого, красного. Оазис посреди бетона и кирпича. Боже, ну что за сумасшедший день…. Воробей
задорно скачет по дорожке. Люди куда-то идут. Шагают деловито. Размахивают руками на ходу. И куда они все несутся? А я…я куда несусь? И зачем? Какой выбор я совершаю? И совершаю ли?
Молодая мама качает коляску с ребенком. Девушка с огненной копной волос, вся в черном бежит под слышный только ей бит в наушниках. Раньше я тоже обожала музыку. Не выходила без плеера из дома. Не помню, кто сказал, что наша жизнь – это танец… Слышу ли я еще мелодию? Тот мужчина на асфальте точно уже не слышит. Он выбрал тишину, бездну, прыжок в пропасть… В темных водах пруда отражаются кроны деревьев. Утки плывут с выводком птенцов. Голубь деловито осматривает мусор: пластмассовый
нож, упаковка от сыра, смятая пачка сигарет. Боже, и сколько же мусора собралось в моей жизни… А ведь я полгода назад сделала генеральную уборку. И что? Опять непонятные отношения, непонятные желания, непонятная жизнь… Самец голубя распушил перья и выхаживает кругами перед самкой. Совсем как Марко! Какой же он все-таки павлин… Нет в нем чего-то…чего-то настоящего…. Да, он галантен, внимателен, жизнерадостен. Я даже завидую тому, как он любит себя…Себя, но, кажется, не меня.. А я? Люблю ли его? Сквозь кроны проглядывает часовня. Проехал велосипедист. Еще одна мамаша с двумя близнецами в коляске уставилась в экран телефона. А если бы это был последний день в моей жизни, поехала ли я сейчас к нему? Или бы осталась в
полумраке кафе с зелеными абажурами? Часовня такая маленькая на фоне высоток. А рядом советская застройка. Осталась. Я однозначно бы осталась.
Я бы выкинула это чертово блестящее платье, надела бы
любимые кеды и пошла гулять по Будапешту. Я бы впитывала каждое дуновенье, фотографировала сетчаткой изгибы зданий, а затем бы рисовала, рисовала….. Или, улетела бы на остров. Сидела бы на берегу моря и смотрела на закат вместе с бродячими собаками с глазами как у Будды…. Балкон с французскими окнами, два плетеных кресла и маленький столик. Серые глаза. Черт, я же даже не оставила ему свой номер телефона! Встретимся ли мы еще? Женщина в желтой куртке зашла на газон и фотографирует лютики, ловит момент. Она действительно видит эту жизнь. И я, я тоже хочу начать ее видеть. Деревянная скамейка, засыпанная листвой. Фонари-ракеты буравят острыми лампами небо. Сине-белое граффити на мосту в цветах Зенита. В Питере, наверное, сейчас льют дожди и стоит собачий холод. Терпеть не могу осень в Петербурге. Это безразмерное серое небо, заполняющее все вокруг, стирающее краски, заползающее во внутренности. Не хочу возвращаться. Хочу еще побыть в этой красоте. Может поменять обратные билеты? Остаться еще на пару неделек? А Марко? Марко пускай улетает в свою солнечную Италию.