Однажды в построенный вокруг завода по производству каучуковых подошв поселок Зеленоводье приехал клоун.
Клоун приехал в Зеленоводье не просто так — намечался праздник. Какая-то годовщина основания основателя чего-то там при заводе — из областного центра спустили разнарядку, начальник завода поорал и стукнул по паре тыкв, бухгалтер потряс мошной и изыскал в смете неучтенные средства. Жалких копеек хватило на заклинателя змей, тучную певицу, исполняющую шансон, и, собственно, клоуна. Дорогих гостей разместили в обветшалом ДК при поселке, и началось веселье.
Праздник открыли пьяные работяги, которые по старинной традиции, передающейся от одного обитателя канавы к другому, принесли с собой самогон, настоянный на гвоздях. Заводчане доброосовестно и мешками тащили с завода бракованные подошвы и каучуковые заготовки, поэтому каждый элемент их подранных одежд включал в себя такой вот спизженный боевой трофей. Изрядно вдатые люди бухали еще больше, танцевали камаринскую и трепака, куражились, как могли. Когда градус поднялся, суровые мужики без половины зубов запрятали каучук в кулаки и пошли в добрую и бессмысленную драку по методу «стенка на стенку». Тогда и должен был выступать заклинатель змей, но он не пришел. Вусмерть ужратого и обблеванного фокусника нашли под утро в ближайшей навозной яме — из его открытого короба уползли в чистое поле три благородные индийские кобры пятиста лет отроду. Заклинателя окатили из шланга, дали помятый полтос и благодатного леща, после чего он отбыл на автобусную остановку и потерялся из нашей истории.
Следующим выступал клоун, но зеленоводские мужики не слишком ценили размалеванных весельчаков в ярких одеждах, поэтому после пары пантомим гримированный страдалец был закидан каучуковыми нашлепками, освистан и осчастливлен угрозой «выебать в подворотне» от особо ретивого селюка. Клоун сбежал, на сцену вышла уже шатающаяся шансонье, не в ноту затянувшая жуткий блатняк из радиохитов конца девяностых. Суровые мужики рыдали, как малые дети, размазывая по щекам сопли и зеленоводскую грязь. Даром, что никто из них, кажется, даже не сидел.
Потом все кончилось. Уснули мужики, уснул начальник завода, приговоривший в своем кабинете бутылочку неплохого коньяка. Уснул распиливший денег бухгалтер, уснула тучная певичка, которую увлек в каморку при ДК какой-то разбитной дальнобой. Уснули все.
Но там, снаружи, во чистом поле под голубыми звездами, тихо плакал клоун. Клоун плакал не фальшиво, не напоказ, как то делала зеленоводская братия. Старый клоун плакал честно, наедине с собой и звездами — о том, что вокруг одни мудаки, о копейках, приносимых невеселой работой в невеселом краю, о жизни, что неизбежно клонилась к закату.
А к утру Зеленоводье проснулось, и шаткая заводская жизнь продолжилась. Тучную певичку с ее дешевым блатняком вспоминали еще пару лет. Поминали и уснувшего в говне заклинателя змей. Клоуна не вспоминал никто.
Да и ни одна живая душа не ведала, что с ним потом сталось.
Клоун приехал в Зеленоводье не просто так — намечался праздник. Какая-то годовщина основания основателя чего-то там при заводе — из областного центра спустили разнарядку, начальник завода поорал и стукнул по паре тыкв, бухгалтер потряс мошной и изыскал в смете неучтенные средства. Жалких копеек хватило на заклинателя змей, тучную певицу, исполняющую шансон, и, собственно, клоуна. Дорогих гостей разместили в обветшалом ДК при поселке, и началось веселье.
Праздник открыли пьяные работяги, которые по старинной традиции, передающейся от одного обитателя канавы к другому, принесли с собой самогон, настоянный на гвоздях. Заводчане доброосовестно и мешками тащили с завода бракованные подошвы и каучуковые заготовки, поэтому каждый элемент их подранных одежд включал в себя такой вот спизженный боевой трофей. Изрядно вдатые люди бухали еще больше, танцевали камаринскую и трепака, куражились, как могли. Когда градус поднялся, суровые мужики без половины зубов запрятали каучук в кулаки и пошли в добрую и бессмысленную драку по методу «стенка на стенку». Тогда и должен был выступать заклинатель змей, но он не пришел. Вусмерть ужратого и обблеванного фокусника нашли под утро в ближайшей навозной яме — из его открытого короба уползли в чистое поле три благородные индийские кобры пятиста лет отроду. Заклинателя окатили из шланга, дали помятый полтос и благодатного леща, после чего он отбыл на автобусную остановку и потерялся из нашей истории.
Следующим выступал клоун, но зеленоводские мужики не слишком ценили размалеванных весельчаков в ярких одеждах, поэтому после пары пантомим гримированный страдалец был закидан каучуковыми нашлепками, освистан и осчастливлен угрозой «выебать в подворотне» от особо ретивого селюка. Клоун сбежал, на сцену вышла уже шатающаяся шансонье, не в ноту затянувшая жуткий блатняк из радиохитов конца девяностых. Суровые мужики рыдали, как малые дети, размазывая по щекам сопли и зеленоводскую грязь. Даром, что никто из них, кажется, даже не сидел.
Потом все кончилось. Уснули мужики, уснул начальник завода, приговоривший в своем кабинете бутылочку неплохого коньяка. Уснул распиливший денег бухгалтер, уснула тучная певичка, которую увлек в каморку при ДК какой-то разбитной дальнобой. Уснули все.
Но там, снаружи, во чистом поле под голубыми звездами, тихо плакал клоун. Клоун плакал не фальшиво, не напоказ, как то делала зеленоводская братия. Старый клоун плакал честно, наедине с собой и звездами — о том, что вокруг одни мудаки, о копейках, приносимых невеселой работой в невеселом краю, о жизни, что неизбежно клонилась к закату.
А к утру Зеленоводье проснулось, и шаткая заводская жизнь продолжилась. Тучную певичку с ее дешевым блатняком вспоминали еще пару лет. Поминали и уснувшего в говне заклинателя змей. Клоуна не вспоминал никто.
Да и ни одна живая душа не ведала, что с ним потом сталось.
Наверное, не погрешу истиной, если скажу, что в моем позднем отрочестве никакой просветительской культуры знать не знали, и нам приходилось натаскивать культурный бэк, откуда только возможно. Мои товарищи по школьной параллели носились с жутким суржиком, собранным из фильмов про Чудаков, мемных фразочек плюс100500, Реальных пацанов и цитаток из рэпа. Я сам читал про норвежских блэкарей на лурке, щеголял перлами оттуда и с кащенитских сайтов, а также цитировал никому не нужное фэнтези про попаданцев и посты периодически вирусившихся жжистов. В те годы не было иного причастия к Авторитетам — мне казалось, что это важно, потому что культура рунета собрала и агрегировала больше, чем мы в пиздючестве могли бы найти сами.
Никто в те годы не советовал мне бодрийяров, харманов, батаев, делезов и прочих жижеков. Никто даже не сумел бы сказать, что это такое — благодаря неудержимой пелевинской глоссолалии мне вообще посчастливилось хоть что-то узнать про французский постструктурализм в 18 лет (за что Пелевину большое спасибо). В век просвещения и открытого Интернета мы были хуже сирых бродяг — никто не мог дать нам верную карту этих мест.
Ныне все поросло быльем, сор замело, дикая каша из отборного рунетовского сухостоя давно пошла на перегной. И все же я несколько жалею — цепкую память тех лет можно было употребить на что-то лучшее, чем контексты приколов про ЕРЖ, щачло попячтсо и многовекторный гипертекстовый фидонет.
