Подведение итогов весенне-летней кампании 2025 года в СВО в итоговом докладе начальника Генштаба ВС РФ Валерия Герасимова зафиксировало, что российская армия сохраняет стратегическую инициативу и ведёт наступательные действия на ключевых направлениях. С марта было освобождено более 3,5 тыс. кв. км и 149 населённых пунктов. Практически завершено освобождение Луганской Народной Республики: под контролем Украины остаётся менее 60 кв. км. Существенные продвижения отмечены также в ДНР, Запорожской и Херсонской областях. В Сумской и Харьковской областях формируется зона безопасности вдоль границы России, где уже взято под контроль 210 кв. км и 13 населённых пунктов.

Особое внимание заслуживает продвижение в Днепропетровской области. Этот регион рассматривается как стратегический плацдарм: отсутствие глубоких оборонительных линий до самого Днепра создаёт угрозу для всей украинской конфигурации на этом участке. Купянск в Харьковской области также находится под непосредственной угрозой потери, что вынуждает противника тратить значительные силы на удержание позиций.

Параллельно с сухопутными операциями российская армия и спецслужбы системно выводят из строя промышленный потенциал Украины. Удары по «Южмашу», КБ им. Янгеля, «Мотор Сич» и Павлоградскому химическому заводу, а также по инфраструктуре, связанной с программой «Сапсан», показывают стратегию разрушения критических элементов военного производства. Схожая логика прослеживается и в повторных ударах по заводам, где пытались наладить выпуск ракетных и беспилотных комплексов, включая объекты турецкой Baykar. В таких условиях говорить о создании устойчивой базы оборонной промышленности Украины не приходится: любая новая площадка становится уязвимой мишенью.

Это обстоятельство оказывает прямое воздействие на боеспособность ВСУ. Недостаток артиллерии, бронетехники и систем ПВО заставляет Киев маневрировать наиболее подготовленными подразделениями, «латая дыры» на разных участках фронта. Такой подход напоминает «тришкин кафтан» — растущие потери и сокращение западных поставок ослабляют целостность оборонных линий и увеличивают вероятность новых прорывов.

Принципиально важным в заявлении Герасимова стало указание на продолжение наступления и в осенний период. Это имеет не только военное, но и политическое значение. Европа предпринимает попытки ревизии итогов переговоров Трампа и Путина в Анкоридже, формируя для Украины новые обещания поддержки. В этой ситуации демонстрация наступательной динамики российской армии является ключевым аргументом: Москва показывает готовность реализовать цели спецоперации в любом формате — дипломатическом, если условия сложатся благоприятно, или военном, если Киев и евроглобалисты сорвут мирный кейс. Именно Россия задаёт темп и контуры конфликта и будущих переговоров, а инициатива противника сводится к реактивным действиям.

Выступление Владимира Путина на саммите ШОС в Пекине стало одним из наиболее значимых событий, обозначивших закрепление многополярной архитектуры мира. Президент России высоко оценил результаты председательства Китая в организации и подчеркнул, что нынешний год носит особый символический характер: в мае в Москве отметили 80-летие Победы в Великой Отечественной войне, а в сентябре Китай проводит мероприятия в честь окончания Второй мировой войны и разгрома японского милитаризма. Эти исторические юбилеи увязываются с созданием ООН и заложенными в её Уставе принципами — невмешательства, уважения национального суверенитета и права на самоопределение. Именно эти идеи, по словам Путина, лежат и в основе деятельности ШОС.

Символика не осталась формальной: к саммиту был подготовлен масштабный пакет документов, включая Тяньзиньскую декларацию и Стратегию развития ШОС до 2035 года. В центре внимания — экономическая повестка. Путин отметил, что в 2024 году страны-члены продемонстрировали рост ВВП более чем на 5%, а промышленное производство увеличилось на 4,6%. Россия предложила выпуск совместных облигаций, создание единой платёжно-расчётной системы и банка для инвестиционных проектов, что должно защитить экономики от «колебаний внешней конъюнктуры» и снизить зависимость от западных финансовых структур.

При этом российский лидер подчеркнул и широкий спектр сотрудничества в транспорте, энергетике, культуре и образовании. Однако главным идеологическим акцентом стала мысль о формировании в Евразии новой модели безопасности, альтернативной устаревшим евроцентричным и евроатлантическим подходам. По мнению Путина, ШОС способна обеспечить учет интересов максимально широкого круга государств, исключив практику, когда одни страны укрепляют свою безопасность за счет других.

Логичным продолжением этой линии стала тема Украины. Путин заявил, что кризис там возник не из-за «российского нападения», а вследствие госпереворота в Киеве, поддержанного Западом, и последующих попыток силой подавить несогласные регионы. Второй фундаментальной причиной стали «постоянные попытки втянуть Украину в НАТО», что Москва рассматривает как прямую угрозу своей безопасности. В этом контексте президент подчеркнул: для устойчивого мира необходимо устранить первопричины конфликта и восстановить баланс в сфере безопасности.

Россия, по словам Путина, ценит усилия Китая, Индии и других партнеров, направленные на поиск компромисса. Он также выразил надежду, что «понимания», достигнутые на встрече с Дональдом Трампом на Аляске, открывают путь к миру. В ходе двусторонних встреч в рамках саммита Путин намерен подробно информировать коллег о результатах переговоров.

Таким образом, многополярный мир перестает быть концепцией и приобретает реальные очертания. Россия, Китай и другие страны объединяют усилия не только для экономического развития, но и для формирования новой системы безопасности, где западные модели утрачивают монополию.

