“Центральная Азия: От века империй до наших дней” Адиба Халида: полностью клубок книга не распутает, но хотя бы покажет, с какого конца тянуть
Ко мне в руки попал этот исторический нонфик, а я такие люблю: некоторые из вас помнят, каким восторгом я исходила после прочтения трактата о Габсбургах. “Центральная Азия: От века империй до наших дней” Халида по настроению совершенно другая. Она сдержанная по стилю и информативная по содержанию. Не стоит читать это как “скучная”. Это абсолютно не так.
Книга в первую очередь ориентирована на тех, кто не знает про Центральную Азию примерно ничего: ни историю, ни географию, ни культуру. Не собираясь никого шеймить за это, Халид методично и структурированное показывает, что и как происходило в этом сложном мозаичном во многих смыслах регионе на протяжении последних двух с половиной веков.
↓
Ко мне в руки попал этот исторический нонфик, а я такие люблю: некоторые из вас помнят, каким восторгом я исходила после прочтения трактата о Габсбургах. “Центральная Азия: От века империй до наших дней” Халида по настроению совершенно другая. Она сдержанная по стилю и информативная по содержанию. Не стоит читать это как “скучная”. Это абсолютно не так.
Книга в первую очередь ориентирована на тех, кто не знает про Центральную Азию примерно ничего: ни историю, ни географию, ни культуру. Не собираясь никого шеймить за это, Халид методично и структурированное показывает, что и как происходило в этом сложном мозаичном во многих смыслах регионе на протяжении последних двух с половиной веков.
↓
Для него Центральная Азия — это пять постсоветских стран (Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан) плюс Синьцзян, который сейчас является частью КНР, оставаясь тюркоязычным и в основном мусульманским регионом. На протяжении долгих лет эта географическая местность меняла свои внутренние границы, политические уклады, экономические связи и международные договоренность. И эти метаморфозы продолжаются по сей день.
Европецонтричное образование часто как-то опускает или теряет из виду этот огромный кусок Азии, считая его то придатком к какой-то империи, то тихой и незаметной территорией, на которой редко и мало что происходит. Что ж, это не так. Дело не в том, что в Центральной Азии немного важных событий, а в той оптике, через которую на нее глядят.
С Халидом, наверное, можно в чем-то поспорить, потому что в его книге видна четкая структура и последовательность, а в истории, тем более в таком сложном регионе, так не бывает. И тем не менее, у “Центральной Азии: От века империй до наших дней” есть неоспоримые плюс: она познавательная. После нее нельзя будет назвать себя специалистом по Центральной Азии (как нельзя стать нейрохирургом после Генри Марша или философом после Нассима Талеба), но она — прекрасная точка входа в тему, способная заинтересовать на более глубокое погружение.
Европецонтричное образование часто как-то опускает или теряет из виду этот огромный кусок Азии, считая его то придатком к какой-то империи, то тихой и незаметной территорией, на которой редко и мало что происходит. Что ж, это не так. Дело не в том, что в Центральной Азии немного важных событий, а в той оптике, через которую на нее глядят.
С Халидом, наверное, можно в чем-то поспорить, потому что в его книге видна четкая структура и последовательность, а в истории, тем более в таком сложном регионе, так не бывает. И тем не менее, у “Центральной Азии: От века империй до наших дней” есть неоспоримые плюс: она познавательная. После нее нельзя будет назвать себя специалистом по Центральной Азии (как нельзя стать нейрохирургом после Генри Марша или философом после Нассима Талеба), но она — прекрасная точка входа в тему, способная заинтересовать на более глубокое погружение.
Вспомним, что происходило на канале в апреле? Вспомним:
▪️апрель был объявлен месяцем Набокова;
▪️зачем Экзюпери написал “Маленького принца” и что подумали его первые читатели;
▪️вышло целых две книги, к которым я приложила свои силы: сборник рассказов “Великие научно-фантастические рассказы, год 1939” (который, между прочим, вышел на первое место на Букмете) и сборник статей “Горшочек, вари: рецепты писательской кухни";
▪️одно расстройство: почему не стоит встречаться с книголюбами;
▪️новинки апреля;
▪️5 книг, чтобы окунуться в викторианскую эпоху;
▪️моя первая встреча с ковидом в худлите: “Срок” Луизы Эрдрич;
▪️***! ***: рецензия на “Недурные слова” Сергея Антонова;
▪️6 книг о путешествиях во времени;
▪️с чего начать разговор о Центральной Азии: рецензия на “Центральная Азия: От века империй до наших дней” Адиба Халида.