Никто в те годы не советовал мне бодрийяров, харманов, батаев, делезов и прочих жижеков. Никто даже не сумел бы сказать, что это такое — благодаря неудержимой пелевинской глоссолалии мне вообще посчастливилось хоть что-то узнать про французский постструктурализм в 18 лет (за что Пелевину большое спасибо). В век просвещения и открытого Интернета мы были хуже сирых бродяг — никто не мог дать нам верную карту этих мест.
Ныне все поросло быльем, сор замело, дикая каша из отборного рунетовского сухостоя давно пошла на перегной. И все же я несколько жалею — цепкую память тех лет можно было употребить на что-то лучшее, чем контексты приколов про ЕРЖ, щачло попячтсо и многовекторный гипертекстовый фидонет.
Forwarded from Холархия
Холархия делится каналами: упоминание за репост
Порой мы вспоминаем о том, что Холархия является не только площадкой для статей от разных авторов, но и проектом, который в принципе подсвечивает малые каналы. Мы по собственному опыту знаем, что в Телеграме не существует валидных рекламных инструментов, и имеющиеся в других соцсетях методы «подсветки», вроде умной ленты и алгоритмов, здесь попросту не работают. Хорошие каналы могут годами постить контент на скромную аудиторию, при этом оставаясь в тени.
Но мы решили, что хотим для перспективных контентмейкеров и постеров лучшей участи, поэтому запускаем акцию. Репостните эту запись — мы увидим общую статистику репостов, и в последующей подборке малых каналов от Холархии обязательно появится ник вашего детища. Мы знаем, что такие микроканалы регулярно репостят наши публикации — и у них появился шанс получить ответную любезность. Репосты от крупных каналов будут учтены тоже.
Пока что неясно, сколько каналов откликнутся на наш призыв, поэтому публикация списка может несколько затянуться. Мы не планируем отдавать предпочтение каким-либо отдельным площадкам и авторам, и, скорее всего, будем ранжировать список по времени репоста. Каналы с контентом, нарушающим те или иные законы РФ, в подборку не попадут — в этом вопросе надеемся на общее согласие. Более ничего не требуется — от вас репост, от нас упоминание в общем списке.
Ну и уже дежурный призыв: мы всегда в поиске авторов, редакторов и просто талантливых контентмейкеров. Вы можете написать нам в @Cargo_ally_bot, предложить свои идеи для публикации, уточнить что-либо. Кто знает — возможно, среди вас скрываются люди, готовые жечь глаголом и формировать образ нашей площадки. Дерзайте!
Порой мы вспоминаем о том, что Холархия является не только площадкой для статей от разных авторов, но и проектом, который в принципе подсвечивает малые каналы. Мы по собственному опыту знаем, что в Телеграме не существует валидных рекламных инструментов, и имеющиеся в других соцсетях методы «подсветки», вроде умной ленты и алгоритмов, здесь попросту не работают. Хорошие каналы могут годами постить контент на скромную аудиторию, при этом оставаясь в тени.
Но мы решили, что хотим для перспективных контентмейкеров и постеров лучшей участи, поэтому запускаем акцию. Репостните эту запись — мы увидим общую статистику репостов, и в последующей подборке малых каналов от Холархии обязательно появится ник вашего детища. Мы знаем, что такие микроканалы регулярно репостят наши публикации — и у них появился шанс получить ответную любезность. Репосты от крупных каналов будут учтены тоже.
Пока что неясно, сколько каналов откликнутся на наш призыв, поэтому публикация списка может несколько затянуться. Мы не планируем отдавать предпочтение каким-либо отдельным площадкам и авторам, и, скорее всего, будем ранжировать список по времени репоста. Каналы с контентом, нарушающим те или иные законы РФ, в подборку не попадут — в этом вопросе надеемся на общее согласие. Более ничего не требуется — от вас репост, от нас упоминание в общем списке.
Ну и уже дежурный призыв: мы всегда в поиске авторов, редакторов и просто талантливых контентмейкеров. Вы можете написать нам в @Cargo_ally_bot, предложить свои идеи для публикации, уточнить что-либо. Кто знает — возможно, среди вас скрываются люди, готовые жечь глаголом и формировать образ нашей площадки. Дерзайте!
Кельты там совсем уже ебанулись.
Бегали бы лучше по лесам, славили Дагду и Тевтата, штурмовали вал Адриана. А не вот это вот все.
Бегали бы лучше по лесам, славили Дагду и Тевтата, штурмовали вал Адриана. А не вот это вот все.
Вчера, кстати, исполнилось три года моему каналу. За эти три года случилось много чего — я наконец закончил магистратуру, сменил несколько мест работы, дорос до косаря подписчиков. Умудрился разосраться с несколькими такими же борзописцами, попрыгать на пачку борзописцев побольше, обрести какое-никакое коммунити и в пику телеграмному медийному бомонду внести вклад в свою площадку для свободной мысли.
Но речь пойдет о другом. Я живу в стремительно сужающемся пространстве. Сужаться и усыхать, как резина на солнце, оно начало еще в 2020 году. Пик культурной жизни остался где-то в 2019, и, если два года назад в январе я иронически писал о том, что время обещает нам катастрофу, которой не случается, то сейчас я пишу совершенно обратное. Случилась худшая катастрофа из возможных — ее постоянное предчувствие. Предчувствие, подтачивающее душевные силы и ощущение внутреннего покоя. Повторяются одинаковые нарративы, тасуются картинки одинаковых политических событий. Даже лица одни и те же. Это нервирует и изматывает — все три года жестокие медийные монстры добивались от нас этого выученного бессилия, и им в какой-то степени удалось.
Мы, в силу непонимания и потери всех пространственных ориентиров, сами активно пестовали предчувствие катастрофы два года подряд. Добровольно и без понуканий. Помните те несколько месяцев, когда медиапространство не говорило ни о чем, кроме ковида? Я вот помню. Больше полугода я вел занимательный список трагических событий, которые происходили подспудно, месяц за месяцем. Каждое из них было ударом — если угодно, винтом в этом сужающемся пространстве. Но никто не мог заставить нас пережевывать эту медийную мерзость. Никто не велел нам впускать эти вещи в голову. И здесь я могу только корить себя за слабость — нежить приходит только к тем, кто сам открывает ей дверь.
Теперь в этом канале я очень мало реагирую на срочные инфоповоды, хотя и продолжаю пропускать их через себя. А стоит перестать вообще — медийные монстры хиреют и исчезают только от недостатка внимания. Пора сосредоточиться на создании эйдосов вокруг себя — не на пережевывании чужих гнилых мыслей, не на постоянном предчувствии катастроф. Так будет правильно. Иначе быть не должно.
Моему каналу три года. Спасибо, что вы все еще читаете.
Но речь пойдет о другом. Я живу в стремительно сужающемся пространстве. Сужаться и усыхать, как резина на солнце, оно начало еще в 2020 году. Пик культурной жизни остался где-то в 2019, и, если два года назад в январе я иронически писал о том, что время обещает нам катастрофу, которой не случается, то сейчас я пишу совершенно обратное. Случилась худшая катастрофа из возможных — ее постоянное предчувствие. Предчувствие, подтачивающее душевные силы и ощущение внутреннего покоя. Повторяются одинаковые нарративы, тасуются картинки одинаковых политических событий. Даже лица одни и те же. Это нервирует и изматывает — все три года жестокие медийные монстры добивались от нас этого выученного бессилия, и им в какой-то степени удалось.
