Холера в России: 1830-1831 годы
Холера шла с юга, из Тифлиса и Астрахани. Получив информацию о вспышке болезни, власти первым делом устроили карантинные заставы на главных дорогах. Центральную комиссию по борьбе с холерой возглавил министр внутренних дел Арсений Закревский.
Как писал литератор и врач Викентий Вересаев, Закревский «принял очень энергичные, но совершенно нелепые меры, всю Россию избороздил карантинами, — они совершенно парализовали хозяйственную жизнь страны, а эпидемии не остановили».
Тысячи людей и лошадей с обозами находились на карантине у застав. В тех, кто пытался пробраться через оцепления, было приказано стрелять.
Все путешественники тоже задерживалось на двухнедельный карантин, а их вещи окуривались (эффективным средством для этого считалась сера). Александру Пушкину для того, чтобы попасть из Болдина Нижегородской губернии в Москву нужно было пересечь 14 карантинных застав. Поездки стали невыносимо долгими.
В начале октября 1830 года Пушкин попытался уехать из Болдина, но ему не удалось преодолеть оцепления. Он пробыл в самоизоляции три месяца, и этот период стал самым плодотворным в его творческой биографии. Поэту удалось прорваться в окруженную заставами Москву к невесте только с третьей попытки, в первых числах декабря. С простым людом вообще не церемонились и просто возвращали с застав обратно.
«Едва успел я приехать, как узнаю, что около меня оцепляют деревни, учреждаются карантины. Народ ропщет, не понимая строгой необходимости и предпочитая зло неизвестности и загадочное непривычному своему стеснению. Мятежи вспыхивают то здесь, то там», - писал Пушкин. «...Несколько мужиков с дубинами охраняли переправу через какую-то речку. Я стал расспрашивать их. Ни они, ни я хорошенько не понимали, зачем они стояли тут с дубинами и с повелением никого не пускать. Я доказывал им, что, вероятно, где-нибудь да учрежден карантин, что я не сегодня, так завтра на него наеду, и в доказательство предложил им серебряный рубль. Мужики со мной согласились, перевезли меня и пожелали многие лета». #холера
Холера шла с юга, из Тифлиса и Астрахани. Получив информацию о вспышке болезни, власти первым делом устроили карантинные заставы на главных дорогах. Центральную комиссию по борьбе с холерой возглавил министр внутренних дел Арсений Закревский.
Как писал литератор и врач Викентий Вересаев, Закревский «принял очень энергичные, но совершенно нелепые меры, всю Россию избороздил карантинами, — они совершенно парализовали хозяйственную жизнь страны, а эпидемии не остановили».
Тысячи людей и лошадей с обозами находились на карантине у застав. В тех, кто пытался пробраться через оцепления, было приказано стрелять.
Все путешественники тоже задерживалось на двухнедельный карантин, а их вещи окуривались (эффективным средством для этого считалась сера). Александру Пушкину для того, чтобы попасть из Болдина Нижегородской губернии в Москву нужно было пересечь 14 карантинных застав. Поездки стали невыносимо долгими.
В начале октября 1830 года Пушкин попытался уехать из Болдина, но ему не удалось преодолеть оцепления. Он пробыл в самоизоляции три месяца, и этот период стал самым плодотворным в его творческой биографии. Поэту удалось прорваться в окруженную заставами Москву к невесте только с третьей попытки, в первых числах декабря. С простым людом вообще не церемонились и просто возвращали с застав обратно.
«Едва успел я приехать, как узнаю, что около меня оцепляют деревни, учреждаются карантины. Народ ропщет, не понимая строгой необходимости и предпочитая зло неизвестности и загадочное непривычному своему стеснению. Мятежи вспыхивают то здесь, то там», - писал Пушкин. «...Несколько мужиков с дубинами охраняли переправу через какую-то речку. Я стал расспрашивать их. Ни они, ни я хорошенько не понимали, зачем они стояли тут с дубинами и с повелением никого не пускать. Я доказывал им, что, вероятно, где-нибудь да учрежден карантин, что я не сегодня, так завтра на него наеду, и в доказательство предложил им серебряный рубль. Мужики со мной согласились, перевезли меня и пожелали многие лета». #холера
Холера в России (продолжение). Бунт в столице
Эпидемия в Петербурге началась в жарком июне 1831 года. «Город в тоске. Почти все сообщения прерваны. Люди выходят из домов только по крайней необходимости или по должности», - писал литературовед Александр Никитенко. Его дневник хорошо передает настроение тех дней.
