Возможно, я скажу странную для некоторых моих подписчиков вещь, но уничтожение террористов не может оправдать убийства десятков тысяч людей, разрушение городов и массовый голод. То же касается вызволения 20 заложников.

Бесконечная апелляция к зверствам террористов и страданиям граждан Израиля выглядит нелепо на фоне того, что происходит в Газе. Терроризм – это ужасно. Но борьба с терроризмом не должна приводить к последствиям, которые в десятки раз хуже. США уже сталкивались с этой проблемой в Афганистане и Ираке.

Почему ваши страдания важнее страданий палестинцев? Особенно учитывая то, что сейчас они страдают гораздо больше. Вам все можно, потому что вы более «цивилизованы»? Мне сложно назвать цивилизованным государство, которое применяет по мирным жителям белый фосфор и намеренно морит их голодом.

Израиль обязан прекратить эту войну, даже если он не добьется своих целей. Иллюзорная безопасность и жизни заложников не стоят таких жертв. Это очень простая моральная математика, которая почему-то недоступна многим сторонникам текущей войны. Особенно тем, кто недавно переехал в Израиль из наших широт. Такой способ влиться в новое общество ничего, кроме омерзения, не вызывает.

Голод в Газе?

Многие люди не верят, что ситуация в Газе действительно катастрофическая. Основным источником информации о голоде являются гуманитарные организации и "либеральные медиа", которым многие не доверяют. Существует альтернативный способ узнать, что происходит — посмотреть на цены. Рост цен на еду может служить индикатором ее нехватки.

Экономист Янай Спицер из Еврейского университета в Иерусалиме проследил динамику цен основного продукта питания — муки. До войны мешок муки (25 кг) стоил 47,5 шекелей. После 7 октября цена выросла до 300, к январю 2025 — до 500. Во время перемирия она упала почти до довоенных значений, но уже к маю снова взлетела до 1 750. Сейчас — 3 750 шекелей за мешок. Это рост в 80 раз.

Когда цена базового продукта растет в 80 раз, это означает одно — еда перестала быть доступной. Спицер пишет, что если ситуация не поменяется, то Газу ждет массовый голод.

Руководство Израиля продолжает отрицать проблему с продовольствием, но предприняло ряд шагов по исправлению ситуации. Многим комментаторам, однако, эти шаги кажутся недостаточными.

Стрим получился отличным.

С Political Animals и Политфаком на связи обсудили федерации. Евгений и Александр объяснили, что это такое, в чем плюсы и минусы федерализма, как сделать федерацию устойчивой и не допустить сецессий. Также обсудили российский федерализм.

Обязательно посмотрите или включите на фон, когда занимаетесь домашними делами!

Кроме того, Александр составил хорошую подборку книг и статей по теме.

Дорога к рабству

Прочитал статью юриста по гражданским правам Дженин Юнес о свободе слова в США. Юнес утверждает, что цензура администрации Байдена проложила дорогу для цензуры администрации Трампа.

Администрация Байдена давила на социальные сети, чтобы ограничить свободу слова в таких темах, как вакцины и выборы 2020 года. Юнес участвовала в деле Murthy v. Missouri, где оспаривались действия администрации. Истцы апеллировали к Первой поправке, которая гарантирует свободу слова, но суд отказал в удовлетворении иска. Обоснование было следующим: истцам не удалось доказать, что именно государство было причиной цензуры. Ведь по американскому праву свобода слова — это свобода именно от государственных ограничений.

Это создает очень опасный прецедент. Теперь любая апелляция к Первой поправке должна сопровождаться доказательством не просто влияния правительства, а причинно-следственной связи между ограничениями и его действиями. Раньше, если истцам удавалось доказать влияние, то каузальная связь считалась автоматически доказанной.

Юнес пишет, что прецедент сильно ограничивает возможность защиты свободы слова от государственного произвола. Учитывая сложность устройства бюрократии и неформальных связей между исполнительной властью и бизнесом, в некоторых случаях доказать, что действия правительства были причиной цензуры, будет очень трудно. В случае с социальными медиа суд всегда может сказать, что площадка сама решила ограничить свободу.

Ирония ситуации заключается в том, что теперь этим прецедентом будут пользоваться противники демократов. Трамп издал указ, который предписывает федеральным ведомствам следить за проявлением антисемитизма в университетах. За то, что чиновники посчитают антисемитизмом, могут последовать депортации иностранных студентов и санкции в отношении университетов.