▪️апрель был объявлен месяцем Набокова;
▪️зачем Экзюпери написал “Маленького принца” и что подумали его первые читатели;
▪️вышло целых две книги, к которым я приложила свои силы: сборник рассказов “Великие научно-фантастические рассказы, год 1939” (который, между прочим, вышел на первое место на Букмете) и сборник статей “Горшочек, вари: рецепты писательской кухни";
▪️одно расстройство: почему не стоит встречаться с книголюбами;
▪️новинки апреля;
▪️5 книг, чтобы окунуться в викторианскую эпоху;
▪️моя первая встреча с ковидом в худлите: “Срок” Луизы Эрдрич;
▪️***! ***: рецензия на “Недурные слова” Сергея Антонова;
▪️6 книг о путешествиях во времени;
▪️с чего начать разговор о Центральной Азии: рецензия на “Центральная Азия: От века империй до наших дней” Адиба Халида.
Пора начинать майское испытание! В этом месяце, таком одновременно длинном и коротком, предложено читать книги, в названии которых есть точки. Обычно такое бывает в нонфиках, но попадается и в худлите. Вот лишь несколько идей из того, что я прочитала за последние пару лет.
Нон-фик:
▪️“Почти человек. Как открытие Homo naledi изменило нашу историю”, Ли Бергер и Джон Хокс
▪️“Пять жизней. Нерассказанные истории женщин, убитых Джеком-потрошителем ”, Хэлли Рубенхолд
▪️“Женщины Викторианской Англии. От идеала до порока”, Кэтрин Коути и Кэрри Гринберг
Художественное:
▪️“1793. История одного убийства”, Никлас Натт-о-Дагг
▪️“Смерти.net”, Татьяна Замировская
▪️“Код 612. Кто убил Маленького принца?”, Мишель Бюсси
▪️“Номер два. Роман о человеке, который не стал Гарри Поттером”, Давид Фонкинос
▪️“Банда из Лейпцига. История одного сопротивления”, Иоганнес Хервиг
Автобиографии
▪️“Ученица. Предать, чтобы обрести себя”,Тара Вестовер
▪️“12 лет рабства. Реальная история предательства похищения и силы духа”, Соломон Нортап
Я же, как настоящая девочка-миллениал, пока выбираю между саморазвитием и тру-краймом, то есть “Быть собой. Новая теория сознания” Анила Сета и “Громкие дела. Преступления и наказания в СССР” Евы Меркачевой.
Нон-фик:
▪️“Почти человек. Как открытие Homo naledi изменило нашу историю”, Ли Бергер и Джон Хокс
▪️“Пять жизней. Нерассказанные истории женщин, убитых Джеком-потрошителем ”, Хэлли Рубенхолд
▪️“Женщины Викторианской Англии. От идеала до порока”, Кэтрин Коути и Кэрри Гринберг
Художественное:
▪️“1793. История одного убийства”, Никлас Натт-о-Дагг
▪️“Смерти.net”, Татьяна Замировская
▪️“Код 612. Кто убил Маленького принца?”, Мишель Бюсси
▪️“Номер два. Роман о человеке, который не стал Гарри Поттером”, Давид Фонкинос
▪️“Банда из Лейпцига. История одного сопротивления”, Иоганнес Хервиг
Автобиографии
▪️“Ученица. Предать, чтобы обрести себя”,Тара Вестовер
▪️“12 лет рабства. Реальная история предательства похищения и силы духа”, Соломон Нортап
Я же, как настоящая девочка-миллениал, пока выбираю между саморазвитием и тру-краймом, то есть “Быть собой. Новая теория сознания” Анила Сета и “Громкие дела. Преступления и наказания в СССР” Евы Меркачевой.
Можно я вам еще раз нескромно напомню, что вышла книга, к которой я приложила свои беспокойные руки?
