«Зеленая миля» Стивен Кинг.

Знаете ли вы, что этот роман Стивена Кинга — так называемый «роман с продолжением»? Жанр «сериала» в литературе впервые использовал Чарльз Диккенс. В предисловии к «Зеленой миле» Кинг вспоминает, как ему нравились вечера, когда они читали очередную часть романа Диккенса вслух, а потом приходилось какое-то время ждать продолжения следующего выпуска. Я смотрела фильм по этой книге несколько раз и не знала о том, что он снят по сериальному роману. Не могу сказать, что это как-то меняет моё впечатление от романа, но в процессе чтения я поняла, что с удовольствием оказалась бы в заложниках у Стивена Кинга, который останавливал часть романа на том самом месте, продолжение которого хотелось знать как можно скорее.

Зеленая миля — это путь, который проделывает заключенный тюрьмы «Холодная гора» из своей камеры смертников к электрическому стулу для исполнения приговора суда. Такое название путь получил из-за цвета линолеума, покрывавшего пол и выцветшего до оттенка лайма и по аналогии с «Последней милей». В 1932 году надзирателем блока Е, где свой срок отбывали заключенные, приговоренные к смертной казни, был Пол Эджкомб. Под его надзором в те самые времена основных событий романа были трое заключенных: француз Делакруа с мышонком Мистером Джинглсом, темнокожий гигант Джон Коффи с манерами и интеллектом ребенка и 19-летний псих «Дикий/Крошка Билл». Все они ждут своего срока, когда смертный приговор будет приведен в исполнение.

Самое интересное в этом «романе с продолжением» то, как Стивен Кинг решил проблему не грубого перехода от одной части к следующей. Как это бывает в сериалах? Начинается с «что было в предыдущей серии», потом идет заставка и дальше актуальная серия-продолжение. Грубовато, да? Стивен Кинг сделал главного героя повествователем, состарил его и добавил местонахождение в доме престарелых, как связующее звено между частями романа. Получилась история в истории, очень круто.

Я не знаю, воспринимает ли кто-нибудь этот роман (или фильм по нему) в буквальном смысле. До книги я воспринимала фильм как сказку, некую фантазию времен Великой депрессии, когда было много страхов, переживаний, тревожностей, люди жили, не понимая, что их ждет в будущем, а поэтому вера в чудеса была особенно востребована. Но после книги я стала воспринимать эту историю исключительно метафорически. Этакий манифест Кинга о субъективности нашего восприятия. О том, что могут творить с людьми расовые предрассудки и о том, насколько увиденное может быть истолковано одним очевидным образом, хотя на самом деле может быть совершенно противоположным по характеру действием.

Самое обидное, что на наши бессознательные реакции не существует никаких защитных блоков, кроме, пожалуй, постоянной тренировки осознанности и высокой степени рефлексии над каждым действием. И вот это бессознательное в наших головах ассоциативно для меня с «Зеленой милей», где смертные приговоры будут приведены в исполнение вне зависимости от того, каким приговоренный стал в ожидании казни (могу поспорить, что над сценой прощания Дела с мышонком ревели все). И та безысходность, с которой все надзиратели смирились, несмотря на то, что они узнали про Коффи и несовершенное им преступление. А рефлексия и отслеживание стереотипов — когда Пол Эджкомб берется за расследование убийства двух сестер и приходит к выводу, что казнить им придется невиновного человека. А само это отслеживание мыслей происходит благодаря чуду, ассоциативном осознанности, которая включается только при регулярных медитативных тренировках. Как и в «Зеленой миле» — благодаря тем чудесам, которые творил Коффи, не до конца понимая, что именно он делает.

«Волк с Уолл-стрит» Джордан Белфорт.

Вот сейчас хочу обратить внимание, что фильм «Волк с Уолл-стрит» мне нравится гораздо больше, чем книга :) На выходных мы пересмотрели «Поймай меня, если сможешь» после того, как я прочитала книгу, и я очень сильно разочаровалась в фильме. А ведь там мой любимый Лео Ди Каприо!