Формально это обосновывается защитой от дискриминации по Закону о гражданских правах 1964 года, но фактически, пишет Юнес, это ведет к ограничению свободы высказываний. Верховный суд ранее запрещал государству ставить выделение грантов в зависимость от выражаемой политической позиции, однако в условиях новых правовых реалий — после Murthy v. Missouri — добиться защиты свободы слова в судах будет крайне трудно.

Любая уступка государству в вопросах свободы слова приведет к тому, что рано или поздно именно ваша свобода будет ограничена. Давать государству право решать, кому и что говорить, — это прямая дорога к рабству.

Европа, по которой так ностальгируют националисты, была далека от национализма. Например, Голландия Золотого века была страной, наполненной мигрантами:

Под влиянием количественного поворота в исторической науке 1960–1970-х годов социальные историки реконструировали состав голландского общества XVII века и продемонстрировали, как международная иммиграция изменила города. По оценкам, между 1600 и 1800 годами в Соединенных провинциях — стране, население которой на протяжении большей части ее существования составляло 1,5 миллиона человек, — поселилось около 600 000 иностранцев. Приток иностранцев был особенно сильным в провинции Голландия. В начале 1600-х годов около 40% жителей Амстердама были иностранцами; в Харлеме и Лейдене иностранцы составляли около 55% всего населения.

Это «общество всех наций» было очень богатым и подарило миру беспрецедентное количество произведений искусства и научных открытий. Настоящие европейские ценности, которые стоит защищать, — это либерализм и открытость.

Janssen, G. “Migration”, in: The Cambridge Companion to the Dutch Golden Age (Cambridge: CUP, 2018), 49–66.

Безусловно, есть разница между мигрантами из разных стран. Например, мигранты из Северной Африки гораздо хуже интегрируются в европейское общество по сравнению с другими группами. Здесь решающим фактором являются как африканская бедность, так и различие христианской и мусульманской культур.

Если бы националисты признавали только этот факт, то у меня не было бы к ним никаких вопросов. Однако они также имеют ряд систематических заблуждений, касающихся миграции:

1. Националисты переоценивают проблемы интеграции тех, кого считают «небелыми». Мигранты из Юго-Восточной Азии и некоторых стран Африки вполне успешно интегрируются. То же можно сказать про некоторые народы Ближнего Востока, например, иранцев и курдов.

2. Националисты гиперболизируют проблему преступности. Нет однозначной связи между ростом миграции и ростом преступности. Все зависит от того, кто переезжает, — и здесь, опять же, проблема не только в «небелых» группах. Например, в США при высоком уровне миграции из Латинской Америки уровень преступности среди мигрантов ниже, чем среди местных.

3. Националисты систематически недооценивают экономические выгоды от иммиграции. По подсчетам экономистов, если открыть границы, мировой ВВП увеличится в несколько раз. Даже если учитывать проблемы интеграции и просто пускать больше людей, выгода будет довольно значительной — особенно учитывая европейские проблемы с демографией.

На мой взгляд, все эти заблуждения связаны с тем, что националисты думают, будто в Европу едут случайные люди из своих стран. Переезд в другую страну — это процедура отбора. Тот, кто ее прошел, как правило, гораздо ближе к местным по культуре и уровню человеческого капитала.

Я не согласен с этим тезисом.

Идентичность условной «интеллигенции» была построена на противопоставлении себя СССР, и Горбачев для них был недостаточно радикальным. Они искренне хотели покончить с Союзом, а его риторика о реформировании социализма казалась ретроградством.

В Ельцине их привлекал радикализм и взгляд на мир как на игру с нулевой суммой: либо мы, либо они. Это очень хорошо видно по их яростному противостоянию Съезду народных депутатов в 1993 году. Казалось бы, парламентаризм — это часть ваших взглядов. Но нет — нужно было добить то, что они считали советской гадиной. Такой взгляд на мир рождается в подполье.

Горбачев дал этим людям выйти из подполья. Его трагедия заключается в том, что он запустил волну перемен, но был недостаточно решительным и компетентным, чтобы ее оседлать.

