Мой дядя самых честных правил
Когда не в шутку занемог
Он крылья черные расправил
Ветвистых пару острых рог
Фамильная легенда…
Когда не в шутку занемог
Он крылья черные расправил
Ветвистых пару острых рог
Фамильная легенда…
Сейчас на ошибках не учатся потому что нет субъекта, способного извлекать из ошибок опыт и систематизировать его. Индивидуализированному человеку приходится все делать впервые так как для него закрыты все основные базы данных о прошлых ошибках: традиция, мораль, нет фамильного архива, специальных запасов знания.
Другими словами, различные типы гегелевского Духа - от «души народа» и геополитики региона до фамильного гения и мафиозной омерты - перестают обучаться и постигать суть жизни. А значить духовность просто невозможна: йога становится просто гимнастикой для ленивых, медитации - дремотой для тупых, мифология - чтением для детей. А человек всю жизнь остается инфантильным, с радостью совершающим одни и те же ошибки и называющий разгребание их последствий «настоящей и насыщенной жизнью». Иногда, из тщеславия - даже «счастьем» называет. Потому что слово есть, и надо что-то им называть. А то слово протухнет и пропадет, а за него ведь уплочено.
Мой ответ вы знаете. Фамилия - минимально доступная нам вечность. Если где-то и можно выстроить самообучающуюся систему, то в первую очередь здесь. И чтобы на годном материале обучалась, а не на застольных анекдотах.
То, что можно реализоваться вне и за пределами фамилии - это иллюзия обществ, развращенных изобилием. Которому прямо сейчас на наших глазах приходит конец.
Другими словами, различные типы гегелевского Духа - от «души народа» и геополитики региона до фамильного гения и мафиозной омерты - перестают обучаться и постигать суть жизни. А значить духовность просто невозможна: йога становится просто гимнастикой для ленивых, медитации - дремотой для тупых, мифология - чтением для детей. А человек всю жизнь остается инфантильным, с радостью совершающим одни и те же ошибки и называющий разгребание их последствий «настоящей и насыщенной жизнью». Иногда, из тщеславия - даже «счастьем» называет. Потому что слово есть, и надо что-то им называть. А то слово протухнет и пропадет, а за него ведь уплочено.
Мой ответ вы знаете. Фамилия - минимально доступная нам вечность. Если где-то и можно выстроить самообучающуюся систему, то в первую очередь здесь. И чтобы на годном материале обучалась, а не на застольных анекдотах.
То, что можно реализоваться вне и за пределами фамилии - это иллюзия обществ, развращенных изобилием. Которому прямо сейчас на наших глазах приходит конец.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Фамильная легенда))
Я специально искусствоведческим дисциплинам нигде не учился. Весь мой творческий вкус сформирован матерью, она действительно интересуется искусством, разбирается в нем и даже сейчас, на восьмом десятке, ходит по музеям и таскает по ним внуков. Ее эстетические взгляды сформированы, в свою очередь, тем, что ее отец в качестве общественной партийной нагрузки систематически читал лекции по эстетике.
Не знаю, понимаю я что в искусстве или нет, но вот кое-что могу сказать. Когда я делюсь своими соображениями по поводу того или иного артефакта, меня нередко спрашивают: «Неужели автор это имел ввиду?» - и я всегда отвечаю, что возможно, нет, но это наша задача – извлечь из произведения больше, чем смог сказать автор с опорой на доступные ему технические и выразительные средства. И если то, что мы извлекли, не противоречит самому произведению, значит этот смысл был изначально туда включен – сознательно или бессознательно - самим автором.
Другими словами, хорошее искусство должно быть ПРОдуктивно, а не РЕдуктивно. При редуктивности мы вынимаем смыслы автора (причем заведомо не все), и обсуждаем произведение в установленных границах. При продуктивности – закономерности, эффекты и смыслы, изъятые из произведения, можем расширять, переносить, обобщать и применять в областях, возможно, вообще никак не связанных с темой картины или книги. Вот тогда искусство работает и помогает постигать сложность жизни. Фильм был «о другом»? – Нет – Фильм был о том, о чем мы можем говорить с помощью этого фильма.
Продуктивным в этом смысле должен быть и ценитель искусства (собственно, в этом смысле он и является ценителем. А не просто редуктивным - пользователем или потребителем). И это справедливо к любым типам искусственности. Например, к искусству беседы. Если вы поняли, что я имел ввиду, или если я понял то, что вы хотели сказать – это редуктивная позиция. Но искусством беседа становится только тогда, когда она продуктивна – и мы вынесли из нее много больше, чем сумма того, что мы вместе в нее вкладывали.
Не знаю, понимаю я что в искусстве или нет, но вот кое-что могу сказать. Когда я делюсь своими соображениями по поводу того или иного артефакта, меня нередко спрашивают: «Неужели автор это имел ввиду?» - и я всегда отвечаю, что возможно, нет, но это наша задача – извлечь из произведения больше, чем смог сказать автор с опорой на доступные ему технические и выразительные средства. И если то, что мы извлекли, не противоречит самому произведению, значит этот смысл был изначально туда включен – сознательно или бессознательно - самим автором.
Другими словами, хорошее искусство должно быть ПРОдуктивно, а не РЕдуктивно. При редуктивности мы вынимаем смыслы автора (причем заведомо не все), и обсуждаем произведение в установленных границах. При продуктивности – закономерности, эффекты и смыслы, изъятые из произведения, можем расширять, переносить, обобщать и применять в областях, возможно, вообще никак не связанных с темой картины или книги. Вот тогда искусство работает и помогает постигать сложность жизни. Фильм был «о другом»? – Нет – Фильм был о том, о чем мы можем говорить с помощью этого фильма.
Продуктивным в этом смысле должен быть и ценитель искусства (собственно, в этом смысле он и является ценителем. А не просто редуктивным - пользователем или потребителем). И это справедливо к любым типам искусственности. Например, к искусству беседы. Если вы поняли, что я имел ввиду, или если я понял то, что вы хотели сказать – это редуктивная позиция. Но искусством беседа становится только тогда, когда она продуктивна – и мы вынесли из нее много больше, чем сумма того, что мы вместе в нее вкладывали.
Для чего большевики организовали отречение царя?Чтобы народ не поднялся на месть за царя насильно убитого. Человек, отрекшийся от фамильного проекта, становится заурядом, до которого никому нет никакого дела