Мы, в силу непонимания и потери всех пространственных ориентиров, сами активно пестовали предчувствие катастрофы два года подряд. Добровольно и без понуканий. Помните те несколько месяцев, когда медиапространство не говорило ни о чем, кроме ковида? Я вот помню. Больше полугода я вел занимательный список трагических событий, которые происходили подспудно, месяц за месяцем. Каждое из них было ударом — если угодно, винтом в этом сужающемся пространстве. Но никто не мог заставить нас пережевывать эту медийную мерзость. Никто не велел нам впускать эти вещи в голову. И здесь я могу только корить себя за слабость — нежить приходит только к тем, кто сам открывает ей дверь.
Теперь в этом канале я очень мало реагирую на срочные инфоповоды, хотя и продолжаю пропускать их через себя. А стоит перестать вообще — медийные монстры хиреют и исчезают только от недостатка внимания. Пора сосредоточиться на создании эйдосов вокруг себя — не на пережевывании чужих гнилых мыслей, не на постоянном предчувствии катастроф. Так будет правильно. Иначе быть не должно.
Моему каналу три года. Спасибо, что вы все еще читаете.
Вот за Соловьем пришли. А следом и за Незыгарем придут.
Хана всему вашему конспироложеству сраному. Развели тут Спид.инфо и Рен.тв на минималках.
Нехуй фантазировать больше. Навыдумывают всяких желтых папок и генералов, а приличный сотрудник органов чешись, расхлебывай потом.
Хана всему вашему конспироложеству сраному. Развели тут Спид.инфо и Рен.тв на минималках.
Нехуй фантазировать больше. Навыдумывают всяких желтых папок и генералов, а приличный сотрудник органов чешись, расхлебывай потом.
Forwarded from Res Ludens
Из серии «бывают странные сближенья» — играя что в любую игру линейки Metal Gear Solid, что в Deus Ex, вы будете неизменно атакованы одинаковыми тропами и схожими поднимаемыми темами. Даром, что MGS вроде как про альтернативную политическую историю, а Deus Ex про визионерство на тему ближайшего будущего в сеттинге киберпанка.
Но и там, и там вы одинаково столкнетесь с:
- Могущественной теневой организацией (Иллюминаты — Патриоты/Философы);
- Врагами с психологическими травмами и сверхспособностями (Барретт — Рейвен, Федорова — Вульф, Намир — Ликвид; в других частях еще гротескнее);
- Технологическим контролем (аугментации — наномашины);
- ГГ-киборгом (Дженсен — Райден);
- ГГ «из пробирки» (Джей Си Дентон — Солид Снейк);
- ИИ, цензурирующим информационное поле (Элиза Кассан — «Джон Доу»);
- Заигрываниями с биомодификациями (бодмоды — генные улучшения клонов Снейка);
- ЧВК и прочим наемниками без границ (Беллтауэр — Аутер Хевэн);
- Искусственным вирусом (Серая Смерть — Фоксдай);
- Сумрачным ученым-предателем (Меган Рид — Наоми Хантер);
- Одержимым главным злодеем (Чжао Юньжу — Ликвид Оцелот);
- Технологическими монополистами (Шариф Индастриз — Армстех).
И далее, и далее. Я уже молчу про полное тождество поднимаемых глобальных вопросов, от «может ли ИИ достойно управлять человеческим обществом» до «легко ли разрушить коммуникационное пространство между людьми и превратить их в безумных монстров».
Живите теперь с этой информацией.
Но и там, и там вы одинаково столкнетесь с:
- Могущественной теневой организацией (Иллюминаты — Патриоты/Философы);
- Врагами с психологическими травмами и сверхспособностями (Барретт — Рейвен, Федорова — Вульф, Намир — Ликвид; в других частях еще гротескнее);
- Технологическим контролем (аугментации — наномашины);
- ГГ-киборгом (Дженсен — Райден);
- ГГ «из пробирки» (Джей Си Дентон — Солид Снейк);
- ИИ, цензурирующим информационное поле (Элиза Кассан — «Джон Доу»);
- Заигрываниями с биомодификациями (бодмоды — генные улучшения клонов Снейка);
- ЧВК и прочим наемниками без границ (Беллтауэр — Аутер Хевэн);
- Искусственным вирусом (Серая Смерть — Фоксдай);
- Сумрачным ученым-предателем (Меган Рид — Наоми Хантер);
- Одержимым главным злодеем (Чжао Юньжу — Ликвид Оцелот);
- Технологическими монополистами (Шариф Индастриз — Армстех).
И далее, и далее. Я уже молчу про полное тождество поднимаемых глобальных вопросов, от «может ли ИИ достойно управлять человеческим обществом» до «легко ли разрушить коммуникационное пространство между людьми и превратить их в безумных монстров».
Живите теперь с этой информацией.
Всякому титану духа, сыну дикой тундры, презирающему комфорт и негу, мечтающему о веригах, нехристианской аскезе и надрывном самопожертвовании — я гордо плюю в правый глаз, говоря: пошел нахуй, обдрисное чучело.
Вы ничего не знаете о комфорте. Комфорт — это ценность аристократа. Это не мещанский копеечный уютик, как думают многие, проклинающие то обилие колбас после голодного советского времени, то обилие айфонов после доядерного бескоммуникационного хаоса. Комфорт — суть полное тождество формы и содержания, абсолютная гармония между тем, что пылает внутри вас, и тем, что видят окружающие вас люди. Пуховые подушки, винтажный фарфор и пять разных заварников не имеют отношения к подлинному комфорту — впрочем, они его прелюдия, прелюдия важная и неотъемлемая.
Комфорт начинается с чистоты, уюта и достатка. Невозможно носить в себе танцующую звезду внутри стен заплеванной квартиры. Невозможно воспитать в себе презрение к материальному, будучи туземцем в погрызенном вретище. Всякий, кто жаждет быть аристократом ума и чувства, отвергая при этом личное (у)довольствие — дурак, и от него нужно шарахаться, как от чумы. Среди этой категории, к сожалению, есть и опасные дураки. Они утверждают, что комфорт исходит от сатанищенских сил, а всякому приличному человеку следует быть ближе к смерти, к муке, к страданию. Окопная романтика притягивает всякого рода мерзавцев, которые забывают, что последние защитники окопов боролись в них за то, чтобы их потомки имели лучшую жизнь, нежась в достатке и удовольствии.
Так нежьтесь — при известной смекалке вы сумеете создать себе такие условия. Спите на пуховых подушках, пейте из красивого фарфора, живите в хороших интерьерах и поменьше думайте о страдании и превозможении. С этого начинается путь всякого аристократа духа. Человек перестает думать лишь о той роскоши, которая уже ему дана.
Вы ничего не знаете о комфорте. Комфорт — это ценность аристократа. Это не мещанский копеечный уютик, как думают многие, проклинающие то обилие колбас после голодного советского времени, то обилие айфонов после доядерного бескоммуникационного хаоса. Комфорт — суть полное тождество формы и содержания, абсолютная гармония между тем, что пылает внутри вас, и тем, что видят окружающие вас люди. Пуховые подушки, винтажный фарфор и пять разных заварников не имеют отношения к подлинному комфорту — впрочем, они его прелюдия, прелюдия важная и неотъемлемая.
Комфорт начинается с чистоты, уюта и достатка. Невозможно носить в себе танцующую звезду внутри стен заплеванной квартиры. Невозможно воспитать в себе презрение к материальному, будучи туземцем в погрызенном вретище. Всякий, кто жаждет быть аристократом ума и чувства, отвергая при этом личное (у)довольствие — дурак, и от него нужно шарахаться, как от чумы. Среди этой категории, к сожалению, есть и опасные дураки. Они утверждают, что комфорт исходит от сатанищенских сил, а всякому приличному человеку следует быть ближе к смерти, к муке, к страданию. Окопная романтика притягивает всякого рода мерзавцев, которые забывают, что последние защитники окопов боролись в них за то, чтобы их потомки имели лучшую жизнь, нежась в достатке и удовольствии.
