Книжный гриб
1.02K subscribers
1.46K photos
2 videos
2 files
862 links
🍄 Книги — как грибы: не все съедобные.
Помогу разобраться и избежать несварения.

🥈Финалист "_Литблога" 2022
🥈Финалист "_Литблога" 2024

💡Цитатный бот @KnigoGribBot
Download Telegram
В начале сентября The Guardian написала, что письмо Эрнеста Хемингуэя о том, как он пережил крушения (во множественном числе) самолетов, были проданы почти за 240 000 долларов США.

Все, кто хоть немного интересовался биографией Хема, знают, что жизнь у него была яркая и насыщенная. И описанное ниже могло произойти, наверное, только с ним.

На четырех страницах письма своему адвокату Альфреду Райсу писатель рассказал о происшествии, а также о том, как застрелил в Кении льва ружьем, скреплённым скотчем. Всяческое ему за это порицания, неуважение и просто большое человеческое фу. А теперь, собственно, к происшествиям.

23 января 1954 года подходили к концу сафари-каникулы Хема и его жены Мэри. Они сели на самолет до водопада Мерчисон в Уганде, чтобы сфотографировать его (блин, инста у Хема была бы шикарная). Но самолет потерпел крушение, когда пилот попытался совершить аварийную посадку, чтобы не налететь на стаю ибисов. Они провели ночь в джунглях, а СМИ в это время писали, что писатель помер. На следующий день их подобрала лодка с туристами, и они снова сели на самолет, который при взлете загорелся, разбился и взорвался. Чета Хемингуэйев получила серьезные травмы, некоторые писатель залечивал всю оставшуюся жизнь.

В письме, написанном 17 апреля 1954 года, Хемингуэй поясняет: «Проблемы внутри, правая почка разорвана, печень и селезенка повреждены. Не мог писать письма из-за правой руки, она была обожжена до кости, и ее сводило судорогой (до сих пор немного сводит, но ожоги уже в порядке). Но пальцы обожжены и на левой руке, так что печатать тоже не мог».

Он также добавил, что очень «ослаб из-за сильного внутреннего кровотечения» и что «был послушным мальчиком и старался отдыхать». О состоянии жены он сообщил следующее: «У Мэри сотрясение и память пока еще не в порядке». Но все же писатель настаивал, что все у них хорошо.

Простите, но не кажется ли нам, что это карма за застреленного котика?

Письмо ушло с молотка на аукционе Nate D Sanders Auctions и привлекло 12 заявок. Оно было жемчужиной коллекции из девяти писем; другое письмо, в котором Хем изложил свои соображение по поводу романа «Иметь и не иметь», было продано за 6875 долларов.
Друзья-коллеги-грибники, у меня же теперь открыты комментарии к постам, поэтому грех не спросить вас вот о чем. Недавно мне напомнили прекрасную и вечно актуальную фразу — карательная литература. Поделитесь, пожалуйста, книгой (или несколькими, или многими), которую вы поставили бы на эту полку. Конечно, понять “карательная литература” можно по-разному, поэтому пишите, как понимаете вы, если хотите пояснить свой выбор.

Я начну: если бы я хотела покарать своего врага, искренне ему насолить и заставить страдать, то посоветовала бы (с милой и искренней улыбкой) прочитать что-то из следующего:
▪️“Маленькая жизнь” Ханьи Янагихары (такой графомании, скуки и постоянного давления коленом на мои слезные железы я не испытывала ни до, ни после),
▪️“Неловкий вечер” Марике Лукас Рейневельд,
▪️“Страна вина” Нобелевского лауреата Мо Яня,
▪️нечто под названием “Убить некроманта” Макса Далина, которого я прочитала из-за одного книжного клуба (который потом, но не вследствии, хотя немножечко и вследствии, перестала посещать).

