• CSDDD представляет собой первый законодательный акт ЕС, обязывающий организации принять климатический план. Крупные компании обязаны будут гарантировать, что их бизнес-стратегии совместимы с целями по ограничению глобального потепления до 1,5°C в соответствии с Парижским соглашением. Что касается социального аспекта, Директива затрагивает соблюдение правил охраны здоровья, недопущение дискриминации, своевременную выплату поставщиками заработной платы своим сотрудникам.

• Камнем преткновения является положение о штрафных санкциях: могут быть применены административные санкции со штрафами в размере не менее 5% от мирового чистого оборота компании за последний финансовый год. Ситуация усугубляется тем, что даже если компания не имеет прямых контрактов и каналов сотрудничества с европейскими организациями, ей придётся учитывать требования Директивы, обязывающей предприятия осуществлять контроль деятельности своих контрагентов.

• Экологическая директива CSDDD представляется политизированной попыткой повысить конкурентоспособность европейской экономики в условиях деиндустриализации и переноса ряда европейских производств в третьи страны. Внедрение подобных мер подчёркивает наступательный характер энергетической политики ЕС, который явно ставит продвижение собственных энергетических интересов выше взаимовыгодного, равноправного энергетического сотрудничества с другими странами.

• Парадоксально при этом, что вследствие отказа от российского и катарского СПГ Евросоюз будет получать поставки энергоносителя только от одного поставщика — США. При этом экологичность американского СПГ не ставится под сомнение, и ни одна страна — член ЕС не задаётся этими вопросами даже в условиях выхода США из Парижского соглашения. Не говоря уже о том, что такое положение дел никак не соответствует задаче диверсифицировать поставки энергоносителей, согласно плану REPowerEU.

• Вместе с тем, несмотря на санкционное давление, жёсткую риторику в отношении России и намерение прекратить закупки российского СПГ с 2027 года, импорт СПГ из России в Европу вырос на 7% в годовом исчислении в первой половине этого года. Франция наряду с Германией в мае 2025 года выступила с призывом к Еврокомиссии отменить директиву CSDDD. В ответ на это министр промышленности, бизнеса и финансовых дел Дании, напротив, призвал страны оставаться приверженными устойчивому развитию, что демонстрирует разобщённость по принципиальным вопросам внутри самого ЕС.

• Построенные на основе модели «загрязнитель платит» европейская система торговли квотами на выбросы парниковых газов (EU ETS) и пограничный корректирующий углеродный механизм (CBAM) заставляют производителей третьих «платить за право» экспортировать свою продукцию в Евросоюз. Это позволяет снизить конкурентоспособность продукции третьих стран, не решая при этом именно экологическую проблему, поскольку «загрязнение» в странах-производителях продолжается.

• Знания в предметной области не предоставляют заметного превосходства при прогнозировании. В ряде случаев эксперты дают очень точные оценки в сфере своей специализации. В то же время и некоторые неэксперты также дают качественные прогнозы по тем же вопросам, при этом другие эксперты могут очень сильно ошибаться. Иными словами, точность прогнозирования сильно зависит от других личностных характеристик респондентов, которые ещё предстоит установить.

• Парадоксально, что более чем в половине случаев разброс в оценках экспертов больше, чем у неэкспертов. Это противоречит предположению, что специалисты в какой-либо области, объединённые корпусом разделяемых знаний, будут иметь схожий набор ожиданий относительно развития событий. Возникающий парадокс, вероятно, связан с тем, что неэксперты черпают представления из информации, попадающей в общую новостную сводку, тогда как эксперты, располагая более обширными сведениями, неодинаково оценивают значимость различных фактов.

• Это означает, что, доверясь мнению отдельного специалиста, выше шанс получить не только более точный ответ, чем от среднего генералиста, но также и очень неточный. Между тем в случаях неспециалистов (хотя и принадлежащих к широкой когорте международников) результат оценки получатся более усреднёнными — соответственно, риск сильно ошибиться неожиданным образом оказывается меньшим.

• Одной из характеристик респондентов, обеспечивающих преимущество в прогнозировании, является возраст: наибольшую точность демонстрирует средневозрастная группа. Важной общей характеристикой стало то, что респонденты склонны переоценивать инерционность в политике и недооценивать возможности изменений. Как следствие, они точнее прогнозируют несобытия — случаи, когда ситуация не изменяется по сравнению с предшествующими периодами. При этом в разы хуже предсказывается свершение событий.

