“У меня к вам несколько вопросов” Ребекки Маккай: уязвимость как главная черта человечества
Перевод: Д. Шепелев. Жанр: Детектив. Триллер. Темная академия. Изд.: Лайвбук. Стр.: 672.
Ребекка Маккай — писательница из Чикаго, известная читателю по роману “Мы умели верить”, номинированному на Пулицеровскую премия. “У меня к вам несколько вопросов” — самый свежий роман писательницы и, наверное, уже один из самых обсуждаемых среди книжных блогеров в 2024 году. Обсудить в нем, действительно, есть что: начиная от того, на какую полку его поставить (к детективам, психологическим триллерам, темным академиям), заканчивая тем, насколько можно верить главной героине, от лица которой ведется повествование.
↓
Перевод: Д. Шепелев. Жанр: Детектив. Триллер. Темная академия. Изд.: Лайвбук. Стр.: 672.
Ребекка Маккай — писательница из Чикаго, известная читателю по роману “Мы умели верить”, номинированному на Пулицеровскую премия. “У меня к вам несколько вопросов” — самый свежий роман писательницы и, наверное, уже один из самых обсуждаемых среди книжных блогеров в 2024 году. Обсудить в нем, действительно, есть что: начиная от того, на какую полку его поставить (к детективам, психологическим триллерам, темным академиям), заканчивая тем, насколько можно верить главной героине, от лица которой ведется повествование.
↓
Боди Кейн не только успешно ведет и развивает свой подкаст, но и преподает искусство подкастерства. По крайней мере, именно за этим, чтобы она прочитала короткий курс, ее позвали в школу, которую Боди закончила четверть века назад. Там героиню тут же накрывают воспоминания, не только об учебе, отношениях со сверстниками и учителями, подростковых радостях и неловкостях, но и о смерти одноклассницы Талии. Ее труп нашли в школьном бассейне, а убийцей быстренько назначили самого удобного подозреваемого. Но у Боди все же чешется в голове и воспоминаниях то место, в котором сидит вся эта история.
Школа, про которую идет речь в романе, представляет из себя пансион, где дети живут весь учебный год. Как и положено, в таких учреждениях учатся дети состоятельных родителей (и не самые любимые, так и хочется добавить). Боди — не такая, она попала в школу почти случайно. Так она себя там и ощущала почти все время, пока училась — лишней, случайной, временной. И это могло бы стать самой большой травмой для Боди за школьные годы, если бы не смерть Талии.
Идея о том, что все герои романа объединены общей темы уязвимости, пришла мне в голову совершенно случайно. Но чем большее я про это думала, тем больше понимала, что именно это и есть основная тема книги, которую довольно легко пропустить за всеми остальными, который Маккай насыпала сверху. Среди них есть, например, неравные во многих смыслах отношения и динамика в них, семейные секреты, влияние соцсетей на судьбы людей, право людей судить и оставаться не судимыми и так далее.
Но все эти вопросы скорее становятся побочными, когда думаешь о том, что лежит в их основе. И ничего более умного, чем уязвимость я не придумала. Талия оказалась уязвимой не только физически перед своим убийцей, но и психологически, а именно это привело ее туда, где она оказалась в тот роковой вечер. Осужденный за ее смерть оказался уязвимым перед стереотипами, а также ленивой и неповоротливой судебной системой. Боди оказывается уязвимой всю ее жизнь, или так кажется, потому что именно за ней мы следим пристальнее всего. Даже школьные задиры, второстепенные герои, которые часто портят жизнь одноклассникам, оказываются в разной степени уязвимыми и ранеными. Что логично, ведь задирами не рождаются, а становятся.
В общем, даже разобравшись с основным посылом Маккай — что за каждым поступком, даже взрослого человека, стоит его ранняя подростковая уязвленная версия — определиться с тем, куда поставить “У меня к вам несколько вопросов, не стало проще. Наоборот, добавился еще один жанр, про который я не подумала сразу: производственный роман, но в не в том смысле, что через Боди мы узнаем технические подробности подкастерства, а в том, что касается этики, особенно когда речь идет о чем-то настолько деликатном, как личная жизнь и смерть. ▪️
Школа, про которую идет речь в романе, представляет из себя пансион, где дети живут весь учебный год. Как и положено, в таких учреждениях учатся дети состоятельных родителей (и не самые любимые, так и хочется добавить). Боди — не такая, она попала в школу почти случайно. Так она себя там и ощущала почти все время, пока училась — лишней, случайной, временной. И это могло бы стать самой большой травмой для Боди за школьные годы, если бы не смерть Талии.
Идея о том, что все герои романа объединены общей темы уязвимости, пришла мне в голову совершенно случайно. Но чем большее я про это думала, тем больше понимала, что именно это и есть основная тема книги, которую довольно легко пропустить за всеми остальными, который Маккай насыпала сверху. Среди них есть, например, неравные во многих смыслах отношения и динамика в них, семейные секреты, влияние соцсетей на судьбы людей, право людей судить и оставаться не судимыми и так далее.