Я не помню, чтобы в фильме «Волк с Уолл-стрит» была игра с последовательностью временных событий, кажется, там всё шло классическим образом. Но в книге какая-то временная чехарда, в которой я не переставала путаться. С чего всё началось — ни черта непонятно. Читателя сразу кидают в гущу нарко-брокерского трипа, а потом скороговоркой объясняют детали финансовых операций в играх на бирже. Всё, что я понимала из этого — Джордан придумывал способы обогащения с помощью дыр в финансово-брокерском законодательстве так, что комиссия по ценным бумагам специально под его знаменитую фирму строчила новые законы. А так как этих дыр было великое множество, то Джордан всегда был на шаг впереди проверок, комиссий и даже ФБР.

Всё бы ничего, в книге гораздо проще рассказать о тонкостях финансовых махинаций, чем показать это визуально — в кино. Но. Мне очень не понравилось отношение Джордана к женщинам (в кино это не так заметно). При всей своей безумной любви ко второй жене (в фильме ее сыграла великолепная Марго Робби), он постоянно говорит только о ее внешности. «Ох, ну до чего же она красивая», «Как она может так потрясающе выглядеть через неделю после рождения нашего второго ребенка?» , «Какие же у нее ноги, боже мой» и так далее. Поймите меня правильно, я ничего не имею против красивых женщин, даже наоборот, но в какой-то момент я начала сомневаться, что его вторая жена вообще человек, наделенный какими-то чертами характера, кроме стервозной манипуляции сексом с мужем (меня это сводило с ума, очень хотелось, чтобы вот такие манипуляции сексом в семейных отношениях были авторским преувеличением), или ее личности присущи хоть какие-то эмоции, кроме восторга от шопинга и кучи деньжищ. Да, там был момент о ее материнстве, когда она переживала за своего второго ребенка (он родился с врожденным пороком сердца), но Джордан умудрился обесценить даже ее заботу о детях (смеялся над коробочкой с камешками, которую Надин оставила детям, когда они уехали отдыхать на яхте). Ну и в целом, отношение уж слишком объективирующее, но, что поделаешь, такое время и такое количество денег.

Что смущало гораздо сильнее: книга в ряде случаев была похожа на медицинский справочник по наркотическим веществам с указанием течения болезни конкретного пациента и подробным описанием дозировок с их воздействием. Да, да, самый крутой кадр из фильма — когда Ди Каприо пытается выползти под воздействием старых и совершенно убойных таблеток кваалюда, которыми он закинулся в таких количествах, что хватило бы убить целый полк солдат. Мне кажется, слово «кваалюд» в книге встречается чаще буквы «а» в словах :) Джордан очень жестко сидел на метаквалоне, оправдываясь дикими болями в спине (якобы эти таблетки их помогали переносить), но, чтобы не впадать в коматозно-сонное состояние от них, перекрывался белым порошком для энергетического взрыва. В какой-то момент количество компенсирующих друг друга наркотиков становится таким огромным, что наверняка их описание вместе с дозировками для ежедневного приема занимало половину книжной страницы. Безумно страшные вещи. Но, черт возьми, как он умудрялся сохранять при этом такой острый ум и другие свои способности? Уникальный генетический случай или преувеличение автора?

По итогам я не очень понимаю, чего в этой книге больше: финансовых махинаций или нарко-трипов? Единственно, что мне очень понравилось — переосмысление Джорданом себя как личности, когда он лег в клинику на лечение. Наверное, это самый подходящий финал для еще не закончившейся истории.

Неэтичное полиняньство и непонятное тьюторство.

Помимо своей основной работы тьютором, у меня есть две семьи, с детьми в которых я нянчусь. Даже скорее работаю бэби-ситтером, потому что там забрать-привести-посидеть-дать маме отдохнуть, но в одной семье дети постарше и называют меня подругой, а во второй малыш зовет меня няней, так что пусть будет няньство :) Так как семьи две, то получается, что я — полинянька. А любимый мужчина недавно заметил, что полиняньство у меня не очень этичное, так как одна из семей не знает, что у меня есть другая. Забавно случилось еще и так, что младшие дети с этих двух семей в одной группе детского сада, и одного ребенка надо забирать раньше, а другого позже. Поэтому приходится идти на хитрость, договариваться с воспитателем и забирать одного, пока не видит другой. В общем, чуточек обманывать. А это уже неэтичные отношения с подопечными. Надеюсь, что когда мы все вырастем, то полиняньство станет тем направлением, в котором появится место этике и объяснению малышам, почему они у любимой няни не одни. (потому что у няни много любви к детям, эх).

