Месть как сигнал: зачем нужна честь там, где нет государства

В некоторых культурах честь играет очень важную роль. Если ее опорочить, то можно столкнуться с последствиями, которые западному человеку покажутся чрезмерными – вас могут заставить приносить публичные извинения или даже убить. Насилие, продиктованное нормами чести, лежит в основе кровной мести, когда ответственность за оскорбление распространяется и на родственников обидчика.

Как объяснить такие жестокие нормы?

Интересную теорию предлагают политэкономисты Джон Трэшер и Тоби Хэндфилд. Они обращаются к теории дорогих сигналов и утверждают, что нормы чести формируются в обществах, где отсутствует государственная монополия на насилие. Это создает проблему, описанную еще Гоббсом: если нельзя быть уверенным, что нападение повлечет санкции, люди живут в страхе перед произвольной агрессией.

В такой среде чрезмерно жестокая месть становится рациональной стратегией. Она служит сигналом угрозы, показывая, что любое посягательство повлечет тяжелые последствия. Это отпугивает потенциальных агрессоров и заменяет государственную дубинку.

Трэшер и Хэндфилд опираются на модель конкуренции между фирмами Крепса и Уилсона. В ней крупная компания (инсайдер) может сознательно устроить убыточную ценовую войну, чтобы отпугнуть новых игроков (челленджеров). Это невыгодно в моменте, но стратегически оправдано, если другие поверят в готовность компании идти до конца.

Аналогично и в культурах чести. Если на семью напали, она должна ответить – не потому, что это выгодно здесь и сейчас, а чтобы сохранить неопределенность для окружающих: вдруг они действительно жесткие и с ними лучше не связываться. Как пишут авторы, честь – это статус, основанный на том, что слабость еще не доказана. Даже слабые вынуждены мстить, чтобы не стать легкой мишенью.

Эта логика объясняет и структуру клановых конфликтов: агрессия и контрагрессия чередуются, но не перерастают в полномасштабную войну. Здесь важно не победить, а сохранить лицо. Каждый акт насилия – это инвестиция в репутацию клана.

Таким образом, нормы чести – это не иррациональное варварство, а механизм сдерживания насилия там, где нет государства. В условиях правового вакуума репутация и угроза возмездия становятся заменой полиции и судов. Единственный путь преодолеть культуру чести – это построение сильных государственных институтов.

Друзья, привет!

Если вам нравится то, что я делаю, и вы хотите поддержать канал, то можете проголосовать за него по ссылке. Это даст мне возможность добавлять новые реакции и кидать вам забавные мемы в сторис.

Как коммунизм повлиял на положение женщин?

В посткоммунистических странах женщины водят поезда, руководят компаниями, делают карьеру в науке — и при этом убирают за «настоящими мужчинами», которые лежат на диване с пивом. Коммунизм обещал равенство, но оно так и не настало.

Интересно посмотреть на этот вопрос в сравнительной перспективе. В странах с коммунистическим прошлым Восточной Европы и Восточной Азии положение женщин хуже, чем в странах со схожей культурой. При этом в странах Центральной Азии гендерное равенство значительно выше, чем в других мусульманских странах.

Почему так? Интересную теорию предлагает социолог Элис Эванс.

В странах, где существовал потенциал для женской мобилизации, коммунизм этот потенциал подавил. Партия заменила собой гражданское общество — и женское движение так и не сформировалось. Наследие коммунизма продолжает оказывать влияние на современность. Китайские суды, например, отказываются рассматривать дела в отношении домогательств. Аккаунты активисток блокируются цензорами компартии.

В традиционных обществах с низким потенциалом для женской мобилизации, например, в Центральной Азии, коммунизм стал насильственным, но эффективным инструментом эмансипации. До советской власти девочек в Ферганской долине выдавали замуж в 13 лет, женщинам запрещалось учиться и свободно выходить из дома. Репутация семьи зависела от женской покорности, а брак рассматривался как сделка между отцами. Девочка воспринималась как товар: «девушка — мешок с орехами, ее можно купить и продать».

Советская политика сломала эту систему: чадры были сняты, религиозные учреждения закрыты, введено совместное обучение. Были построены школы, детские сады и фабрики. Женская занятость в Узбекистане выросла с 9% в 1925 году до 39% к 1939. Женщины становились врачами, инженерами, депутатами. Их образы — трактористок и работниц завода — становились символами новой эпохи. Это была масштабная трансформация сверху, невозможная в рамках местных традиций.

