Некоторые правые сионисты вдохновлялись европейскими ультраправыми. То есть теми самыми людьми, которые устраивали погромы.

В ревизионистском движении была целая ультраправая тусовка во главе с Аббой Ахимеиром — максималисты. Они кидали «римские салюты», им нравились Муссолини и Гитлер. Последнего они защищали на том основании, что после его прихода к власти у евреев должно проснуться национальное самосознание. Они одумались только после жутких новостей о преследовании евреев в Германии, но Муссолини поддерживать не перестали.

Жаботинский довольно сильно офигевал от происходящего. Ахимеир хотел, чтобы тот стал еврейским дуче. В своем письме Жаботинскому он писал, что тот слишком много с ними консультируется — надо больше командовать. Жаботинский же придерживался либерально-демократических взглядов. Ему претила диктатура.

Фашиствующие товарищи сильно подпортили репутацию ревизионистскому движению. Из-за максималистов политические оппоненты Жаботинского слева начали называть его фашистом, хотя это было далеко от истины.

@nonpartisan1

Марксизм — это не конспирологическая теория. У Маркса во всем "виноваты" безличные социальные процессы.

Но когда марксизм становится массовым, его уже сложно отличить от конспирологии. Классовый интерес буржуазии превращается в осознанный заговор буржуев. Людям плохо даются безличные процессы: все обязательно нужно персонифицировать.

У современных левых схожая история. Проблему они видят не в капитализме, а в конкретных капиталистах и корпорациях, которые будто бы сговорились, чтобы испортить всем жизнь.

@nonpartisan1

Сталин сказал делегации британских лейбористов, что советский путь к социализму был не единственным. Советский путь был короче, но предполагал много крови. Также был более долгий, но менее кровавый путь — через парламентскую борьбу.

То есть можно было по-другому, да?!

@nonpartisan1

Гражданская война в России — это война иноагентов. Как белые, так и красные в какой-то момент получали финансирование от других стран.

@nonpartisan1

База. Ультраправые ненавидят исламистов, но по сути являются их западной копией. Они демонизиуют незападные народы: посмотрите, они дикари и не признают свободу.

Но они сами хотят эту свободу отобрать. Отсюда постоянные разговоры о национальной культуре — если ей кто-то не соответствует, то его надо к этому принудить силой. West has fallen — поэтому у тебя надо отобрать права и свободы.

@nonpartisan1

Перечитал хорошую статью философа Дэна Уильямса. Ее базовый поинт такой.

Подъем антисемитизма, конспирологии и популизма связан не с тем, что с социальными медиа что-то не так. Людям просто нравится все это. И социальные медиа дают им возможность обмениваться такой информацией без контроля со стороны элит. Чем больше демократии, тем больше у некоторых людей возможности высказывать свои антидемократические взгляды.

Я думаю, что у сторонников демократии сложился ее идеалистический образ. Это мешает им увидеть реальность. Возможно, демократия это лучший режим из всех доступных на данный момент. Но это не значит, что у нее нет недостатков. И ключевой из них заключается в том, что демократии часто превращают предубеждения масс в государственную политику. Иногда демократия может уничтожить сама себя. Это происходит, когда «воля народа» дает власть популисту, который потом становится авторитарным лидером.

Это может приводить к парадоксам: иногда нужно спасать демократию от избирателя.

Сегодня принято обходить стороной «антидемократические» взгляды отцов основателей. Со временем мне все чаще кажется, что они были правы.

@nonpartisan1

Да, люди реже вступают в отношения — в том числе по причине избирательности. Но никакая другая форма отношений все еще не пришла на смену моногамии.

И причина тут проста: моногамные отношения — это следствие равенства. В первобытных обществах имела место полигиния. Большое количество женщин состояли в отношениях с очень небольшой группой мужчин, которые принадлежали к элите. Когда эта ситуация изменилась?

Эволюционные психологи считают, что это случилось тогда, когда общества стали более равными. Если в обществе очень высокий уровень неравенства, то женщине имеет смысл стать одной из многих жен высокостатусного человека. Да, другие женщины могут напрягать. Но зато ее ребенок будет расти в хороших условиях, а также у него будет высокий статус и доступ к ресурсам.