• Выявлено, что для участников заметно проще оказались вопросы, посвящённые конфронтации, а вот сотрудничество оставалось менее предсказуемым. В число вопросов про конфронтацию включаются как случаи, в которых предполагаемое обострение произошло, так и те, в которых оно отсутствовало. Аналогичным образом к категории сотрудничества относятся примеры и событий, и несобытий. Получается, перспективы дипломатических достижений и провалов оценивать сложнее, чем варианты давления и динамику эскалации.

• Наконец, несколько лучшие результаты были получены в отношении вопросов, касательно незападных регионов мира, в то время как Запад остался менее предсказуем. В данном случае результаты исследования противоречат обыденным представлениям о том, что «Восток — дело тонкое». Для отечественных специалистов он всё же менее загадочен, чем пертурбации в зарубежной Европе и Северной Америке.

• Географически Евразия — это 92 государства, из которых 49 относятся к незападной части, а 43 — к западной. Континент — это весомый политический голос на международной арене, если бы он был единым. Официально мы относим инициативу БЕП ко всему континенту, но в первую очередь она предназначена для незападной части Евразии. Западные евразийские государства могут присоединяться к ней по мере нормализации политической атмосферы.

• Можно выделить несколько особенностей Евразии: (1) разнообразие: это очень большое пространство с огромным материальным весом, но абсолютно неконсолидированное, не представляющее из себя общность; (2) конфликтность: примерно 35-40% всех мировых конфликтов за последние 30 лет происходили на евразийском пространстве, причём преимущественно в незападной его части; (3) на государства незападной Евразии приходится 57% общемировых военных расходов, но их распределение неравномерно.

• Высокий уровень конфликтности и высокая вовлечённость государств при неравномерной материальной способности участвовать в ней означает, что примерно половина государств незападной Евразии заинтересована в военном сотрудничестве с нерегиональными игроками. А нерегиональные игроки, как правило, просят поддержать их в главных стратегических соперничествах с Китаем и Россией. Это создаёт замкнутый круг воспроизведения недоверия и небезопасности.

• В незападной части Евразии высоки ожидания появления региональных гегемонов. Наиболее крупные государства Евразии видят проблему в глобальной гегемонии, а более мелкие — в региональной гегемонии и опасаются её больше. Всё перечисленное вместе мешает экономическому развитию, которое большинству стран просто необходимо, так как во многих из них продолжается прирост населения.

• Нормализация отношений между крупными или равнозначными державами — относительно простая проблема. Гораздо важнее, что из-за диспаритета между странами более мелкие государства, не имеющие возможности сравниться с крупными, приглашают внерегиональных игроков, а именно США. Решить эту проблему — достаточно сложная задача. У нас практически нет опробованных в других исторических примерах механизмов, позволяющих это сделать.

• Михаил Конаровский, Чрезвычайный и Полномочный Посол в Кабуле (2002–2004), ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО;

• Александр Чечевишников, кандидат исторических наук, заместитель директора ИМИ МГИМО, ответственный редактор книги

• Говорят, что власть в Молдавии — временщики. Но это не новички, это люди, воспитанные политической атмосферой Молдавии, которые занимали позиции ещё до того, как Майя Санду стала президентом. Они имеют определённый ресурс популярности внутри страны.

• Президент в парламентской республике — не столь значимая институция, если за ним нет парламентского большинства. На этом фоне оппозиция могла бы консолидироваться, но не сделала этого. Парадоксальна ситуация с голосованием по Русскому дому: коммунисты, социалисты и Ренато Усатый выступили против закрытия. При этом Василий Костюк, формально оппозиционер, солидаризировался с властью — пазлы постоянно складываются по-разному.

• Мы можем наблюдать, как создаётся какая-то сегрегационная национальная модель. Этого в молдавской политике раньше не было, подобное считалось маргинальным. В серьёзных выступлениях на парламентском уровне было не принято говорить, что представитель какой-то партии — это агент. Сейчас подобный дискурс распространяется на человека, который просто не согласен с мнением власти, притом он может быть даже не пророссийским.

• Если не будут предприняты целенаправленные попытки, то этот мандат Санду — последний. Тема вступления в ЕС к 2028 году — не случайная игра цифр, это арифметика, связанная с президентским сроком. Евроинтеграции должны хотеть не только в Молдавии, но и в Брюсселе. Значительную часть работы должен сделать сам народ Молдавии и её политический класс: оппозиционеры должны перестать ругаться, а некоторые ветераны — уйти в почётную отставку.