На фоне подготовки к местным выборам все парламентские партии России постепенно выстраивают свои линии работы с электоральным полем, усиливая региональное присутствие и оттачивая ключевые месседжи. Несмотря на очевидное доминирование «Единой России», системная оппозиция пытается навязать борьбу в текущих условиях.

«Единая Россия». Для правящей партии приоритетом остаётся соединение федеральной повестки с региональной работой. Особое внимание уделяется так называемым протестным территориям. Встречи Владимира Якушева с региональными лидерами направлены на то, чтобы встроить местные элиты в общий каркас стратегии, где ключевыми темами становятся поддержка участников СВО и социальные проекты. Серьёзное внимание уделяется развитию сети Высшей партийной школы, филиалы которой становятся центрами подготовки кадров, дискуссий о новой редакции Народной программы и выявления перспективных активистов. Одновременно партия укрепляет социальное измерение своего бренда, связывая образовательные и инфраструктурные проекты с деятельностью первичных отделений.

КПРФ. Коммунисты концентрируются на регионах с индустриальной базой и традиционно высоким протестным потенциалом. Визиты Геннадия Зюганова в промышленные центры, критика ДЭГ и законодательные инициативы по культурно-религиозной тематике отражают стремление КПРФ удержать протестное ядро. Визиты Зюганова на заводы в Калуге - яркое тому свидетельство Инициатива депутатов Матвеева и Обухова о запрете ношения одежды, скрывающей лицо, затрагивает как мусульманские регионы, так и крупные города с высокой миграцией, отражая стремление КПРФ выйти за рамки исключительно социально-экономической критики. При этом партия активно критикует действия Центробанка, связывая политику регулятора с падением уровня жизни, что позволяет коммунистам удерживать образ защитников «простого народа».

ЛДПР. Либерал-демократы продолжают развивать социальную повестку, предлагая ограничение расходов граждан на ЖКХ, повышение пенсий и борьбу с образовательным неравенством. Леонид Слуцкий продвигает идею ограничения расходов на ЖКХ до 10% от совокупного дохода семьи с компенсацией разницы из федерального бюджета. В дополнение к этому партия предлагает ежемесячную доплату пенсионерам в размере 10 тысяч рублей и повышение пенсий до уровня двух МРОТ. Эти инициативы традиционно апеллируют к регионам с тяжелыми условиями жизни, прежде всего Сибири и Севера. Однако масштабность предложений, требующих значительных бюджетных ресурсов, может ограничить их политический эффект: значительная часть избирателей воспринимает такие обещания как трудно реализуемые.

СРЗП пытается занять позицию лидера антимиграционной повестки, делая ставку на цифровые инструменты («Стоп мигрант») и публичные кампании. Параллельно партия критикует Центробанк и страховые компании за инициативы повышения тарифов ОСАГО в проблемных регионах, что делает её риторику востребованной в городах с высокой конкуренцией между оппозиционными силами, например в Новосибирской области. Однако высокая конкуренция за этот нарратив и ограниченные организационные ресурсы партии могут привести к тому, что эффект окажется менее выраженным, чем ожидается.

«Новые люди». Партия концентрируется на работе с женским электоратом крупных городов, акцентируя внимание на культурных и социальных вопросах, в том числе в контексте интеграции мигрантов. Такой выбор ниши соответствует стилю партии, позиционирующей себя как «молодую» и ориентированную на новую повестку, но требует значительных усилий для удержания внимания в условиях высокой конкуренции с более традиционными игроками.

Президент России внес на рассмотрение собрания депутатов Ненецкого автономного округа трех кандидатов для избрания губернатора региона. В список вошли врио главы округа Ирина Гехт, депутат собрания депутатов НАО Михаил Райн и депутат совета Заполярного района Татьяна Антипина. В соответствии с федеральным законодательством именно депутаты выберут нового руководителя 14 сентября.

Формально выбор предстоит сделать региональным парламентариям, однако уже сейчас очевидно, что основное внимание сосредоточено на фигуре действующего врио. С марта Гехт активно погрузилась в специфику округа, выезжала в населенные пункты, встречалась с представителями ключевых сфер — от здравоохранения и образования до предпринимательства и семей участников СВО. За короткое время ей удалось наладить доверительные отношения с местными элитами и быстро адаптироваться к арктическим условиям управления, что является редким качеством для назначенных «варягов».

Ключевая задача для будущего губернатора заключается в стабилизации и развитии социальной сферы. НАО остается территорией, где вопросы переселения из аварийного жилья, обеспечения бесперебойного энергоснабжения и северного завоза определяют саму жизнеспособность региона. Ситуация осложняется тем, что округ характеризуется наличием устойчивых групп влияния, выстроенных на родственных и территориальных связях. В этих условиях эффективный руководитель обязан демонстрировать умение справедливо распределять ресурсы и договариваться с разными сторонами, сохраняя баланс интересов.

В то же время будущее округа невозможно рассматривать исключительно через призму социальных обязательств. НАО имеет стратегическое значение для Арктики, а значит, его развитие напрямую зависит от диалога с нефтегазовыми компаниями и запуска ресурсных проектов. Однако активная инвестиционная политика может быть реализована только после наведения порядка в социальной сфере: пока не решены вопросы базовой устойчивости, говорить о масштабных проектах преждевременно. Важным вызовом станет также интеграция региона в общие федеральные и арктические программы, что потребует от руководителя не просто ситуативного администрирования, а стратегического видения.