Так нежьтесь — при известной смекалке вы сумеете создать себе такие условия. Спите на пуховых подушках, пейте из красивого фарфора, живите в хороших интерьерах и поменьше думайте о страдании и превозможении. С этого начинается путь всякого аристократа духа. Человек перестает думать лишь о той роскоши, которая уже ему дана.
Forwarded from Холархия
Вавилонское столпотворение и практическая демонолатрия
Есть некоторая вероятность, что структуралистский подход к философской мысли помирит всех, кого разъединило Вавилонское столпотворение концепций. Вы знаете эту историю — человечество строило башню к небесам, позарилось на божественную власть и было наказано смешением языков, да так, что с тех пор люди расселились по свету и так и не смогли полноценно понять друг друга.
Суть в том, что эта история размежевания легко переносится на любые идеи, как таковые — в том числе объясняющие мироздание и реальность. Известно, что до определенного времени в обществе господствовал политеистический, а позже — монотеистический религиозный дискурс. С приходом модерна появились светские идеологии, в той или иной мере «очищенные» от религиозного воздействия, а следом пришли богоборчество и условная буддистско-агностическая философия вещей. XX век прошел под гнетом квазирелигиозных идей, тоталитарных идеологем, и лишь ближе к нашему времени устаканилось что-то, похожее на усредненный научный дискурс — т.е. лишенная символической глубины опростившаяся картина мироздания, подогреваемая всяким разнообразным научпопом и психоложеством.
Но структурализм рад всем и каждому. Он учит нас, что лектоны и концепции могут звучать схоже во множестве символических «языков», а условная неолиберальная парадигма созвучна христианскому ригоризму в том же смысле, в котором возможен, скажем, перевод текста с английского на русский. Нюансы сохранить будет непросто, знатоки оригинала (читай — преданные и рьяные фанатики одной системы миропонимания) будут возмущены, но в целом многоголосье возможно. И, что наиболее важно — необходимо.
Разберем, например, взгляд на классическую демонолатрию — то бишь на любое взаимодействие с «духами». Там, где христианин будет говорить о демонолатрии в категориях греховного повреждения мира, происков Сатаны и одержимости, условный поклонник Шеллинга и Шлегеля узрит метания прекрасного человеческого Духа в его противоречивой искренности. Фрейдист заметит детскую травму и подавление сексуального влечения, современный психолог будет говорить что-то о принятии, неврозах и любви к себе, а психотерапевт молча выдаст направление на анализ и письменные рекомендации по таблеткам. Демонолатрия вроде бы одна и та же — но в различных системах взглядов она зовется то фаустианским бунтом, то практической деконструкцией, то пограничным расстройством, то чем только не. Вопрос лишь в глубине описательной модели — о каких-то явлениях, положим, уместнее говорить в неолиберальной рамке, для разговора об иных же придется обратиться к эсхатологическому символизму древности.
Говоря на разных языках, группы людей всего лишь разучились понимать друг друга. Мысля разными идеологиями, группы людей рискуют перейти от непонимания к открытой вражде во имя защиты своих символических паттернов. Философский структурализм не может стать идеальной панацеей. Но научить людей видеть, что языков для описания мира точно больше одного — может вполне.
Смотрящий в сторону земли Сеннаар @esxaton — для Холархии.
Иллюстрация — Влад.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Есть некоторая вероятность, что структуралистский подход к философской мысли помирит всех, кого разъединило Вавилонское столпотворение концепций. Вы знаете эту историю — человечество строило башню к небесам, позарилось на божественную власть и было наказано смешением языков, да так, что с тех пор люди расселились по свету и так и не смогли полноценно понять друг друга.
Суть в том, что эта история размежевания легко переносится на любые идеи, как таковые — в том числе объясняющие мироздание и реальность. Известно, что до определенного времени в обществе господствовал политеистический, а позже — монотеистический религиозный дискурс. С приходом модерна появились светские идеологии, в той или иной мере «очищенные» от религиозного воздействия, а следом пришли богоборчество и условная буддистско-агностическая философия вещей. XX век прошел под гнетом квазирелигиозных идей, тоталитарных идеологем, и лишь ближе к нашему времени устаканилось что-то, похожее на усредненный научный дискурс — т.е. лишенная символической глубины опростившаяся картина мироздания, подогреваемая всяким разнообразным научпопом и психоложеством.
Но структурализм рад всем и каждому. Он учит нас, что лектоны и концепции могут звучать схоже во множестве символических «языков», а условная неолиберальная парадигма созвучна христианскому ригоризму в том же смысле, в котором возможен, скажем, перевод текста с английского на русский. Нюансы сохранить будет непросто, знатоки оригинала (читай — преданные и рьяные фанатики одной системы миропонимания) будут возмущены, но в целом многоголосье возможно. И, что наиболее важно — необходимо.
Разберем, например, взгляд на классическую демонолатрию — то бишь на любое взаимодействие с «духами». Там, где христианин будет говорить о демонолатрии в категориях греховного повреждения мира, происков Сатаны и одержимости, условный поклонник Шеллинга и Шлегеля узрит метания прекрасного человеческого Духа в его противоречивой искренности. Фрейдист заметит детскую травму и подавление сексуального влечения, современный психолог будет говорить что-то о принятии, неврозах и любви к себе, а психотерапевт молча выдаст направление на анализ и письменные рекомендации по таблеткам. Демонолатрия вроде бы одна и та же — но в различных системах взглядов она зовется то фаустианским бунтом, то практической деконструкцией, то пограничным расстройством, то чем только не. Вопрос лишь в глубине описательной модели — о каких-то явлениях, положим, уместнее говорить в неолиберальной рамке, для разговора об иных же придется обратиться к эсхатологическому символизму древности.
Говоря на разных языках, группы людей всего лишь разучились понимать друг друга. Мысля разными идеологиями, группы людей рискуют перейти от непонимания к открытой вражде во имя защиты своих символических паттернов. Философский структурализм не может стать идеальной панацеей. Но научить людей видеть, что языков для описания мира точно больше одного — может вполне.
Смотрящий в сторону земли Сеннаар @esxaton — для Холархии.
Иллюстрация — Влад.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Telegram
∙
В вакансии «сммщик твиттера Дмитрия Медведева», судя по всему, заранее стояли пункты про базовость, гигашлепность и чадовость.
Тестовое задание заключалось в том, чтобы как можно ироничнее ответить всем сойжакам на картинках.
Тестовое задание заключалось в том, чтобы как можно ироничнее ответить всем сойжакам на картинках.
Ложь постмодерна
Каждый истинный тольтек знает: Жизнь — всего лишь слово. Дай чему-либо имя на языке Мертвых, и оно воспрянет. Металл оживет, станет клинком и будет петь славу своим хозяевам, вгрызаясь в плоть врага. Камень превратится в алтарь и примет жертвенную кровь…
Истинный тольтек не может умереть.
Когда всякий из Последнего племени засыпает долгим тысячелетним сном, вокруг него возводят имитацию саркофага обожженной докрасна глиной. Красками, замешанными на пепле и крови, на саркофаг наносится боевая раскраска тольтека, а также вязь татуировок, обозначающая воинское прошлое, истинное предназначение и привязку к эгрегору вышних миров.
Рано или поздно саркофаг под собственной тяжестью уходит под землю — там нетленное тело тольтека твердеет и становится темным, как сырое дерево. Он более не существует в одном из миров, но всегда стоит на страже обоих — материального и метафизического. Когда приходит время, Орел выплевывает из своего клюва то, что некогда было душою воина. Тольтек восстает вновь, восстает в своем жутком величии. Саркофаг рассыпается вокруг него, и земля вскипает, сбегая красной пеной по его следам.