Cтолица осталась без высшего руководства. Император Николай I, его семья и весь царский двор в первые же дни эпидемии уехали в Петергоф. Знать и состоятельные люди заперлись на дачах. Разъехались почти все члены Госсовета. За городом оказался и генерал-губернатор.
Вскоре выяснилось, что организовано все плохо, а холерные госпитали только увеличивают число заразившихся. «Лазареты устроены так, что они составляют только переходное место из дома в могилу», - писал Никитенко.
По его словам, в эти лазареты забирали простых людей без разбора, как больных холерой, так и заболевших другими болезнями. А иногда и просто пьяных из простонародья.
«Полиция наша, и всегда отличающаяся дерзостью и вымогательствами, вместо усердия и деятельности в эту плачевную эпоху только усугубила свои пороки», - свидетельствовал Никитенко.
В первые дни холеры умерли до 10 тысяч человек. Петербург быстро обезлюдел. По пустынным улицам неслись холерные возки, на мостовой и тротуарах лежали неубранные трупы. Положение усугублялось небывалой жарой, засухой и лесными пожарами вокруг города.
Население столицы начало роптать. Простолюдины собирались в толпы и выражали недовольство. Недовольные говорили: никакой холеры нет, ее выдумали некие злоумышленники для своих целей. В лучшем случае выполняют план. По городу пошли слухи, что в больницы забирают здоровых, там отравляют и даже живых кладут в гроб.
В разных частях города начались волнения. Их центром стала Сенная площадь. Собравшаяся там толпа устроила погром в центральной холерной больнице в доме Таирова (ныне переулок Бринько). Были убиты несколько врачей. Больных выносили прямо на кроватях и отправляли по домам.
Бунтовщики были уверены, что во всех бедах виноваты врачи-убийцы. Особую ненависть вызывали лекари немцы. Врачи, согласно этой народной теории заговора, были подкуплены поляками. Тогда как раз шло очередное польское восстание, и поляки считались неблагонадежными.
Никитенко, наоборот, приводит информацию, о том, что полиция схватила несколько поляков, которые подстрекали народ к бунту. Они, якобы, были переодеты в мужицкую одежду и давали деньги за участие в беспорядках.
Участники беспорядков носились по городу, разбивали холерные кареты, ловили и избивали врачей. Не поздоровилось даже прохожим с санитайзерами того времени —крепким уксусом и раствором хлорной извести. Толпа их тоже подозревала в отравлениях. К ним придирались, и в лучшем случае заставляли выпить дезинфекторы.
Толпу на Сенной площади полиция разгонять не решилась. Там собралось около пяти тысяч человек. Очевидцы шутили: несмотря на близость отделений к площади, стражи порядка проявляли удивительный такт.
На Сенную лично приехал Николай I и обратился к народу прямо со своей коляски. Что конкретно сказал царь народу история в точности не сохранила. Одни говорили, что государь обложил народ подходящей по месту площадной бранью, другие считали, что император и без крепких выражений всех ввергал в трепет. Царь пристыдил толпу, призвал не подражать «буйству французов и поляков» и громовым голосом приказал всем встать на колени. По другой версии все рухнули на колени после того, как государь одним махом осушил склянку с лекарством от холеры.
«Не знаю, что страшнее холера или дурь», - будто бы сказал император сопровождавшим.
В любом случае Николаю I удалось подавить холерный бунт в столице бескровно, буквально словами. В других городах властям это не удалось: в Севастополе против карантина восстали рабочие и матросы, в Тамбове толпа захватила губернатора, а в Старой Руссе произошел настоящий вооруженный мятеж, в ходе которого были убиты больше ста чиновников, офицеров и врачей. Начало #холера
Эпидемия в Петербурге началась в жарком июне 1831 года. «Город в тоске. Почти все сообщения прерваны. Люди выходят из домов только по крайней необходимости или по должности», - писал литературовед Александр Никитенко. Его дневник хорошо передает настроение тех дней.
Cтолица осталась без высшего руководства. Император Николай I, его семья и весь царский двор в первые же дни эпидемии уехали в Петергоф. Знать и состоятельные люди заперлись на дачах. Разъехались почти все члены Госсовета. За городом оказался и генерал-губернатор.
Вскоре выяснилось, что организовано все плохо, а холерные госпитали только увеличивают число заразившихся. «Лазареты устроены так, что они составляют только переходное место из дома в могилу», - писал Никитенко.
По его словам, в эти лазареты забирали простых людей без разбора, как больных холерой, так и заболевших другими болезнями. А иногда и просто пьяных из простонародья.
«Полиция наша, и всегда отличающаяся дерзостью и вымогательствами, вместо усердия и деятельности в эту плачевную эпоху только усугубила свои пороки», - свидетельствовал Никитенко.