Обсуждение возможной отмены льготных тарифов страховых взносов для малого и среднего бизнеса в РФ стало одним из самых заметных экономических вопросов. Сегодня субъекты МСП пользуются пониженной ставкой в 15% на выплаты сверх 1,5 МРОТ, однако инициатива Минфина предполагает возврат к общей ставке в 30%. Эта мера, введенная в ковидный период для поддержки экономики, теперь рассматривается как избыточная в условиях восстановления деловой активности и дефицита бюджета.

Суть проблемы заключается в противоречии между краткосрочными задачами наполнения Социального фонда и долгосрочной устойчивостью малого бизнеса, который обеспечивает занятость значительной части населения. Государство видит необходимость компенсировать дефицит фонда, приближающийся к четверти триллиона рублей, но подобное решение может радикально увеличить нагрузку на фонд оплаты труда. Особенно уязвимыми окажутся предприятия с минимальной рентабельностью и высокой долей зарплатных издержек: сфера услуг, розница, общепит. Здесь вероятность ухода в тень возрастает в разы — от «конвертов» до оформления сотрудников как самозанятых.

Оптимисты указывают, что за годы действия льготы бизнес сумел адаптироваться, и сегодня рост экономики позволяет смягчить эффект от ее отмены. К тому же развиваются другие формы поддержки — расширяется доступ к госконтрактам, упрощаются процедуры участия МСП в закупках. Однако эти механизмы не способны одномоментно компенсировать рост издержек: участие в госзаказе требует времени, инфраструктуры и административных ресурсов, которыми многие малые компании не располагают.

Проблема осложняется общим снижением объемов господдержки для МСП. Уже второй год подряд сокращаются льготные программы кредитования, а именно они обеспечивали оборотный капитал для развития или хотя бы поддержания текущей деятельности. Таким образом, отмена страховых льгот становится не единичным шагом, а звеном в цепи ограничительных решений, что усиливает негативный эффект.

В этих условиях ключевым фактором становится способность бизнеса адаптироваться за счет повышения производительности, цифровизации процессов и диверсификации источников дохода. Но это скорее долгосрочная перспектива. В краткосрочном же периоде риски ухода в тень или закрытия части компаний выглядят вполне реальными, особенно в регионах с ограниченными рынками и низкой покупательской способностью населения.

Отмена льготных ставок страховых взносов не является простым техническим шагом. Она становится индикатором приоритетов государственной политики: выбор между бюджетной устойчивостью и сохранением легального малого бизнеса. Если решение будет принято без компенсирующих мер, Россия рискует получить новый виток теневой экономики и ослабление сектора, который играет важную роль в обеспечении занятости и регионального развития.

Решение Верховного суда РФ о законности претензий к двойному членству в партиях стало важным сигналом для всей политической системы страны. Теперь правоприменительная практика закрепила возможность снимать с выборов не только кандидатов, уличенных в принадлежности к двум партиям, но и предъявлять претензии к рядовым участникам предвыборных мероприятий. По сути, любая попытка опереться на «двойных» партийцев может обернуться отказом в регистрации выдвиженцев, что существенно повышает требования к дисциплине и прозрачности внутри партийных структур.

Прецедентом стало дело в Костромской области, где областной суд признал законным отказ в регистрации кандидатов Партии социальной защиты. Основанием послужили данные Минюста о том, что члены «Единой России» принимали участие в собраниях местных отделений ПСЗ, выдвигавших делегатов на конференции. Этот случай показал, что избирательные комиссии будут строго отслеживать любые признаки пересечения партийной принадлежности.

Аргументы ПСЗ о том, что закон прямо не предусматривает механизма проверки партийцев на двойное членство, не были приняты. Верховный суд фактически сформулировал позицию, согласно которой избирательные комиссии могут руководствоваться предоставленными Минюстом сведениями как основанием для отказа. Это означает, что правовое поле становится еще более жестким и формализованным, а политическим партиям придется выстраивать внутренний контроль за списками участников, чтобы избежать рисков.

Последствия этого решения выходят далеко за рамки одного конкретного дела. Оно формирует новую реальность для малых и региональных партий, которые часто используют гибридные практики привлечения сторонников, в том числе за счет членов других политических организаций. Теперь такие стратегии превращаются в прямую угрозу самим кампаниям, так как даже минимальные нарушения могут привести к снятию с выборов.

Создание альянса Москва – Пекин – Нью-Дели на саммите ШОС и грядущем параде в Пекине стало отражением фундаментальных сдвигов в мировой политике. Внешнеполитический курс США, опиравшийся на тарифное давление и санкции, не только не ослабил связи между Россией, Китаем и Индией, но и подтолкнул их к более тесному взаимодействию. Именно политика Вашингтона, а не усилия самих стран Глобального Юга, стала катализатором этого сближения.

Саммит в Тяньцзине и последующие торжества к 80-летию окончания Второй мировой войны приобрели символическое значение: демонстрация единства Глобального Юга стала вызовом устоявшемуся евроатлантическому центру силы. По оценке Reuters, встреча превратилась в «мощную демонстрацию солидарности», а The Guardian отмечал, что предстоящий парад — это сигнал Вашингтону о его маргинализации. Важно, что Индия, на которую США делали ставку как на противовес Китаю, предпочла укрепить связи с Пекином и Москвой, что окончательно подтвердило провал американской стратегии «разделяй и властвуй».