Один за другим восстают тольтеки из своих глиняных домов. Один за другим живые трупы сбрасывают хитон забвения и хватают свои костяные кинжалы. Быстрыми шагами Последнее племя идет туда, где еще осталась жизнь, где еще копошатся люди, творится история и льется кровь.
Поступь их легка, а движения неуловимы, точно прыжок ониксовой пантеры. Сбор урожая неизбежен. Скорбь и слава лежат на их древних дорогах.
Когда всякий из Последнего племени засыпает долгим тысячелетним сном, вокруг него возводят имитацию саркофага обожженной докрасна глиной. Красками, замешанными на пепле и крови, на саркофаг наносится боевая раскраска тольтека, а также вязь татуировок, обозначающая воинское прошлое, истинное предназначение и привязку к эгрегору вышних миров.
Рано или поздно саркофаг под собственной тяжестью уходит под землю — там нетленное тело тольтека твердеет и становится темным, как сырое дерево. Он более не существует в одном из миров, но всегда стоит на страже обоих — материального и метафизического. Когда приходит время, Орел выплевывает из своего клюва то, что некогда было душою воина. Тольтек восстает вновь, восстает в своем жутком величии. Саркофаг рассыпается вокруг него, и земля вскипает, сбегая красной пеной по его следам.
Один за другим восстают тольтеки из своих глиняных домов. Один за другим живые трупы сбрасывают хитон забвения и хватают свои костяные кинжалы. Быстрыми шагами Последнее племя идет туда, где еще осталась жизнь, где еще копошатся люди, творится история и льется кровь.
Поступь их легка, а движения неуловимы, точно прыжок ониксовой пантеры. Сбор урожая неизбежен. Скорбь и слава лежат на их древних дорогах.
Окей, третьи сутки, все продолжается. Вокруг нас разверзлась бесконечная, вселенская дурка, у людей капитально течет чердак, интернет напоминает гигантский палантир, способный при неверном использовании превратить человека в орущее животное.
Реальность за окном горит так, что у меня пока не хватает языка, чтобы органично описать все это. У меня был большой текст о неизбежности нового мира, однако в таких условиях любой, кто захочет прочесть все неправильно, прочтет неправильно. Если ситуация выправится, поставлю — хотя необходимость реагировать голыми нервами на все происходящее, чтобы «держать лицо», в принципе омерзительна мне до крайности. Блоггерство как концепция — суть обслуживание вселенской дурки, и это паршиво.
Но не будем о грустном. Всем мирным людям я желаю сохранять спокойствие и адекватность — когда это кончится, они еще ой как понадобятся. Побольше разговаривайте — друг с другом и вообще, поменьше сритесь. Демонстрируйте друг другу человеческое расположение, потому что сейчас устрашенные люди повально тонут в эмоциях и идеологизации. Не вписывайтесь в мутные авантюры, чаще проветривайтесь и нормально питайтесь.
И это пройдет.
Реальность за окном горит так, что у меня пока не хватает языка, чтобы органично описать все это. У меня был большой текст о неизбежности нового мира, однако в таких условиях любой, кто захочет прочесть все неправильно, прочтет неправильно. Если ситуация выправится, поставлю — хотя необходимость реагировать голыми нервами на все происходящее, чтобы «держать лицо», в принципе омерзительна мне до крайности. Блоггерство как концепция — суть обслуживание вселенской дурки, и это паршиво.
Но не будем о грустном. Всем мирным людям я желаю сохранять спокойствие и адекватность — когда это кончится, они еще ой как понадобятся. Побольше разговаривайте — друг с другом и вообще, поменьше сритесь. Демонстрируйте друг другу человеческое расположение, потому что сейчас устрашенные люди повально тонут в эмоциях и идеологизации. Не вписывайтесь в мутные авантюры, чаще проветривайтесь и нормально питайтесь.
И это пройдет.
Доселе мы знали про глобальные конфликты не слишком много. Были книги Хемингуэя и Ремарка про обманутое поколение, выжившая часть которого глушит дорогие вина, гуляет по Парижу и отчаянно пытается излечить себя от звенящей внутренней пустоты. Были чуть более грязные Селин и Олдингтон, для которых мировой пожар олицетворяет барахтанье в грязи, крови и гное. Но даже их шопенгауэрианский цинизм еще казался последующим поколениям достаточно романтическим. Был грозный сталинский ампир, фильм «Офицеры», боевики на VHS про нелегкие судьбы американской разведки, документалки на канале «Звезда» — далее, далее, далее.
Сегодня противостояние для тех, кого оно не коснулась напрямую, продолжается в оке камеры, — транслирующей терабайты информации в чужие лички, каналы, комментарии. Стальной спрут-мозг современного Технолевиафана окончательно сросся с живым человеческим мясом, а в оставшиеся просветы закрались истерики, ужас и нервные реакции. Неожиданный гибрид Сети и гуманоидных пиявок на разных ее концах оказался способен превратить в кошмар любое, даже самое рядовое событие из полевых сводок. Идеологическая накачка пополам с фейками, давлением на эмоции, аффективными реакциями и прочими проявлениями фрейдистского ангста ломают любое впечатление об однозначном восприятии реальности. Все, что сегодня известно о происходящем, слишком сильно отдает парадоксалистской идеей эссе «Войны в Заливе не было». Око камеры акселерирует конфликт, которых и до этого было уже немало, до события уровня конца света.
Через медийный окуляр все кажется не столь романтическим, как то подавалось в благородной литературе ХХ века. Но главное впереди. Люди мыслят настолько короткими отрезками бытия, что даже сейчас, в эту самую минуту, каждая схватка обрастает гигантской мифологией. Из ниоткуда возникают безымянные герои уровня военных фильмов 80-х, самые лютые выдумки катятся по соцсетям, как снежный ком, по итогу создавая совершенно мегаломанский нарратив Великой Борьбы. Сломанная канва происходящего бесповоротно превращается в манихейский эпос — поставьте на сторону добра себя, на другую чашу весов противника, и вам покажется, что у конфликта есть хоть какая-то внутренняя правда. Западная публика радуется и просит добавки, чужая трагедия превращается в ненаписанный спин-офф к супергероике, реальный контекст происходящего оказывается погребен под идеологическими завалами. Се ля ви.
Но ужас в том, что и это совершенно забудется. Память об увиденном через глаз камеры коротка. Все кончится; социум по ту сторону схватки опять заинтересуется любовными линиями в мире звезд, продолжением очередной важной франшизы, интересными блюдами и политическими срачами. Да он и сейчас продолжает интересоваться этим, отвлекаясь на преодоление Конца истории, как на бургер. Противоречивые эмоции, щекотанье под ложечкой. Потом будет немного стыдно. Примерно так их далекий мир воспринимает происходящее.
И не думайте, что все это хоть в какую-то минуту будет для них важнее. Не будет — разве только через призму очередного пластикового кинца уровня Нетфликса.
Сегодня противостояние для тех, кого оно не коснулась напрямую, продолжается в оке камеры, — транслирующей терабайты информации в чужие лички, каналы, комментарии. Стальной спрут-мозг современного Технолевиафана окончательно сросся с живым человеческим мясом, а в оставшиеся просветы закрались истерики, ужас и нервные реакции. Неожиданный гибрид Сети и гуманоидных пиявок на разных ее концах оказался способен превратить в кошмар любое, даже самое рядовое событие из полевых сводок. Идеологическая накачка пополам с фейками, давлением на эмоции, аффективными реакциями и прочими проявлениями фрейдистского ангста ломают любое впечатление об однозначном восприятии реальности. Все, что сегодня известно о происходящем, слишком сильно отдает парадоксалистской идеей эссе «Войны в Заливе не было». Око камеры акселерирует конфликт, которых и до этого было уже немало, до события уровня конца света.
