До обидного мало написано про новый фильм Ливнева: «Ван Гоги», может, и прикидываются камерной семейной драмой, но на деле пытаются заглянуть куда-то дальше (не всегда, правда, удачно).

Формально это история отца и сына: Серебряков — не очень успешный художник, которому «вообще плохо», Ольбрыхский — его отец, известный дирижёр, к которому дома полушутливо обращаются «Ваше Величество». Оба уже давно немолоды, у отца прогрессируют Паркинсон и деменция, с сыном тоже все не слава Богу. Но отец почему-то цепляется за жизнь, ему хочется играть Листа и собирать на даче крыжовник, а сын ищет способ со всем покончить («Тебе хорошо: ты уже скоро, а мне ещё тут»).

«Ван Гоги» чем-то похожи на «Приходи на меня посмотреть», разве что фильм Ливнева сделан не так деликатно, а от его вроде бы излишней сентиментальности хочется увернуться, как от объятий некоторых родственников. Вместо полутемной квартиры здесь старый дом: стены увешаны фотографиями родных и друзей, все предметы дышат детскими воспоминаниями, и каждая комната бережно консервирует чью-нибудь память.

Иногда будет казаться, что в этом доме можно задохнуться, что все здесь несчастливы (и будут такими всегда), — Марк прямо скажет отцу, что он не сможет с ним жить. Дом будет ветшать вместе со своим умирающим хозяином, а все самое важное случится за его пределами, как если бы для того, чтобы услышать кого-то, нужно было просто вырваться (из дома/детства/прошлого?).

Заметно, что фильм сделан человеком, которому отведено «ограниченное количество времени». Ливнев настаивает, что все могло сложиться иначе: вот второй Марк, у которого все хорошо, вот женщина, с которой могло бы что-то получиться, но не вышло. Всё кричит об упущенных возможностях и старых ошибках: что я сделал? Что я могу? Успею ли теперь? От этого очень зрелого взгляда поначалу хочется отмахнуться, но, черт возьми, как же это все страшно.

Зачем-то посмотрела I Am the Night, мини-сериал Патти Дженкинс про Лос-Анджелес 60-х, который пару месяцев назад выглядел как амбициозный проект, а потом как-то тихо вышел на Кинопоиске и никого особо не заинтересовал.

Сериал основан на мемуарах Фауны Ходел, внучки печально известного голливудского врача Джорджа Ходела, которого до сих пор подозревают в убийстве Чёрного Георгина. Сама девочка росла в приёмной семье, носила другое имя и только в подростковом возрасте узнала, что она вообще-то Фауна, а не Пэт, и что много лет назад неизвестная женщина просто бросила ее в туалете казино и заплатила ее темнокожей «матери», чтобы та забрала ребенка.

В сериале вся это будоражащая история изложена довольно поверхностно: там звучат какие-то дубовые реплики про поиски собственной идентичности, еще все с очень серьезными лицами обсуждают сюррелиазм и авангард, а Криса Пайна в роли дотошного репортера избивают раз в 20 минут (и он при этом нормально выглядит). Вышло не слишком увлекательно, благо всего шесть серий.

Дженкинс, поставившая только первые две, больше занята тем, чтобы создавать антураж: заливать неоном парковки, сводить героев за чашкой кофе в придорожном дайнере, раскидывать по всему городу подозрительных мужчин в шляпах. Сцены в доме Джорджа Ходела сняты в настоящем доме, где он жил в 40-е (и, возможно, убивал кого-то в своем подвале), а после каждой серии показывают фотографии с места преступления и кадры из семейных альбомов (последние впечатляют намного больше).

Но куда интереснее было бы посмотреть на то, как живет семья Ходел сейчас. Стив, сын Джорджа и бывший полицейский, ведет собственное расследование уже 20 лет: когда-то он хотел доказать невиновность отца, но пришёл к выводу, что убийцей все-таки был он. Его сестра Фауна написала собственную книгу: в конце 40-х, ещё ребёнком, она обвинила отца в регулярных изнасилованиях и заявила о его причастности к убийству, но суд оправдал Джорджа, который то ли бы невиновен, то ли оказался большой шишкой в городе. Дочери Фауны (она умерла пару лет назад и не увидела сериал) ведут спродюсированный каналом TNT подкаст об ужасах фамильной истории.

Натурально вся семья сидит у себя дома и пишет книги, статьи и сценарии передач о том, что 70 лет назад сделал или не сделал их дед и отец. Дело официально считается открытым, и полиция Лос-Анджелеса иногда даже им занимается. Жизнь, как водится, оказалась интереснее кино.