“Горшочек, вари: рецепты писательской кухни” — это сборник статей-рецептов, которые помогут начинающим и продолжающим авторам в их нелегком, но прекрасном труде. Статьи очень похожи на икеевские инструкции: пошагово, точно, четко и даже с примерами, как не надо. А еще с нескучными и полезными упражнениями. Я там, например, пишу о том как, для чего и почему важно собирать достоверную информацию для романа или рассказа, пусть даже он весь полностью выдумка, пусть половину из этой информации вы в итоге даже не используете, она все равно пригодится. Кроме того, там есть статьи как работать в разных жанрах (от автофикшена до фэнтези); что делать со структурой текста, чтобы его не сломать; как создать не только крутого главного героя, но и второстепенных (мы же все любим Сэма больше Фродо, да?); и почему глаголы — абсолютное наше все (заметили, что в этом пункте нет глагола, и он какой-то куций).
Еще в том же издательстве вышел другой сборник, на этот раз уже художественной прозы “Зал ожидания”. В его создании участвовали выпускники программы “Литературное мастерство”. Рассказы все разные по стилю и по жанру, а объединяет их тема дороги, пути и ожидания. А мы все в последнее время то ходаки, то ждуны, такое впечатление.
“Горшочек, вари: рецепты писательской кухни” — это сборник статей-рецептов, которые помогут начинающим и продолжающим авторам в их нелегком, но прекрасном труде. Статьи очень похожи на икеевские инструкции: пошагово, точно, четко и даже с примерами, как не надо. А еще с нескучными и полезными упражнениями. Я там, например, пишу о том как, для чего и почему важно собирать достоверную информацию для романа или рассказа, пусть даже он весь полностью выдумка, пусть половину из этой информации вы в итоге даже не используете, она все равно пригодится. Кроме того, там есть статьи как работать в разных жанрах (от автофикшена до фэнтези); что делать со структурой текста, чтобы его не сломать; как создать не только крутого главного героя, но и второстепенных (мы же все любим Сэма больше Фродо, да?); и почему глаголы — абсолютное наше все (заметили, что в этом пункте нет глагола, и он какой-то куций).
Еще в том же издательстве вышел другой сборник, на этот раз уже художественной прозы “Зал ожидания”. В его создании участвовали выпускники программы “Литературное мастерство”. Рассказы все разные по стилю и по жанру, а объединяет их тема дороги, пути и ожидания. А мы все в последнее время то ходаки, то ждуны, такое впечатление.
id.hse.ru
Горшочек, вари: рецепты писательской кухни
"Горшочек, вари: рецепты писательской кухни" — это сборник подробных инструкций для начинающих и уже состоявшихся писателей.
Пыталась сделать подборку новинок мая легкой и непринужденной, но в конце скатилась в экспрессионизм:
1. “Как читать книги”, Моника Вуд
Вайолет почти два года провела в тюрьме из-за аварии, в результате которой погибла женщина. Там, в заточении у нее был один яркий лучик — книжный клуб, который вела учительница на пенсии по имени Харриет. Оказавшись на воле, Вайолет встречает Харриет в небольшом книжном магазинчике, куда захаживает также Фрэнк — муж той самой женщины, которая погибла в аварии. Вот такой клубок из трех жизней. Обещают что-то жизнерадостное и оптимистичное, так что давайте сюда.
2. “Романтическая комедия”, Кертис Ситтенфельд
Продолжим с легким и юморным. После многих неудачных попыток наладить личную жизнь, которые заканчивались разбитым вдребезги сердцем, Салли решила сосредоточиться на работе. Она — сценаристка комедийного ТВ-шоу. Но, как это и бывает, как только она решила делать что-то одно, жизнь тут же подкинула новые вводные. На шоу приходит музыкант, в которого Салли тут же влюбляется. Но не может же ветренная знаменитость обратить внимание на простушку Салли. Или?..
3. “Черного нет и не будет”, Клэр Берест
И еще немного о любви. Отношения между Фридой Кало и Диего Ривере стали основой для многих-многих романов и фильмов, а на них все равно не скучно смотреть. “Черного нет и не будет” — художественное переложение настоящей истории, вернее, самого ее начала. Молодая Фрида прикована к постели после страшной автокатастрофы и пытается проявить себя в творчестве. Свои картины она показывает Диего, а дальше… а дальше та самая завораживающая история любви, которая и сама похожа на катастрофу.