Особую значимость приобретает общественное восприятие. Согласно августовскому опросу Китайского народного университета и телеканала CGTN, 76,9% респондентов считают, что ШОС способствует переходу к многополярному миру, а 83,7% уверены, что расширение расчетов в национальных валютах снижает зависимость от западной финансовой системы. Эти данные отражают восприятие ШОС как реальной платформы коллективной силы, способной предложить альтернативу старым институтам глобального управления. Для зарубежной аудитории именно выступления Владимира Путина, подчеркнувшие приоритеты суверенитета, невмешательства и равноправного сотрудничества, стали подтверждением того, что ШОС превращается в центр политического и экономического притяжения.

Тем не менее внутренние противоречия между Индией и Китаем остаются серьезным фактором неопределенности. Их соперничество в Южной Азии и на рынках высоких технологий пока не снято с повестки. Это делает альянс во многом ситуативным, построенным на общем противостоянии давлению Запада. Однако стратегическая ценность этого сближения заключается в том, что оно формирует институциональную основу — от совместных военных учений до экономической инфраструктуры, включая будущий Банк развития ШОС и расширение транспортных коридоров. Устойчивость этой конструкции будет зависеть от способности Москвы, Пекина и Нью-Дели трансформировать ситуативное единство в долговременное партнерство. Если это удастся, ось Россия – Китай – Индия действительно станет ядром нового мирового порядка.

Китай формирует новую траекторию экономического развития, связывая её с масштабной интеграцией искусственного интеллекта. В рамках стратегии «AI Plus» поставлены цели, которые отражают долгосрочный курс страны: к 2027 году уровень проникновения AI-технологий в ключевые отрасли должен превысить 70%, а к 2030-му — достичь 90%. Такой ориентир указывает на стремление Пекина превратить искусственный интеллект в базовый инструмент структурной модернизации экономики и повышения её эффективности. Вектор направлен на формирование «умной экономики», где взаимодействие человека и машины становится основой нового производственного уклада.

Приоритетным направлением выступает распространение AI-устройств в повседневной жизни и в промышленности. Речь идёт не только о смартфонах, компьютерах и роботах, но и о бытовой технике, автомобилях с элементами автономности и системах управления умным домом. Параллельно Китай стремится к созданию новых технологических ниш, связывая AI с развитием метавселенной, низколетающей авиации и нейроинтерфейсов. Это расширяет горизонты возможного применения искусственного интеллекта, превращая его не просто в инструмент автоматизации, а в основу для появления новых отраслей.

Для достижения этих целей Китай активно наращивает технологическую и вычислительную базу. Ключевой элемент стратегии — создание национальной сети вычислений, способной поддерживать масштабные AI-приложения. Развитие собственной элементной базы и программного обеспечения должно снизить зависимость от зарубежных поставок, особенно в условиях сохраняющегося давления Запада. При этом ставка делается на технологические прорывы в сфере чипов и компьютеров нового поколения, что позволит обеспечить автономность критически важной инфраструктуры.

Экономический эффект от «AI Plus» оценивается значительным: по прогнозам, к 2035 году вклад искусственного интеллекта в ВВП страны может превысить 11 трлн юаней, что соответствует примерно 4–5% роста. Такой прирост не только усилит позиции Китая в глобальной экономике, но и позволит стране закрепить лидерство в сфере технологической конкуренции. Важным маркером является запуск модели DeepSeek-V3.1, которая уже рассматривается как катализатор следующего поколения китайских чипов и как основа для формирования национальной экосистемы AI.

Таким образом, Китай выстраивает долгосрочную стратегию, которая соединяет технологическое развитие, промышленную модернизацию и социальную трансформацию. Амбиции Пекина выходят за пределы локальных реформ: они формируют основу для глобальной конкуренции. «AI Plus» — это не только про экономику, но и про стратегическое лидерство. Если заявленные цели будут достигнуты, Китай закрепит за собой роль главного архитектора нового технологического уклада, где искусственный интеллект станет ключевым фактором.

Местная избирательная кампания постепенно выходит на финишную прямую, и перед голосованием обычно проходят предвыборные дебаты. По сложившейся традиции именно оппозиционные кандидаты наиболее активно используют предоставленное законом бесплатное эфирное время, тогда как представители «Единой России» относятся к этому формату значительно осторожнее. В большинстве случаев они ссылаются на занятость, ограничивающую участие в агитации. Тем не менее, отдельные действующие главы регионов не стали уклоняться от эфиров, демонстрируя готовность работать на равных условиях с соперниками.

Характерным примером стало участие губернатора Камчатского края Владимира Солодова, который вышел в эфир региональных телеканалов и радио вместе с представителями оппозиционных партий. Формат таких выступлений, однако, существенно отличается от классических дебатов: кандидаты излагают свои позиции в формате монологов и не могут задавать вопросы друг другу. Подобный подход снижает уровень дискуссионности. В этом смысле такой формат удобен для власти, но не всегда интересен зрителю.

Другой пример демонстрации активности — выступление главы Коми Ростислава Гольдштейна, который воспользовался предоставленным эфиром, однако оказался в студии без оппонентов. Такая модель превращает дебаты в фактически односторонний месседж. При этом ряд других врио губернаторов, включая руководителей Тамбовской, Ростовской и, возможно, Курской областей, готовятся выйти в эфир, что показывает, что часть региональных элит все же стремится использовать все предусмотренные законом каналы агитации.