Иллюзия силы: как самоуверенность порождает войны

Пролистал интересную книжку биолога и специалиста по международным отношениям Доминика Джонсона. Один из основных тезисов автора заключается в том, что чрезмерная самоуверенность приводит к войнам.

Джонсон опирается на обширную литературу по эволюционной психологии. Он пишет, что чрезмерная самоуверенность – это универсальная черта человеческой психики. Она включает в себя следующие особенности:

1. Мы слишком хорошо думаем о себе. Исследования психологов показывают, что люди систематически переоценивают собственные хорошие качества и способности.

2. Иллюзия контроля: нам кажется, что мы можем контролировать других людей и события в мире, хотя в большинстве случаев это не так.

3. Чрезмерный оптимизм в отношении будущего. Нам кажется, что в будущем всё будет лучше, чем это в итоге происходит. Особенно это касается наших планов – мы уверены, что они реализуются. В качестве одного из примеров Джонсон ссылается на интересное исследование: бизнесмены склонны очень сильно переоценивать успех собственных бизнесов.

4. Люди переоценивают не только себя, но и свою группу. Исследования показывают, что мы оцениваем других людей из нашей группы лучше, чем людей в других группах. Особенно это касается морали – мы считаем своих гораздо более добродетельными, чем чужих.

Джонсон пишет, что такая чрезмерная уверенность в себе и своей группе увеличивает вероятность войн. Когда возникает конфликт между двумя группами, лидеры переоценивают собственную военную мощь и недооценивают силы противника. Из-за этого они будут чаще предпочитать военное решение конфликта и откладывать мирные опции.

Чрезмерная самоуверенность также может осложнять переговоры о мире. Стороны недооценивают моральные качества друг друга и то, насколько другому можно доверять. Каждая сторона считает себя добром, а другого – абсолютным злом.

Джонсон применяет свою теорию ко многим известным военным конфликтам. В Первой мировой стороны переоценили свои силы, и это привело к затяжному конфликту. США переоценили собственные военные возможности во Вьетнаме и свою способность навязать иракцам демократию.

Когда читал книгу, подумал о двух вещах. Во-первых, очень важно, чтобы решения не принимались только одним человеком. Когда лидера можно критиковать, его предубеждения могут корректироваться другими людьми, и он будет менее склонен принимать нерациональные решения с фатальными последствиями. Однако, как показывает пример США, даже страны с долгой демократической традицией склонны войнам из-за чрезмерной самоуверенности.

Во-вторых, я подумал, насколько важно объективное преподавание истории в школах. Нужно не просто рассказывать о военных победах, но и поражениях своей страны, а также о той цене, которую приходится платить за победу. Патриотизм – это добродетель, но он может приводить к неадекватной оценке собственных возможностей.

Johnson, D. D. P. (2009). Overconfidence and War: The Havoc and Glory of Positive Illusions. Harvard University Press.

Либертарианцы не считают, что все люди — эгоисты

Либертарианцев и классических либералов часто критикуют за то, что они исходят из неверных представлений о человеческой природе. Многим кажется, что мы верим в то, что все люди от природы являются эгоистами. Так ли это?

На самом деле, сторонник либертарианства не обязан верить в психологический эгоизм. Люди по большей части исходят из собственной выгоды, но также имеют и альтруистические мотивы. Однако психологический эгоизм является полезной моделью человеческого поведения. Как и любая модель, эгоизм предполагает значительные упрощения. Но он позволяет довольно успешно предсказывать, как человек поведет себя в некоторых ситуациях. Это не значит, что люди всегда и везде эгоисты. Это значит, что во многих сферах человеческой жизни люди с высокой вероятностью будут вести себя как эгоисты.

Такими сферами, безусловно, являются экономика и политика. Либертарианцы часто апеллируют к экономической науке. Экономисты в своих моделях исходят из того, что люди эгоистичны и рациональны. Это позволяет довольно успешно предсказывать их действия в экономической сфере. Для эгоистов рынок создает хорошую систему стимулов: невидимая рука подталкивает эгоистичного булочника печь булки для всех.

Либертарианцы также не питают иллюзий о политической жизни. Как пишет Джейсон Бреннан,

если люди преимущественно эгоистичны вне политики, мы должны предполагать, что они преимущественно эгоистичны и в политике, по крайней мере, до тех пор, пока у нас нет доказательств обратного.