• Идея молдавской евроинтеграции не нова. Оппоненты Санду тоже говорят о евроинтеграции, но она не должна превращаться в самоцель. Выстраивание отношений с Евросоюзом неизбежно — это обусловлено географией. Европейский вектор имеет определённую популярность, в том числе внутреннюю. Но пусть он не будет безумием. Важно, чтобы европейские идеи конкурировали с другими.

• Вопросы, которые стоят на повестке мирного урегулирования, это не только проблемы территории или военных блоков. Скорее, это вопросы устройства некоторых государств, кроме Украины. Определение будущего Украины увязано с определением того, кто самый сильный в этой части Европы. Спор по поводу урегулирования — это, по сути, выяснение отношений между Россией и Западом о судьбе европейской безопасности и о судьбе самой России.

• Если рассмотреть соглашение, которое обсуждалось в Стамбуле, то видно, что там все вопросы очень тесно увязывались друг с другом: Украина получала гарантии безопасности, но эти гарантии были связаны ещё и с тем, что происходит во внутренней политике Украины. Предлагалось, что в стране должны отменить несколько законов, которые закрепляли радикальный национализм.

• При этом в стамбульском документе территориальный вопрос решался мягко: на Донбасс и Крым не распространялись гарантии безопасности, которые предоставлялись всей Украине. А сейчас вопрос поставлен гораздо более жёстко, речь идёт о юридическом признании новой территориальной реальности — у такой ситуации мало прецедентов. Мы знаем по случаям, когда территории отделяются и по этому поводу существует спор, но здесь, насколько можно судить, речь идёт о гораздо более надёжном механизме.

• Первая проблема Минских соглашений заключалась в том, что механизмов давления на Украину, способных заставить её выполнять соглашения, не было. Видимо, в Москве в течение нескольких лет надеялись на то, что европейцы будут убеждать Украину ради мира на континенте. Вторая проблема заключалась в том, что в переговоры об урегулировании локального конфликта на Донбассе было упаковано много гораздо более широких вопросов: например, вопросы о характере политического режима на Украине, о расширении НАТО.

• С одной стороны, в теории коррупционный скандал делает руководство Украины более податливым в отношении тех, кто может выложить какие-то новые материалы. С другой стороны, он компрометирует сам мирный план. Ситуация сложилась так, что Зеленский, как он сам заявляет, вёл народ к победе, но из-за коррупции победа получилась такой, какой получилась. Политическая элита не готова это принять. В юридическом смысле он нелегитимен, но скандал отнимает у него и политическую легитимность. Непонятно, как в таком статусе Зеленский будет делать уступки, на которые не согласен весь остальной политический класс.

• Основу отношений между арктическими державами с окончания холодной войны составляли взаимное доверие и ответственность за судьбу региона. Совпадение этих компонентов предопределило характер межгосударственных отношений в Арктике с 1990-х годов, когда Россия и западные страны создали институты регионального сотрудничества. После кризисов в отношениях Москвы и западных столиц эксперты стали говорить об «арктической исключительности», при которой арктические державы продолжают невоенное сотрудничество, несмотря на разногласия по неарктическим вопросам.

• По мере нарастания конфронтации между Россией и Западом в 2010-х годах взаимное доверие стало исчезать, что создало «дилемму безопасности» и запустило милитаризацию Арктики. Эскалация украинского кризиса поставила «исключительность» Арктики под сомнение. Но спустя три с половиной года конфликта все государства региона по-прежнему выступают за сохранение Арктического совета как ключевой площадки по арктическим вопросам.

• С момента возобновления российско-американских контактов в феврале Арктика всё время оставалась на повестке дня, что говорит о готовности Москвы и Вашингтона вернуться к взаимодействию в высоких широтах. В первую очередь речь идёт об энергетических проектах, которые интересуют Трампа. При этом потенциал российско-американского арктического сотрудничества больше: это обеспечение безопасности судоходства, навигация, поиск и спасание, рыболовство, высокие технологии.

• Несмотря на перспективы, питать иллюзий не стоит. Во-первых, Трамп защищает американские интересы. Для него сотрудничество с Москвой в Арктике — дополнительная возможность усилить позиции в регионе за счёт доступа к российским ресурсам. Кроме того, это ещё и попытка вбить клин между Россией и «близарктическим» Китаем. При этом Арктика останется зоной взаимного стратегического ядерного сдерживания Москвы и Вашингтона, поэтому обе державы будут поддерживать там военное присутствие и демонстрировать силу.

