Forwarded from Дюков. Историк-рационализатор (Александр Дюков (р))
"Маркс и Энгельс - эти передовые бойцы европейской демократии второй половины прошлого века - откровенно призывали к войне против России" (Донцов Д. Сучасне політичне положенє нації і наші завдання. Львiв, 1913. С. 25).
Тут прямо комбо: украинский нацист Донцов ссылается на Маркса и Энгельса, а марксист Н. Ленин скоро будет публично защищать это выступление Донцова от нападок российской либеральной прессы
Тут прямо комбо: украинский нацист Донцов ссылается на Маркса и Энгельса, а марксист Н. Ленин скоро будет публично защищать это выступление Донцова от нападок российской либеральной прессы
Forwarded from Химера жужжащая
Читатель помнит всё, в том числе и то, что я в комментах под записью про ястреба нежного обещала рассказать про сороку — и не рассказала.
Итак, про сороку.
Любознательный молодой человек спросил, почему сорока по-английски "пирог", вычленив в magpie собственно pie. Это как раз несложно, pie здесь не пирог, а видоизменившееся через старофранцузский латинское pica, сорока; в официальной номенклатуре Сорока обыкновенная — она же европейская — и сейчас именуется Pica pica. К той же индоевропейской основе, реконструируемой как *(s)peyk восходит латинское название зелёного дятла, Picus, то есть, они с сорокой практически тёзки.
Но c середины XIII века до конца XVI сороку по-английски называли просто pie, первое употребление именно magpie зарегистрировано в 1598 году. Популярные источники объясняют такое изменение тем, что к названию птицы приклеилось уменьшительное от Маргарет, Mag, потому что, дескать, так называли болтливых женщин; в пользу этой версии приводят и то, что во Франции разговорное название сороки и болтушки тоже связано с именем Маргарита — Margot; хотя сорока по-французски и официально называется "болтливой", Pie bavarde.
Имя Margaret, как и французское Marguerite, восходит через латинское Margarita к греческому μαργαρίτης и персидскому "мурварид" — всё это означает "жемчужина". В Средние века это одно из самых популярных женских имён в Европе, о чём говорит хотя бы то, сколько у него уменьшительных вариантов: и Грета, и Мардж, и Меган, и Рита — это всё Маргариты; а ещё Го, Дейзи, Магали, Марджери, Молли и Пегги, как ни удивительно. И, разумеется, Марго, Мэг и Мэгги, признанные болтушками.
Это значение настолько закрепилось за диминутивами имени Маргарита, что в английском языке с 30-х годов XV века существует выражение magge tales — "чушь, россказни, бабьи сказки". Какое отношение жемчуг имеет к болтливым тётушкам?
Да никакого.
Если чуть покопаться в корпусе среднеанглийского, обнаружится, что выражение это не сразу приобретает окончательный вид. Встречается и вариант maged tale, и, самое раннее, в 1387 году, magel tale. Всё это — производные от среднеанглийского глагола maglen или megglen, означающего "бить, рубить, кромсать" и происходящего от среднефранцузского названия кайла и тяпки виноградаря, maigle; в современном французском meigle или mègle. То есть, у нас языком мелют или молотят, а в средневековой Англии — бьют, как кайлом или тяпкой.
Где-то в начале XV века в результате созвучия magge слилось с Maggie, и появилась болтушка Маргарет, а за ней и сорока-болтушка. Как там они в ходе Столетней войны смешались с французской Марго, не уследишь, котёл общий.
В наших, кстати, деревнях сороку звали и вовсе уполовником. Бела как снег, зелена как лук, черна как жук, повёртка в лес, а поёт как бес — всё она.
Итак, про сороку.
Любознательный молодой человек спросил, почему сорока по-английски "пирог", вычленив в magpie собственно pie. Это как раз несложно, pie здесь не пирог, а видоизменившееся через старофранцузский латинское pica, сорока; в официальной номенклатуре Сорока обыкновенная — она же европейская — и сейчас именуется Pica pica. К той же индоевропейской основе, реконструируемой как *(s)peyk восходит латинское название зелёного дятла, Picus, то есть, они с сорокой практически тёзки.
Но c середины XIII века до конца XVI сороку по-английски называли просто pie, первое употребление именно magpie зарегистрировано в 1598 году. Популярные источники объясняют такое изменение тем, что к названию птицы приклеилось уменьшительное от Маргарет, Mag, потому что, дескать, так называли болтливых женщин; в пользу этой версии приводят и то, что во Франции разговорное название сороки и болтушки тоже связано с именем Маргарита — Margot; хотя сорока по-французски и официально называется "болтливой", Pie bavarde.