Наши политические институты должны учитывать этот факт. Мы должны исходить из того, что политики не хотят сделать благо, а просто хотят получить больше власти. Даже если кто-то из политиков действительно является альтруистом, институциональный дизайн должен исходить из того, что они все эгоисты. Только так мы можем предотвратить злоупотребления властью. Исходя из этого, либертарианцы призывают к сокращению полномочий государственной власти и, там, где это невозможно, к созданию правильной системы стимулов.

Не все люди эгоисты. Но наши институты не должны быть устроены так, чтобы полагаться на альтруизм.

1. Brennan, J. (2012). Libertarianism: What Everyone Needs to Know. Oxford University Press USA.

2. Пеннингтон, М. (2020). Классический либерализм и будущее социально-экономической политики. Социум.

"Царь достоинств" против рынка

Многие сторонники свободного рынка апеллируют к меритократии как к своему ценностному идеалу. Действительно ли капиталистические общества являются меритократическими?

Для начала разберёмся с терминологией. Меритократия — это власть “достойных”: блага и позиции в обществе распределяются исходя из того, насколько человек является ценным, способным, умным и так далее.

В меритократическом обществе распределение основано на том, что Ролз называл "справедливым равенством возможностей". Ближайшая аналогия здесь — спортивный бег. Все стартуют от одной линии, и больше всего получает тот, кто придёт первым. Но так как люди в большинстве случаев не стартуют с равных позиций, нужно их как-то уравнять, устранить все неравенства, вызванные стартовыми неравными возможностями.

Допустим, что общество с рыночной экономикой и ограниченным государством является меритократическим. Тогда мы должны предположить, что АБСОЛЮТНО ВСЁ богатство и статус в этом обществе связано исключительно с достоинствами человека, а не с богатством и статусом его родителей. В подлинно меритократическом обществе наследуемое богатство и статус не должны играть вообще никакой роли при определении успеха.

Это предположение является маловероятным. Безусловно, свободный рынок приводит к тому, что достойные люди поднимаются наверх. Однако глупо отрицать, что заработанное богатство часто передаётся детям, чьи достоинства ниже, чем достоинства других. Сын главы IT-компании имеет гораздо лучшие карьерные перспективы, чем сын слесаря, даже если IQ* второго значительно выше. Вы можете возразить, что у детей богатых родителей средний IQ выше, чем у детей бедных. Наверное, это так. Однако сложно отрицать, что у бедных детей с высоким IQ стартовые возможности ниже, чем у богатых с такими же показателями.

Идея меритократии далека от идеи свободного рынка. Из неё вполне органично вытекает идея огромного государства. Его задача заключается в том, чтобы при помощи принуждения делать распределение ресурсов основанным на заслугах. Такое государство должно будет регулировать экономику, нарушать права собственности, вводить огромные налоги — особенно на наследство, — проводить программы позитивной дискриминации. Только так можно полностью исключить влияние того, что дети наследуют от родителей.

Фридрих Хайек называл такое государство “царём достоинств” (merit csar) и отмечал, что оно с неизбежностью станет диктатурой. Он писал, что такую степень вмешательства просто не удастся осуществить без потери свободы.

Хайек также сильно сомневался в его экономической эффективности:

Мы, конечно, хотим не того, чтобы люди приобретали себе как можно больше заслуг (merits), а чтобы они приносили максимум пользы при минимуме жертв и страданий, иными словами — при минимальных заслугах.

Хайек, Ф. (2018). Конституция свободы. Новое издательство.

* Предположим, что IQ — это действительно хороший предиктор экономических достоинств, хоть многие и ставят эту меру под сомнение. Для моего аргумента неважно, какой показатель мы используем.

Почему мужчины голосуют за правых, а женщины — за левых?

В демократических странах наблюдается интересный тренд: молодые женщины склоняются влево, а молодые мужчины — вправо. Почему так происходит?

Можно выделить несколько объяснений:

1. Парадокс равенства. Многочисленные исследования в психологии показывают, что чем больше равенства между мужчинами и женщинами, тем больше различается их поведение и установки. Это проявляется в выборе сферы деятельности, личностных чертах, сексуальных связях и многом другом. Скорее всего, это также распространяется и на политические предпочтения. В более патриархальных обществах мужчины навязывают женщинам свою точку зрения. Когда общества становятся более равными, женщины могут выразить то, что им действительно ближе. Опросы в США показывают, что женщины склоняются к левым позициям по таким вопросам, как миграция, аборты, милитаризм и ядерное оружие.