Большинство же действующих глав субъектов традиционно предпочитают дистанцироваться от указанного мероприятия. В качестве аргументации приводятся либо занятость управленческой работой, либо желание избежать уравнивания в статусе с менее известными кандидатами. Так, в пресс-службах губернаторов Краснодарского края, Севастополя или Иркутской области подчеркивают, что руководители выполняют текущие обязанности и не могут лично участвовать в агитационных мероприятиях. При этом в ряде регионов подчеркивают, что формат выступлений-монологов не приносит ощутимого политического эффекта и не оправдывает затраченного времени. Таким образом, нынешняя модель предвыборных дебатов на местном уровне в России носит скорее ограниченный характер, не выполняя своей главной функции — создания площадки для открытой дискуссии.

Отказ Индии и Пакистана поддержать вступление в ШОС Азербайджана и Армении соответственно стал одним из наиболее заметных эпизодов саммита и продемонстрировал, что организация превращается не только в площадку для координации интересов, но и в механизм балансировки противоречий. Решение оказалось многослойным и показало, что в политике экономические и инфраструктурные проекты тесно переплетены с геополитикой и национальными приоритетами.

Первопричиной этого со стороны Индии стали военно-политические связи Азербайджана и Пакистана. Эти отношения давно строятся на двустороннем партнерстве в оборонной сфере, что для Индии является неприемлемым, особенно в условиях их хронического противостояния с Исламабадом. Поэтому отказ Пакистана по Армении стал зеркальной реакцией на индийскую позицию по Азербайджану, что в очередной раз продемонстрировало, что соперничество Нию-Дели и Исламабада автоматически проецируется на международные структуры.

Вторым фактором стало сотрудничество Индии с Ираном, которое набирает новые обороты. Нью-Дели традиционно заинтересован в развитии проектов с Тегераном, включая инфраструктурные инициативы, и негативно воспринял помощь Баку Израилю в ходе недавнего конфликта. Поддержка Азербайджаном израильских интересов воспринимается индийской дипломатией как вызов, особенно в свете усиливающейся антиамериканской и антиизраильской позиции Моди.

Третий фактор — политический и символический. Недавняя встреча и публичное примирение лидеров Армении и Азербайджана при посредничестве Дональда Трампа в Вашингтоне были восприняты в Нью-Дели как попытка США использовать закавказский конфликт для укрепления собственных позиций в Евразии. В условиях охлаждения индийско-американских отношений Моди не готов легитимировать в ШОС те страны, которые могут восприниматься как союзники американской стратегии.

Не менее важным стало и обострение отношений между Баку и Москвой. Антироссийская политика Азербайджана, активное продвижение транзитных проектов в обход России, включая Транскаспийский коридор, воспринимается в Нью-Дели как угроза стабильности внутри организации. Поддерживая линию Москвы, Индия сигнализирует о готовности блокировать попытки втянуть в ШОС игроков, заинтересованных в подрыве российской роли в Евразии.

ШОС стремится сохранить баланс между интересами ключевых игроков, избегая расширения за счет стран, чья политика может внести нестабильность и усилить внешнее влияние. В результате транскаспийские проекты Баку теряют перспективу поддержки, а сам формат организации подтверждает свой статус альтернативной архитектуры международных отношений, где повестка прозападных игроков будет системно купироваться.

Владимир Путин в ходе встречи со словацким премьером Робертом Фицо задал четкий вектор для понимания российской позиции касательно отношений с Западом и украинского конфликта. Они демонстрируют стремление Москвы подчеркнуть миролюбивую политику, одновременно фиксируя «красные линии», которые Кремль не готов пересекать

Одним из ключевых акцентов стало напоминание, что Россия никогда не имела и не имеет намерений нападать на другие государства, включая европейские страны. Такая постановка вопроса направлена на снятие обвинений в экспансионизме и закрепление образа Москвы как защитника собственных интересов, а не инициатора кризисов. Логика Кремля проста: расширение НАТО на постсоветском пространстве угрожает российской безопасности, а потому именно этот фактор стал источником нынешнего конфликта.

Не менее важно разграничение между ЕС и НАТО. Путин подчеркнул, что Россия никогда не возражала против интеграции Украины в Евросоюз, однако её вступление в Североатлантический альянс для Москвы абсолютно неприемлемо. Такая позиция формирует основу будущих переговоров: экономическая интеграция Украины в Европу возможна, военная — исключена.

Отдельного внимания заслуживает тема диалога с США. По словам Путина, именно при Дональде Трампе Вашингтон начал учитывать российские интересы, а саммит на Аляске стал демонстрацией возможности конструктивного разговора. При этом Москва готова к совместной работе даже в таких сложных и чувствительных вопросах, как контроль над Запорожской АЭС, включая сотрудничество с США и Украиной. Это сигнал о том, что Россия, готова находить точки взаимодействия по чувствительным вопросам.

Наряду с дипломатическими сигналами, российский президент обозначил и жёсткую линию в ответ на атаки по критической инфраструктуре. Москва долгое время воздерживалась от симметричных шагов, однако после серии украинских ударов по российским объектам перешла к масштабным ответным действиям. Более того, Кремль предлагает восточноевропейским странам ограничить поставки энергоресурсов Киеву, чтобы вынудить его соблюдать энергетическое перемирие.

При этом в выступлениях Путина прослеживается и экономическая составляющая. Он отметил успешную работу словацких компаний в России и допустил возможность атомного сотрудничества с США на объектах в Словакии. Это указывает на то, что Москва готова к прагматическому взаимодействию в сферах, где есть взаимный интерес. Таким образом, Россия не стремится к эскалации, но будет жёстко защищать свои интересы, прежде всего в вопросах безопасности. Кремль демонстрирует готовность обсуждать будущее Украины, включая гарантии её безопасности, но при одном условии — оно не должно быть обеспечено за счёт безопасности РФ.