Через медийный окуляр все кажется не столь романтическим, как то подавалось в благородной литературе ХХ века. Но главное впереди. Люди мыслят настолько короткими отрезками бытия, что даже сейчас, в эту самую минуту, каждая схватка обрастает гигантской мифологией. Из ниоткуда возникают безымянные герои уровня военных фильмов 80-х, самые лютые выдумки катятся по соцсетям, как снежный ком, по итогу создавая совершенно мегаломанский нарратив Великой Борьбы. Сломанная канва происходящего бесповоротно превращается в манихейский эпос — поставьте на сторону добра себя, на другую чашу весов противника, и вам покажется, что у конфликта есть хоть какая-то внутренняя правда. Западная публика радуется и просит добавки, чужая трагедия превращается в ненаписанный спин-офф к супергероике, реальный контекст происходящего оказывается погребен под идеологическими завалами. Се ля ви.
Но ужас в том, что и это совершенно забудется. Память об увиденном через глаз камеры коротка. Все кончится; социум по ту сторону схватки опять заинтересуется любовными линиями в мире звезд, продолжением очередной важной франшизы, интересными блюдами и политическими срачами. Да он и сейчас продолжает интересоваться этим, отвлекаясь на преодоление Конца истории, как на бургер. Противоречивые эмоции, щекотанье под ложечкой. Потом будет немного стыдно. Примерно так их далекий мир воспринимает происходящее.
И не думайте, что все это хоть в какую-то минуту будет для них важнее. Не будет — разве только через призму очередного пластикового кинца уровня Нетфликса.
И — к вопросу о том «а куда же делась пандемия?».
Ирония в том, что пандемия, как определенный период существования, действительно кончилась — по крайней мере, для нас. Не поймите превратно: остался реальный вирус, койки стабильно заполняются больными, люди дружно соблюдают постельный режим и пьют воду. Вопрос не в этом, это никуда не денется и не исчезнет.
Люди много лет ждали такого События, которое прорвет паутину ложного знания, развеет иллюзорность мира и высветит все стороны конфликта, показав, кто есть кто на этой шахматной доске. Два года назад Событие случилось — пришел коронавирус, жизнь изменилась безвозвратно, а для многих и впервые. Сегодня Событие совершенно другой экзистенциальной силы ломает логику предыдущего События и окончательно оттесняет его на задворки памяти. Да, возможно, мы еще заговорим о коронавирусе — однако сейчас, на пике экзистенциальной наготы перед Сущим все это кажется смешным и неважным.
Получается очень в духе немецкой философии — что Шопенгауэр, что Гегель дружно писали о таких вот Событиях, на которых обучается некая обобщенная персонификация человечества. У Шопенгауэра равнодушная Воля мира осознает себя через людские страдания; у Гегеля Мировой дух развивается исключительно в столкновениях тектонических плит истории, дорастая через самопринятие и самоотрицание до Абсолюта — и выше. Детали не столь важны — вся философия модерна говорила о настоящих вехах, при которых вся паутина неоднозначности и вселенская квантовая амбивалентность облетают с древа мироздания, подобно сухому пеплу.
В этом, кстати, и кроется реальная Ложь постмодерна. Когда несмазанные шестерни Истории продолжают вращаться, разрушая спокойствие и перемалывая в труху причастных — крайне сложно сказать, что конфликтология модерна была преодолена хоть в чем-то. Увы, нет: мы оказались в абсурдном, гнетущем таймлайне, но даже весь его сюрреализм и постправдность лишь укрывают безжалостный ход механизма, существующего сотни лет. Механизм заржавел, был высмеян философами и слегка поцарапан господствующей медиакратией — но он работает. Шестерни длят свой ход. Что будет, если они перестанут — уже совсем другая история.
Ирония в том, что пандемия, как определенный период существования, действительно кончилась — по крайней мере, для нас. Не поймите превратно: остался реальный вирус, койки стабильно заполняются больными, люди дружно соблюдают постельный режим и пьют воду. Вопрос не в этом, это никуда не денется и не исчезнет.
Люди много лет ждали такого События, которое прорвет паутину ложного знания, развеет иллюзорность мира и высветит все стороны конфликта, показав, кто есть кто на этой шахматной доске. Два года назад Событие случилось — пришел коронавирус, жизнь изменилась безвозвратно, а для многих и впервые. Сегодня Событие совершенно другой экзистенциальной силы ломает логику предыдущего События и окончательно оттесняет его на задворки памяти. Да, возможно, мы еще заговорим о коронавирусе — однако сейчас, на пике экзистенциальной наготы перед Сущим все это кажется смешным и неважным.
Получается очень в духе немецкой философии — что Шопенгауэр, что Гегель дружно писали о таких вот Событиях, на которых обучается некая обобщенная персонификация человечества. У Шопенгауэра равнодушная Воля мира осознает себя через людские страдания; у Гегеля Мировой дух развивается исключительно в столкновениях тектонических плит истории, дорастая через самопринятие и самоотрицание до Абсолюта — и выше. Детали не столь важны — вся философия модерна говорила о настоящих вехах, при которых вся паутина неоднозначности и вселенская квантовая амбивалентность облетают с древа мироздания, подобно сухому пеплу.
В этом, кстати, и кроется реальная Ложь постмодерна. Когда несмазанные шестерни Истории продолжают вращаться, разрушая спокойствие и перемалывая в труху причастных — крайне сложно сказать, что конфликтология модерна была преодолена хоть в чем-то. Увы, нет: мы оказались в абсурдном, гнетущем таймлайне, но даже весь его сюрреализм и постправдность лишь укрывают безжалостный ход механизма, существующего сотни лет. Механизм заржавел, был высмеян философами и слегка поцарапан господствующей медиакратией — но он работает. Шестерни длят свой ход. Что будет, если они перестанут — уже совсем другая история.
Как оказалось, у происходящего между Россией и Украиной появилось еще и либидинальное измерение. Словенский философ Славой Жижек, уже давно обслуживающий обезличенные глобальные индустрии своим талантом (см. «кинокритика» и «психоанализ» как набор бессмысленных, но рентабельных на рынке лектонов), заявил, что Россия буквально поступает в логике насильника, а разворачивающийся этос противостояния один в один схож с надругательством над слабой женщиной.
Здесь интересно, как стандартный геополитический концепт, признаваемый социумом, скажем, со времен Карла Шмитта, внезапно переходит в плоскость биополитики. Все по канонам политического фрейдомарксизма: нет политики вне области сексуального, всякое действие подвержено однозначной моральной оценке, все, что маркируется, как «изнасилование», является таковым и подлежит осуждению, репрессии и забвению. Неудивительно, что Жижек следом предлагает «кастрировать» Россию — правда, в типичной логике фрейдистского феминизма «кастрация» будет осуществляться через «маргинализацию и остракизм». Буквально: если игнорировать насильника и распускать о нем скверные слухи, то у него отсохнет пенис.
Видна не просто наглядная инфляция взглядов всех левых континенталистов, ясно еще и то, что их язык просто не позволяет описать ситуацию верным образом. Во фрейдомарксистской оптике не существует разговоров об идеях и идеалах — он невозможен, потому что всякий идеал начинается в сфере психосексуального, следовательно, является лишь проекцией жалкого человеческого либидо на глобальные процессы. Это — главная причина, почему даже Делеза следует читать как минимум в связке с теми авторами, которые уже преодолели пафос всеобъясняющего психоанализа и континентальную языковую репрессию.