Но все эти вопросы скорее становятся побочными, когда думаешь о том, что лежит в их основе. И ничего более умного, чем уязвимость я не придумала. Талия оказалась уязвимой не только физически перед своим убийцей, но и психологически, а именно это привело ее туда, где она оказалась в тот роковой вечер. Осужденный за ее смерть оказался уязвимым перед стереотипами, а также ленивой и неповоротливой судебной системой. Боди оказывается уязвимой всю ее жизнь, или так кажется, потому что именно за ней мы следим пристальнее всего. Даже школьные задиры, второстепенные герои, которые часто портят жизнь одноклассникам, оказываются в разной степени уязвимыми и ранеными. Что логично, ведь задирами не рождаются, а становятся.
В общем, даже разобравшись с основным посылом Маккай — что за каждым поступком, даже взрослого человека, стоит его ранняя подростковая уязвленная версия — определиться с тем, куда поставить “У меня к вам несколько вопросов, не стало проще. Наоборот, добавился еще один жанр, про который я не подумала сразу: производственный роман, но в не в том смысле, что через Боди мы узнаем технические подробности подкастерства, а в том, что касается этики, особенно когда речь идет о чем-то настолько деликатном, как личная жизнь и смерть. ▪️
У меня в закладках уже давно лежит статья под ярким названием “Чудаки русской литературы. О слабостях гениев, от Толстого до Ахматовой”. Нет, не с ноября 2018, когда вышла сама статья, всего пару недель, но все равно это безобразие. Исправляюсь.
Статью написала Вив Гроскоп, британская журналистка и любительница практиковать психоанализ через русских классиков — в 2017 году вышла, а в 2019 была переведена на русский ее книга “Саморазвитие по Толстому. Жизненные уроки из 11 произведений русских классиков”. Как видно из названия статьи, Гроскоп продолжила свои экзерсисы в области классики и психики. На этот раз она решила обсудить странности великих русских писателей. Статью целиком читайте по ссылке, а я дам свой краткий пересказ.
▪️Лев Толстой — до раздражения внимательный к собственному здоровью любитель яиц
Толстой, по мнению Вив, мог бы стать настоящим кумиром миллениалов и зумеров, хотя бы из-за его приверженности принципов “чистого питания”. Он был строгим вегетарианцем и считал употребление в пищу животных безнравственным. Причем на такую диету он сел, когда ему было за 50. Из продуктов животного происхождения он употреблял только яйца, зато много и часто. Еще Толстой был фанатом Вивекананды, индийского монаха, которому обычно приписывают привнесение йоги на Запад. Нет доказательств, что Лев Николаевич сам практиковал йогу, но о Вивекананде думал даже чаще, чем о Римской Империи.
▪️Антон Чехов и его FOMO
Когда Вив впервые услышал выражение FOMO (страх упустить что-то важное или синдром упущенных возможностей), она сразу подумал о Чехове. Его жизненная философия строилась вокруг того, чтобы подвергать сомнению человеческую одержимость сравнивать себя с другими, воображать, насколько богаче могла бы быть жизнь, выбери мы другой путь, и размышлять о том, что кто-то где-то, в отличие от нас здесь, живет сейчас свою лучшую жизнь. Это хорошо выражено в рефрене “В Москву, в Москву, в Москву!” в “Трех сестрах”. К сожалению, у Чехова было достаточно времени, чтобы и самому ощутить FOMO, поскольку шесть лет он из-за состояния здоровья провел в Ялте, пока его любимая жена Ольга чилила в… Москве.
▪️Иван Тургенев — любимый всеми чудаковатый дядя
Тургенева Вив считает чуть ли ни самой яркой и гедонистической фигурой русской литературы. У него были длительные любовные отношения с оперной певицей, за которой он ездил по всей Европе. Он был сварливым, капризным и манерным. Однажды он сказал актрисе Саре Бернар, что она похожа на жабу. А когда он пропустил чаепитие, потому что забыл, что его туда позвали, Тургенев написал извинение, в котором причиной отсутствия указал тот факт, что у него слишком маленькие большие пальцы.
Статью написала Вив Гроскоп, британская журналистка и любительница практиковать психоанализ через русских классиков — в 2017 году вышла, а в 2019 была переведена на русский ее книга “Саморазвитие по Толстому. Жизненные уроки из 11 произведений русских классиков”. Как видно из названия статьи, Гроскоп продолжила свои экзерсисы в области классики и психики. На этот раз она решила обсудить странности великих русских писателей. Статью целиком читайте по ссылке, а я дам свой краткий пересказ.
▪️Лев Толстой — до раздражения внимательный к собственному здоровью любитель яиц
Толстой, по мнению Вив, мог бы стать настоящим кумиром миллениалов и зумеров, хотя бы из-за его приверженности принципов “чистого питания”. Он был строгим вегетарианцем и считал употребление в пищу животных безнравственным. Причем на такую диету он сел, когда ему было за 50. Из продуктов животного происхождения он употреблял только яйца, зато много и часто. Еще Толстой был фанатом Вивекананды, индийского монаха, которому обычно приписывают привнесение йоги на Запад. Нет доказательств, что Лев Николаевич сам практиковал йогу, но о Вивекананде думал даже чаще, чем о Римской Империи.
▪️Антон Чехов и его FOMO
Когда Вив впервые услышал выражение FOMO (страх упустить что-то важное или синдром упущенных возможностей), она сразу подумал о Чехове. Его жизненная философия строилась вокруг того, чтобы подвергать сомнению человеческую одержимость сравнивать себя с другими, воображать, насколько богаче могла бы быть жизнь, выбери мы другой путь, и размышлять о том, что кто-то где-то, в отличие от нас здесь, живет сейчас свою лучшую жизнь. Это хорошо выражено в рефрене “В Москву, в Москву, в Москву!” в “Трех сестрах”. К сожалению, у Чехова было достаточно времени, чтобы и самому ощутить FOMO, поскольку шесть лет он из-за состояния здоровья провел в Ялте, пока его любимая жена Ольга чилила в… Москве.