В какой-то момент разрыв между мужчинами стал не таким большим. И тогда ситуация поменялась. Зачем женщине мириться с другими женщинами, если ее мужчина не так богат и влиятелен?

В результате этого процесса моногамные отношения стали доминирующими. В обществах сформировались нормы, которые их поддерживают. Эти нормы по сути представляют собой результат равновесия в ситуации более-менее равного доступа к ресурсам и статусам. Ситуация, конечно, может поменяться, если мы откатимся к первобытности, но это пока что не стоит на повестке дня.

Так что кризис моногамии — это слишком поспешный вывод. То, что мы наблюдаем, это просто эпидемия одиночества.

@nonpartisan1

Для СССР и социалистического Китая была очень важна легитимность. Это новые государства с новой политической моделью. Их право на существование не было укоренено в традиции.

Легитимность строилась на конкуренции с США. Если лидер капиталистического мира признает их в качестве своего оппонента, то они действительно имеют право на существование. Они представляют собой легитимную альтернативу капиталистическому проекту.

Хрущев и Мао строили экономическую политику своих стран на конкуренции с США. Хрущев считал, что СССР должен перегнать США в производстве трех вещей: молока, мяса и масла. Мао делал ставку на сталь.

Внешняя политика также строилась на постоянном сравнении себя с США. СССР постоянно задавался вопросом: «А если США можно, то почему мне нельзя?» Холодная война, конкуренция с американцами не только в Европе, но и в Африке и на Ближнем Востоке — всё это следует отсюда. Если мы сможем в этом участвовать, если нас признают как конкурента, то мы сверхдержава, мы имеем право на существование.

К чему это я?

Мне кажется, что такая сильная озабоченность Америкой у нынешней российской элиты — это наследие СССР. Эта озабоченность может показаться странной. С одной стороны, США — это враг. С другой стороны, нам очень важно признание от этого врага. Про него постоянно говорят, с ним постоянно себя сравнивают.

Российские элиты до сих пор играют в советскую статусную игру. Если Америка признает нас в качестве легитимного противника, то мы действительно великая держава.

Возможно, нам следует придумать себе новые игры?

@nonpartisan1

Ричард Хананья написал очень хорошую статью, где сравнивает Джей Ди Вэнса с воинами социальной справедливости.

В отличие от старых американских консерваторов, которые делали упор на индивидуальной ответственности, Вэнс постоянно говорит о том, как белые страдают из-за внешних сил — структурных условий, либералов и мигрантов. Это левацкая культура жертвенности в чистом виде.

Индивидуализм справа постепенно уступает место культуре нытья и перекладывания ответственности на других. Воукизм — это вирус, который заразил обе партии.

@nonpartisan1

Больше всего в политике меня пугают вопросы безопасности. Политик может продать избирателям почти что угодно под соусом безопасности. Даже страны с сильным гражданским обществом не могут спастись от такой риторики.

Проверить, действительно ли определенная мера способствует безопасности довольно трудно. Это становится особенно проблематичным в виду размытости самого концепта: нет четкого и универсального механизма для определения того, что считать угрозой.

Безопасность — это идеальная тема для манипуляции со стороны политиков. В политических дискуссиях достаточно сказать "это для безопасности", чтобы закончить любой спор. Проверить, так ли это очень трудно, но для избирателя эти вопросы представляют первостепенную важность.

Скорее всего, существует эволюционный механизм, который делает эти вопросы такими важными. Наши предки жили в гораздо более опасной среде, чем мы сейчас. Возможно, эволюционная история делает современного человека более восприимчивым к угрозам, чем ему это в действительности нужно.

@nonpartisan1

Можно быть сторонником социальной справедливости и при этом не винить одних в проблемах других. Социальная политика может быть оправдана не потому, что кто-то в чем-то виноват.

Мне здесь нравится подход Хайека: в рыночной системе всегда будут люди, которым не повезло. Мы просто должны создать механизмы поддержки для таких людей. Ведь каждый может оказаться в такой ситуации и было бы хорошо иметь страховку. Это необходимое условие свободы.