• Во-вторых, возможное возобновление российско-американского сотрудничества в Арктике не повлечёт за собой автоматическую реабилитацию Арктического совета, где сильны позиции ценностно заряженных стран Северной Европы и Канады. Именно особенности политического мировоззрения североевропейцев привели к кризису Совета Баренцева/Евроарктического региона, который Россия была вынуждена покинуть в 2023 году.

• В новой парадигме арктической политики Россия акцентирует свою самодостаточность и открыта к сотрудничеству в высоких широтах со всеми, кто готов уважать её интересы, в том числе и с США. Хотя возможный перезапуск российско-американского взаимодействия не остановит «гонку арктических потенциалов», он может стать первым шагом к восстановлению взаимного доверия. Это позволит двум державам снизить градус военно-политической напряжённости в регионе.

• В начале года мы говорили о том, что Трамп сформирует администрацию, прежде всего, из лоялистов. Но лоялисты не значит непрофессионалы, как можно было подумать. Сейчас мы видим, что это технократы, которые понимают, как всё работает, и перестраивают эту систему под себя, наблюдая, что она работает плохо и не даёт тех результатов, которые должна давать. Там работают идеологи, которые действуют сообразно тем воззрениям, с которыми они пришли, и пытаются модернизировать систему.

• Речь идёт о новом поколении деятелей, которые приходят со стройной системой убеждений. Она заключается в том, что американская демократия в том виде, как её задумывали отцы-основатели, не работает. США неэффективны как государство, и решить накопившиеся проблемы традиционными институтами и инструментами стало невозможно. Здесь начинаются расхождения — от условных сторонников «тёмного просвещения» Кёртиса Ярвина до каких-то более умеренных, которые считают, что власть должна быть сконцентрирована по принципу меритократии.

• Первую «инъекцию консерватизма» американцы выдали в начале этого года, когда Трамп и Вэнс много выступали на тему возрождения в США разнообразных христианских воззрений. Сегодня это определённая база, на которую они опираются, но, наверное, нужна некая вторая «инъекция». Потому что за чередой этих высказываний и обещаний о спасении ничего такого пока не последовало. Но потенциал такой религиозной или околорелигиозной дипломатии сохраняется.

• У единомышленников Трампа есть базовое убеждение не верить институтам, даже своим: (1) свои — сплошь засилье глубинного государства; (2) динамичность и скорость политики — проще организовать встречу спецпредставителей, чем «разогнать» государственные машины; (3) сами институции остались в прошлом и не успевают за быстрыми процессами и реформами — бюрократии всегда меняются сложно. В начале попыток нормализации мы видели, что деятельность велась по линии министерств, внешнеполитических ведомств, — обсуждались важные, но скорее технические вопросы.

• Сейчас наблюдаем разочарование в Трампе. Оно возникало уже несколько раз даже за этот год: (1) первое большое разочарование — досье Эпштейна, признак эха невыполненных обещаний; (2) симптомом разочарования стали бомбардировки Ирана; (3) сейчас третья волна — реинкарнация пресловутых досье Эпштейна и Венесуэла. Можно предположить, что пока Трамп бьёт не тех, кого надо, а тех, до кого может дотянуться. А всё, что происходит в Западном полушарии, — реинкарнация доктрины Монро, только направленная против Китая.

• В случае с Россией и Украиной у Трампа есть три мотивации: (1) личная мотивация связана с желанием войти в историю как человек, который окончил крупнейшее военное противостояние в Европе со времён Второй мировой войны; (2) наличная состоит в том, что американцы стараются переложить часть издержек на кого-то ещё — Трамп всячески хочет избежать, чтобы Украина стала для него новым Афганистаном; (3) двуличная заключается в том, что, с одной стороны, Трамп называет европейских лидеров беспомощными, но, с другой, без Европы Вашингтону не на кого опереться.

• В этом мы можем найти нотки оптимизма — какого-то лучшего шанса на нормализацию может и не быть при другом президенте. При всём этом Трамп может развернуться и остаться при своём, а избирателю он скажет, что попытался, что он миротворец, а они не поняли. Поэтому надо спокойно продолжать начатую линию, понимая при этом, что времени у Трампа осталось не так много.