Наследие коммунизма противоречиво. Где-то он лишил женщин свободы, задушив возможность для политического действия. А где-то, наоборот, дал свободу, ослабив местные традиции (и убив при этом кучу людей).

В комментариях к прошлому посту правильно отметили, что при коммунизме эмансипация женщин была способом привлечь рабочую силу к построению социализма. Особенно это было необходимо в условиях неэффективной экономики.

Эванс пишет:

Социалистические центральные планировщики нуждались в женщинах, поскольку пятилетние планы обычно устанавливали высокие производственные показатели. Чтобы дополнить низкую зарплату, женщинам предоставлялись щедрые декретные отпуска и уход за детьми. Трудовая книжка была паспортом для получения квартиры, отпуска и даже медицинского обслуживания.

Противостояние между левыми и правыми — это все чаще противостояние города и деревни.

В Польше за либерального кандидата Тшасковского проголосовали в основном в больших городах и прилегающих территориях (Варшава — 68%, Краков — 62%, Лодзь — 66%, Вроцлав — 67%, Познань — 73%). За христианского националиста Навроцкого отдали голоса в небольших городах и деревнях.

Свободная миграция — это выгодно?

По оценкам экономистов, общемировой ВВП в случае открытия границ может увеличиться на 67–147%. Обзорная работа на эту тему называется "Триллионы долларов, которые валяются на дороге".

С чем может быть связан такой рост?

В книге 'Wretched Refuse?' Алекс Ноурасте и Бенджамин Пауэлл приводят экономические аргументы в пользу открытых границ. Они объясняют выгоду свободной иммиграции двумя экономическими механизмами.

Первый касается сравнительных преимуществ. Когда люди получают возможность свободно перемещаться, они могут найти такую работу, где их производительность будет наибольшей. Свободная иммиграция, таким образом, выгодна по тем же соображениям, по которым выгодна свободная торговля.

Второй механизм экономисты называют «премией за место». Одни и те же люди становятся значительно продуктивнее просто за счет переезда из страны с «плохими» институтами в страну с «хорошими». Например, низкоквалифицированный работник мужского пола в возрасте 35–39 лет с образованием в пределах 9–12 классов может увеличить свои реальные доходы в 3–16 раз в зависимости от страны происхождения, просто переехав в США.

Противники свободной миграции указывают на возможные негативные последствия — снижение зарплат, рост безработицы и «утечку мозгов». Ноурасте и Пауэлл разбирают каждый из этих аргументов.

Миф о том, что мигранты «воруют» рабочие места, основан на ошибочном представлении об экономике как о пироге с фиксированным объемом. На деле миграция увеличивает не только предложение труда, но и спрос на него. Исследования показывают, что благодаря миграции открываются новые предприятия и расширяются отрасли, что компенсирует возможное вытеснение местных работников. Важную роль играет разница в компетенциях. Мигранты часто дополняют местных, позволяя им перейти на работу, где требуется более высокая квалификация.

Исследования не подтверждают негативное влияние миграции на уровень заработной платы у местного населения. Наиболее уязвимой группой считаются низкоквалифицированные работники без диплома о среднем образовании, но даже здесь оценки варьируются от снижения в пределах 1% до небольшого роста доходов. Для компенсации краткосрочных потерь никто не мешает государствам обложить дополнительными налогами мигрантов и их работодателей.

Что касается «утечки мозгов», авторы обращают внимание на противоположный эффект: перспективы миграции стимулируют людей учиться и получать навыки, даже если не все из них в итоге уезжают. Более того, эмигранты ежегодно отправляют на родину сотни миллиардов долларов в виде денежных переводов, которые существенно поддерживают экономику стран происхождения.

Инцельское голосование

Интересные результаты выборов в Корее. Молодые девушки проголосовали за левого кандидата, молодые мужчины – за правого. На графиках видно, что поляризация уменьшается при увеличении возраста. Начиная с сорока лет, разницы между мужчинами и женщинами практически нет.

Такой раскол – это не только корейский, а общемировой тренд. Схожая ситуация наблюдается во всех богатых демократических странах.