Но популистам обязательно нужно найти козла отпущения и кричать, что он виноват во всех проблемах: будь то капиталисты, либералы или мигранты.

@nonpartisan1

Хрущев в 1958: а давайте напишем публичное письмо американцам с угрозами бахнуть ядеркой. Зачем? Чтобы провести саммит по обсуждению Ближнего Востока.

Советская дипломатия.

@nonpartisan1

Интересные данные по Британии.

У левых схожие взгляды на экономику. Различается взгляд на культуру — он зависит от уровня образования.

У правых схожие взгляды на культуру. Различается взгляд на экономику — он зависит от уровня образования.

@nonpartisan1

Гендер — это социальный конструкт?

Для современных левых мужчины и женщины — это не феномены природного мира. Они являются социальными конструктами. Что является мужчиной и женщиной определяет не структура реальности, а наши социальные установки и конвенции.

Недавно умерший Джон Серл в качестве примера социального конструкта приводил деньги. Сами по себе деньги являются просто бумажками. Но наши договоренности делают их средством платежа. Такое средство можно модифицировать. Например, мы можем договориться использовать бумажку с другим изображением. Или можем от бумажных денег перейти на электронные. А можем и вообще от них отказаться и вернуться к бартеру. Также воукисты думают о мужчинах и женщинах. Гендер — это социальная роль, он не имеет никакого отношения к биологическому полу. Если мы очень захотим, то можем поменять эту роль.

Философ Майкл Хьюмер в своей книге приводит несколько интересных возражений против этого представления.

Во-первых, если гендер — это лишь социальная роль, то в обществах с разными гендерными ролями разные гендеры. Возьмем, например, женщин в Иране и Швеции. Отношение к женщинам в этих обществах очень сильно отличается. Если гендер — это лишь про социальные роли, то мы не можем сказать, что у иранской и шведской женщины один гендер. Выходит, что они не являются женщинами в едином смысле этого слова. Этот вывод противоречит здравому смыслу.

Во-вторых, если гендер — это социальный конструкт, то ребенок, которого вырастили как женщину, будет женщиной (а которого вырастили как мужчину — мужчиной). Однако существует несколько случаев явных конфликтов между гендером, который человеку приписывают родители, и его поведением и восприятием себя. Хьюмер разбирает случай Дэвида Реймера.

Реймер родился мальчиком, но в младенчестве во время неудачного обрезания потерял половой орган. Родители обратились к профессору Джону Мани — известному психологу. Мани, убеждённый сторонник социального конструктивизма, предложил провести операцию по смене пола и воспитать ребенка как девочку. Он уверял, что если все будут относиться к Дэвиду как к девочке и не рассказывать о прошлом, то он вырастет самой обычной женщиной. Родители согласились — и так Дэвид стал Брендой.

Но все пошло не по плану. Ребёнок упорно отвергал женскую роль: пытался снимать с себя платья, вел себя агрессивно, выбирал игрушки для мальчиков и предпочитал мужское общество. Позднее, узнав правду, Реймер сменил имя обратно на Дэвида и стал жить как мужчина. Эксперимент завершился трагедией — в зрелом возрасте Дэвид покончил с собой, переживая последствия психологической травмы.

Хьюмер использует случай Реймера, чтобы показать: гендерная идентичность не является следствием воспитания. Дэвида воспитывали как девочку, но он ощущал себя мальчиком и вел себя соответствующим образом. Конструктивизм не может объяснить этот кейс. Наилучшее объяснение заключается в том, что гендер связан с биологическим полом. Именно поэтому Дэвид так и не смог принять ту роль, что ему навязывали родители.

@nonpartisan1

Нет, глобальное потепление не уничтожит нашу цивилизацию

Есть разные стратегии спора с климатическими активистами. Можно усомниться в климатической науке. А что если глобального потепления на самом деле нет? Активисты часто говорят о том, что существует консенсус климатических учёных по этому вопросу. На самом деле консенсуса нет, но большинство учёных, которые этим занимаются, всё-таки верят в глобальное потепление и антропогенный фактор.