▪️Иван Тургенев — любимый всеми чудаковатый дядя
Тургенева Вив считает чуть ли ни самой яркой и гедонистической фигурой русской литературы. У него были длительные любовные отношения с оперной певицей, за которой он ездил по всей Европе. Он был сварливым, капризным и манерным. Однажды он сказал актрисе Саре Бернар, что она похожа на жабу. А когда он пропустил чаепитие, потому что забыл, что его туда позвали, Тургенев написал извинение, в котором причиной отсутствия указал тот факт, что у него слишком маленькие большие пальцы.
В последний день июля вспомним, что творилось на канале весь этот июль:
▪️челленджер предложил читать книги, в названии которых есть город: вот хороший список таких книг, а вот мой отчет по прочитанному роману “Джентльмен в Москве”;
▪️Средневековье, Земноморье и тоннелье: что почитать летом — наш с вами совместный список;
▪️“Амур и Психея. Развитие женских архетипов в античных мифах” Эриха Нойманна: испытания и любовь как средства познания себя;
▪️новинки июля;
▪️“Кадавры” Алексея Поляринова: если старательно не смотреть на мертвеца, он все равно посмотрит в ответ;
▪️“Неожиданное наследство инспектора Чопры” Вазима Хана — уютное начало детективной серии с высокоморальным главным героем и очаровательным слоненком;
▪️как Реймонд Карвер бросил пить и что из этого вышло;
▪️“Тоннель” Яны Вагнер: вниз по спирали человечности и морали;
▪️географическая подборка: 5 исторических романов о Южной Корее;
▪️“У меня к вам несколько вопросов” Ребекки Маккаи: уязвимость как главная черта человечества.
▪️челленджер предложил читать книги, в названии которых есть город: вот хороший список таких книг, а вот мой отчет по прочитанному роману “Джентльмен в Москве”;
▪️Средневековье, Земноморье и тоннелье: что почитать летом — наш с вами совместный список;
▪️“Амур и Психея. Развитие женских архетипов в античных мифах” Эриха Нойманна: испытания и любовь как средства познания себя;
▪️новинки июля;
▪️“Кадавры” Алексея Поляринова: если старательно не смотреть на мертвеца, он все равно посмотрит в ответ;
▪️“Неожиданное наследство инспектора Чопры” Вазима Хана — уютное начало детективной серии с высокоморальным главным героем и очаровательным слоненком;
▪️как Реймонд Карвер бросил пить и что из этого вышло;
▪️“Тоннель” Яны Вагнер: вниз по спирали человечности и морали;
▪️географическая подборка: 5 исторических романов о Южной Корее;
▪️“У меня к вам несколько вопросов” Ребекки Маккаи: уязвимость как главная черта человечества.
Этим постом я обещаю закрыть тему о самых-самых важных книгах XXI века, которые собрали The New York Times. Если вы каким-то образом упустили, о чем речь, то напомню, что в июле газета собрала практически ареопаг из деятелей литературы, который определил 100 самых влиятельных книг, написанных с начала века.
Потом литературный портал Lit Hub, который, как они слегка обиженно отметили, остался от этого праздника в стороне, выкатил свой собственный список — 70+ книг, про которые The New York Times незаслуженно забыли.
Теперь в разговор вступает другой книжный сайт, Book Riot, в лице главного редактора Ванессы Диас. Нет, она не стала нагружать бедного читателя очередным списком, а порассуждала на тему того, как чувствует себя человек, когда видит такие списки. Вот здесь ее колонка целиком, а я ниже приведу перевод.
О том, каково это — чувствовать себя несерьёзным читателем
Главный редактор Ванесса Диас размышляет о 100 лучших книгах века и о том, каково это — чувствовать себя несерьёзным читателем
На этой неделе я участвовала в подкасте Book Riot, где вместе с Ребеккой обсуждала последние новости из чудесного мира книг и чтения. Среди прочего, мы говорили о списке 100 лучших книг века по версии The New York Times, который на момент записи еще не был полностью опубликован. Топ-20 должны были выпустить на следующий день, и Ребекка спросила меня, есть ли какие-то имена, которые я ожидаю там увидеть. Я, конечно, тут же забыла, как работает время, а также все подробности каждой книги, которую когда-либо прочитала.
Мне следовало предвидеть этот вопрос; в конце концов, я была в новостном книжном подкасте и заранее знала, что мы будем обсуждать этот список. Но в моменте мой мозг превратился в бесполезную серую жижу. Я забыла, какие годы относятся к XXI веку, и выразила удивление, что не увидела там названий книг пера великих творцов магического реализма («Сто лет одиночества» и «Дом духов», которые были опубликованы в 1967 и 1982 соответственно, что прочно относит их к XX веку. Фейспалм). Ребекка любезно поделилась своими ожиданиями от двадцатки, и я сразу пожалела, что мне не хватило ума назвать такие очевидные имена, как Колсон Уайтхед и Кадзуо Исигуро. Но такое бывает.