Но это не такая уж большая проблема будущего, как профессия тьютора в наших российских реалиях. И это еще московские реалии, где профессия более-менее входит в обиход, про дела за МКАДом приходится умалчивать, потому что там вообще вряд ли о такой профессии слышали в контексте помощи детям с особенными образовательными потребностями.

Я очень полюбила свою работу. То есть, я и так нашла работу мечты в виде взаимодействия с детьми, но вот эта работа тьютором — она очень особенная. И, мне кажется, что она мне очень хорошо подходит. Беда в том, что ни воспитатели, ни методисты, ни даже психологи толком не понимают, в чем заключается работа тьютора, зачем он нужен в детском саду, хотя я считаю, что именно в детском саду от тьютора гораздо больше пользы, чем в школе. Если достаточно позаниматься с дошкольниками то, возможно, в инклюзивной школе детям с особенностями будет легче, не говоря уже про педагогический состав, который с ними взаимодействует.

Магистратура, куда я хочу поступить, находится под эгидой одной общественной активистки, она — директор института проблем инклюзивного образования МГППУ, почетный работник и всё такое, но, самое главное, она — ярый защитник тьюторства. Я очень сильно вдохновлена ее деятельностью, ее взглядами и мировоззрением в контексте детей с особенными образовательными потребностями. И вот она говорит о том, что тьютор — это не нянька, не сиделка, не палочка-выручалочка для педагогов, это прежде всего Учитель для ребенка. Его помощник, коллега, если можно так выразиться. Его наставник. Собственно, тьюторство от наставничества и берет корни. Когда я начала со всем этим разбираться, мне стало понятно, что у педагогов главная проблема — с поведением детей. Им не так уж важен слабослышащий ребенок, если с ним нет никаких конфликтов. То, что у ребенка не поставлена речь и полностью отсутствует комфортная для всех коммуникация — это дело десятое. А вот если ребенок дерется, кусается, срывает занятия, не дает ни минуты покоя воспитателям — вот это пожалуйста, скорее тьютора сюда. Многие воспринимают тьютора как смирительную рубашку для воспитанников, хотя я — полная противоположность этой метафоры. Ту свободу, которую в рамках гуманистических и демократических отношений с детьми можно позволить в детском саду, я предоставляю детям целиком и полностью. Но основное, что мне хочется дать — это не поведенческие паттерны, их дать не так уж сложно, за небольшими исключениями совсем запущенных случаев, а умение учиться. Любопытство, любознательность, правила поведения, иногда навыки самообслуживания, но самое интересное — научение процессу обучения. Я — мостик между воспитателем и воспитанником с особенностями, который помогает ребенку перейти через бурный речной поток на другой берег.

И всё это так здорово звучит с теоретической стороны, но, господибожемой, как же всё запущено в реальности. Воспитатели вообще не понимают, зачем им пришпилили в группу кого-то, кто на них полдня смотрит. Или забирает всё внимание детей на себя. А еще ужасней, что этим самым воспитателям нельзя сделать ничего такого, за что их не погладило бы по головке руководство. Вообще-то, они никогда ничего такого делать не должны, но здесь они совсем в струнку вытягиваются. За редким исключением, когда попадаются действительно понимающие и принимающие педагоги, все остальные мечтают избавиться от подобного «надзирательства» в виде человека с невыговариваемым словечком «тьютор». И им всем невдомек, что мне по барабану то, что они в группе делают, едят ли они еду, за которую не платят, тыкают ли в телефон во время прогулки с детьми и так далее. Мне абсолютно всё равно, если только это не физическое и моральное насилие над детьми. Всё моё внимание зафиксировано исключительно на детях, зачастую на одном-двух-трех воспитанниках с особенностями, которых я изучаю, чтобы потом подобрать какую-то методику или хотя бы минимальные занятия — всё, что возможно в условиях дежурных групп и летних каникул.