Жижека при таких раскладах читать не стоит в принципе. Он давно истрепал свои взгляды об интересы общественности, которой интересно слушать про геополитику в понятных им бытовых сексуальных терминах. За окном не происходит слом существующего миропорядка, нет — это просто очередное изнасилование в чуть более крупных масштабах. Закрывайте глаза и уши, расчехляйте остракизм и осуждение, надейтесь, что пенисы отсохнут, а глобальные вопросы разрешатся сами собой.
Здесь интересно, как стандартный геополитический концепт, признаваемый социумом, скажем, со времен Карла Шмитта, внезапно переходит в плоскость биополитики. Все по канонам политического фрейдомарксизма: нет политики вне области сексуального, всякое действие подвержено однозначной моральной оценке, все, что маркируется, как «изнасилование», является таковым и подлежит осуждению, репрессии и забвению. Неудивительно, что Жижек следом предлагает «кастрировать» Россию — правда, в типичной логике фрейдистского феминизма «кастрация» будет осуществляться через «маргинализацию и остракизм». Буквально: если игнорировать насильника и распускать о нем скверные слухи, то у него отсохнет пенис.
Видна не просто наглядная инфляция взглядов всех левых континенталистов, ясно еще и то, что их язык просто не позволяет описать ситуацию верным образом. Во фрейдомарксистской оптике не существует разговоров об идеях и идеалах — он невозможен, потому что всякий идеал начинается в сфере психосексуального, следовательно, является лишь проекцией жалкого человеческого либидо на глобальные процессы. Это — главная причина, почему даже Делеза следует читать как минимум в связке с теми авторами, которые уже преодолели пафос всеобъясняющего психоанализа и континентальную языковую репрессию.
Жижека при таких раскладах читать не стоит в принципе. Он давно истрепал свои взгляды об интересы общественности, которой интересно слушать про геополитику в понятных им бытовых сексуальных терминах. За окном не происходит слом существующего миропорядка, нет — это просто очередное изнасилование в чуть более крупных масштабах. Закрывайте глаза и уши, расчехляйте остракизм и осуждение, надейтесь, что пенисы отсохнут, а глобальные вопросы разрешатся сами собой.
Тем временем на улицы выходят протестующие люди с дизайном нового флага «непротивления», взятого прямиком из Твиттера. Красный цвет на флаге заменен на белый, так как он якобы олицетворяет кровь. Что для некоторой части людей в текущих реалиях неприемлемо — актов пролития крови существовать не должно, как в фильме с возрастным рейтингом PG-13.
Отвлечемся даже от более-менее официальной расшифровки флага, в которой красный цвет означает героизм, мужество и любовь. Страна, в чьем устройстве нет ни любви, ни героизма, многим покажется правильным и даже вполне себе уютным местом. Поговорим об отказе от «крови», как его понимают митингующие. Кровь сама по себе уже формирует определенный символический нарратив. Кровь — предмет сделки между сильными акторами, символ братания навеки. Кровью образно поливались поля будущей жизни, в мифологиях кровь служила средством связи с высшими силами.
Наконец, в христианстве кровь — суть краеугольный камень Завета: именно ею Иисус искупает грехи человечества. Кровь Христа с копья Лонгина собирают в особую чашу, которая веками всплывает в мифах и эпической литературе, считаясь не только символом исцеления, но и важной целью военных походов. Да, тот самый святой Грааль — не столько волшебная вещица для излечения немощных, сколько символ, искупаемый кровью лучших из лучших, залог того, что в мире все нормально и храбрейшие его сыны защищают порядок. В артуриане Грааль исчезает из мира — это означает, что весь цвет рыцарства будет убит, а страну ждут великие потрясения и смуты. Отказ от крови повлек большую кровь — этот старый сюжет всплывал в мировой литературе далеко не раз.
Чисто на символическом уровне уже видно, что именно за собой влечет убирание «крови» с флага. Конечно, люди, интуитивно продумавшие новый дизайн, наверняка не слишком много думали о структурализме, не читали Проппа и не вникали в то, насколько красноречивой может быть смена символического нарратива. Они рассчитывали на то, что акция зацепит, привлечет внимание, станет очередным витком покаяния. И однако же бессознательный посыл прорывается, как ты его ни прячь.
Хотя для меня в любом случае первичнее другое. Белый цвет на замену красному — это невинность, tabula rasa. Отказ от исторической памяти, если угодно. Можно и грубее — это снег, который занесет без следа любую кровь. Изгладит то, о чем надлежало помнить, уберет те истины, ради которых кровь лилась, уведет в сторону от верности павшим. Обнуляющий время и историю снег, последняя попытка вернуться в лоно вечности до грехопадения.
Однако беспамятство никогда не было выходом — кровь проступает и на белом, пепел стучится в сердце вновь и вновь.
Отвлечемся даже от более-менее официальной расшифровки флага, в которой красный цвет означает героизм, мужество и любовь. Страна, в чьем устройстве нет ни любви, ни героизма, многим покажется правильным и даже вполне себе уютным местом. Поговорим об отказе от «крови», как его понимают митингующие. Кровь сама по себе уже формирует определенный символический нарратив. Кровь — предмет сделки между сильными акторами, символ братания навеки. Кровью образно поливались поля будущей жизни, в мифологиях кровь служила средством связи с высшими силами.
Наконец, в христианстве кровь — суть краеугольный камень Завета: именно ею Иисус искупает грехи человечества. Кровь Христа с копья Лонгина собирают в особую чашу, которая веками всплывает в мифах и эпической литературе, считаясь не только символом исцеления, но и важной целью военных походов. Да, тот самый святой Грааль — не столько волшебная вещица для излечения немощных, сколько символ, искупаемый кровью лучших из лучших, залог того, что в мире все нормально и храбрейшие его сыны защищают порядок. В артуриане Грааль исчезает из мира — это означает, что весь цвет рыцарства будет убит, а страну ждут великие потрясения и смуты. Отказ от крови повлек большую кровь — этот старый сюжет всплывал в мировой литературе далеко не раз.
Чисто на символическом уровне уже видно, что именно за собой влечет убирание «крови» с флага. Конечно, люди, интуитивно продумавшие новый дизайн, наверняка не слишком много думали о структурализме, не читали Проппа и не вникали в то, насколько красноречивой может быть смена символического нарратива. Они рассчитывали на то, что акция зацепит, привлечет внимание, станет очередным витком покаяния. И однако же бессознательный посыл прорывается, как ты его ни прячь.
Хотя для меня в любом случае первичнее другое. Белый цвет на замену красному — это невинность, tabula rasa. Отказ от исторической памяти, если угодно. Можно и грубее — это снег, который занесет без следа любую кровь. Изгладит то, о чем надлежало помнить, уберет те истины, ради которых кровь лилась, уведет в сторону от верности павшим. Обнуляющий время и историю снег, последняя попытка вернуться в лоно вечности до грехопадения.
Однако беспамятство никогда не было выходом — кровь проступает и на белом, пепел стучится в сердце вновь и вновь.
Сегодняшняя Россия — настоящий рай для шифропанка. Одержимые цифровой хаотизаторностью аутисты, мечтающие перенести свою плоть в онлайн, аугментироваться строками кода и крушить запреты и подцензурность, в кои-то веки оказались правы. Глобальная цифровая фильтрация, исключенность из актуального инфополя, блокировки и медиадиктат — суровая реальность. Не кошмарный сон уснувшего на твиче сойбоя, не далекая фантазия читающего о ближневосточных фейлд стейтах историка. Это происходит здесь и сейчас.
Если серьезно, шифропанки уже не одно десятилетие плавают по глубоким водам Интернета, множа свои манифесты и расширяя инструментальную деятельность. Для этих ребят не существует ничего ценнее цифровой приватности — data means everything, а твое будущее отбирают те, кто знает содержимое твоей ленты. Шифропанки понимают, что обобщенное стерилизованное человечество с полным набором потребительских услуг — как раз то самое человечество, инфополе и мысли которого скроллятся безжалостным Молохом с аггравированным банхаммером. Шифропанки ведут свою борьбу на переднем крае другой реальности, отступая, скрываясь и сбрасывая старые прошивки.