Имя Margaret, как и французское Marguerite, восходит через латинское Margarita к греческому μαργαρίτης и персидскому "мурварид" — всё это означает "жемчужина". В Средние века это одно из самых популярных женских имён в Европе, о чём говорит хотя бы то, сколько у него уменьшительных вариантов: и Грета, и Мардж, и Меган, и Рита — это всё Маргариты; а ещё Го, Дейзи, Магали, Марджери, Молли и Пегги, как ни удивительно. И, разумеется, Марго, Мэг и Мэгги, признанные болтушками.
Это значение настолько закрепилось за диминутивами имени Маргарита, что в английском языке с 30-х годов XV века существует выражение magge tales — "чушь, россказни, бабьи сказки". Какое отношение жемчуг имеет к болтливым тётушкам?
Да никакого.
Если чуть покопаться в корпусе среднеанглийского, обнаружится, что выражение это не сразу приобретает окончательный вид. Встречается и вариант maged tale, и, самое раннее, в 1387 году, magel tale. Всё это — производные от среднеанглийского глагола maglen или megglen, означающего "бить, рубить, кромсать" и происходящего от среднефранцузского названия кайла и тяпки виноградаря, maigle; в современном французском meigle или mègle. То есть, у нас языком мелют или молотят, а в средневековой Англии — бьют, как кайлом или тяпкой.
Где-то в начале XV века в результате созвучия magge слилось с Maggie, и появилась болтушка Маргарет, а за ней и сорока-болтушка. Как там они в ходе Столетней войны смешались с французской Марго, не уследишь, котёл общий.
В наших, кстати, деревнях сороку звали и вовсе уполовником. Бела как снег, зелена как лук, черна как жук, повёртка в лес, а поёт как бес — всё она.
Forwarded from Поэтесса Zаславская (Elena Zaslavskaja)
АБРИКОСОПАД
В Луганске абрикосопад:
На землю жаркую летят
Плоды оранжевого лета,
И кружат осы в волнах света
И ненавязчиво жужжат.
Медово-сладкий брызжет сок,
Стекает вниз по тонким пальцам,
Но невозможно оторваться,
Плод бархатист, плод краснощёк,
И я впиваюсь в абрикос
Губами, тёплыми от жажды,
Как будто бы целуюсь жадно
Я с солнцем
Взасос.
И сделав косточкой плевок,
Как па смешного данс макабра,
Надеюсь, в мае зацветёт
Вновь поцелуй мой плотоядный.
2013
В Луганске абрикосопад:
На землю жаркую летят
Плоды оранжевого лета,
И кружат осы в волнах света
И ненавязчиво жужжат.
Медово-сладкий брызжет сок,
Стекает вниз по тонким пальцам,
Но невозможно оторваться,
Плод бархатист, плод краснощёк,
И я впиваюсь в абрикос
Губами, тёплыми от жажды,
Как будто бы целуюсь жадно
Я с солнцем
Взасос.
И сделав косточкой плевок,
Как па смешного данс макабра,
Надеюсь, в мае зацветёт
Вновь поцелуй мой плотоядный.
2013
Forwarded from Поэтесса Zаславская (Elena Zaslavskaja)
ВО СНЕ Я ПЕРЕПЛЫВАЮ РЕКУ
Во сне я переплываю реку.
Спешу к тебе.
На берегу мы расстилаем плед
и пьём вино.
Болтаем о чём-то
неважном.
Я начинаю злиться:
Какого чёрта
ты ушёл и не дождался лета?!
Луганск окутан июльскими чарами.
Абрикосы падают и раскалываются от удара,
глядят в небо
маслянистыми карими очами.
А те что целые,
но мягкие от полуденного солнца
по вкусу как варенье.
Сколько света,
сколько тепла и красок!
Но ты ведь, знаешь,
в Луганске лето!
Во сне летом я переплываю Луганку.
А может это и не Луганка вовсе.
Во сне летом я переплываю Лету…
Мы пьём вино, заедаем хлебом
и смотрим
на
звёзды…
2020
Во сне я переплываю реку.
Спешу к тебе.
На берегу мы расстилаем плед
и пьём вино.
Болтаем о чём-то
неважном.
Я начинаю злиться:
Какого чёрта
ты ушёл и не дождался лета?!
Луганск окутан июльскими чарами.
Абрикосы падают и раскалываются от удара,
глядят в небо
маслянистыми карими очами.
А те что целые,
но мягкие от полуденного солнца
по вкусу как варенье.
Сколько света,
сколько тепла и красок!
Но ты ведь, знаешь,
в Луганске лето!
Во сне летом я переплываю Луганку.
А может это и не Луганка вовсе.
Во сне летом я переплываю Лету…
Мы пьём вино, заедаем хлебом
и смотрим
на
звёзды…
2020
Forwarded from Музеи Московского Кремля
Шпалера. «Иосиф сопровождает выезд Потифара», из серии «Об Иосифе Прекрасном».
Франция, Турень (?), 1544 г.
Шерсть, шелк.
Ткачество.