Здорово, когда появляются новые профессии, которые в перспективе должны сделать жизнь многих людей гораздо лучше. Ну или по крайней мере, облегчить им жизнь и коммуникацию с внешним миром, если она у них каким-либо образом затруднена. Но совсем не здорово, когда консерватизм и нежелание других людей сотрудничать, разбираться в тонкостях предлагаемой помощи и отказ принимать помощь могут эту самую профессию и усилия, связанные с ее внедрением в жизнь, свести на нет. Но, как говорится, полиняньки не сдаются! Я всегда ввязываюсь в экспериментальные проекты, меня манит всё новое и неизведанное, поэтому мне очень хочется сейчас как можно больше информации оставлять здесь и рефлексировать всё, что связано с такой интересной, но такой новой и мало кому понятной профессией.

«Ночная смена» (сборник) Стивен Кинг.

Сборник из 20 ранних рассказов (1978 год) Стивена Кинга с его вступлением, которое позже будет фигурировать во всех его романах и станет отличительным стилем автора. Внезапно узнала, что Стивен Кинг не только мастер коротких рассказов, помимо огромнейших романов, конечно же, но и поэт, например. Он довольно разнообразно работает со словом и текстом, правда, почти всегда в жанре хоррора и психологического триллера. Как говорит он сам: я пишу именно такие страшные сюжеты потому, что не могу их не писать. Такое приходит в голову и просится на бумагу (или в компьютер), что поделаешь.

У меня есть фавориты среди этих 20 рассказов, от каких-то я реально вздрагивала, внутри всё сворачивалось от страха и ужаса, хотелось, чтобы поскорее всё закончилось. Это «Дети кукурузы», «Ночная смена», «Грузовики», «Карниз», «На посошок». А есть такие рассказы, от которых пробирает тошнота и читать их дальше не хочется, но оторваться невозможно, так как нужно обязательно знать, чем всё закончится: «Газонокосильщик», «Серая дрянь», «Мясорубка», «Чужими глазами». В целом, незапомнившихся рассказов нет совсем, каждый вызывает какие-то эмоции.

Но есть во всех этих рассказах самое главное: у меня сложилось ощущение, что Стивен Кинг на них тренировался в возможных финалах. Все рассказы заканчиваются одинаково: с открытым финалом. Нигде нет такого, чтобы всех бяк уничтожили, все религиозные культы нашли и закрыли, все преступники пойманы и сидят в тюрьме, а все буки излечены на психотерапии. Нет. Это не про Стивена Кинга. Все истории незаконченные. Лечь спать невозможно. Выйти поздно вечером на улицу тоже. Боишься каждого шороха, пока не заканчиваешь читать весь сборник целиком и не отпускаешь все истории разом. Не знаю, зачем он так с читателями, кажется, на своем (пока) последнем романе «Институт» Кинг понял, что с финалами своих произведений нужно что-то делать и сделал качественно новое — закрыл историю так, что не приходится о ней думать и фантазировать, что случилось с героями дальше. Вспомнила, что в той же «Зеленой миле» Кинг даже рассказал о каждом из героев — как закончились их жизни, НО про главного героя мы так ничего и не знаем, так как он — повествователь, автор всей истории — хитрый какой ход, а.

В общем, этот сборник у меня воспринимается, как попытки найти сюжеты для романов и эксперименты с открытыми финалами историй. Интересно, если вы любите всякие ужастики и вас не подташнивает от описания раздувшегося от пивных бактерий чувака или газонокосильщика, который голым поедает траву, остающуюся после покоса.

«Лапин» Юлия Симбирская, иллюстрации Маши Судовых.

Вы только посмотрите, какие иллюстрации у этой книжки @mifdetstvo ❤️ Я тут второй день лежу плашмя, пытаясь излечиться от ядерного насморка и всего сопутствующего, так что детская книжка с такими вот уютными разноцветными картинками как нельзя кстати способствует выздоровлению :) Еще она очень летняя, там нет каких-то поучительных историй, а всё про отдых, эмоции, вкусную готовку (содержит подробные рецепты!), ремонт, прогулки по лесу, встречи с другими животными и интересные летние эксперименты.