4. “Нечестивицы”, Агустина Бастеррика
Когда-то Бастеррика уже оставила меня в приятном недоумении своим “Особым мясом”, надеюсь, с этой книгой будет так же. Конец света произошел: почти все живое стерто с лица земли войнами и климатическими кризисами. Некоторые женщины, которым то ли везло, то ли не повезло остаться в живых (с первого взгляда не разберешь), нашли спасение в монастыре, в котором правит Он. Одна из них ведет тайный дневник, чтобы происходящее за закрытыми дверями монастыря когда-нибудь стало известно. А твориться там то, что и ожидается от секты — пытки, жертвоприношения и странные обряды.
5. “Я?”, Петер Фламм
Петера Фламма на самом деле звали Эрих Мосс. В 1933 году он сбежал из Германии, где был психиатром и уже к тому времени прославленным писателем. Известность ему принес именно этот роман 1926 года. Военный врач возвращается домой с фронта Первой мировой. Там его ждут мать, жена и маленький сын. А еще именно там, уже дома, его накрывают военные травмы, которые играют странные и жестокие шутки с его разумом и душой. Вместо покоя и уюта героя ждет новая борьба, на этот раз за восстановление себя.
1. “Как читать книги”, Моника Вуд
Вайолет почти два года провела в тюрьме из-за аварии, в результате которой погибла женщина. Там, в заточении у нее был один яркий лучик — книжный клуб, который вела учительница на пенсии по имени Харриет. Оказавшись на воле, Вайолет встречает Харриет в небольшом книжном магазинчике, куда захаживает также Фрэнк — муж той самой женщины, которая погибла в аварии. Вот такой клубок из трех жизней. Обещают что-то жизнерадостное и оптимистичное, так что давайте сюда.
2. “Романтическая комедия”, Кертис Ситтенфельд
Продолжим с легким и юморным. После многих неудачных попыток наладить личную жизнь, которые заканчивались разбитым вдребезги сердцем, Салли решила сосредоточиться на работе. Она — сценаристка комедийного ТВ-шоу. Но, как это и бывает, как только она решила делать что-то одно, жизнь тут же подкинула новые вводные. На шоу приходит музыкант, в которого Салли тут же влюбляется. Но не может же ветренная знаменитость обратить внимание на простушку Салли. Или?..
3. “Черного нет и не будет”, Клэр Берест
И еще немного о любви. Отношения между Фридой Кало и Диего Ривере стали основой для многих-многих романов и фильмов, а на них все равно не скучно смотреть. “Черного нет и не будет” — художественное переложение настоящей истории, вернее, самого ее начала. Молодая Фрида прикована к постели после страшной автокатастрофы и пытается проявить себя в творчестве. Свои картины она показывает Диего, а дальше… а дальше та самая завораживающая история любви, которая и сама похожа на катастрофу.
4. “Нечестивицы”, Агустина Бастеррика
Когда-то Бастеррика уже оставила меня в приятном недоумении своим “Особым мясом”, надеюсь, с этой книгой будет так же. Конец света произошел: почти все живое стерто с лица земли войнами и климатическими кризисами. Некоторые женщины, которым то ли везло, то ли не повезло остаться в живых (с первого взгляда не разберешь), нашли спасение в монастыре, в котором правит Он. Одна из них ведет тайный дневник, чтобы происходящее за закрытыми дверями монастыря когда-нибудь стало известно. А твориться там то, что и ожидается от секты — пытки, жертвоприношения и странные обряды.
5. “Я?”, Петер Фламм
Петера Фламма на самом деле звали Эрих Мосс. В 1933 году он сбежал из Германии, где был психиатром и уже к тому времени прославленным писателем. Известность ему принес именно этот роман 1926 года. Военный врач возвращается домой с фронта Первой мировой. Там его ждут мать, жена и маленький сын. А еще именно там, уже дома, его накрывают военные травмы, которые играют странные и жестокие шутки с его разумом и душой. Вместо покоя и уюта героя ждет новая борьба, на этот раз за восстановление себя.