Можно усомниться в стандартах климатической науки. В 2009 году случился Climategate — в сеть попала переписка ведущих климатологов из университета Восточной Англии. В ней обсуждались способы «сгладить» данные, удалить неудобные результаты и не допустить публикации статей, ставящих под сомнение климатическую повестку. Но достаточно ли этого, чтобы вообще перестать слушать учёных по этому вопросу?

Майкл Хьюмер в книге «Progressive Myths» предлагает послушать учёных, а не активистов. Грета Тунберг и Александрия Оказио-Кортез говорили, что в 2030 году изменение климата приведёт к концу цивилизации, как мы её знаем. Действительно ли всё так плохо? Источником таких прогнозов, видимо, стал отчёт Межправительственной группы экспертов по изменению климата (IPCC). Однако, как вы уже могли догадаться, про апокалипсис там ничего не написано. Там лишь сказано, что если хотим удержать глобальное потепление на уровне ниже 1,5°C, то мы должны резко сократить выбросы углекислого газа к 2030 году. Активисты просто переврали данные отчёта.

К чему действительно может привести изменение климата? Учёные ожидают не единовременный апокалипсис, а лишь медленное нарастание проблем. К концу века уровень океана может подняться примерно на полметра — этого недостаточно, чтобы затопить города, но прибрежные районы станут уязвимее к наводнениям. Потепление действительно приведёт к росту смертности от жары, болезней и нехватки продовольствия. По оценкам IPCC смертность от последствий глобального потепления может составить 250 000 в год к середине века — меньше процента от ожидаемых 92 миллионов смертей в год. (Также стоит учитывать, что меньше людей будет умирать от холода) Экономические потери тоже будут ощутимыми, однако не катастрофическими: мировая экономика, по прогнозам, может потерять около 2–3 % ВВП к концу века.

Окей, глобальное потепление — это проблема. Мы действительно должны что-то предпринять для её решения. Однако, как мы знаем от Питера Сингера, альтруизм должен быть эффективным. Последствия от изменения климата не такие страшные, чтобы бросить на это все наши ресурсы и отказаться от экономического роста в пользу экокоммунизма. Как пишет Хьюмер, есть гораздо более срочные проблемы, где эффект от каждого потраченного доллара будет выше в десятки раз. Например, малярия. Но активисты не очень хотят говорить о таких проблемах. Для них моральная паника гораздо важнее того, чтобы сделать мир лучше.

@nonpartisan1

Перестаньте винить людей за их политические взгляды

Политика полна разногласий. Люди постоянно обвиняют друг друга в аморальности. В большинстве случаев обвинения основаны на взглядах:

Ты поддерживаешь X, значит, ты плохой человек.

Логика тут следующая: наличие некоторых убеждений может привести к плохим последствиям. Например, Гитлер считал, что евреев следует бросать в газовые камеры. Это привело к Холокосту. В этом случае мы можем осуждать не только действия Гитлера, но и сам факт наличия у него таких убеждений, которые потом привели к катастрофе. Он должен был хорошо подумать, прежде чем прийти к своим убеждениям.

Я думаю, что эту логику нельзя распространять на все случаи, когда вам не нравятся чьи-то взгляды. Даже если они кажутся вам ужасными. Вот мои аргументы:

1. Большинство людей не может повлиять на политические решения. Они их не принимают, как это делал Гитлер. Они не входят в политическую элиту. Даже в демократиях у людей нет возможности на что-то повлиять. Подумайте, какой шанс, что голос рядового гражданина окажется решающим на выборах? Этот шанс близок к нулю. Чего уж говорить про людей, которые живут в авторитарных режимах, где выборы — это скорее формальность. Если обычный человек не влияет на политику, то его взгляды также не могут оказать на неё никакого влияния. Он может думать что угодно, и это не приведёт ни к плохим, ни к хорошим последствиям. Спрашивать за взгляды имеет смысл лишь политиков и других публичных персон, у которых есть шанс на что-то повлиять.

2. У людей нет стимулов разбираться в политике. Политика — сложная штука. Чтобы в ней разобраться, нужно изучить политическую науку, моральную философию, экономику и юриспруденцию. Также вам нужно постоянно читать новости. И это знание вам ничего не даёт — вы с очень большой вероятностью не сможете на что-то повлиять. Учитывая сложность и отсутствие стимулов, странно винить людей в том, что они пришли к неправильным выводам. Мы не можем накладывать на человека бремя изучать что-то, что ему не пригодится в реальной жизни.