Это история про кролика Лапина, который живет с мамой и папой Лапиными. Папа сочиняет стихотворения, которые можно заучить с детьми (они и правда очень классные, похожи на потешки), а мама предлагает необычные игры из детства нашего с вами поколения девяностых, когда не было уже придуманных игр на полках магазинов, а приходилось строить дома на деревьях и носиться по дворам, играя в казаки-разбойники, лазить по заброшкам или отбивать мяч в лапту. Кролик Лапин в такие «ужасы», конечно, не играет, у него всё более безопасное, но эти истории меня в моё детство здорово вернули. Спасибо авторке за это.

Есть у меня и ложка дегтя. Я слушаю сейчас, что читают воспитатели детям. Пятилеткам читают Носова — рассказы (про убежавшую кашу и сгоревших пескарей) или «Незнайку» и понимаю, что современные детские книги сильно не дотягивают до того, что писали для детей советские писатели. В то время почти всегда было что-то поучительное. Все эти рассказы и истории содержали какой-то напрашивающийся вывод о правилах поведения, обращения с предметами, какие-то инструкции на понятном детям языке и попытки самостоятельно решить житейские задачи или разобраться с жизненными проблемами. В современных книгах для детей такого не то, чтобы нет совсем, но как-то с этим тускловато. Еще и язык такой примитивный, как будто пишут для детей-грудничков, но истории-то, скорее, для 5-10-леток! Или авторы стараются детей беречь и не отнимать у них детство, а в советское время нас сразу готовили ко взрослой жизни, с пеленок, как говорится, чтобы умел суп сварить и трусы постирать, а то родители на заводах с утра до ночи. И я не хочу сказать, что такое современное нежное отношение к детям — это что-то плохое, вовсе нет. Просто оно другое.

Я тоже за то, чтобы у детей было детство. Как можно дольше, причем. Но, скорее, за то, чтобы дети развивались по индивидуальному темпу, как им самим хочется и кажется правильным, в соответствии с требованиями своего интеллекта и потребностями организма. В наших реалиях это почти невозможно, потому что есть определенные академические требования для детских садов и школ, навыки самообслуживания и всё такое, а современные детские книжки этому всему не способствуют. Они всё больше про творческую составляющую детства, про вдохновение, фантазии, фокусы и игры. И это здорово, потому что, где еще, кроме книжек, ребенку спрятаться от всех этих развивашек, занятий ментальной арифметикой, скорочтением и ранним английским.

«Фотопроза на поребрике» Евгений Томатов.

Когда я увидела эту книжечку, да еще с такими приятными на ощупь глянцевыми листами, на полке одного из магазинчиков в каком-то петербургском лофте на Лиговском, то не смогла пройти мимо. Мы решили ее читать вслух, тем более, что там удобно в любой момент останавливаться: это небольшие зарисовки современного Петербурга с отдаленной претензией на Довлатова. Это я, конечно, загнула про Довлатова, просто, чтобы вам передать ощущения от прочитанного. Вот маленькая история про таксиста (она есть у всех, кто пишет сборную солянку из реальности и выдуманных героев), вот про Финку, про питерских котов, белые ночи, Боярского, пятое время года и пляж. Местами метафоры и стилистика изложения вызывают улыбку, иногда даже восхищение от фантазийной находки сочетания слов, но не более того. Ощущается некая бедность историй и примитивность проживаемой жизни. Всё это уже где-то было, с кем-то происходило, кто-то об этом всём уже давно рассказывал, а истории выглядят так, как будто случились у знакомого твоих знакомых, а не были выдуманы автором.

То ли дело Довлатов. Или вот Михаил Веллер со своими «Легендами Невского проспекта» — вот это мощь, вот это размах, вот это ИСТОРИИ. Даже не знаю, почему так. Из-за того, что то самое время было гораздо интереснее и изощреннее для жизни и поиска способов выживания, а сейчас всё как-то примитивно, спокойно, сдержанно и просто незаконно, а не завихрасто с делишками, смекалисто обходящими правосудие? Сложно сказать, но Веллер со своей еврейской самоненавистью гораздо изящнее и глубже что ли разыгрывает перед читателем питерские разборки, то есть истории.