Затем в понедельник утром, когда я работала над постом на совершенно другую тему, редактор Даника Эллис предложила составить список 10 лучших книг века по версии нашего коллектива и поделиться им в соцсетях. Я начала составлять список — процесс довольно стрессовый! — и почувствовала то, чего не чувствовал уже давно: я ощутила себя очень несерьёзной.
На шоу я сказала, что одна из причин, по которой мне нравятся обзоры Best Of (Лучшее из) от Book Riot, заключается в том, что они не только разнообразны и инклюзивны с точки зрения маргинализированных голосов, но также включают разные жанры. Наш охват книг широк, как и наши ежегодные списки лучших книг. Я всегда чувствовала себя как дома со списками, которые с одинаковой вероятностью могут включать в себя как модное литературное произведение, так и третью книгу в уютной детективной серии.
Но когда я села за свой список 10 самых и увидела, как много из того, что я читала, было жанровым, я начала добавлять и удалять названия, исходя из странной логики. Конечно, из-за этого детектива у меня мурашки по спине побежали, как от детективов золотого века, но потряс ли он меня до глубины души? Этот любовный роман залечил какую-то рану во мне, но достаточно ли он важен, чтобы попасть в список? Что-то в том большом «серьёзном» списке заставило меня сомневаться в моих читательских привычках, потому что, по правде говоря, многое из него я не читала. О большинстве книг из него я знаю, какие-то собиралась когда-нибудь прочитать и могу с уверенностью говорить о многих из них с точки зрения предпосылок и культурного влияния. Но я не читал «Друга» Сигрид Нуньес или «Дорогу» Кормака Маккарти, или Джоан Дидион или Майкла Шейбона. Я прочитала ровно 10 книг из 100 лучших книг века, и это меня чертовски раздражает.
↓
Потом литературный портал Lit Hub, который, как они слегка обиженно отметили, остался от этого праздника в стороне, выкатил свой собственный список — 70+ книг, про которые The New York Times незаслуженно забыли.
Теперь в разговор вступает другой книжный сайт, Book Riot, в лице главного редактора Ванессы Диас. Нет, она не стала нагружать бедного читателя очередным списком, а порассуждала на тему того, как чувствует себя человек, когда видит такие списки. Вот здесь ее колонка целиком, а я ниже приведу перевод.
О том, каково это — чувствовать себя несерьёзным читателем
Главный редактор Ванесса Диас размышляет о 100 лучших книгах века и о том, каково это — чувствовать себя несерьёзным читателем
На этой неделе я участвовала в подкасте Book Riot, где вместе с Ребеккой обсуждала последние новости из чудесного мира книг и чтения. Среди прочего, мы говорили о списке 100 лучших книг века по версии The New York Times, который на момент записи еще не был полностью опубликован. Топ-20 должны были выпустить на следующий день, и Ребекка спросила меня, есть ли какие-то имена, которые я ожидаю там увидеть. Я, конечно, тут же забыла, как работает время, а также все подробности каждой книги, которую когда-либо прочитала.
Мне следовало предвидеть этот вопрос; в конце концов, я была в новостном книжном подкасте и заранее знала, что мы будем обсуждать этот список. Но в моменте мой мозг превратился в бесполезную серую жижу. Я забыла, какие годы относятся к XXI веку, и выразила удивление, что не увидела там названий книг пера великих творцов магического реализма («Сто лет одиночества» и «Дом духов», которые были опубликованы в 1967 и 1982 соответственно, что прочно относит их к XX веку. Фейспалм). Ребекка любезно поделилась своими ожиданиями от двадцатки, и я сразу пожалела, что мне не хватило ума назвать такие очевидные имена, как Колсон Уайтхед и Кадзуо Исигуро. Но такое бывает.
Затем в понедельник утром, когда я работала над постом на совершенно другую тему, редактор Даника Эллис предложила составить список 10 лучших книг века по версии нашего коллектива и поделиться им в соцсетях. Я начала составлять список — процесс довольно стрессовый! — и почувствовала то, чего не чувствовал уже давно: я ощутила себя очень несерьёзной.
На шоу я сказала, что одна из причин, по которой мне нравятся обзоры Best Of (Лучшее из) от Book Riot, заключается в том, что они не только разнообразны и инклюзивны с точки зрения маргинализированных голосов, но также включают разные жанры. Наш охват книг широк, как и наши ежегодные списки лучших книг. Я всегда чувствовала себя как дома со списками, которые с одинаковой вероятностью могут включать в себя как модное литературное произведение, так и третью книгу в уютной детективной серии.
Но когда я села за свой список 10 самых и увидела, как много из того, что я читала, было жанровым, я начала добавлять и удалять названия, исходя из странной логики. Конечно, из-за этого детектива у меня мурашки по спине побежали, как от детективов золотого века, но потряс ли он меня до глубины души? Этот любовный роман залечил какую-то рану во мне, но достаточно ли он важен, чтобы попасть в список? Что-то в том большом «серьёзном» списке заставило меня сомневаться в моих читательских привычках, потому что, по правде говоря, многое из него я не читала. О большинстве книг из него я знаю, какие-то собиралась когда-нибудь прочитать и могу с уверенностью говорить о многих из них с точки зрения предпосылок и культурного влияния. Но я не читал «Друга» Сигрид Нуньес или «Дорогу» Кормака Маккарти, или Джоан Дидион или Майкла Шейбона. Я прочитала ровно 10 книг из 100 лучших книг века, и это меня чертовски раздражает.