​​В одном из эпизодов, кстати, появляется Рахманинов, и это кажется каким-то совсем бессовестным неймдроппингом: якобы в 1917 году он давал уроки Джорджу Ходелу, который был не по годам талантлив.

Оказывается, Ходел действительно здорово играл на фортепьяно (уже в подростковом возрасте его приглашали играть на разные важные мероприятия), но учеником Рахманинова он не был. Однако композитор дружил с его отцом, нередко бывал в их доме и мог слышать, как мальчик играет.

Фотография была сделана между 1919-1923 годами, а архитектор Александр Зеленко, спроектировавший для семьи дом в Пасадене, никогда не был министром культуры: у Стива Ходела, подписавшего это фото, либо проблемы с факт-чекингом, либо он ничего не знает о России.

Рисунок Орсона Уэллса для создателя «Маппет-шоу» Джима Хенсона

Вслед за The Hollywood Reporter свой список возможных участников Каннского кинофестиваля выложил Screen: там плюс-минус то же самое, но есть целых два абзаца про российское кино.

Помимо «Дылды» Балагова Screen рассматривает среди потенциальных участников англоязычный дебют Павла Лунгина «Эсав», сделанный в копродукции с Израилем и Великобританией.

В основе сюжета — история двух братьев: 40-летний писатель возвращается домой после долгого отсутствия и встречается с новой реальностью, в которой его брат стал главой семьи и мужем той, о которой когда-то мечтали оба. Играют Харви Кейтель, Лиор Ашкенази («Фокстрот»), Ксения Раппопорт и Юлия Пересильд. За операторскую работу отвечал Фред Келемен («Туринская лошадь», «Человек из Лондона»).

В тексте еще зачем-то упоминается другой фильм Лунгина — Leaving Afghanistan, который у нас называется «Братство» и выходит в прокат 9 мая.

О зарубежных картинах, которые могут быть показаны в Каннах, можно почитать в переводе «Искусства кино».

В старом интервью для швейцарской газеты Марлена Хуциева спрашивают про «Невечернюю», его фильм о двух встречах Чехова и Толстого, который находится в производстве уже лет 15.

Фрагменты в разные годы показывали на фестивале «Белые столбы» и в Локарно, и ещё в 2010 году Валерий Кичин писал: «Кто это возьмет в прокат, кому нужен потенциально великий фильм?».

— А о чем вообще фильм?

— О чем? О смысле жизни. Там развивается тема бессмертия, потому, что это факт: когда Толстой навестил Чехова, они говорили как раз о бессмертии — есть оно или нет?

Толстого эта тема очень волновала, Чехов же относился к ней иронично. Он говорил: «Ну что? Отнесут, потом придут после кладбища, чай будут пить…», а Толстой возмущался: «Как Вы можете так об этом говорить?!..»

Завтра в прокат выйдет «Стертая личность», простенькая драма про конверсионную терапию — по сути, то же «Неправильное воспитание Кэмерон Пост»: первый фильм основан на мемуарах Гэррарда Конли, на втором он работал консультантом.

Лукас Хеджес снова играет чьего-то сына: на этот раз его нетрадиционной ориентацией обеспокоены обрюзгший Рассел Кроу и почти пластмассовая Николь Кидман. Родители отправляют Джареда в закрытый пансионат, где в околотюремных условиях несчастные подростки пытаются стать другими людьми — за две недели и с помощью совершенно варварской методики.

«Стертая личность» вроде бы озвучивает какие-то банальные истины, вроде как у каждого есть право быть тем, кем он хочет, и все такое, но там помимо этого в немного гротескной манере рассуждают о том, какие вещи могут быть оправданы религией, а что уже превращается в преступление.

Сцена, в которой одного из подопечных избивают Библией, покажется нелепой и явно сделанной не от хорошего вкуса, но все вопросы отпадут, если посмотреть, что так оно, в общем-то, все и было (в 2006 году этот ролик, показанный в эфире CNN, обернулся жутким скандалом для организации Love In Action, которая теперь называется Restoration Path и старается больше не приближаться к подросткам).

Оба фильма вышли в правильное время: усилиями активистов часть подобных учреждений лишилась лицензий, но теперь все может вернуться на свои места, если речь пойдёт о «свободе вероисповедания» и посягательствах на неё. Эдгертон не зря позвал на роли второго плана Ксавье Долана, который здесь ходит с подбитым глазом, и Троя Сивана, чья песня звучит в саундтреке, — оба ЛГБТ-иконы с мощной фан-базой. В этом плане «Стертая личность» превращается в фильм совсем необязательный, но сделанный с определённой целью и важный в конкретный момент времени (скажем, как и новый фильм Озона), что уже неплохо.