Как карьеризм коммунистов убил миллионы китайцев

Великий скачок — кампания Мао Цзэдуна по ускоренной индустриализации Китая. В результате этой кампании возник самый большой искусственный голод в истории. По одной из оценок, от него погибло 30 миллионов человек. Интересно, что уровень смертности сильно отличался в зависимости от провинции.

Чем можно объяснить эти различия?

Ответ на этот вопрос в своем исследовании дают Джеймс Кай-Син Кунг и Шуо Чен. Их работа показывает: причиной различий в смертности были не климат, не урожайность, а разные карьерные стимулы, встроенные в партийную систему коммунистического Китая.

Каждой провинцией управлял первый секретарь партии, который мог быть:

✦ членом Центрального комитета Коммунистической партии,

✦ кандидатом в члены.

Разница между этими статусами была принципиальной. У полноправных членов была более высокая зарплата, доступ к голосованию и более высоким постам. Чтобы попасть в элиту и получить все это, кандидат в члены должен был показать лояльность и рвение. Великий скачок дал такой шанс.

Исследование Кунга и Чена показывает, что в провинциях под управлением кандидатов в члены уровень изъятия зерна был в среднем на 3% выше, что означало недоедание на уровне почти 18 кг на человека. Это напрямую увеличивало смертность. По подсчетам исследователей, один только политический ранг объясняет до 17% всей “дополнительной” смертности во время Великого скачка.

Миллионы умерли потому, что система поощряла самых рьяных исполнителей — тех, кто ставил карьеру выше человеческой жизни. Голод и смерти — это не только следствие коммунистической идеологии, но и устройства власти в коммунистических режимах.

Дождались раскола элит!

Олигархи сделали ставку на человека, который должен был их защитить, а он не оправдал ожиданий и теперь угрожает разрывом связей...

Бывший советник Трампа и MAGA-спикер Стив Бэннон вспомнил, что Маск является мигрантом, и предложил его депортировать:

Они должны начать официальное расследование его иммиграционного статуса, потому что я твердо убежден, что он — нелегал, и его следует немедленно депортировать из страны.

Кто-то должен был разыграть эту карту!

Почему интеллектуалы не любят капитализм? Гипотеза Роберта Нозика

Коллега написал интересный пост о том, почему многие интеллектуалы не любят капитализм. Он указывает на разницу в доходах и восприятии мира между ними и бизнесменами. Похожую гипотезу выдвинул философ Роберт Нозик.

Ключевым элементом его теории является школа. В ней оценки и признание зависят от интеллектуальных заслуг: ученики с хорошими вербальными способностями и аналитическим мышлением получают высшие оценки и похвалу учителей. Эти дети — будущие интеллектуалы* — с детства привыкают считать себя особенно ценными и достойными высокого статуса.

Но во взрослой жизни они сталкиваются с реальностью капитализма, где успех зависит от рыночного спроса. Общество вознаграждает тех, кто удовлетворяет желания других — бизнесменов, айтишников, медиаперсон. А способности интеллектуала могут оказаться не столь востребованными в системе, где нет учителя, ставящего пятерки за эссе.

Это несоответствие между школьными ожиданиями и рыночной реальностью вызывает у интеллектуалов фрустрацию и обиду, порождая их антипатию к капитализму.

Кроме того, школа — централизованная система. Признание и награды распределяет учитель. Это напоминает плановую экономику, где блага распределяются сверху. Привыкшим к такой логике интеллектуалам централизованное общество кажется правильным, а децентрализованный рынок — несправедливым и хаотичным.

По Нозику, антипатия интеллектуалов к капитализму носит бессознательный и эмоциональный характер. Она рождается из разрыва между школьной самооценкой и рыночной реальностью, где их заслуги не приносят ожидаемого признания.

Важно отметить, что теория Нозика — это лишь спекуляция, и он сам признает это. Было бы интересно проверить, как степень меритократичности школьной системы влияет на левые взгляды у интеллектуалов и наблюдается ли сходный эффект в некапиталистических, иерархических обществах.

* Нозик говорит о wordsmith intellectuals — тех, чья профессия связана с работой со словами: писатели, журналисты, критики, преподаватели гуманитарных наук.

Многие говорят об антисемитизме молодых левых. Однако, согласно опросам в США, негативное отношение к евреям распространено среди молодых избирателей в целом — причем чуть чаще среди сторонников Трампа. 18-летние избиратели примерно в пять раз чаще говорят о негативном отношении к евреям, чем 65-летние.