“Две недели в сентябре” Роберта Седрика Шерриффа: книга, в которой ничего не происходит, и это прекрасно
Это, конечно же, преувеличение — говорить, что в романе “Две недели в сентябре” ничего не происходит. Такое впечатление может сложиться, если начать пересказывать сюжет человеку, который куда-то торопиться. Но мы, к счастью, никуда не бежим.
Вначале хочется рассказать о самом Р. С. Шерриффе. Он родился в конце XIX века в Великобритании и прожил аж до 1975 года. В начале Первой мировой ему было как раз 18 лет, и молодой страховой агент, как и многие из его поколения, отправился на фронт. Он также оказался одним из тех, кого ранили в печально известной битве на Ипре*. В общем, он тот самый представитель потерянного поколения, только почему-то не такой известный у нас.
↓
Это, конечно же, преувеличение — говорить, что в романе “Две недели в сентябре” ничего не происходит. Такое впечатление может сложиться, если начать пересказывать сюжет человеку, который куда-то торопиться. Но мы, к счастью, никуда не бежим.
Вначале хочется рассказать о самом Р. С. Шерриффе. Он родился в конце XIX века в Великобритании и прожил аж до 1975 года. В начале Первой мировой ему было как раз 18 лет, и молодой страховой агент, как и многие из его поколения, отправился на фронт. Он также оказался одним из тех, кого ранили в печально известной битве на Ипре*. В общем, он тот самый представитель потерянного поколения, только почему-то не такой известный у нас.
↓
В самом начале “Две недели в сентябре” Шеррифф рассказывает, почему он написал такую книгу, в которой мало что происходит. Ему захотелось запечатлеть на бумаге историю самой обыкновенной семьи, которая ничем не выделяется на фоне остальных. Как часто мимо проходят обычные люди, мы не замечаем их, они не замечают нас, но у каждого из них (и нас) есть своя уникальная история, которая стоит того, чтобы ее рассказали.
Стивенсы, действительно, среднестатистическая семья по всем параметрам: по составу, по доходу, по стилю жизни. Их пятеро: мистер Стивенс, миссис Стивенс и трое детей — Мэри, Дик и Эрни. Каждый год вот уже много-много лет они ездят в отпуск в одно и то же время, в одно и то же место. И когда я говорю “место”, я имею в виду не только курортный городок, но и отель, в котором они селятся. Отель — громкое слово для небольшого домика, в котором хозяйка принимает постояльцев. Но даже этой перемене своего быта Стивенсы, особенно миссис Стивенс, очень радуются.
Вначале Шеррифф описывает, как Стивенсы собираются: пакуют чемоданы, рассуждают о пересадках с одного поезда на другой, дают добрым соседям разные поручения на время их отсутствия. Потом семейство, собственно, едет в отпуск. А затем проводит в нем две недели. Все как обычно.
Но, конечно же, это не так. Ведь Дик, например, в прошлом году приезжал на море еще студентом колледжа, а теперь он работает клерком в конторе. А Мэри начинает смотреть на парней совсем другими глазами, да и они замечают в ней что-то новое и привлекательное. В мистере Стивенсе тоже произошли как видимые (например, волосы стали чуть реже), так и невидимые изменения. Миссис Стивенс, молчаливая и примерная, начинает подмечать то, чего не видела раньше. Кажется, только младший сын Эрни так и остается ребенком, но и это только кажется.
Все эти небольшие метаморфозы, а также секретные мысли, которые заводятся ненароком в голове каждого члена большой и дружной семьи, подсказывают, что нет в мире ничего постоянного. Даже если на первый взгляд все остается прежним, достаточно отмотать время на несколько лет назад, чтобы понять, какой путь пройден, а дорога назад медленно, но верно заросла.
Это очень тихая по своему ходу книга, как неторопливый поезд, который идет по рельсам и свернуть никуда не может. Она почти терапевтическая в этом своем “ничегонепроисходит”. И не зря я в самом начале посвятила целый абзац самому автору, потому что кажется таким понятным и естественным его желание в 30-ые годы XX столетия, когда одна война все никак не забудется, а вторая, кажется, уже назревает, создать что-то спокойное и не событийное, чтобы напомнить, о чем она, настоящая жизнь.