Вопрос этот не то что бы провокационный, но точно дискуссионный, поэтому мой выбор можно и нужно ругать. Но с гораздо большим удовольствием я почитаю ваши личные ответы, что же такое карательная литература и какие у нее исключительные образцы.
Кто же теперь будет директором Хогвартса?
Я не живу от Пелевина к Пелевину, поэтому сегодня будет не про него, а совсем про другую книжку
“Фонтан переполняется” Ребекки Уэст: запоздавшая классика, спасибо, что пришла

Читателю имя Ребекки Уэст может быть незнакомо, так что давайте это исправим. Она была дама-командор ордена Британской империи, и обращаться к ней стоило не просто так, а именно “Дама Ребекка Уэст”. За свою длинную, почти в 91 год, жизнь она написала около 10 романов, кучу эссе, биографию Генри Джеймса, но особое место в ее библиографии занимают репортажи с Нюрнбергского процесса. Так почему же я начала с того, что Ребекку Уэст могут не знать? Потому, что только этой осенью ее книгу, пока только одну, наконец-то перевели на русский язык. Надеюсь, это станет толчком к другим переводам Уэст. И надежда на это есть еще и потому, что “Фонтан переполняется” — первая часть трилогии.

“Фонтан переполняется” был написан в 1956 году. Эта история одной необычной британской семьи, которая переживает не лучшие времена. События развиваются в начале XX века, действие сосредоточены в доме, где живут Обри:
отец, мать, старшая дочь Корделия, близняшки Мэри и Роуз и младший сын Ричард Куинн.

По всем правилам семейной саги у Обри будет много приключений, и не все они будут веселыми. Старший Обри, отец семейства, гениальный публицист и писатель, а еще очаровательный мужчина, перед которым сложно устоять. Он этим пользуется, чтобы добиться своих целей, иногда очень даже благородных, например, спасти женщину от смертной казни. Но человек он азартный, и даже то, что нужно кормить большое семейство, не останавливает его от игр и проигрышей.

Азартные игры хуже моли и ржи, они не оставляют после себя даже лохмотьев и ржавого металла, съедают все подчистую.

Клэр Обри, мать, постоянно балансирует на краю банкротства. Она должна кузнецу, поставщику угля и много еще кому; она носит старые позорные платья и постоянно думает, на чем сэкономить. Спасает от полного уныния ее только одно — музыка. Клэр когда-то подавала огромные надежды как музыкант, но, став женой и матерью, оставила сцену, а все усилия приложила к детями, чтобы те играли как можно чаще и как можно лучше. Это поможет им стать знаменитыми музыкантами и выбраться из бедности.

Дети такой судьбе не противятся и тратят все силы и все свободное время на музыку. Но, конечно же, они не могу не замечать, что жизнь их совсем не такая, как у соседей и знакомых.

Повествователем Уэст выбрала одну из близняшек, Роуз. И этот выбор крайне интересен. Роуз, какой бы разумной ни казалась, остается именно ребенком — капризным, непримиримым, делящим мир на черное и белое. Она по-детски не терпит компромиссов и не понимает, когда мать о чем-то молчит, сглаживает углы и терпит то, что в детский глазах кажется вопиющей несправедливостью или наглостью.

Голос Роуз звучит ярко, но не настроено, если использовать музыкальную метафору. Все эмоции тут выкручены по полной. Если воспоминание радостное — то со всех сторон и без каких-либо огорчений. А если произошло что-то грустное, то Роуз печалится так, словно в мире больше не осталось ничего доброго и хорошего. Поэтому “Фонтан переполняется” — история яркая, с постоянными перепадами темпа и настроения, состоящая из фрагментов и ярких вспышек. Ведь именно так мы помним детство — как набор эпизодов.

Роуз вовсе не истеричная барышня, как и ее сестры. Они, в перерывах между школой и музыкальными упражнениями, прекрасно видят, что происходит с родителями и понимают, как им тяжело из-за папиного азарта.