Единственно, для чего хороши очерки из «Фотопрозы на поребрике» — вспомнить много разных классных мест в Петербурге. Где мы были, а где не успели побывать. Что уже видели, а что еще надо бы посмотреть в следующей поездке. Какие-то знаковые для Петербурга истории, вроде Ленинградского рок-клуба на Рубинштейна, 13, который упоминается в рассказе «Рок», и мы тут же садимся смотреть репортаж Пивоварова о том, как русский рок в Ленинграде зарождался и жил.
Вот для таких штук эта книжечка очень удачно сделана. Ну и на всякий случай есть группа «Фотопроза на поребрике», где Томатов публиковал какие-то истории, может, вам будет интересно ее полистать.

«Философия, порно и котики» Стоя (18+).

Если честно, я ожидала гораздо большего от бывшей порноактрисы, а сейчас порнорежиссерки и общественной активистки. По крайней мере, мне казалось, что выпуск книжки — это не сборник твитов. Да, у Гришковца выходили одно время книги, в которых он просто перепечатывал свои посты из ЖЖ. Да, Лена Аверьянова выпустила книжку, где опубликовала самые значимые на ее взгляд статьи из своего онлайн издания для родителей «Нет, это нормально». Да, у Томатова сборник рассказов, которые он где-то в соц.сетях публиковал. Да и Глуховский практиковал последовательную публикацию в паблике глав своего романа «Будущее» (если я ничего не путаю), прежде чем выпустить книжку.

Не знаю, почему относительно этой книжки у меня было больше ожиданий. Кажется, сначала у Стои была задумка как-то легитимизировать порно, в том числе в плане общественной значимости. Есть записи, которые напоминают манифест с попытками дестигматизировать профессию порноактрисы и вообще рассказать о деталях порнобизнеса. Правда сильно уж занавес она не открывает, каких-то запредельных тайн не выдает, значимых историй из мира порно не рассказывает. Но для российского читателя с его консервативными взглядами на секс и отсутствие культуры публичного обсуждения этой темы, хватит и того, что Стоя про секс говорит очень свободно.

Она рассказывает про свою поездку из одного штата в другой со своим партнером, приводя подробности, как они останавливались, чтобы посниматься и придумать что-то необычное. Она рассказывает о своей свободе поведения перед камерой, о том, как она любит позировать обнаженной и, конечно же, о том, как сильно она любит секс. В какой-то момент я перестала верить всем этим байкам, что она занимается сексом буквально постоянно. Он у нее происходит по работе, а потом она знакомится с классным парнем и тут же идет заниматься сексом с ним. Я тут, простите, как женская версия Станиславского, которая вопиёт, что не верит такой частоте сексуальных контактов без последствий для организма. Но ближе к концу книжки Стоя внезапно начинает рассказывать о своей любви к Белграду (Стоя родилась в Северной Каролине в семье серба и шотландки и сербские корни ей очень близки по духу), о своих любимых котах, про религию, объективацию, стресс, буллинг в соц.сетях, сталкинг, миллион проектов и свой синдром дефицита внимания, который без таблеток затрудняет их продвижение в мир, депрессию, друзей, ответственность и про… месячные. Она жалуется на то, что они у нее слишком уж нерегулярные, частые, внезапные, и в дни менструаций она лежит плашмя, мучаясь от болей. Она говорит об этом подробно, не один раз упоминая эту существенную деталь своего организма (с такой-то профессией и любовью к сексу), и я понимаю, что стала заложницей концентрации рассказов про секс, растянутых на значительный жизненный период. Когда подряд читаешь про секс там, секс здесь, с тем и вот так, то думаешь, что это происходит непрерывно, а потом понимаешь, что это просто перечень ярких моментов. Собранные вместе они дают эффект непрерывно происходящего, но это не так.

Еще я ожидала много чего-то феминистического, но если где-то эти темы и поднимались, то в довольно лайтовой версии. А одно размышление так и вовсе повергло меня в некоторый шок. Запись называется «Эмма Ливри и билль №1576», речь в ней идет про балерину, которая отстаивала свое право танцевать в пожароопасных условиях и погибла от ожогов (ее костюм загорелся от газового светильника) и билль №1576 — закон, обязующий работников порноиндустрии использовать на съемках презервативы. Этот законопроект подвергается критике, так как работники итак обязаны сдавать анализы. Здесь такие спорные случаи, которые наверняка гораздо лучше понятны самим работникам, а нам — наблюдателям лишь поверхностно, но меня это размышление Стои (она тоже против билля выступает и за риск в профессии) немного возмутило.