3. Более того, в некоторых обществах правительство создаёт негативные стимулы и наказывает за определённые взгляды. Мы не можем винить людей за нежелание рисковать своей жизнью и свободой.

4. В политике могут быть разумные разногласия. Даже у людей, которые тратят много времени на её изучение, могут различаться позиции практически по каждому вопросу. Распределительная справедливость? Арабо-израильский конфликт? По каждому из этих вопросов есть куча разных позиций, в защиту которых написана куча книг. Политика — это комплексный феномен, где людям сложно прийти к одинаковым выводам. Поэтому, если кто-то с вами не согласен, не стоит считать его плохим человеком.

5. Обвинение людей за политические взгляды подрывает социальное доверие. А доверие — это основа любого общества. Оно позволяет нам чувствовать себя в безопасности и сотрудничать. Когда теряется доверие, происходит эрозия социальных норм, и мы можем скатиться в войну всех против всех. Если мы хотим жить в большом обществе, где люди доверяют друг другу, нам нужно учиться находить общий язык с теми, кто с нами не согласен.

P.S. Я допускаю, что порицание некоторых взглядов, например, нацизма, имеет смысл по прагматическим причинам. Но к большинству других взглядов это не относится. Также не стоит называть любую идеологию, которая вам не нравится, нацизмом.

@nonpartisan1

Рынки делают нас аморальными эгоистами?

Так думают многие. Однако существует альтернативный взгляд, который отстаивали многие политические философы. Рынки, считают они, делают нас лучше. Участвуя в рыночных обменах, мы учимся доверять друг другу и сотрудничать. Монтескьё писал:

Торговля… шлифует и смягчает варварские нравы.

У второго взгляда есть множество подтверждений в научной литературе. Сегодня хочу рассказать про одно из них. Бенджамин Энке показал: чем больше доиндустриальные общества говорили о торговле и деньгах, тем больше для них была важна мораль.

К сожалению, в доиндустриальных обществах не проводили опросов, поэтому Энке опирался на фольклорные данные. Фольклор позволяет нам косвенным образом узнать, что люди думали и делали. Энке взял датасет, который покрывает фольклор около 1000 этнолингвистических групп. Его интересовали два показателя: важность рынков и мораль.

Под важностью рынков исследователь понимает то, как часто в фольклоре упоминаются торговля и деньги. Мораль отсылает к четырём показателям: просоциальности, доверию, моральным эмоциям и универсализму. Просоциальность он считает как разницу между тем, как часто в сюжетах встречаются темы помощи и сотрудничества, и тем, как часто там упоминаются корыстные мотивы.

Доверие измерялось через частоту упоминаний понятий, связанных с межличностным доверием. Моральные эмоции — через то, как часто в сюжетах встречаются вина, стыд и гнев, то есть чувства, которые удерживают людей от нарушения моральных норм и заставляют их переживать последствия своих поступков. Наконец, универсализм отражал, чему в историях уделяется больше внимания: справедливости, честности, равенству и терпимости — или же ценностям, привязанным к «своим», — семье, родине, послушанию и сплочённости группы.

Анализ Энке показал устойчивую связь: чем больше в фольклоре рынков, тем больше там морали. Но можно ли говорить о причинно-следственной связи? Возможно, дело не в рынках, а в общем уровне развития или культурной среде? Однако результат сохранялся при контроле за различными факторами, а также при сравнении обществ, которые находились близко друг к другу.

Возможно, здесь имеет место обратная причинность: хорошие нравы облегчают торговлю, а не торговля улучшает нравы? Чтобы проверить это, Энке использует метод инструментальных переменных: он ищет такие внешние факторы, которые подталкивают общества к торговле, но не имеют отношение к моральным установкам.