— Вам следовало бы знать, что я сумею как-нибудь о вас позаботиться, — пробормотала она. — Но подумать только, что я и не подозревала о ваших чувствах. Ах, дети, вы должны всегда говорить мне, когда вам страшно.

Уэст тонко напоминает взрослым, ведь роман, все же для них, а не для детей и подростков, что отпрыски куда проницательней, чем думают родидели, что скрытое часто плавает на самой поверхности, что многие взрослые выкрутасы, которые им кажутся изящными и остроумными, могут наносить детям травмы и формировать их видение мира и себя в этом мире. И тут все как в музыке (или любом другом искусстве): важно видеть общую картину, но и о ее составных частях нельзя забывать.
Хотите бонус? Как-то на переводческом семинаре у нас было упражнение: перевести пару страниц из “Фонтан переполняется”.

Слева мой корявый и пока неумелый перевод; справа перевод Любови Карцивадзе, который вышел в издательстве
Что делал “Книжный гриб” в сентябре? Переворачивал календарь и:

▪️праздновал свой четвертый день рождения и вспоминал, как это было в сентябре 2019 года;
▪️с удивлением смотрел на 10 странных семей из книг;
▪️с ужасом и постыдным интересом перебирал 6 тру-крайм романов;
▪️собирал самые интересные книжные новинки сентября;
▪️с интересом узнал, какой город чаще всего встречается в литературе;
▪️зачитывался Набоковым: тут вот “Пнин”, а тут “Король, дама, валет”;
▪️поучал, что поэзия — это смертельно опасно;
▪️спрашивал вас (и до сих пор вопрошает), что такое в вашем видении “карательная литература”;
▪️наконец-то, дождался перевода “Фонтан переполняется” Ребекки Уэст и позорился своим переводом кусочка этого романа.
Друзья, коллеги, издатели и сочувствующие!

Если кто-то купит права на эту книгу, я готова прямо сейчас ее переводить. Это же просто переводческая мечта! Наконец-то, действительно полезный и нужный нонфик.
Когда пару лет назад я писала околокнижные статьи для одного интернет-издания, у меня выработалась привычка везде писать букву ё так, как её и надо писать — с двумя точками сверху. Такая была редакционная политика: е — это е, а ё — это ё. Вначале было сложновато, если честно, но потом стало невозможно игнорировать ё и заменять её на е.

А вот в книжки — это вам не статьи на развлекательных порталах, в них ё пишется только если без неё теряется смысл слова или в именах собственных, в остальных случаях точки безжалостно выкидываются. Такие вот правила: никакого уважения.

К чему это я? К тому, что на той неделе я смотрела правку редактора к моему литературному переводу (помните, я говорила, там шикарно-кроваво-исторический детектив) и насчитала целых три ё, которые редактор терпеливо правила на ё. Вроде на 100+ страниц не много, но ровно на три ё больше, чем надо.

В общем, если ё вошла когда-то в твою жизни, изгнать её оттуда уже очень трудно. Какие у вас отношения с ё?
Вручили "Ясную поляну":

▪️"Муравьиный бог: реквием" Саши Николаенко в номинации "Современная русская проза";
▪️"Пуп света" Венко Андоновского в номинации "Инностранная литература";
■ "Все рушится" Чинуа Ачебе в номинации "Пропущенные шедевры";
■ "Его последние дни" Рагима Джафарова в номинации "Выбор читателей".

А завтра, завтра, завтра уже кому-то дадут целого настоящего Нобеля.
"За новаторские пьесы и прозу, в которых он заставляет звучать то, что невозможно выразить словами" - вот за что в этом году дали Нобелевскую премию по литературе. Под такой узкий критерий подошёл только норвежский писатель и драматург Юн Фоссе. Кто-то когда-то даже назвал его современным Беккетом. Кое-что у Фоссе уже переведено на русский (и проза, и драма), так что читать можно уже сейчас.