Очень серьезная трансляция — идёт питчинг Фонда кино.

Тут спрашивают, компьютерным ли будет колобок в «Последнем богатыре», присоединяйтесь.

http://fond-kino.ru/news/pramaa-translacia-ocnoj-zasity-proektov-kinokompanij-liderov-otecestvennogo-kinoproizvodstva-21-marta-2019-goda/

Вчера вышел показанный в Венеции «Закатать в асфальт» С. Крэйга Залера, классный авторский боевик с хронометражем в 2,5 часа и почти литературным сюжетом, с прологом и лирическими отступлениями.

В новом фильме режиссёра «Костяного томагавка» и «Драки в блоке 99» Мел Гибсон, уже седой и с усами, и Винс Вон, якобы итальянец, играют двух копов: их временно отстранили от службы за эффективные, но слишком жесткие методы работы. Обоим теперь нужны деньги, поэтому неудачливые напарники затеят отжать что-нибудь у местного криминального авторитета, но все, разумеется, пойдёт не по плану.

Фильм прикидывается типичным b-movie, но на деле балансирует где-то между полицейской драмой в духе «Грязного Гарри» с Клинтом Иствудом и каким-нибудь классическим нуаром, где нет очевидных героев и антигероев. За сравнительно небольшим количеством перестрелок (а действие здесь развивается очень неспешно) прячется сам Залер, который размышляет о течении времени, человеческой природе и других сложных вещах, которых не ждёшь от боевика. В его тщательно сконструированном мире нескончаемого насилия все ведут борьбу за какое-то мнимое счастливое будущее, ради которого они готовы разрушить своё настоящее.

Герои Гибсона и Вона, помимо того, что сетуют на новые времена, когда политкорректность стала важнее хорошо сделанной работы, еще и отпускают расистские шуточки и ведут себя так, как в 2019-м делать уже опасно, даже на экране. В США фильм о полицейском произволе всерьёз обеспокоил некоторых, кто увидел в нем «кино для сторонников Трампа», еще и с негодяем Гибсоном в главной роли: в этом контексте «Закатать в асфальт» и правда выглядит как нуар с присущей ему атмосферой, когда одни разочарованы и напуганы, а другие носят красные кепки. Это по-хорошему консервативное кино, по которому мы очень скучали.

Кстати, за всеми фильмами Залера стоит компания Cinestate, а именно продюсер Даллас Сонньер, чья история запросто могла бы стать еще одной лентой режиссера. Его дебютный фильм, «Костяной томагавк», стал для всех проверкой на прочность: Даллас задумал выпустить его в то время, когда его состояние было созвучно настроениям героев. Его мать только что убил ее второй муж, а позднее не стало и отца: ревнивый приятель его новой девушки пообещал своему безработному другу три серебряных слитка за решение проблемы. Дело обернулось жутким убийством, с мучительным расследованием, тянувшимся почти год.

Сонньер рассказывал в интервью, как отмывал от крови пол в их доме, и думал о том, что он просто должен сделать этот фильм: он заложил почти все имущество, не рассказывая жене, что они рискуют буквально всем. Съемки закончились одновременно с расследованием, фильм собрал в пять раз больше своего небольшого бюджета, а об успехе Залера и Сонньера заговорили, — с тех пор Cinestate выпускает брутальные боевики и триллеры о боли, насилии и других ужасах современного мира, где и без Трампа все плохо.

Каннский кинофестиваль наконец открыл аккредитацию на свою трехдневную программу, и в этом году там даже можно выбрать удобные даты.

Отправьте заявку сегодня, чтобы совершить паломничество уже в мае: https://clck.ru/FQMmG

А вот у «Коммерсанта» вышел программный текст о новой этике и конце искусства в привычном нам понимании. Я недавно пыталась сформулировать что-то подобное, ссылаясь на эссе в Film Quarterly, а здесь уже готовый манифест: применимо к «Дау», музыке Майкла Джексона, всему движению #MeToo и чему только не.

«На предыдущем витке художественной эволюции казалось, что есть одна непоколебимая договоренность: все, что делают совершеннолетние люди по взаимному согласию, общественному обсуждению и осуждению не подлежит. #MeToo демонстрирует, что этот критерий отменяется: негласный договор расторгается задним числом.

То, что было допустимо в момент работы, может быть осознано и пережито как травма — гораздо позже. Перформеры, предъявляющие претензии Яну Фабру, делают это после окончания проекта. К «Дау» участники вообще не предъявляют публичных претензий — но это совершенно не мешает дискуссии. Какая именно травма проявится в будущем и проявится ли вообще — прогнозу не поддается».