И все равно, читая ее, постоянно где-то в подсознании неприятно царапает мысль, что не может все быть таким до конца, должно случиться что-то страшное. А случилось или нет, я вам не расскажу. Читайте сами.
*Судя по датам, это была Третья битва на Ипре, которая стала одним из самых крупных и страшных сражений Первой мировой.
Стивенсы, действительно, среднестатистическая семья по всем параметрам: по составу, по доходу, по стилю жизни. Их пятеро: мистер Стивенс, миссис Стивенс и трое детей — Мэри, Дик и Эрни. Каждый год вот уже много-много лет они ездят в отпуск в одно и то же время, в одно и то же место. И когда я говорю “место”, я имею в виду не только курортный городок, но и отель, в котором они селятся. Отель — громкое слово для небольшого домика, в котором хозяйка принимает постояльцев. Но даже этой перемене своего быта Стивенсы, особенно миссис Стивенс, очень радуются.
Вначале Шеррифф описывает, как Стивенсы собираются: пакуют чемоданы, рассуждают о пересадках с одного поезда на другой, дают добрым соседям разные поручения на время их отсутствия. Потом семейство, собственно, едет в отпуск. А затем проводит в нем две недели. Все как обычно.
Но, конечно же, это не так. Ведь Дик, например, в прошлом году приезжал на море еще студентом колледжа, а теперь он работает клерком в конторе. А Мэри начинает смотреть на парней совсем другими глазами, да и они замечают в ней что-то новое и привлекательное. В мистере Стивенсе тоже произошли как видимые (например, волосы стали чуть реже), так и невидимые изменения. Миссис Стивенс, молчаливая и примерная, начинает подмечать то, чего не видела раньше. Кажется, только младший сын Эрни так и остается ребенком, но и это только кажется.
Все эти небольшие метаморфозы, а также секретные мысли, которые заводятся ненароком в голове каждого члена большой и дружной семьи, подсказывают, что нет в мире ничего постоянного. Даже если на первый взгляд все остается прежним, достаточно отмотать время на несколько лет назад, чтобы понять, какой путь пройден, а дорога назад медленно, но верно заросла.
Это очень тихая по своему ходу книга, как неторопливый поезд, который идет по рельсам и свернуть никуда не может. Она почти терапевтическая в этом своем “ничегонепроисходит”. И не зря я в самом начале посвятила целый абзац самому автору, потому что кажется таким понятным и естественным его желание в 30-ые годы XX столетия, когда одна война все никак не забудется, а вторая, кажется, уже назревает, создать что-то спокойное и не событийное, чтобы напомнить, о чем она, настоящая жизнь.
И все равно, читая ее, постоянно где-то в подсознании неприятно царапает мысль, что не может все быть таким до конца, должно случиться что-то страшное. А случилось или нет, я вам не расскажу. Читайте сами.
*Судя по датам, это была Третья битва на Ипре, которая стала одним из самых крупных и страшных сражений Первой мировой.
Итак, настал тот самый день, когда премия “Лицей” объявила короткий список восьмого сезона! Теперь у меня есть целых (ха-ха) три недели, чтобы прочитать их всех и строго (на самом деле, нет, строгой я быть не собираюсь) оценить. Напомню, что в этом году я вхожу в жюри, которое наградит кого-то актуальным и гордым званием "Выбор книжных блогеров". А вот и сам короткий список:
ПРОЗА
«Системные требования или песня невинности, она же – опыта», Гашева Катерина, роман-рефлексия
«Под синим солнцем», Дека́брев Рома, роман
«Под рекой», Демишкевич Ася, роман
«Ропот», Дымченко Денис, повесть
«Люди, которых нет на карте», Капустина Евфросиния, повесть
«Хромая лошадь», Лобо Кира, психологическая повесть
«Рыба моя рыба», Маркина Анна, сборник рассказов
«Заводские настройки», Ручьёва Александра, производственный роман
«Обыкновенные люди», Серков Дмитрий, сборник рассказов
«Чужая сторона», Харитонова Ольга, сборник рассказов
ПОЭЗИЯ
«Песочный человечек», Август Ксения, сборник стихотворений
«Люди ходят по воде», Бессонова Мирослава, сборник стихотворений
«Перекличка», Ильго́ва Дарья, сборник стихотворений
«Лес», Лунёвская Майка, сборник стихотворений
«Автопортрет», Нацентов Василий, сборник стихотворений
«Открой», Негматов Леонид, сборник стихотворений
«Колыбельная», Пе́рлова Агнесса, сборник стихотворений
Рагимов Артём, сборник стихотворений
Султанов Степан, сборник стихотворений
Ушканов Артём, сборник стихотворений
Пока могу сказать только то, что у ребят из прозы все очень хорошо с названиями.