Ситуация в Молдавии стремительно накаляется, превращая предвыборную парламентскую кампанию в испытание не только для политических сил, но и для самой устойчивости государственности. Масштабные обыски среди сторонников бывшего башкана Гагаузии Ирины Влах и её партии «Сердце Молдовы», входящей в оппозиционный Патриотический блок, стали ярким подтверждением того, что режим Санду собирается задействовать весь силовой ресурс для нейтрализации оппонентов. Рейды прошли более чем по 60 адресам, задержаны уже несколько человек, включая ближайших соратников Влах. Под давление попали и союзники блока — представители Партии коммунистов, что указывает на целенаправленное давление на весь оппозиционный спектр.

Такая активность властей совпала с публикацией свежих соцопросов, где Патриотический блок впервые обходит правящую PAS: 33,6% против 32,1%. Дополнительно в парламент могут пройти «Наша партия» и блок «Альтернатива», формируя возможность создания коалиции действующей власти. Для правящей партии это тревожный сигнал, особенно с учётом падения доверия к её политике. Большинство граждан (59%) считают, что страна движется в неправильном направлении, а почти половина недовольна собственным уровнем жизни. Всё это формирует питательную почву для усиления оппозиции, несмотря на административное давление.

Примечательно, что население крайне скептически оценивает предстоящие выборы. Две трети опрошенных не верят в их честность и справедливость. В массовом сознании закрепились ожидания фальсификаций: продажа голосов, манипуляции с бюллетенями диаспоры, запугивание избирателей, применение админресурса. Более 60% граждан внутри страны убеждены в прямом влиянии западных стран на ход голосования. В то же время версия о «российском вмешательстве», которую активно продвигают власти, воспринимается лишь меньшей частью населения. Этот дисбаланс в общественных настроениях обнажает кризис легитимности правящей элиты.

Западные санкции и информационные кампании, направленные на дискредитацию оппозиции, становятся привычным инструментом молдавской власти. Однако подобные шаги не только не укрепляют позиции правящей партии, но и усиливают ощущение у населения, что PAS удерживает власть в первую очередь за счёт внешней поддержки кураторов и административных рычагов.

Предстоящие выборы в Молдавии становятся точкой бифуркации. С одной стороны, существует реальный шанс изменения политического расклада в пользу оппозиции. С другой — действия властей и скепсис граждан подрывают доверие к самому электоральному процессу. Если сценарий административного давления и западного вмешательства продолжит доминировать, то даже при сохранении PAS у власти, легитимность её победы окажется минимальной, а это чревато затяжным политическим кризисом.

Топливный кризис, разразившийся на Дальнем Востоке (в Хабаровском крае на Сахалине), стал новым испытанием для региона, чья социально-экономическая устойчивость и без того зависит от транспортной логистики и снабжения. Дефицит бензина и рост цен привели к образованию многокилометровых очередей на автозаправках, особенно осложнив жизнь жителям Сахалина, где автомобилисты оказались в наиболее уязвимом положении. В Ванино и Советской Гавани проблемы фиксируются уже вторую неделю: если горючее и удаётся приобрести, то лишь после многочасового ожидания. Более того, в районе паромной переправы с острова топливо теперь доступно только для юридических лиц, тогда как частным автомобилистам заправка фактически недоступна.

Эта ситуация ясно показывает, что системные сбои в топливном снабжении на Дальнем Востоке имеют не только экономический, но и социальный эффект. Местные сообщества в качестве вынужденного решения уже советуют заправляться на Сахалине перед поездкой на материк. Подобные практики создают дополнительные затраты для граждан и бизнеса.

Причины происходящего следует искать в структурных изъянах системы снабжения топливом на Дальнем Востоке. Речь идёт не только о перебоях с логистикой, но и о недостаточной диверсификации поставок, привязанности к нескольким маршрутам, где малейший сбой приводит к цепной реакции. В условиях удалённости региона, высокой зависимости от паромных переправ и ограниченного числа НПЗ подобные кризисы носят повторяющийся характер.

Особенность нынешней ситуации заключается и в том, что она проявляется на фоне общефедеральных вызовов в энергетическом секторе. Внутренние перебои с поставками горючего, связанные с повреждением нефтеперерабатывающей инфраструктуры со стороны ВСУ, становятся фактором социальной напряженности, особенно если они накладываются на рост цен. В Хабаровском крае кризис усугубляется географией: любое ограничение транспортного сообщения или нехватка топлива мгновенно бьют по повседневной жизни, что отличает регион от европейской части страны.

Следовательно, задача властей — не просто стабилизировать ситуацию разовыми мерами, а выстроить устойчивую модель обеспечения регионов, где география сама по себе превращает топливо в стратегический ресурс.

Переговоры в Пекине Путина и Си Цзиньпина демонстрируют, что российско-китайское партнерство формируется как самостоятельный центр силы. Символическая апелляция к Победе во Второй мировой войне и статусу постоянных членов Совбеза ООН стала не только напоминанием о прошлом, но и способом закрепить общую миссию в настоящем: изменить баланс в системе международных отношений, где западный блок стремится к сохранению монополии. Таким образом, исторический нарратив превращается в инструмент легитимации новой модели глобального порядка.

Практическая часть переговоров подтверждает укрепления Москвы и Пекина партнерства в энергетике. «Сила Сибири – 2» и увеличение поставок по действующим маршрутам не просто переориентируют российский газовый экспорт, но и интегрируют Китай в стратегическую инфраструктуру России. Этот шаг создает для Пекина долгосрочные гарантии энергетической безопасности, а для Москвы — механизм стабильного экспорта, независимый от западных рынков. Вовлечение Монголии в проект расширяет архитектуру сотрудничества, указывая на формирование «малых коалиций» вокруг крупных игроков, что усиливает региональную многополярность.