В чем причина? Стирается память о погромах и Холокосте? Тикток? Или каждое поколение проходит путь от антисемитизма к толерантности?

Эволюция этноцентризма или почему сотрудничество начинается с исключения

Этноцентризм — это склонность предпочитать членов своей группы другим людям. Такая склонность часто распространяется даже на произвольные групповые различия и проявляется в ситуациях, когда это невыгодно индивиду.

Почему у нас есть такая сильная лояльность своим?

Политологи Росс Хаммонд и Роберт Аксельрод предполагают, что этноцентризм мог быть результатом эволюции. Он помогал нашим предкам поддерживать кооперацию в условиях, где отсутствовали государства и устойчивые нормы. Простой способ сотрудничества — помогать тем, кто похож на тебя. Это не гарантирует, что “свой” окажется честным, но резко снижает риск быть обманутым.

Хаммонд и Аксельрод строят модель, основанную на дилемме заключенного с одним ходом, а затем запускают компьютерную симуляцию на ее основе. Агенты находятся в пространстве 50 × 50 клеток. У каждого агента есть тэг — наследуемая внешняя характеристика — и потенциал для размножения, измеряемый в процентах. Также у него есть одна из четырех стратегий:

1. помощь только агентам со своим тэгом (этноцентризм);
2. помощь всем (альтруизм);
3. отказ от помощи (эгоизм);
4. помощь только чужим.

Каждый шаг модели включает четыре фазы: сначала происходит иммиграция нового агента, затем все агенты взаимодействуют с соседями и решают, оказывать ли помощь, после этого происходит размножение пропорционально накопленному потенциалу, и наконец — смерть с фиксированной вероятностью.

По результатам симуляции этноцентризм оказался наиболее распространенной стратегией. Регионы, где агент помогал только агентам с таким же тэгом, росли быстрее всего. Постепенно они также начинали расширяться за счет регионов с другими стратегиями. Рост происходил благодаря тому, что на границе регионов этноцентрист всегда показывал себя лучше, чем сосед с другой стратегией и другим тэгом — ведь он получал помощь от своих.

Модель Хаммонда и Аксельрода показывает, что этноцентризм является дешевым и надежным способом поддержания сотрудничества. На основании модели исследователи предположили, что он появился в результате естественного отбора.

Следует ли из этого, что этноцентризм неизбежен?

Хаммонд и Аксельрод подчеркивают, что существуют и другие способы кооперации. Например, государства, рынки, репутация или социальные нормы. Они могут помочь людям преодолеть границы своей группы. Однако их гораздо сложнее поддерживать. Они требуют больше когнитивных усилий и более сложной социальной среды.

Выгода от кооперации на более широком масштабе очевидна, но ее можно получить только при помощи сложных и хрупких институциональных решений.

Хорошие каналы — обязательно подпишитесь!

✦ Когда-нибудь по событиям наших дней напишут новую «Войну и мир», и будут снимать кино. Канал «Записки у изголовья» уже сейчас собирает материалы для этого, отбирая из калейдоскопа привычного безумия самые яркие и острые стекляшки. 

✦ «Политичка» — дискуссионный канал о политике, технологиях и жизни, с обзорами на кино и литературу. Местами остро, иногда приторно, но всегда от чистого сердца — присоединяйтесь!

✦ «Шла по улице —  а тут Оно» — сатирическое сопротивление гуинплена, гуманоида, гуманистки. Анимированные психоистории о людях в экспериментальных средах. Прогнозы о трампомасках, демократии шредингера, блэкауте сапиенса – и чем политические пророки 5.0 похожи на антигероев космоопер.

Как культурное разнообразие стало источником экономической продуктивности — случай Польши

Переселение поляков после Второй мировой войны — одно из самых масштабных в Европе. Более пяти миллионов человек были переселены на земли, где раньше жили немцы. Эти люди приехали из разных частей бывшей Польши, СССР и Западной Европы. Несмотря на общую этничность, они сильно отличались по культуре, языку и привычкам.

Переселение происходило хаотично: в одни города попадали переселенцы из одного региона, в другие — из множества разных. При этом коммунистическое государство запрещало людям переезжать: кто куда попал — там и остался. Это создало естественный социальный эксперимент, в рамках которого можно было сравнить продуктивность однородных и культурно разнообразных сообществ в одинаковых экономических условиях. Именно это сделала политолог Волха Чарныш.