Не знаю, стоит ли рекомендовать эту книжку, но порно со Стоей точно порекомендую (если вам исполнилось 18 лет!), очень уж мало можно увидеть таких вовлеченных, увлеченных и нежно-красивых женщин в порноиндустрии.

«Введение в общую психологию: курс лекций» Юлия Гиппенрейтер.

Так как я задумалась о поступлении в магистратуру, то штудирую книжки по психологии, мне надо будет сдавать экзамен по этому предмету. Труды Юлии Борисовны я читаю почти все, что попадаются, наряду с Петрановской. Но вот эта книга — базовая, почти энциклопедия для студентов, только-только приобщающихся к психологической науке. Первое издание было опубликовано в 1988 году, я читала второе, изданное в 1996. Эта книга составлена на основе курса лекций для студентов первого курса факультета психологии Московского университета. Юлия Борисовна говорит, что ей очень хотелось заинтересовать студентов, а не просто дать теоретический материал для дальнейшего изучения, поэтому в книге почти вся теория сопровождается яркими примерами из классической литературы или врачебной практики. Описание темпераментов сопровождается описанием персонажей из романа Достоевского, а фактуры личности четко прослеживаются в действиях героев. Именно с этой книжки для меня, наконец, ограничилось понимание личности и характера.

В общем, я горячо эту книгу рекомендую, если вы вдруг куда-то поступаете, где надо сдавать психологию, ну или вам интересна психология, как наука, а также сознание и бессознательное, формирование личности и характера, поведенческих паттернов, особенностей воспитания, воздействия взрослых на детей (и наоборот!) и многое другое. Мне же хочется оставить здесь одну историю, которая меня искренне удивила, если учитывать год публикации книги и имеющихся знаний на тот момент.

Юлия Борисовна рассказывает о механизме идентификации личности и приводит в пример смену пола. После успешной хирургической операции и гормональной терапии происходит переделка пола в физиологическом смысле, но этого недостаточно, чтобы человек действительно почувствовал себя представителем другого пола. Еще проводится масштабная работа с врачом-психотерапевтом в три этапа. На первом этапе создается идеальная модель мужественности или женственности, которой человек будет следовать. На втором этапе — имитационном пациент старается воспроизводить поведение своего образца — его манеры, движения, мимику, все мельчайшие детали его поведения. И даже смена костюма! Подозреваю, что так называется одежда, не уверена, что сейчас это имеет решающее значение, но посмотрите, как в Drag Show придают значение костюмированной составляющей и умению ходить на каблуках.

«И снова удивительный факт: отождествление немыслимо до тех пор, пока не начнется общение с другими людьми, и пока окружающие не начнут реагировать на пациента как на лицо другого пола! С этой целью в условиях клиники организуются специальные игровые ситуации, подобные играм дошкольников, в которых пациент общается с другими людьми в новом костюме, с новым местоимением и в которых он вполне признается в качестве лица другого пола».

На третьем этапе происходит корректировка способов поведения, усвоенных от образца. Всё подвергается критике, вплоть до полного отвержения. Одновременно может произойти переориентация на других лиц. Местоимения уже автоматизируются и не требуют сознательного контроля. Трансформация личности идет глубже: меняются системы ценностей, нравственные установки.

Главное положение о природе личности, которое проиллюстрировано вот этим примером — «положение о том, что личность начинается формироваться во внешнем пространстве общественных отношений. Действительно, у пациентов внешние отношения не складывались или разрушались, и как результат этого происходило разрушение внутреннего мира личности — исчезали привязанности, эмоции, стремления, смыслы и даже ощущение собственного “Я”. Это переживание “обезличенья”, конечно, удивительно. Оно убедительно доказывает, что чувство “Я” не рождается изнутри, а есть отражение восприятия человека другими людьми, принятия его, отношений к нему».