↓
Хочу отметить, что сам список довольно хорош. Его авторы — читатели, писатели и литературные люди всех мастей, включая Роксану Гей, Стивена Кинга, Моргана Джеркинса, Альму Катсу, Джейсона Рейнольдса, Сару Маклейн, Мин Джин Ли и Стивена Грэма Джонса. И это лишь некоторые из громких имен: в общей сложности более 500 литературных светил были приглашены, включая Джеффа О'Нила, Ребекку Шински и Шарифу Уильямс из Book Riot. Хотел бы я, чтобы в списке было больше представителей жанровой литературы? Безусловно. И, просматривая номинированные книги, я заметила многие из тех, которые с удовольствием увидела бы в финальном варианте.
Но они туда не попали, и вот она я, вываливаю сюда свою назойливую неуверенность. И это, друзья, называется когнитивным диссонансом. Потому что я знаю, что такой ход мыслей — полная чушь. Да ладно, Диас, какой сейчас год? Мы действительно смахиваем пыль с этого надоевшего старого дискурса? Я — главный редактор крупнейшего независимого редакционного книжного сайта в Северной Америке, вся миссия которого посвящена идее, что освещение книг и чтения должно быть таким же разнообразным, как книги и читатели. Мы отстаиваем маргинализированные голоса и яростно утверждаем, что жанровая, детская и молодежная литература должна восприниматься так же серьезно, как взрослая. Я читаю в среднем 75 книг в год, веду подкаст о книгах и ежегодно пишу и редактирую сотни текстов о книгах. Я знаю, что никто не становится меньшим читателем, если тяготеет к книгам, которые не попадают в списки «Лучших».
Но, знаете... Я же главный редактор крупнейшего независимого редакционного книжного сайта в Северной Америке. И кажется, что должна читать больше тех книг, которые попадают в эти большие важные списки. Поскольку эти списки, как правило, включают художественных тяжеловесов, я не могу отделаться от ощущения, что неправильно поняла задание, что я недостаточно серьезный читатель, и что я не должна сидеть в этом кресле и заниматься тем, чем занимаюсь.
Я решила написать об этом, потому что для меня стало неожиданностью, что я могу чувствовать себя так после всех тех лет, что я пишу о книгах и обсуждаю их. Оказывается, синдром самозванца может и обязательно подкрадется к вам, когда вы этого не ждете.
Итак, какой бы утомительной ни была эта дискуссия, я выставляю сюда свою глупость на случай, если вам нужно напоминание. Если вы увидели этот список из топ-100, и вам стало не по себе из-за того, сколько книг из него вы прочитали или не прочитали, то зря. Это и правда хороший список из действительно превосходных литературных произведений, но также есть тысячи других фантастических книг, которых в нем нет. Чтение приносит вам радость? Учит чему-то? Заставляет задуматься? Заставляет чувствовать? Оно разнообразно и инклюзивно? Да вам просто чертовски хорошо, когда вы читаете? Если да, то с вам все норм. ▪️
Но они туда не попали, и вот она я, вываливаю сюда свою назойливую неуверенность. И это, друзья, называется когнитивным диссонансом. Потому что я знаю, что такой ход мыслей — полная чушь. Да ладно, Диас, какой сейчас год? Мы действительно смахиваем пыль с этого надоевшего старого дискурса? Я — главный редактор крупнейшего независимого редакционного книжного сайта в Северной Америке, вся миссия которого посвящена идее, что освещение книг и чтения должно быть таким же разнообразным, как книги и читатели. Мы отстаиваем маргинализированные голоса и яростно утверждаем, что жанровая, детская и молодежная литература должна восприниматься так же серьезно, как взрослая. Я читаю в среднем 75 книг в год, веду подкаст о книгах и ежегодно пишу и редактирую сотни текстов о книгах. Я знаю, что никто не становится меньшим читателем, если тяготеет к книгам, которые не попадают в списки «Лучших».
Но, знаете... Я же главный редактор крупнейшего независимого редакционного книжного сайта в Северной Америке. И кажется, что должна читать больше тех книг, которые попадают в эти большие важные списки. Поскольку эти списки, как правило, включают художественных тяжеловесов, я не могу отделаться от ощущения, что неправильно поняла задание, что я недостаточно серьезный читатель, и что я не должна сидеть в этом кресле и заниматься тем, чем занимаюсь.
Я решила написать об этом, потому что для меня стало неожиданностью, что я могу чувствовать себя так после всех тех лет, что я пишу о книгах и обсуждаю их. Оказывается, синдром самозванца может и обязательно подкрадется к вам, когда вы этого не ждете.
Итак, какой бы утомительной ни была эта дискуссия, я выставляю сюда свою глупость на случай, если вам нужно напоминание. Если вы увидели этот список из топ-100, и вам стало не по себе из-за того, сколько книг из него вы прочитали или не прочитали, то зря. Это и правда хороший список из действительно превосходных литературных произведений, но также есть тысячи других фантастических книг, которых в нем нет. Чтение приносит вам радость? Учит чему-то? Заставляет задуматься? Заставляет чувствовать? Оно разнообразно и инклюзивно? Да вам просто чертовски хорошо, когда вы читаете? Если да, то с вам все норм. ▪️
Друзья, я сегодня к вам с просьбой о помощи
Посоветуйте, пожалуйста, книгу, от которой вам реально было очень страшно. Вот прям жутко, но оторваться невозможно, и свет в туалете ночью все же лучше включить.