Размеры: 66 х 187 см.
#экспонатдня
Музеи Московского Кремля
Франция, Турень (?), 1544 г.
Шерсть, шелк.
Ткачество.
Размеры: 66 х 187 см.
#экспонатдня
Музеи Московского Кремля
Forwarded from Музеи Московского Кремля
Сегодня в рубрике #оружие_музеикремля рассматриваем превосходные парадные мушкеты. Все они выполнены в 1610-1620-е годы в Амстердаме, самом крупном оружейном центре Голландии. Подобные ружья весят от шести до восьми килограммов. Деревянные части оружия украшены замечательной инкрустацией тонкими полосками кости, подчеркивающей общие контуры ружья, мелкими костяными кружочками и перламутром. На крупных овальных пластинах перламутра гравированы и тонированы изображения птиц, зверей, античные профили, городские и сельские пейзажи.
.
© Музеи Московского Кремля
.
© Музеи Московского Кремля
Forwarded from Дюков. Историк-рационализатор (Александр Дюков (р))
Несколько свежих впечатлений. Конечно, все перечисленные ниже - русофобы, фашисты и мрази, но:
✅ Дмитрий Донцов, видимо, лучше всех из украинских националистов осознавал конструируемый характер украинства, отсюда и его рассуждения о мистике национального духа и необходимости формирования "нового человека" через психологические потрясения. В полной мере идеи Донцова реализованы только в рамках Евромайдана, он реально опередил время.
✅ Николай Сциборский, напротив, не визионер, а довольно хороший политический аналитик, внимательно рассматривавший СССР и - благодаря отсутствию предрассудка "Совдепия не Россия", увидевший в сталинском режиме то, что упорно в нем не видели белоэмигранты.
Михновский, Рудницкий и все прочие идеологи украинского национализма - ординарные и ничем не интересные уродцы.
✅ Дмитрий Донцов, видимо, лучше всех из украинских националистов осознавал конструируемый характер украинства, отсюда и его рассуждения о мистике национального духа и необходимости формирования "нового человека" через психологические потрясения. В полной мере идеи Донцова реализованы только в рамках Евромайдана, он реально опередил время.
✅ Николай Сциборский, напротив, не визионер, а довольно хороший политический аналитик, внимательно рассматривавший СССР и - благодаря отсутствию предрассудка "Совдепия не Россия", увидевший в сталинском режиме то, что упорно в нем не видели белоэмигранты.
Михновский, Рудницкий и все прочие идеологи украинского национализма - ординарные и ничем не интересные уродцы.
Forwarded from Книжный магазин «Фаланстер»
Эдвард Саид. Культура и империализм.
Перевод Петра Бавина.
Издательство «Garage», стоит 1476 руб.
Эта книга — продолжение размышлений, начатых Эдвардом Саидом в «Ориентализме», его классическом труде. Если в центре внимания «Ориентализма» связь между филологическими исследованиями, формированием художественного образа «Востока», а также контроль европейских империй над странами Азии и Африки, то «Культура и империализм» расширяет географию исследователя, но вместе с тем и конкретизирует его фокус. Саид отслеживает, как образы имперского пространства, жителей колоний и власти переплетаются на страницах произведений таких авторов, как Джейн Остин, Джозеф Конрад, Редьярд Киплинг, Даниель Дефо, Чарльз Диккенс, Франсуа Шатобриан или в опере «Аида» Джузеппе Верди. Вторая ключевая тема этой книги — национализм, его стратегии сопротивления доминированию европейцев, путь к которым Саид проводит изначально через анализ ирландской литературы. Данная работа, выявляя подчас незаметные детали и связи, подстегивает читателя по-новому проанализировать уже известные ему произведения.
Заказать книгу с доставкой: shop@falanster.ru
Перевод Петра Бавина.
Издательство «Garage», стоит 1476 руб.
Эта книга — продолжение размышлений, начатых Эдвардом Саидом в «Ориентализме», его классическом труде. Если в центре внимания «Ориентализма» связь между филологическими исследованиями, формированием художественного образа «Востока», а также контроль европейских империй над странами Азии и Африки, то «Культура и империализм» расширяет географию исследователя, но вместе с тем и конкретизирует его фокус. Саид отслеживает, как образы имперского пространства, жителей колоний и власти переплетаются на страницах произведений таких авторов, как Джейн Остин, Джозеф Конрад, Редьярд Киплинг, Даниель Дефо, Чарльз Диккенс, Франсуа Шатобриан или в опере «Аида» Джузеппе Верди. Вторая ключевая тема этой книги — национализм, его стратегии сопротивления доминированию европейцев, путь к которым Саид проводит изначально через анализ ирландской литературы. Данная работа, выявляя подчас незаметные детали и связи, подстегивает читателя по-новому проанализировать уже известные ему произведения.
Заказать книгу с доставкой: shop@falanster.ru