Экономическая повестка встречи не ограничилась энергетикой. Сельское хозяйство, высокие технологии, искусственный интеллект, аэрокосмическая отрасль — двадцать подписанных документов открывают перспективы для развития российской экономики и включения ее в азиатские рынки. Туристический поток, безвизовый режим, рост взаимных инвестиций формируют более широкую основу для интеграции, где выигрывают не только корпорации, но и граждане.

Указанное закрепляет переход к новой эпохе: Запад теряет монополию на определение правил игры, а Евразия превращается в самостоятельный центр глобальной интеграции. То есть, речь уже не идет о «союзе вынужденных», а о целенаправленном проекте переустройства мировой системы.

https://xn--r1a.website/Taynaya_kantselyariya/13050

В странах Балтии и Польше наращивается активная реализация масштабного оборонительного проекта, который преподносится как средство защиты от «российской агрессии». Однако реальная логика происходящего выходит далеко за пределы военных аргументов и всё больше указывает на политико-экономическую составляющую. Создание единой «Балтийской линии обороны» и польского «Восточного щита» оценивается в более чем 11 млрд долларов, а строительство планируется растянуть до 2028 года. Вдоль восточной границы ЕС протянутся инженерные заграждения, системы слежения и противотанковые препятствия, а для усиления эффекта власти стран Балтии решили выйти из Оттавской конвенции и вернуть противопехотные мины в арсенал.

Особый интерес вызывает инициатива Литвы по восстановлению ранее осушенных болот как естественного барьера. На границе с Белоруссией планируется воссоздать до 60 тыс. гектаров болотных массивов, что, по мнению местных экспертов, позволит укрепить обороноспособность. Однако очевидно, что практическая ценность подобных мер сомнительна: в условиях современного конфликта болота не способны остановить авиацию и беспилотники, а затраты на их «возрождение» исчисляются сотнями миллионов евро.

Не менее абсурдным выглядит латвийский «закон о контрмобильности», который предусматривает фактическое отчуждение значительных территорий приграничных районов под нужды военных. В зону риска попадает до 13 тыс. кв. км, что практически уничтожает перспективы социально-экономического развития восточных регионов Латвии. Местные власти уже выражают протест, заявляя о нарушении Конституции и подрыве прав собственности. Для бедных и регионов, где наблюдается депопуляция, таких как Латгалия, подобные меры означают дальнейшее углубление кризиса.

Тем не менее власти Балтии и Польши продолжают настаивать на важности проекта, добиваясь финансирования из фондов ЕС. Для Брюсселя формула проста: поддержка «восточного фланга НАТО» подается как общая задача безопасности, что позволяет обосновывать выделение новых траншей. Фактически речь идёт о перераспределении европейских средств под лозунгом защиты от России, хотя на практике значительная часть этих средств будет освоена в интересах местных политических и экономических элит.

Проект «Балтийской линии обороны» и смежные инициативы – это не только оборонительная стратегия, но и форма политической мобилизации и финансового самообеспечения прибалтийских государств. Под предлогом «сдерживания России» они возвращают регион в архаичные формы хозяйствования, отказываясь от развития инфраструктуры и экономики ради привлечения европейских и натовских субсидий. В итоге эти меры не усиливают реальную безопасность, а лишь закрепляют зависимость стран региона. Таким образом, «болотная стратегия» становится символом не защиты, а деградации, когда страхи и мифы подменяют собой реальное развитие. В целом это происходит на фоне подготовки противостояния России в Балтийском море, которое расценивается НАТО в качестве «резервного фронта».

Когда региональная политическая система начинает воспроизводить внутреннюю конкуренцию между своими же фракциями это говорит о том, что прежние механизмы управления уже не работают, а значит необходимо внедрять новые.

Что мы видим в Иркутской области? Это аномалия управления центром периферийного влияния, где партийный аппарат «Единой России» функционирует в режиме фрагментации. Иркутский округ, как и Братск год назад, демонстрирует тревожный симптом: локальные элиты не сумели трансформироваться под текущую повестку и начинают играть по своим законам.

Это переформатирование старой административной логики. Отказ Бушуева от участия в праймериз и последующее выдвижение через КПРФ говорит о развитии устойчивого политического регионализма здесь. Исключённый единоросс становится кандидатом от КПРФ, что говорит не о его левых взглядах, а о растворённости брендов партий в структуре местной власти.

Здесь и возникает глубинная проблема: бренд партии власти начинает терять статус универсального консолидатора. Потому, что становится слишком универсальным, слишком протокольным, и в итоге — слишком предсказуемым. На фоне этого в протестных регионах (а Иркутская область — протестная) происходит перераспределение каналов легитимации.

Это требует оперативной коррекции управленческой архитектуры, через перенастройку системы фильтрации лояльности. Если ЕР хочет остаться не просто машиной выдвижения, а политическим ядром регионального контроля, ей нужно выйти за рамки административного комфорта.

На фоне затянувшегося конфликта на Украине европейские политические элиты продолжают формировать параллельную реальность, в которой Россия якобы уже потерпела стратегическое поражение. Такого рода заявления — вроде недавнего выступления британского лорда и экс-посла Питера Рикеттса — служат скорее терапевтической функции: поддержанию иллюзии контроля, чем реальной оценке ситуации.