Желательно то, что вы читали уже во взрослом возрасте и прям какой-то хоррор. Жанр и тема не имеет значения: секты, призраки, маньяки, зомби, любое страшное.
Посоветуйте, пожалуйста, книгу, от которой вам реально было очень страшно. Вот прям жутко, но оторваться невозможно, и свет в туалете ночью все же лучше включить.
Желательно то, что вы читали уже во взрослом возрасте и прям какой-то хоррор. Жанр и тема не имеет значения: секты, призраки, маньяки, зомби, любое страшное.
Челленджер августа
Книг, опубликованных после смерти автора, много, выбрать есть из чего:
▪️можно взять Кафку, который умер в 1924 году, а его “Процесс”, “Замок” и “Америка” были опубликованы в 1925, 1926 и 1927 годах;
▪️трилогия “Миллениум” Стига Ларссона, начиная с “Девушки с татуировкой дракона”, вышла уже после его смерти;
▪️“Праздник, который всегда с тобой” Эрнеста Хемингуэя появился через три года после смерти Хема;
▪️“Портрет художника в старости” Джозефа Хеллера вышел на следующий год после смерти автора;
▪️самые выносливые решатся на “2666” Роберто Боланьо, роман, в котором на самом деле 5 романов;
▪️любители классики, обратите внимание на “Учителя” Шарлотты Бронте, при ее жизни роман отвергали, а через два после смерти взяли и опубликовали;
▪️из отечественной классики можно перечитать “Мастера и Маргариту” Булгакова;
▪️и “Хаджи-Мурата” Толстого.
Я пока выбираю между “Портретом художника в старости” и новинкой этого года “Увидимся в августе” Маркеса, появившейся 10 лет спустя после его смерти.
Книг, опубликованных после смерти автора, много, выбрать есть из чего:
▪️можно взять Кафку, который умер в 1924 году, а его “Процесс”, “Замок” и “Америка” были опубликованы в 1925, 1926 и 1927 годах;
▪️трилогия “Миллениум” Стига Ларссона, начиная с “Девушки с татуировкой дракона”, вышла уже после его смерти;
▪️“Праздник, который всегда с тобой” Эрнеста Хемингуэя появился через три года после смерти Хема;
▪️“Портрет художника в старости” Джозефа Хеллера вышел на следующий год после смерти автора;
▪️самые выносливые решатся на “2666” Роберто Боланьо, роман, в котором на самом деле 5 романов;
▪️любители классики, обратите внимание на “Учителя” Шарлотты Бронте, при ее жизни роман отвергали, а через два после смерти взяли и опубликовали;
▪️из отечественной классики можно перечитать “Мастера и Маргариту” Булгакова;
▪️и “Хаджи-Мурата” Толстого.
Я пока выбираю между “Портретом художника в старости” и новинкой этого года “Увидимся в августе” Маркеса, появившейся 10 лет спустя после его смерти.
#детектив
Знаете чувство, когда заходишь в магазин и хочешь купить что-то такое, что у тебя уже есть, но только новое и чуть другое? Если вам хочется классического, неспешного и стильного детектива вроде Агаты Кристи, где до конца не понятно что к чему, а в конце все логично, берите этот. И пусть имя Холмса вас не смущает, вайб там именно Агатин.
Еще лично меня подкупило то, что книга посвящена в том числе Пьеру Леметру, написавшему прекрасный роман “До свидания там, наверху”.
Знаете чувство, когда заходишь в магазин и хочешь купить что-то такое, что у тебя уже есть, но только новое и чуть другое? Если вам хочется классического, неспешного и стильного детектива вроде Агаты Кристи, где до конца не понятно что к чему, а в конце все логично, берите этот. И пусть имя Холмса вас не смущает, вайб там именно Агатин.
Еще лично меня подкупило то, что книга посвящена в том числе Пьеру Леметру, написавшему прекрасный роман “До свидания там, наверху”.
Наверняка, кто-то когда-то вам, а может и не лично вам, говорил, что книги отравляют. Обычно такие люди имеет в виду мозг и сознание, не слушайте их, они глупости говорят. Но книги все же могут отравлять, в прямом смысле слова. Не верите? Читайте ниже мой перевод статьи журналистки Эшли Симпсон о книгах, в обложках который содержится мышьяк. А оригинал здесь. Текст длинный, но интересный.
В старых книгах может быть полно яда, но некоторые коллекционеры любят острые ощущения
Проект «Ядовитая книга» исследует старинные книги на наличие в пигментах тяжелых металлов, включая ртуть, свинец и мышьяк, которые широко использовали в переплетах в викторианскую эпоху
Будучи аспиранткой в Ларами, штат Вайоминг, в 1990-х годах, Сара Менток часто проводила выходные на местных распродажах в поисках выгодных покупок.
1/4
↓
В старых книгах может быть полно яда, но некоторые коллекционеры любят острые ощущения
Проект «Ядовитая книга» исследует старинные книги на наличие в пигментах тяжелых металлов, включая ртуть, свинец и мышьяк, которые широко использовали в переплетах в викторианскую эпоху
Будучи аспиранткой в Ларами, штат Вайоминг, в 1990-х годах, Сара Менток часто проводила выходные на местных распродажах в поисках выгодных покупок.