В первые дни холеры умерли до 10 тысяч человек. Петербург быстро обезлюдел. По пустынным улицам неслись холерные возки, на мостовой и тротуарах лежали неубранные трупы. Положение усугублялось небывалой жарой, засухой и лесными пожарами вокруг города.
Население столицы начало роптать. Простолюдины собирались в толпы и выражали недовольство. Недовольные говорили: никакой холеры нет, ее выдумали некие злоумышленники для своих целей. В лучшем случае выполняют план. По городу пошли слухи, что в больницы забирают здоровых, там отравляют и даже живых кладут в гроб.
В разных частях города начались волнения. Их центром стала Сенная площадь. Собравшаяся там толпа устроила погром в центральной холерной больнице в доме Таирова (ныне переулок Бринько). Были убиты несколько врачей. Больных выносили прямо на кроватях и отправляли по домам.
Бунтовщики были уверены, что во всех бедах виноваты врачи-убийцы. Особую ненависть вызывали лекари немцы. Врачи, согласно этой народной теории заговора, были подкуплены поляками. Тогда как раз шло очередное польское восстание, и поляки считались неблагонадежными.
Никитенко, наоборот, приводит информацию, о том, что полиция схватила несколько поляков, которые подстрекали народ к бунту. Они, якобы, были переодеты в мужицкую одежду и давали деньги за участие в беспорядках.
Участники беспорядков носились по городу, разбивали холерные кареты, ловили и избивали врачей. Не поздоровилось даже прохожим с санитайзерами того времени —крепким уксусом и раствором хлорной извести. Толпа их тоже подозревала в отравлениях. К ним придирались, и в лучшем случае заставляли выпить дезинфекторы.
Толпу на Сенной площади полиция разгонять не решилась. Там собралось около пяти тысяч человек. Очевидцы шутили: несмотря на близость отделений к площади, стражи порядка проявляли удивительный такт.
На Сенную лично приехал Николай I и обратился к народу прямо со своей коляски. Что конкретно сказал царь народу история в точности не сохранила. Одни говорили, что государь обложил народ подходящей по месту площадной бранью, другие считали, что император и без крепких выражений всех ввергал в трепет. Царь пристыдил толпу, призвал не подражать «буйству французов и поляков» и громовым голосом приказал всем встать на колени. По другой версии все рухнули на колени после того, как государь одним махом осушил склянку с лекарством от холеры.
«Не знаю, что страшнее холера или дурь», - будто бы сказал император сопровождавшим.
В любом случае Николаю I удалось подавить холерный бунт в столице бескровно, буквально словами. В других городах властям это не удалось: в Севастополе против карантина восстали рабочие и матросы, в Тамбове толпа захватила губернатора, а в Старой Руссе произошел настоящий вооруженный мятеж, в ходе которого были убиты больше ста чиновников, офицеров и врачей. Начало #холера
Это картина художника Павла Федотова "Все #холера виновата" 1848 года. Ее часто используют как иллюстрацию в разных публикациях о холере. Какой же тут сюжет? Мнение профессионала, микробиолога и историка медицины Михаила Супотницкого: "Художником показан случай сухой холеры (cholera sicca). У умершего цианотичный (синюшный) цвет лица, характерный для такого клинического течения болезни". Но так ли это? Как вы думаете, опрос следует
Мессенджер XIX века. Choleradiot или холера-диссидент? Александр Булгаков из Москвы, чиновник МИДа, 49 лет. Переписка с братом.
25 сентября 1830 года
О другом не слышим здесь, как о холере, так что, право, надоело. Мы были довольны, веселы у княгини Хованской вечером; является Обресков, рассказывает, что у него кучер умирает холерою, всех дам перепугал по пустякам. Я у людей его спрашивал. Кучер просто напился, и его рвало беспощадно
3 октября 1830 года
Во дворце, прежде чем быть допущенным наверх, большая проформа: надобно облить руки хлорной водою и прополоскать рот. Я всё-таки своё толкую, что нет холеры. Доказано, что мрут только пьяницы, обжоры, отощанные и те, кои сильно простужаются.
15 ноября 1830 года
Болезнь идёт так хорошо, что вчера умерло только 20 человек. Полиция во зло употребляет выдачу свидетельств: являются совсем не холерные и остаются в больницах несколько дней, для того только, чтобы выйти одетыми, обутыми и с пятью рублями награждения. Где не заведётся злоупотребление?
19 ноября 1830 года
«Болезнь оканчивается», —так говорят, что она в товарах, что надобно их все окурить. Да на это надобно года два! В Москве, может быть, на 10 миллионов одного чаю, хорош будет хлоровый чай! Хороши будут материи шёлковые! Большие идут о сём прения; чем кончатся — не знаю.