В советский период, при централизованной экономике, разницы почти не было. Независимо от культурного состава, все подчинялись единому плану и не имели экономических свобод. Но после 1989 года, когда Польша перешла к рынку, стали проявляться различия. Места с более высоким культурным разнообразием начали показывать лучшие результаты — у людей выросли доходы, появилось больше частных предприятий.

Чарныш показывает, что дело было не в людях, а в институтах. В гомогенных сообществах, где люди доверяли друг другу, многие вопросы решались “по знакомству” — через локальные связи и неформальные договоренности. В разнообразных сообществах этого не происходило. Люди не знали друг друга и не могли положиться на неформальные связи. Они начали активнее обращаться к государству — в суды, администрацию, органы правопорядка. Со временем это привело к тому, что формальные институты в таких местах укрепились: они стали более надежными и менее коррумпированными. Именно это и стало причиной роста продуктивности.

Считается, что культурное разнообразие имеет негативные социальные последствия. Случай послевоенной Польши показывает, что оно может быть стимулом для институционального развития, снижая роль неформальных практик.

Интересный пост про то, зачем авторитарные режимы делегируют насилие негосударственным структурам. Александр пишет, что это обусловлено отсутствием общественного контроля и кризисной атмосферой.

Добавлю еще, что делегирование часто объясняется его дешевизной – можно быстро развернуть инфраструктуру насилия без обращения к громоздкой и медленной государственной машине. Также очень важную роль играет блеймшифтинг – авторитарный лидер хочет снять с себя ответственность за применение насилия.

Здесь пересказывал хорошую обзорную работу по теме.

Ислам в СССР — случай Центральной Азии

Адиб Халид очень интересно пишет о положении ислама в советской Центральной Азии.

Поначалу СССР негативно относился к исламу, как и к любой другой религии. Религиозные практики воспринимались как проявление отсталости. Государство развернуло масштабную кампанию против паранджи и отстранения женщин от общественной жизни. Мечети сносились, и на их месте открывались школы и детские сады. Имамы и улемы подвергались травле и ссылались в лагеря.

Ситуация изменилась с началом войны. Государство пришло к пониманию, что социалистическая идеология — не самый сильный источник мотивации, в отличие от патриотизма и религии. Центральноазиатские имамы начали включать войну в свои проповеди. Улемы бросили силы на поднятие боевого духа и пожертвования солдатам. Государство оценило усилия и решило создать Центральноазиатское духовное управление мусульман (САДУМ).

САДУМ управляло мечетями. Ему разрешили открыть несколько исламских учебных заведений, а также отправлять мусульман учиться в дружественные мусульманские страны. САДУМ также издавало фетвы по вопросам, которые присылали люди со всей Центральной Азии. Иногда приходилось издавать фетвы по просьбе советского государства.

Так, САДУМ провозгласило труд исламской добродетелью, требуя от мусульман избегать прогулов и пьянства. В отдельных фетвах разрешались отступления от традиций: пост во время рамадана признавался необязательным для занятых физическим трудом, а жертвоприношения, ифтар и милостыня бедным — необязательными в советских условиях. Осуждались также такие практики, как посещение святилищ, обращение к умершим, ношение паранджи, суфизм и пышные празднования.

В послевоенном СССР ислам стал частью национальных традиций. СССР был атеистическим государством, которое при этом признавало реальность наций и их право на отдельный образ жизни. Это позволило смириться с религиозными практиками и признать их частью национальной идентичности. Проводилось четкое разграничение между частным и публичным. На работе, на собрании человек был коммунистом. Приходя домой, он мог быть мусульманином.

Особая роль в поддержании мусульманских традиций отводилась женщинам. Халид ссылается на британского антрополога Джиллиан Тетт, которая проводила полевые исследования в советском Таджикистане. Она спросила деревенского жителя о том, не видит ли он противоречия в том, что он одновременно мусульманин и коммунист.

Вовсе нет, — рассмеялся он. — Я коммунист. На работе я не могу поститься и молиться. А моя жена и келин [невестка], те сидят дома, поэтому они должны поститься и молиться! Поэтому мы не будем наказаны за свои грехи. Мы — мусульманская семья!