ПРОЗА
«Системные требования или песня невинности, она же – опыта», Гашева Катерина, роман-рефлексия
«Под синим солнцем», Дека́брев Рома, роман
«Под рекой», Демишкевич Ася, роман
«Ропот», Дымченко Денис, повесть
«Люди, которых нет на карте», Капустина Евфросиния, повесть
«Хромая лошадь», Лобо Кира, психологическая повесть
«Рыба моя рыба», Маркина Анна, сборник рассказов
«Заводские настройки», Ручьёва Александра, производственный роман
«Обыкновенные люди», Серков Дмитрий, сборник рассказов
«Чужая сторона», Харитонова Ольга, сборник рассказов
ПОЭЗИЯ
«Песочный человечек», Август Ксения, сборник стихотворений
«Люди ходят по воде», Бессонова Мирослава, сборник стихотворений
«Перекличка», Ильго́ва Дарья, сборник стихотворений
«Лес», Лунёвская Майка, сборник стихотворений
«Автопортрет», Нацентов Василий, сборник стихотворений
«Открой», Негматов Леонид, сборник стихотворений
«Колыбельная», Пе́рлова Агнесса, сборник стихотворений
Рагимов Артём, сборник стихотворений
Султанов Степан, сборник стихотворений
Ушканов Артём, сборник стихотворений
Пока могу сказать только то, что у ребят из прозы все очень хорошо с названиями.
Белый заборчик как символ… чего?
Золотое правило книголюба — не судить книжку по обложке. На самом же деле обложка может много рассказать не только о содержании книги, но и культурном контексте, в который тот или иной роман вписан. Наткнулась на очень любопытную статью про белые частокольные заборчики на обложках американских книжек. Оказывается, у этой темы очень глубокие корни, уходящие, конечно же, в захват земель, но заборчик как символ выходит далеко за пределы колонизации. Статья длинная, перескажу своими словами.
Белый частокольный заборчик — это символ американской мечты, тихого благополучного пригорода (причем белого, если вы понимаете, о чем я), где долго и счастливо живут целыми семьями. А еще это символ удушающего однообразия во всех смыслах.
Такой заборчик, как часть дизайна прилегающей к красивому дому территории, в разное время появлялся на обложках триллеров о пригороде и на постерах к фильмам ужасов. Но точно так же он может намекать на то, что книга под обложкой окажется любовным романом.
Для начала давайте разберемся, откуда этот самый заборчик взялся и тогда станет понятней символом чего он может быть. Заостренные палки или доски использовали американские колонисты для защиты земель. В конце 1800-х годов их стали производить массово. К 1950-м годам белые заборы были заменены сетчатыми, но они все равно остались символом Америки и вновь вошли в моду в 1980-х.
Хотя белый забор намекает на благополучную жизнь в субурбии, его заостренные кончики являются отголоском насилия, с которым земля была отнята у коренных жителей. Более того, такой забор отсылает ко времени, которого никогда не существовало: в реальных пригородах 1950-х годов заборы были сетчатыми. Таким образом белый заборчик — это символ замыливания темных тем в истории и изобретения идеального прошлого.
Если думать о его функции, то можно прийти в выводу, что у забора две задачи: держать чужаков подальше от своего дома и не дать несмышленым членам семьи — детям и животным — выбрать из безопасного пространства в жестокий мир. Но и это сводится скорее к символизму, потому что низкий заборчик по колено не может служить сдерживающим фактором.