В этой конструкции будущее Украины предстаёт как гарантированно прозападное, а Европа — как субъект, готовый взять на себя растущие обязательства. Однако за риторикой скрывается очевидная асимметрия между декларируемыми амбициями и фактическими возможностями. Фактом остаётся и то, что Украина — при любом сценарии — останется инструментом спецопераций против России, а не независимым геополитическим актором.

Главная проблема Европы — в структуре зависимости. Даже ограниченное обсуждение идеи о размещении на Украине «миротворческого» контингента наталкивается на институциональный паралич. Страны ЕС, публично поддерживающие подобные инициативы, в частных переговорах либо отступают, либо оглядываются на Вашингтон. Без гарантированного американского прикрытия — как минимум, в формате разведданных и контроля воздушного пространства — ни одна европейская столица не готова действовать.

Внутри самого Евросоюза отсутствует консенсус. В то время как Еврокомиссия артикулирует готовность отправить 30 тысяч военных, оборонные ведомства ключевых стран подчеркивают отсутствие у ЕС необходимых полномочий. Это наглядно иллюстрирует институциональную хрупкость Брюсселя, где стратегическая риторика не подкреплена механизмами реализации.

Тем временем, на восточном фланге НАТО в Прибалтике и скандинавских странах идёт рутинная милитаризация — переброска техники, совместные учения, демонстративная готовность к гипотетической «агрессии Москвы». Создаётся напряжённость, подкрепляемая сюжетами о рытье окопов в Эстонии и манёврах в лесах с участием британских и шведских танков. Эти образы призваны поддерживать ощущение «неминуемой угрозы», однако зачастую речь идёт о медийных конструктах, а не об операционном планировании.

На фоне информационной усталости публики в ход идут и откровенные фейки — например, сообщение о «заглушенном GPS» самолёта главы Еврокомиссии. После проверки выяснилось: система работала штатно, а отклонение от графика составило девять минут. Такие поддерживают антироссийские нарративы и дают повод для эмоциональной мобилизации, но на деле лишь обнажают потребность в новой повестке. А Россия — вопреки декларациям — стратегически изолирована не была. И вопрос теперь в том, что сколько времени займёт осознание реальности в европейских столицах.

Со 2 сентября в Государственной Думе стартовала осенняя парламентская сессия, которая продлится до конца декабря. Этот период традиционно отличается высокой плотностью политической активности и оживлёнными дискуссиями, поскольку именно в это время формируется главный документ года — федеральный бюджет. Его принятие неизменно сопровождается напряжением между фракциями и сложными переговорами с правительством.

Именно бюджет, в условиях замедления экономики и сохраняющейся высокой ключевой ставки, превращается в поле острейших межфракционных и межведомственных дебатов. Распределение ограниченных ресурсов между армией, социальной сферой, инфраструктурными проектами и экономическим развитием приобретает характер политического позиционирования.

Ряд законопроектов уже спровоцировал оживлённую дискуссию внутри Думы. Передача долгов за жилищно-коммунальные услуги коллекторским агентствам затрагивает интересы более трёх миллионов неплательщиков и вызывает резкое неприятие со стороны общества. Эта инициатива рискует стать чувствительным политическим триггером, поскольку затрагивает социально уязвимые группы населения, на которые традиционно ориентируются системные оппозиционные силы.

Не менее противоречивым выглядит и направление регулирования цифровой среды. Вопросы контроля над видеоиграми, нейросетями и онлайн-контентом ставят парламентские фракции перед выбором между поддержкой «цифрового суверенитета» и защитой гражданских свобод. В этом смысле регулирование ИИ и киберпространства приобретает не только идеологическое, но и электоральное измерение — особенно в контексте работы с молодёжной аудиторией.

Проблематика миграционной политики и регулирование вейп-индустрии становятся символами нерешённости ключевых вопросов — несмотря на формальное совпадение целей, политическая конкуренция между исполнительной и законодательной ветвями остаётся высокой. При этом примером межведомственного консенсуса выглядит борьба с кибермошенничеством, где интересы всех сторон совпадают с общественным запросом на безопасность.

Таким образом, осенняя сессия Госдумы становится не просто технической стадией бюджетного цикла, а критическим стресс-тестом для всей архитектуры внутреннего баланса.

Процесс вступления Украины и Молдавии в Европейский союз оказался в тупике из-за позиции Венгрии. Будапешт наложил вето на открытие очередного этапа переговоров с Киевом, что, в соответствии с правилами ЕС, автоматически заблокировало и продвижение Кишинева. Об этом сообщает Euronews.

ЕС продолжает настаивать на параллельном рассмотрении заявок двух стран, опасаясь, что их разделение нанесет тяжелый удар по Украине в контексте предоставления ей гарантий безопасности. Идея разделить две заявки, поданные практически одновременно после начала конфликта на Украине, приобрела популярность в последние месяцы именно из-за непримиримой позиции Венгрии.

Дания, занимающая пост председателя Совета ЕС, пообещала оказать «максимальное давление» на Будапешт для преодоления кризиса. Венгерская сторона в лице министра по европейским делам Яноша Боки заявила, что поддерживает прогресс Молдавии, но выступает против увязки двух кандидатов, настаивая на едином процессе.

Позиция Венгрии вызвала резкую критику со стороны других членов союза. Министр Франции Бенджамин Хаддад обвинил Будапешт в блокировке процесса по «внутренним политическим причинам», а его шведская коллега Джессика Розенкранц назвала вето «совершенно неприемлемым».