1/4
↓
Я не то чтобы никогда не любила Олимпиаду, но скорее не понимала ее смысла. Зачем вот это вот все? Может, кто-то мне когда-то объяснит, но и это не точно. Вот если б там были представлены какие-то искусства, тогда…
Погодите. Но они там были когда-то представлены! С 1912 по 1948 в рамках Олимпийских игр проходили конкурсы искусств, и предложил такой формат не кто-то там, а Пьер де Кубертен, который считается основателем современных Олимпийских игр.
Медали вручались в пяти дисциплинах: архитектура, музыка, живопись, скульптура и, конечно же, литература, куда без нее.
В первый год, когда проводились такие соревнования, то есть в 1912, вручались только золотые медали, кроме скульптуры, там еще дали серебро. По литературе, кстати, золото получил все тот же Пьер де Кубертен за “Оду к спорту”. Медаль пошла в общий зачет Франции.
Последующие годы интерес к конкурсам искусств то затихал, то возрастал, а в 1928 году на летних играх в Амстердаме только скульптур и картин было представлено больше тысячи штук. Художникам разрешили потом продать свои произведения, что казалось спорным, учитывая, что в Олимпиаде по замыслу должны участвовать любители, а тут уже получается, что “спортсмены” получили деньги за свои экспонаты.
Это и стало причиной отмены конкурса искусств в 1948 году. Хотя зрителям, в общем-то, все это нравилось, МОК опасался, что большинство участников таких соревнований были профессионалами, работающими за деньги, а не любителями, что не соответствовало духу Олимпийских игр.
Добавлю интересный штрих к соревнованиям по литературе: их разбивали по областям, но деление это менялось. В 1924 и 1932 годах была одна общая категория, в 1928 и 1948 появилось деление на драму, лирику и эпос. В 1936 году драмы не было, но лирика и эпос остались. Представленные работы должны были содержать не более 20 000 слов и могли быть написаны на любом языке, но их нужно было перевести на французский или английский. В некоторых случаях достаточно было кратких аннотаций на этих языках.
А еще в состав жюри Олимпийских игр 1924 года входили писательница Сельма Лагерлёф и композитор Игорь Стравинский.
Погодите. Но они там были когда-то представлены! С 1912 по 1948 в рамках Олимпийских игр проходили конкурсы искусств, и предложил такой формат не кто-то там, а Пьер де Кубертен, который считается основателем современных Олимпийских игр.
Медали вручались в пяти дисциплинах: архитектура, музыка, живопись, скульптура и, конечно же, литература, куда без нее.
В первый год, когда проводились такие соревнования, то есть в 1912, вручались только золотые медали, кроме скульптуры, там еще дали серебро. По литературе, кстати, золото получил все тот же Пьер де Кубертен за “Оду к спорту”. Медаль пошла в общий зачет Франции.
Последующие годы интерес к конкурсам искусств то затихал, то возрастал, а в 1928 году на летних играх в Амстердаме только скульптур и картин было представлено больше тысячи штук. Художникам разрешили потом продать свои произведения, что казалось спорным, учитывая, что в Олимпиаде по замыслу должны участвовать любители, а тут уже получается, что “спортсмены” получили деньги за свои экспонаты.
Это и стало причиной отмены конкурса искусств в 1948 году. Хотя зрителям, в общем-то, все это нравилось, МОК опасался, что большинство участников таких соревнований были профессионалами, работающими за деньги, а не любителями, что не соответствовало духу Олимпийских игр.
Добавлю интересный штрих к соревнованиям по литературе: их разбивали по областям, но деление это менялось. В 1924 и 1932 годах была одна общая категория, в 1928 и 1948 появилось деление на драму, лирику и эпос. В 1936 году драмы не было, но лирика и эпос остались. Представленные работы должны были содержать не более 20 000 слов и могли быть написаны на любом языке, но их нужно было перевести на французский или английский. В некоторых случаях достаточно было кратких аннотаций на этих языках.
А еще в состав жюри Олимпийских игр 1924 года входили писательница Сельма Лагерлёф и композитор Игорь Стравинский.
Книга, которую перевели почти полвека спустя, исследование популярной музыки, уютный исторический роман, мозаичная латино-американская история и нонфик от автора лучшей книги о Габсбургах и их челюстях — новинки августа:
1. “Захватывающий XVIII век: Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир”, Фрэнсис Вейнс
Перевод: Вера Антонова, Алиса Гусева. Жанр: Нонфик. Изд.: Азбука-Аттикус. Стр.: 512.
Одна из лучших книг, прочитанных мною в прошлом году, была как раз пера Вейнса о XVI веке и Габсбургах. Поэтому ожидания от вот этой книги у меня очень высокие. Тем более о XVIII веке есть что рассказать: революция во Франции, война за независимость британских колоний на американском континенте, появляющиеся вопросики о божественной и безграничной власти монарха и многое-многое другое.
2. “Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах”, Келефа Санне
Перевод: Лев Ганкин. Жанр: Нонфик. Изд.: Corpus. Стр.: 464.