2. Феминизация левого движения. Долгое время основным электоратом левых был индустриальный рабочий класс, который преимущественно состоял из мужчин. Однако во второй половине XX века, благодаря деиндустриализации и росту сферы услуг, рабочий класс перестал существовать. В новых условиях левые вынуждены были собирать новую электоральную коалицию. В неё вошли студенты и женщины, которые в то время начали массово выходить на рынок труда. В результате этого сильно изменилась идеология левых: вместо тем, важных для рабочего класса, они чаще стали поднимать вопросы культуры и дискриминации. Такая риторика подтолкнула женщин к поддержке левого движения.

3. Проблемы дейтинга. С появлением интернета людям стало гораздо сложнее найти себе пару. По всему миру падает количество людей, состоящих в отношениях. Здесь можно выделить несколько факторов. Во-первых, автономия женщин сильно возросла. У них значительно увеличился доход и отпала необходимость выходить замуж, чтобы себя обеспечивать. В условиях сравнимых зарплат они предпочитают найти себе мужчину не только с доходом, но и с хорошими личностными качествами и высокой совместимостью. Это, безусловно, усложняет задачу поиска партнёра. Во-вторых, с появлением интернета людям перестало быть скучно наедине с собой: теперь можно смотреть фильмы, сериалы, играть в игры, а снять сексуальное напряжение — просто посмотрев порно. Когда мужчины и женщины не могут найти себе пару, у них появляется обида друг на друга, а также снижается степень понимания противоположного пола.

4. Онлайн-эхо-комнаты. Появление социальных медиа подорвало традиционные институты, в рамках которых мужчины и женщины были вынуждены взаимодействовать. Теперь у каждого появилась возможность выбирать, с кем общаться. Так произошёл самоотбор мужчин и женщин в разные онлайн-сообщества. Этот процесс усилился благодаря алгоритмам социальных сетей. В онлайн-пространстве мужчины и женщины попросту не пересекаются, что сильно осложняет коммуникацию. Также в социальных медиа появились политические предприниматели, которые увеличивают свой культурный капитал разжиганием вражды. С одной стороны — феминистки, критикующие «токсичную маскулинность». С другой — podcast bros по типу Арсена Маркаряна, которые эту маскулинность превозносят.

Все это, а также то, что с этим делать, мы обсудили на стриме с Арсентием (Political Animals), Альбиной (Зачем мы такие?) и Миланой (Cultural simulacrum). Обязательно посмотрите!

В США уровень преступности продолжает снижаться. Нынешние показатели — одни из самых низких в истории. При этом множество людей продолжает верить в то, что страна погрязла в преступлениях, и ностальгирует по good old days.

Скорее всего, причина заключается в том, что благодаря интернету люди могут распространять видео преступлений. Когда эти видео часто попадаются в ленте, человек в какой-то момент начинает верить, что страна погрязла в преступлениях.

В психологии этот феномен называется искажением доступности (availability bias). Оно вытекает из простой эвристики: когда нам нужно оценить, как часто что-то происходит, мы обращаемся к тому, как часто мы об этом слышим, а не к статистике. Например, в середине десятых медиа в США поняли, что людям нравится читать о похищениях, и начали рассказывать о каждом таком случае. Спустя некоторое время публика была уверена, что количество похищений резко возросло, хотя тенденция была обратной.

"Они с вами в одной комнате?" Как стереотипы искажают восприятие политических партий

В политике люди мыслят стереотипами. Это верно не только для представлений об этнических группах, но и о политических партиях. Исследование Дугласа Алера и Гурава Суда показывает, что американцы очень плохо представляют себе социальную композицию основных политических партий. Например, они считают, что 32 % демократов принадлежат к ЛГБТ* (в реальности — 6 %), а 38 % республиканцев зарабатывают 250 000 долларов в год (в реальности — 2 %).

Почему так происходит?