​​У «Искусства кино» можно посмотреть наши прошлогодние письма (все ещё не думаю, что их кто-то читает в таком количестве):

http://s.kinoart.ru/42NP

​​Кстати, в личном кабинете на сайте фестиваля и в самом пресс-центре можно будет отправлять заявки, чтобы получать приглашения на гала-премьеры — если хочется посмотреть «Люмьер» и потолкаться на красной дорожке.

Умерла Варда.

Еще перед Берлинале я подружилась с Тинькофф-банком и их лайфстайл-медиа «Город»: вы могли видеть короткие сториз о фильмах фестиваля в самом банковском приложении, прямо там, где лежат ваши деньги.

Вчера в «Городе» я очень кратко рассказывала про «Ассу», которую я нежно люблю: без каких-то внезапных находок или очень умных мыслей; в идеальном мире чтобы на нее купили билет те, кто фильм никогда не видел.

Я посмотрела ее в первый раз много лет назад, как раз по дороге в Ялту, которая за эти 30 лет почти никак не изменилась: гостиница «Ореанда», в которой жили Крымов с Аликой, выглядит примерно так же, разве что по-новому «пошло», канатная дорога все еще работает; только «маленькие люди» не выступают в театре Никитского сада.

Наверное, «Ассу», такой, какой она получилась, нельзя было написать: монолог о Гагарине мог придумать только не выучивший текст Баширов, а песня «Иду на ты» могла прийти в голову только самому Бананану, — и в этом, видимо, и есть ее магия. Вроде как «жить жизнью – грустно», и так же грустно придумывать фильм от и до.

О том, как по «Ассе» сходили в ума в СССР, здорово писал Денис Горелов:

«С марта 1988 г. в стране не остается людей моложе тридцати, не слышавших слова «бошетунмай» и не знающих, что от БГ сияние исходит.

Три недели тотального аншлага в пыльном заводском колизейчике отзовутся серией номеров во «Взгляде» <...>, валом публикаций и спецвыпуском «Советского экрана» с Борисом Гребенщиковым в алой цыганской рубахе на обложке, который тотчас станет раритетом, несмотря на тираж в миллион семьсот экземпляров.

<...> Палаточные лагеря на утреннюю распродажу билетов раскидываются в сквере МЭЛЗ впервые со времен концертов итальянцев в «Олимпийском»; пол-Арбата щеголяет в черных майках «Асса», а первая буква со всех кинотеатральных и железнодорожных билетных касс стерта на год вперед».

https://chapaev.media/articles/8148

Нашла в фотоплёнке из Берлина: легенда машет вам букетиком.

С прошлой недели в прокате идёт показанная на «Окне в Европу» «Амбивалентность», немного неровная, но оттого не менее любопытная драма Антона Бильжо о двух друзьях, которые учатся на психиатров (естественно, неспроста).

Первый – Стас – тихий и очень правильный, его свободное время поделено между учебой и стрельбой из лука. Второй – Петя – похож на эдакого харизматичного троечника: он играет на барабанах в группе «Курица» и встречается с Аней, которую ласково называет «анчоус». На один из концертов Стас приведёт свою маму, Екатерину Сергеевну. Та неловко выпьет пиво в гримерке, а через пару дней встретит Петю у лифта: лифт застрянет, и где-то между этажами завяжется их вроде бы противоестественный роман.

«Амбивалентности» удаётся сделать то же, что и «Кислоте»: зафиксировать настроение, когда хочется полежать на проезжей части, подраться в пельменной, запереться от близких в комнате, — и для этого не нужны условная «мотивация» или весомая причина. Про любовь-ненависть и мотив двойничества в фильме уже много всего написано; пациент больницы настолько похож на одного из героев, что все размышления о понятии нормы можно вынести за скобки.

Важнее оказывается другое: Стасу не даёт спокойно жить мысль о том, что Пете «все позволено» — позволено вести себя самоуверенно, пропускать пары (и не вылетать при этом с учебы), спать с его матерью. Стас, как и следует из названия, Петей восхищён; правда, ненависть к нему он теперь испытывает все чаще.

«Амбивалентность» немного распадётся в конце; впрочем, она изо всех сил попытается отвлечь зрителя песней «На заре» и пугающим монологом Стаса. Это небезупречное, но смело сделанное кино о двух молодых людях, один из которых размышляет в категориях Раскольникова: почему он не имеет «право» и что ему с этим делать?

Сьюзен Сарандон на Каннском кинофестивале в 1978 году

Тогда конкурс открывал «Мой ласковый и нежный зверь», а в жюри был Андрей Кончаловский.

Хроника на французском, но там, в целом, и так все понятно.