Впрочем, у Булгакова не только о холере скандальное мнение. Вот, что он о Пушкине написал:
«Я познакомился с поэтом Пушкиным. Рожа ничего не обещающая».
Ну как можно всерьез воспринимать слова такого типа?
#холера
25 сентября 1830 года
О другом не слышим здесь, как о холере, так что, право, надоело. Мы были довольны, веселы у княгини Хованской вечером; является Обресков, рассказывает, что у него кучер умирает холерою, всех дам перепугал по пустякам. Я у людей его спрашивал. Кучер просто напился, и его рвало беспощадно
3 октября 1830 года
Во дворце, прежде чем быть допущенным наверх, большая проформа: надобно облить руки хлорной водою и прополоскать рот. Я всё-таки своё толкую, что нет холеры. Доказано, что мрут только пьяницы, обжоры, отощанные и те, кои сильно простужаются.
15 ноября 1830 года
Болезнь идёт так хорошо, что вчера умерло только 20 человек. Полиция во зло употребляет выдачу свидетельств: являются совсем не холерные и остаются в больницах несколько дней, для того только, чтобы выйти одетыми, обутыми и с пятью рублями награждения. Где не заведётся злоупотребление?
19 ноября 1830 года
«Болезнь оканчивается», —так говорят, что она в товарах, что надобно их все окурить. Да на это надобно года два! В Москве, может быть, на 10 миллионов одного чаю, хорош будет хлоровый чай! Хороши будут материи шёлковые! Большие идут о сём прения; чем кончатся — не знаю.
Впрочем, у Булгакова не только о холере скандальное мнение. Вот, что он о Пушкине написал:
«Я познакомился с поэтом Пушкиным. Рожа ничего не обещающая».
Ну как можно всерьез воспринимать слова такого типа?
#холера
Яд + опиум = схема лечения холеры
Большинство докторов середины XIX века выписывали больным холерой каломель (хлорид ртути) и опиум. Это сочетание токсичного вещества и наркотика стало самой распространенной схемой «лечения». Каломель тогда вообще широко использовали, и как мазь, и внутрь, как противозаразное средство. Давали раненому на дуэли Пушкину. Ученые мужи все дискутировали: есть ли побочный эффект в виде выпадения волос и зубов от каломели или нет.
Холеру также лечили кровопусканием, растиранием тела спиртом, горчичниками и горячими ваннами. Короче говоря, как смесь отравления и простуды.
Холера действительно похожа по симптомам на отравление, вызывает рвоту и диарею. Болезнь поражает желудок и кишечник и вызывает обезвоживание. Главное – его остановить. В наше время больных выпаивают специальными растворами солей, а при тяжелых случаях делают внутривенные вливания.
Удивительно, но доктора XIX века все же нащупывали и верные способы лечения. «При отчаянном положении холерного его жизнь иногда спасается впрыскиванием в вены горячего соляного раствора», - говорится в учебнике по военной медицине русского врача Акима Чаруковского 1836 года издания.
Врачи, решившиеся сделать впрыскивание жидкости, действовали на свой страх и риск. Доктора сами рассчитывали объём воды, определяли сколько и чего к ней добавить.
Доктор Бржезинский боролся со вспышкой холеры в городе Каменец-Подольский на Украине в 1853 году. Заметив, что обычные средства не помогают, «решил непосредственно подействовать на кровь возвращением ей того, чего недостает ей при этой болезни, т.е. водянистой жидкости». И влил теплую кипяченую воду из самовара.
Вот как он это описал:
«Рука или нога больного перевязывается бинтом, как для кровопускания. Врач вскрывает ланцетом вену несколько пространнейшим разрезом, чем при кровопускании; а если необходимо предварительное извлечение крови до нескольких унций, то в эту раночку вкладывается закривленная трубочка сифона; бинт снимается; помощник обхватывает края раны двумя пальцами около трубочки, не допуская входа воздуха; и врач медленным давлением на поршень вводить жидкость в кровь».
Так Бржезинскому удалось вылечить от холеры «солдатку» (жена солдата) 21 года, крепостного юношу 18 лет и дворянина 30 лет. Интересно, что он не читал Чаруковского и действовал в полном смысле по наитию. Бржезинский добавлял к воде хинин и поваренную соль, «так как кровь имеет вкус соленый и так как шарики крови, изменяющие свой вид от чистой воды, вовсе не изменяют его от воды с солью».
Вообще, что только не вливали.