Ответ стоит искать в человеческой психологии. Мы мыслим о других группах при помощи прототипов. Такие прототипы формируются вокруг того, что отличает группы друг от друга. Например, «молодой небелый демократ» или «белый богатый республиканец». Поведенческие экономисты давно заметили, что люди имеют тенденцию переоценивать количество прототипических персонажей в группах. Канеман и Тверски называли это искажением доступности. Именно эта особенность человеческой психики лежит в основе неправильного представления о политических партиях.

У этого есть не самые приятные последствия: стереотипы усиливают политическое напряжение. Большинство сторонников республиканской и демократической партий — белые христиане, принадлежащие к среднему классу и являющиеся гетеросексуалами. Однако благодаря стереотипам другая группа кажется дальше, чем она есть на самом деле. Исследование Алера и Суда показывает, что неверное представление о другой группе связано с убежденностью в её радикализме и с более высокой лояльностью своей партии. Когда людям рассказывали о реальном социальном составе другой партии, они начинали считать её менее радикальной и сообщали о более тёплых чувствах к её сторонникам.

Ahler, D. J., & Sood, G. (2018). The parties in our heads: Misperceptions about party composition and their consequences. The Journal of Politics, 80(3), 964–981.

* ЛГБТ — признано в России экстремистской организацией, деятельность запрещена.

Новые правые – кто они и как они появились?

В книге Майкла Малиса встретил мысль, которая часто приходила мне в голову. Новое правое движение – это не про общую идеологию, а про ненависть к левым. Малис определяет его следующим образом:

Слабо связанная группа людей, объединённая своим неприятием прогрессивизма, который они воспринимают как тонко завуалированную фундаменталистскую религию, преданную эгалитарным принципам и стремящуюся к тоталитарному мировому господству через глобалистскую гегемонию.

Что может объединить анкапов, белых иденитаристов, неореакционеров, расовых реалистов, инцелов и пикаперов? Взгляды этих людей очень разные, но все они по тем или иным причинам ненавидят левую повестку. Поэтому в книге Малиса о новых правых очень много времени уделяется критике новых левых – ведь понять первых можно только поняв действия и ошибки вторых.

Малис пишет, что новое правое движение родилось из молчания левых. К их идеологии есть множество вопросов. Однако вместо ответа на них они обычно заканчивают дискуссию, объявляют ваши доводы псевдонаучными или устаревшими, а то и вовсе называют вас расистом и пытаются «отменить». Если какой-то из этих доводов имеет смысл, то вокруг него формируется правый движ. Из совокупности таких движей собрался один большой Франкенштейн.

Откуда растут ноги у этого существа?

Малис пишет, что новые правые – это на самом деле старые правые. Корни движения следует искать в союзе таких разных людей, как Мюррей Ротбард и Пэт Бьюкеннен. Их политические взгляды сильно различались. Ротбард был анархо-капиталистом. Бьюкеннен был далёк от индивидуализма и анархизма – он был культурным консерватором.

Их объединила ненависть к истеблишменту. После Холодной войны консервативное движение стало умеренным и в конечном итоге соглашалось со всеми инициативами прогрессистов. Бьюкеннен работал на Никсона, при котором были приняты многие прогрессивные законы. Ещё в 90-х он говорил о культурной войне, которая идёт в США. Тогда это высказывание казалось чем-то слишком радикальным, но оказалось самосбывающимся пророчеством.

Ротбард боролся с государством, и его война была непримиримой. В этой войне все средства хороши. В любых политических системах нужно объединяться с андердогами – и в американской системе такими андердогами были палеоконсерваторы. Руководствуясь этими соображениями, Ротбард присоединился к президентской кампании Бьюкеннена 1992 года. Этот союз разных людей против общего врага распался из-за смерти Ротбарда, однако заложил основы нового правого движения.

P.S. За рекомендацию книги спасибо @longviewecon.

Malice, M. (2019). The New Right: A Journey to the Fringe of American Politics. All Points Books.

В нулевых все считали, что рыночная экономика и научно технический прогресс с неизбежностью приведут ко всеобщей свободе слова.

Западные наблюдатели полагали, что, став рыночным, Китай также станет либеральным. Когда пошли первые новости о попытке цензурировать интернет, Билл Клинтон говорил китайцам:

Удачи! Это все равно что пытаться пригвоздить желе к стене.

Оказалось, что пригвоздить все-таки можно.

Dabhoiwala, F. (2025). What is free speech? The History of a Dangerous Idea. Penguin Books.