В последние дни перед вручением букмекеры поставили его на первое место.
Помните, я вот тут писала, что Лондон — именно тот город, о котором чаще всего писали в книгах за последние 100 лет? И вот настал момент, когда, если следовать моему челленджеру, нужно читать книги, в который Лондон фигурирует.
Думаю, найти такую книжку не составит труда, но вот несколько подсказок из моего списка прочитанного:

▪️“Белые зубы”, Зэди Смит — современная классика, которая смотрит на Лондон как на столицу метрополии, где смешались культуры и судьбы;
▪️“Никогда”, Нил Гейман — позволю себе вольность и включу эту фантазию о подземном сверхъестественном Лондоне сюда, потому что, кто его знает, вдруг Нижний Лондон тоже существует;
▪️“Жизнь после жизни”, Кейт Аткинсон — в каждой главе героиня делает выбор, после которого умирает, а в следующей она идет другой дорогой, ее жизнь продолжается, но только до новой развилки;
▪️“Зов кукушки”, Роберт Гэлбрейт — первая книга из детективной серии о Корморане Страйке, в которой Лондон кажется вечно дождливым и мрачным, но за это писатели его и любят;
▪️“Миссис Дэллоуэй”, Вирджиния Вулф — если еще не дошли до этой книги, то самое время, это всего лишь один день в Лондоне, но он кажется целой жизнью.

Что я сама буду читать, пока не решила, так что советы и рекомендации приветствуются.
Я сейчас по половинке чайной ложки в день читаю новое, совершенно потрясное, издание “Молота ведьм” на русском языке. Этот сборник статей, вернее трактат, о демонологии и о том, как распознавать ведьм и как с ними расправляться, был написан в 1486 году двумя монахами и очень образованным людьми — Генрихом Крамером и Якобом Шпренгерем.

Вещь эта, вообще-то уникальная, потому что русский — третий европейский язык, на который перевели “Молот ведьм” с латинского. Было это давно, еще в 1930-х (да, в советское время разрешили и выделили деньги на перевод Malleus Maleficārum, которым занялся Николай Цветков), а в 2023 вышло новое здание с комментариями и добавлениями историка-медиевиста Григория Бакуса. Чтиво не самое легкое, но очень уж под настроение середины осени подходит. И тут в дополнение попадается на глаза статья LitHub о Салемском процессе над ведьмами. Оригинал тут, ниже — мой перевод.
В начале 1692 года у небольшой группы девочек в городке Салем-Виллидж в штате Массачусетс начались загадочные припадки — конвульсии, крики, разбрасывание вещей. Молитва от симптомов не избавила, и тогда местный врач заявил, что они, должно быть, страдают от «злой руки», то есть колдовства. Вскоре девушки назвали имена трех женщин, которых обвиняли в ведьмовстве — так всерьез началась охота на ведьм. В последующие месяцы более 150 человек были обвинены в колдовстве. 27 мая губернатор Уильям Фипс учредил специальный суд для рассмотрения обвинений; первой женщиной, представшей перед судом, стала Бриджит Бишоп, которую быстро осудили и повесили уже 10 июня; еще пятерых повесили в июле; следующих пятерых — в августе. 22 сентября 1692 года казнили последних восьмерых.

А к октябрю Фипс вдруг изменил свое мнение о судебных процессах (связано это было, вероятно, с тем, что его собственную жену тоже обвинили в ведьмовстве). Сначала он объявил, что «призрачные доказательства» (то есть сны и тому подобные) больше не являются достаточными для осуждения кого-либо, а после постановил, что ведьм нельзя арестовывать, и освободил большинство из тех, кто в тот момент сидел в тюрьме.
Конечно же, то был не конец, ни в деле, ни в коллективном литературном воображении.