Доктор Соколов в Москве влил больному кровяную сыворотку теленка с положительным результатом. Профессор Варвинский, тоже в Москве, влил трем холерным больным раствор поваренной соли и углекислой соды. Непосредственный за вливаниями эффект был блестящий, но больные все же погибли. В 1849 г. в Москве профессор Иноземцев произвел вливание в вену холерному больному 180 мл сыворотки человеческой крови.
Это времена третьей пандемии холеры 1846 –1860 годов. Россия тогда стала одним из ее эпицентров, погибли более 1 миллиона человек. В тот период в России было написано огромное число книг о холере. Многие из них сразу же переводились на иностранные языки. Это был первый случай, когда русским врачам пришлось действовать без оглядки на европейский опыт. Более того, собранные ими материалы и наработки потом использовали на Западе. Ведь холера шла в Европу из Азии через Россию.
#холера #пандемии
Описания опытов взяты из книги Михаила Супотницкого «Александр Александрович Генрици и его воспоминания».
О холерном бунте в Петербурге
Большинство докторов середины XIX века выписывали больным холерой каломель (хлорид ртути) и опиум. Это сочетание токсичного вещества и наркотика стало самой распространенной схемой «лечения». Каломель тогда вообще широко использовали, и как мазь, и внутрь, как противозаразное средство. Давали раненому на дуэли Пушкину. Ученые мужи все дискутировали: есть ли побочный эффект в виде выпадения волос и зубов от каломели или нет.
Холеру также лечили кровопусканием, растиранием тела спиртом, горчичниками и горячими ваннами. Короче говоря, как смесь отравления и простуды.
Холера действительно похожа по симптомам на отравление, вызывает рвоту и диарею. Болезнь поражает желудок и кишечник и вызывает обезвоживание. Главное – его остановить. В наше время больных выпаивают специальными растворами солей, а при тяжелых случаях делают внутривенные вливания.
Удивительно, но доктора XIX века все же нащупывали и верные способы лечения. «При отчаянном положении холерного его жизнь иногда спасается впрыскиванием в вены горячего соляного раствора», - говорится в учебнике по военной медицине русского врача Акима Чаруковского 1836 года издания.
Врачи, решившиеся сделать впрыскивание жидкости, действовали на свой страх и риск. Доктора сами рассчитывали объём воды, определяли сколько и чего к ней добавить.
Доктор Бржезинский боролся со вспышкой холеры в городе Каменец-Подольский на Украине в 1853 году. Заметив, что обычные средства не помогают, «решил непосредственно подействовать на кровь возвращением ей того, чего недостает ей при этой болезни, т.е. водянистой жидкости». И влил теплую кипяченую воду из самовара.
Вот как он это описал:
«Рука или нога больного перевязывается бинтом, как для кровопускания. Врач вскрывает ланцетом вену несколько пространнейшим разрезом, чем при кровопускании; а если необходимо предварительное извлечение крови до нескольких унций, то в эту раночку вкладывается закривленная трубочка сифона; бинт снимается; помощник обхватывает края раны двумя пальцами около трубочки, не допуская входа воздуха; и врач медленным давлением на поршень вводить жидкость в кровь».
Так Бржезинскому удалось вылечить от холеры «солдатку» (жена солдата) 21 года, крепостного юношу 18 лет и дворянина 30 лет. Интересно, что он не читал Чаруковского и действовал в полном смысле по наитию. Бржезинский добавлял к воде хинин и поваренную соль, «так как кровь имеет вкус соленый и так как шарики крови, изменяющие свой вид от чистой воды, вовсе не изменяют его от воды с солью».
Вообще, что только не вливали.
Доктор Соколов в Москве влил больному кровяную сыворотку теленка с положительным результатом. Профессор Варвинский, тоже в Москве, влил трем холерным больным раствор поваренной соли и углекислой соды. Непосредственный за вливаниями эффект был блестящий, но больные все же погибли. В 1849 г. в Москве профессор Иноземцев произвел вливание в вену холерному больному 180 мл сыворотки человеческой крови.
Это времена третьей пандемии холеры 1846 –1860 годов. Россия тогда стала одним из ее эпицентров, погибли более 1 миллиона человек. В тот период в России было написано огромное число книг о холере. Многие из них сразу же переводились на иностранные языки. Это был первый случай, когда русским врачам пришлось действовать без оглядки на европейский опыт. Более того, собранные ими материалы и наработки потом использовали на Западе. Ведь холера шла в Европу из Азии через Россию.
#холера #пандемии
Описания опытов взяты из книги Михаила Супотницкого «Александр Александрович Генрици и его воспоминания».
О холерном бунте в Петербурге