Еще один нонфик, который привлек мое внимание, выйдет только в конце августа, но, кажется, его стоит дождаться. Это исследование семи жанров популярной музыки с точки зрения не только их развития, но и влияния на людей, как на тех, кто ее создавал, так и на потребителей. Музыка тут не только культурный, но и экономический двигатель и феномен. Список жанров хорош: рок, R&B, кантри, панк, хип-хоп, танцевальная и поп.
3. “Побег в Тоскану”, Кэт Деверо
Перевод: Елена Тепляшина. Жанр: Историческая. Изд.: Фантом Пресс. Стр.: 384.
Переходим к худлиту. В 1944 году Стелле было всего 14 лет, но это не стало преградой для того, чтобы она присоединилась к подпольному движению сопротивления. Она не знает, что конец большой войны в Европе уже близок, но верит в это. Через 70 лет здесь же, в Тоскане, оказывается шотландская писательница, которая пытается переосмыслить собственную жизнь. Но вместо этого она погружается в историю юной Стеллы.
4. “Дочь фортуны”, Исабель Альенде
Перевод: Кирилл Корконосенко. Жанр: Исторические приключения. Изд.: Иностранка. Стр.: 448.
Я люблю Альенде за ее умение складывать из разных кусочков цельные истории и, кажется, этот роман будет как раз таким. В центре романа девушка, которой надоели душные родственники и родная чилийская деревня, поэтому она мчится на север, в Калифорнию, где как раз бушует золотая лихорадка. На встречу ей, еще того не подозревая, движется китайский врач, потерявший жену, а вместе с ней и жизненные ориентиры. Девушка и вдовец встретятся и помогут друг другу, но, конечно же, не сразу.
5. “Саттри”, Кормак Маккарти
Перевод: Максим Немцов. Жанр: Современная. Изд.: Иностранка. Стр.: 608.
Роман 1979 года, наконец-то, пришел к нам в переводе. Кто-то говорит, что это новая версия “Улисса” Джойса, а кто-то подозревает, что в романе есть автобиографические моменты. Главный герой — Корнелиус Саттри — жил не тужил, был при деньгах, жене и сыне, пока вдруг не решил бросить все и поселиться в плавучем доме. Зачем ему, члену респектабельной и богатой семьи, теперь якшаться с отбросами, пить по-черному и питаться одной рыбой? И как при этом сохранить человеческие вид и достоинство?
1. “Захватывающий XVIII век: Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир”, Фрэнсис Вейнс
Перевод: Вера Антонова, Алиса Гусева. Жанр: Нонфик. Изд.: Азбука-Аттикус. Стр.: 512.
Одна из лучших книг, прочитанных мною в прошлом году, была как раз пера Вейнса о XVI веке и Габсбургах. Поэтому ожидания от вот этой книги у меня очень высокие. Тем более о XVIII веке есть что рассказать: революция во Франции, война за независимость британских колоний на американском континенте, появляющиеся вопросики о божественной и безграничной власти монарха и многое-многое другое.
2. “Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах”, Келефа Санне
Перевод: Лев Ганкин. Жанр: Нонфик. Изд.: Corpus. Стр.: 464.
Еще один нонфик, который привлек мое внимание, выйдет только в конце августа, но, кажется, его стоит дождаться. Это исследование семи жанров популярной музыки с точки зрения не только их развития, но и влияния на людей, как на тех, кто ее создавал, так и на потребителей. Музыка тут не только культурный, но и экономический двигатель и феномен. Список жанров хорош: рок, R&B, кантри, панк, хип-хоп, танцевальная и поп.
3. “Побег в Тоскану”, Кэт Деверо
Перевод: Елена Тепляшина. Жанр: Историческая. Изд.: Фантом Пресс. Стр.: 384.
Переходим к худлиту. В 1944 году Стелле было всего 14 лет, но это не стало преградой для того, чтобы она присоединилась к подпольному движению сопротивления. Она не знает, что конец большой войны в Европе уже близок, но верит в это. Через 70 лет здесь же, в Тоскане, оказывается шотландская писательница, которая пытается переосмыслить собственную жизнь. Но вместо этого она погружается в историю юной Стеллы.
4. “Дочь фортуны”, Исабель Альенде
Перевод: Кирилл Корконосенко. Жанр: Исторические приключения. Изд.: Иностранка. Стр.: 448.
Я люблю Альенде за ее умение складывать из разных кусочков цельные истории и, кажется, этот роман будет как раз таким. В центре романа девушка, которой надоели душные родственники и родная чилийская деревня, поэтому она мчится на север, в Калифорнию, где как раз бушует золотая лихорадка. На встречу ей, еще того не подозревая, движется китайский врач, потерявший жену, а вместе с ней и жизненные ориентиры. Девушка и вдовец встретятся и помогут друг другу, но, конечно же, не сразу.
5. “Саттри”, Кормак Маккарти
Перевод: Максим Немцов. Жанр: Современная. Изд.: Иностранка. Стр.: 608.
Роман 1979 года, наконец-то, пришел к нам в переводе. Кто-то говорит, что это новая версия “Улисса” Джойса, а кто-то подозревает, что в романе есть автобиографические моменты. Главный герой — Корнелиус Саттри — жил не тужил, был при деньгах, жене и сыне, пока вдруг не решил бросить все и поселиться в плавучем доме. Зачем ему, члену респектабельной и богатой семьи, теперь якшаться с отбросами, пить по-черному и питаться одной рыбой? И как при этом сохранить человеческие вид и достоинство?