«В 1692 году в колонии Массачусетского залива за колдовство казнили четырнадцать женщин, пятерых мужчин и двух собак», — пишет писательница и историк Стейси Шифф. — «Колдовство появилось в январе. Первая казнь через повешение произошла в июне, последняя – в сентябре. Далее последовало полное глухое молчание. Тех, кто перенес это тяжелое испытание, смущало не столько хитрое колдовство, сколько неуклюжая организация правосудия. Невиновных повесили. Виновные суда избежали. Клятву никогда об этом не забывать никто не давал; вместо этого самой подходящей реакцией было предать эти девять месяцев забвению. И так было на протяжении целого поколения. С тех пор мы воскрешаем в памяти Салем — наш национальный кошмар, сырую, но переспелую бульварную статью, антиутопическую главу из нашего прошлого. Она потрескивает, мерцает и прокладывает себе путь сквозь американскую историю и литературу».
Ну и картиночка под настроение
Собрала в одном месте трейлеры новых экранизаций. Тут все вперемешку, фильмы и сериалы, но все такое красивое и интересное, что должно хватить на холодные вечера вплоть до нового года. А еще необычно много экранизаций рассказов и один фильм, снятый по фотоальбому.

https://telegra.ph/8-novyh-knizhnyh-ehkranizacij-10-03
В октябре книжные новинки подобрались все какие-то тяжелые и грустные, но очень уж привлекающее внимание:

1. “Поляк”, Дж. М. Кутзее
Новое от Кутзее (взволнованный визг) выйдет на русском одновременно с международным релизом. Речь тут пойдет о неродном языке. Беатрис — дама из Барселоны, успешная мать, счастливая жена и меломанка. В Барселону приглашают польского пианиста Витольда, который на Беатрис не производит никакого впечатления, а вот она на него — еще какое. Но как донести свои чувства на языке, который тебе не родной? (Обложку найти не смогла, поэтому пусть будет ее английская версия)

2. “Поход на Бар-Хото”, Леонид Юзефович
В “Походе на Бар-Хото” Леонид Абрамович обращается к любимому приёму для исторических романов — реальные декорации и вымышленная история. На фоне глобальных происшествий — на востоке монголы пытаются избавиться от Китая, а на западе назревает война, которую назовут Первой Мировой — происходит личная драма офицера Солодовникова. Глобальное отражается в частном, и очень сложно не стать просто очередной песчинкой в огромных часах времени.

3. “Карта утрат”, Белинда Танг
Итянь уже давно живет в США и не вернулся бы в Китай, если бы не звонок матери. Его отец вышел из дома и не вернулся. Они уже давно не общаются из-за давней взаимной обиды, но Итянь все равно едет в деревню, где вроде бы все родное, но совсем уже чужое. В попытках понять, куда мог деться отец, герою придется раскрыть давно запертое прошлое и хорошенько его поворошить.

4. “Возвращение в кафе “Полустанок”, Фэнни Флэгг
Моя любовь к Фэнни Флэгг началась с романа «Жареные зеленые помидоры в кафе “Полустанок”», и вот его продолжение. Это история Бади, который в первой части был еще совсем маленьким. Теперь он состарился и решил вернуться в городок, где прошло его сумбурное, но счастливое детство. Городок уже откровенно захирел, но самое главное в нем всегда были и остаются люди.

5. “После банкета”, Юкио Мисима
Юкио Мисима занимает почетную должность самого читаемого японского автора в мире. “После банкета” — роман о женщине, которая становится женой немолодого дипломата, сторонника реформ. И когда политика становится частью семейной жизни, героине становится сложно отделить одно от другого. Два мира сталкиваются, а жертвой их битвы становится любовь.

6. “Фарфоровый солдат”, Матиас Мальзьё
Французский писатель Матиас Мальзьё взял за основу романа жизнь собственного отца. Во время Второй Мировой он, будучи ребенком, секретно проник в оккупированную Лотарингию, где жила его бабушка. Там даже французский язык под запретом, а если солдаты прознают о нелегале, то всю семью могут расстрелять. Мальчик — не единственная опасность, вместе с ним в доме прячется еврейская девушка, так что все ходят по очень тонкому льду.