В качестве таких факторов он берёт, во-первых, близость к крупным торговым путям, а во-вторых, природные условия, при которых обмен особенно выгоден. Его расчёты показывают, что оба этих фактора действительно связаны с тем, насколько часто в фольклоре появляются темы торговли и денег. Это дает основания считать, что часть выявленной связи между рынками и моралью все таки является причинно-следственной.

Многие люди считают, что рынки превращают нас в чудовищ. Однако исследования не подтверждают этот вывод. Рынки не только делают нас богаче, но, возможно, также делают нас лучше.

@nonpartisan1

Делюсь крайне ценным каналом hot stud1es 4 cool k1ds, быстро снискавшим себе славу одного из самых надежных поставщиков конференций, call for papers, летних школ и прочих возможостей в философии и гуманитарных науках.

из последнего актуального, например:
> open call для исследователей: независимое медиа о книгах и чтении «Горький» ищет авторов. без дедлайна

> open-call на участие в зимней школе ЛИСИ и факультета социальных наук Шанинки «Непричесанная мысль». дедлайн 31.12.25.

> call for papers в спецвыпуск журнала «RES PRESS / еще один»: «Быстрее, выше, сильнее?: История и философия советской науки». дедлайн 21.04.26.

> open-call на участие в первой междисциплинарной конференции «Великое переселение идей, понятий, образов: между очевидным/неочевидным» by НИУ ВШЭ (СПб) и ЕУСПб. дедлайн 29.12.25

> open-call на участие в конференции «Новая дипломатическая история: акторы, языки и форматы международной коммуникации» by Центр исторических исследований НИУ ВШЭ СПб. дедлайн 30.01.26


Если вам важно вовремя ловить возможности, то обязательно подписывайтесь, ребята рассказывают о новых конференциях и других гуманитарных ивентах каждый день. Столь же качественных аналогов в этой области я не встречал.

Психология стран — от обид до мировых войн

Исследователи международных отношений все чаще обращаются к психологии. Есть психологические установки политических лидеров: их когнитивные искажения, их бэкграунд. Все это определенно влияет на международные отношения. Но можем ли мы говорить о психологии стран?

Вопрос может прозвучать странно. Ведь государство — это не что-то одушевленное. Когда мы говорим "Россия сделала то-то" или "США сделали так-то", мы на самом деле подразумеваем руководителей этих стран. Страны как таковые — это фикции. Они не существуют в отрыве от индивидов, которые их составляют. И если это так, то о какой психологии страны можно говорить?

Однако все не так просто. Страна — это группа людей. И, как показывают исследования психологов, люди имеют свойство ассоциировать себя со своей группой. Групповая идентичность становится частью личной идентичности. Возьмем, например, страхи или обиды. Когда кто-то угрожает группе человека или обижает её, он воспринимает угрозу или обиду как что-то личное. Так работает наша групповая психология. Она сформировалась у нас в ходе эволюции и помогала нашим предкам выживать.

Политические лидеры — не исключение. Они, возможно, даже в большей степени, ассоциируют себя со своей страной. Они разделяют групповое восприятие себя: как сильной страны или как слабой, как западной или как восточной, как победителя или как проигравшего. Это восприятие себя влияет на их политические решения, то есть на то, какие "действия" выберет страна. И в этом смысле можно говорить не только о психологии лидеров, но и о психологии стран.

В последнее время стали появляться очень интересные исследования, где действия стран объясняется их психологическими установками. Джонатан Рэнсон написал книгу о том, как восприятие статуса страны влияет на ее поведение на международной арене. Страны воспринимают потерю статуса как важную проблему и предпринимают активные действия для того, чтобы восстановить статус. Часто это приводит к войнам. Рэнсон пишет, что ощущение дефицита статуса Германией перед Первой Мировой подтолкнуло её к активной внешнеполитической деятельности, которая, в свою очередь, стала одной из причин войны. В этом случае мы говорим о психологии страны — это не только психология её лидеров как индивидов.

Однако тут важно отметить, что у групповой идентичности нет единой интерпретации, а индивидуальные психологические установки лидера могут сильно влиять на то, как он её интерпретирует. Политический лидер также может лишь прикрываться групповыми установками и руководствоваться своими личными интересами. Мотивация людей — сложная штука. Мотивация стран — еще сложнее.

@nonpartisan1