В статье не зря фигурирует 1950-е, время расового напряжения в США. И цвета заборчика тоже не случаен. Белый частокол — не только символ богатства, потому что поддерживать его в подобающем состоянии дороже, чем сетчатый, но и системы разделения, когда белые и черные граждане жили в разных пригородах.
Вернемся к литературе. В уютных детективах и триллерах белый частокол — это не просто понятное обозначение места действия, то есть пригорода. Это еще и обозначение контраста между атрибутами пригорода — красивый дом, идеальная семья, спокойное добрососедство — и мрачными элементами сюжета в книгах этих жанров. Часто на обложках таких книг белый заборчик либо поврежден, либо, например, испачкан кровью.
В романе о взрослении белый забор приобретает совсем другое символическое значение. Он удерживает вчерашних детей теперь уже не от страшного внешнего мира, а внутри удушливых семейных отношений, из которых они хотят сбежать во взрослую самостоятельную жизнь.
Вопрос к внимательным читателям и блогерам: а вы замечали какие-то похожие символы на обложках русскоязычных изданий?
Золотое правило книголюба — не судить книжку по обложке. На самом же деле обложка может много рассказать не только о содержании книги, но и культурном контексте, в который тот или иной роман вписан. Наткнулась на очень любопытную статью про белые частокольные заборчики на обложках американских книжек. Оказывается, у этой темы очень глубокие корни, уходящие, конечно же, в захват земель, но заборчик как символ выходит далеко за пределы колонизации. Статья длинная, перескажу своими словами.
Белый частокольный заборчик — это символ американской мечты, тихого благополучного пригорода (причем белого, если вы понимаете, о чем я), где долго и счастливо живут целыми семьями. А еще это символ удушающего однообразия во всех смыслах.
Такой заборчик, как часть дизайна прилегающей к красивому дому территории, в разное время появлялся на обложках триллеров о пригороде и на постерах к фильмам ужасов. Но точно так же он может намекать на то, что книга под обложкой окажется любовным романом.
Для начала давайте разберемся, откуда этот самый заборчик взялся и тогда станет понятней символом чего он может быть. Заостренные палки или доски использовали американские колонисты для защиты земель. В конце 1800-х годов их стали производить массово. К 1950-м годам белые заборы были заменены сетчатыми, но они все равно остались символом Америки и вновь вошли в моду в 1980-х.
Хотя белый забор намекает на благополучную жизнь в субурбии, его заостренные кончики являются отголоском насилия, с которым земля была отнята у коренных жителей. Более того, такой забор отсылает ко времени, которого никогда не существовало: в реальных пригородах 1950-х годов заборы были сетчатыми. Таким образом белый заборчик — это символ замыливания темных тем в истории и изобретения идеального прошлого.
Если думать о его функции, то можно прийти в выводу, что у забора две задачи: держать чужаков подальше от своего дома и не дать несмышленым членам семьи — детям и животным — выбрать из безопасного пространства в жестокий мир. Но и это сводится скорее к символизму, потому что низкий заборчик по колено не может служить сдерживающим фактором.
В статье не зря фигурирует 1950-е, время расового напряжения в США. И цвета заборчика тоже не случаен. Белый частокол — не только символ богатства, потому что поддерживать его в подобающем состоянии дороже, чем сетчатый, но и системы разделения, когда белые и черные граждане жили в разных пригородах.
Вернемся к литературе. В уютных детективах и триллерах белый частокол — это не просто понятное обозначение места действия, то есть пригорода. Это еще и обозначение контраста между атрибутами пригорода — красивый дом, идеальная семья, спокойное добрососедство — и мрачными элементами сюжета в книгах этих жанров. Часто на обложках таких книг белый заборчик либо поврежден, либо, например, испачкан кровью.
В романе о взрослении белый забор приобретает совсем другое символическое значение. Он удерживает вчерашних детей теперь уже не от страшного внешнего мира, а внутри удушливых семейных отношений, из которых они хотят сбежать во взрослую самостоятельную жизнь.
Вопрос к внимательным читателям и блогерам: а вы замечали какие-то похожие символы на обложках русскоязычных изданий?
Substack
The Horror of a White Picket Fence
How does this symbol transform when used in YA, thrillers, romance, or horror novels?