Пусть все эти -дцать лет их битва выглядела, как анекдот про аутиста, надевающего третью шапочку из фольги, потому что вышки психических операторов безжалостно превращают мозги в подгоревшее суфле. Пусть шифропанки отказывались от удобной ОС, ставили жуткие гомункулы из приложений и систем защиты, написанных такими же шизами, пусть все эти годы предпочитали сакральность права «не троньте мою приватность» изобилию и комфорту.
Сегодня, когда нам закрывают известные сервисы, валят СМИ направленными кибератаками и плодят сетевой психический террор, шифропанк улыбается. Все эти годы он был прав. Ваше будущее принадлежало тем, кто смотрел в вашу ленту.
Если серьезно, шифропанки уже не одно десятилетие плавают по глубоким водам Интернета, множа свои манифесты и расширяя инструментальную деятельность. Для этих ребят не существует ничего ценнее цифровой приватности — data means everything, а твое будущее отбирают те, кто знает содержимое твоей ленты. Шифропанки понимают, что обобщенное стерилизованное человечество с полным набором потребительских услуг — как раз то самое человечество, инфополе и мысли которого скроллятся безжалостным Молохом с аггравированным банхаммером. Шифропанки ведут свою борьбу на переднем крае другой реальности, отступая, скрываясь и сбрасывая старые прошивки.
Пусть все эти -дцать лет их битва выглядела, как анекдот про аутиста, надевающего третью шапочку из фольги, потому что вышки психических операторов безжалостно превращают мозги в подгоревшее суфле. Пусть шифропанки отказывались от удобной ОС, ставили жуткие гомункулы из приложений и систем защиты, написанных такими же шизами, пусть все эти годы предпочитали сакральность права «не троньте мою приватность» изобилию и комфорту.
Сегодня, когда нам закрывают известные сервисы, валят СМИ направленными кибератаками и плодят сетевой психический террор, шифропанк улыбается. Все эти годы он был прав. Ваше будущее принадлежало тем, кто смотрел в вашу ленту.
Однобокий кордицепс — гриб, который прорастает в живых муравьях. Попадая в тело муравья, споры гриба захватывают его нервную систему и заставляют его совершать определенные действия. Конкретно кордицепс тащит тело несчастного муравья-зомби к вершине какого-нибудь растения, закрепляется на листке его челюстями и прорастает сквозь труп, обеспечивая себе место под солнцем и хорошую защитную оболочку.
Медийный кордицепс прорастает целиком и полностью в людских головах. Технология предельно проста — какая-нибудь идеологема затирается до уровня мантры, простейшей доядерной доктрины, поселяясь в голове не мыслью, но эхом, вибрацией. Идеологема будет подпитываться от медийного шума и расти, прорываясь в нервную систему корнями мутных реакций. Никакой рациональности, никакого трезвого расчета — только кромешный страх, неистовая ярость или безумная тоска.
Субпродукты идейного кордицепса отравляют человека до становления нерассуждающей материей — несчастный не может более спокойно о чем-либо думать. Он только действует — точнее, совершает компульсивные и ритуализированные поступки, чтобы кордицепс унялся. Зараженное эмоцией распада тело тащит себя в глубины паники, чтобы там вцепиться челюстями в останки прежнего мира — и ждать, ждать, прорастая во что-то нечеловеческое.
Мы наблюдаем это повсюду. Бегущие в неизвестном направлении личности, массово снимающие остатки средств горожане, ломящиеся в Икею пейзане от метафизики. Всех их подгоняет идея, вызревшая в мозгу мутными образами облака-гриба, звездной тиранической империи, пустых полок, змеелицего оверлорда или еще чего похлеще. Идейный кордицепс не может питаться ничем, кроме собственных ассоциаций субъекта — но эти ассоциации, подогретые кинематографом, превращают любую новостную строчку в картины красного смеха. Вопрос не в том даже, что делают эти люди, чтобы унять грызущую эмоцию Крушения мира. Они делают все это, чтобы ни на минуту не остаться в недеянии, приводящем к истерике и слому внутренней защиты. Кордицепс не любит праздность. Праздный муравей слишком плохо цепляется челюстями за ветку.
И пусть любой прогноз сегодня звучит, как издевка. Важно помнить, что всякое необдуманное действие, первая мышечная реакция на схваченные голыми нервами вибрации ада — суть влияние вброшенного в голову идейного кордицепса. Никак не самостоятельный и адекватный положению вещей экзистенциальный импульс — лишь источаемая естеством истерика, стремление неуправляемой плоти забраться немножко повыше.
Не стоит позволять этой истерике расти. Тщательно лелеемое безумие момента в итоге прошивает человека не хуже, чем гриб — древоточца.
Медийный кордицепс прорастает целиком и полностью в людских головах. Технология предельно проста — какая-нибудь идеологема затирается до уровня мантры, простейшей доядерной доктрины, поселяясь в голове не мыслью, но эхом, вибрацией. Идеологема будет подпитываться от медийного шума и расти, прорываясь в нервную систему корнями мутных реакций. Никакой рациональности, никакого трезвого расчета — только кромешный страх, неистовая ярость или безумная тоска.
Субпродукты идейного кордицепса отравляют человека до становления нерассуждающей материей — несчастный не может более спокойно о чем-либо думать. Он только действует — точнее, совершает компульсивные и ритуализированные поступки, чтобы кордицепс унялся. Зараженное эмоцией распада тело тащит себя в глубины паники, чтобы там вцепиться челюстями в останки прежнего мира — и ждать, ждать, прорастая во что-то нечеловеческое.
Мы наблюдаем это повсюду. Бегущие в неизвестном направлении личности, массово снимающие остатки средств горожане, ломящиеся в Икею пейзане от метафизики. Всех их подгоняет идея, вызревшая в мозгу мутными образами облака-гриба, звездной тиранической империи, пустых полок, змеелицего оверлорда или еще чего похлеще. Идейный кордицепс не может питаться ничем, кроме собственных ассоциаций субъекта — но эти ассоциации, подогретые кинематографом, превращают любую новостную строчку в картины красного смеха. Вопрос не в том даже, что делают эти люди, чтобы унять грызущую эмоцию Крушения мира. Они делают все это, чтобы ни на минуту не остаться в недеянии, приводящем к истерике и слому внутренней защиты. Кордицепс не любит праздность. Праздный муравей слишком плохо цепляется челюстями за ветку.
И пусть любой прогноз сегодня звучит, как издевка. Важно помнить, что всякое необдуманное действие, первая мышечная реакция на схваченные голыми нервами вибрации ада — суть влияние вброшенного в голову идейного кордицепса. Никак не самостоятельный и адекватный положению вещей экзистенциальный импульс — лишь источаемая естеством истерика, стремление неуправляемой плоти забраться немножко повыше.
Не стоит позволять этой истерике расти. Тщательно лелеемое безумие момента в итоге прошивает человека не хуже, чем гриб — древоточца.
В контексте сказанного о влиянии идеологических мантр полезно будет поговорить и о такой вещи, как экономика эмоций вообще. Есть три вида валют, которыми мы платим за любую потребность — деньги, время и впечатление. «Впечатление» стоит понимать расширительно, как образ, который захватывает воображение и далее транслируется человеком в чужие головы. Впечатление от еды, от покупки, от поездки — недаром магистральные инфраструктуры под обмен впечатлениями создавались десятилетиями. Будь то соцсети, отзовики, блоги — словом, все, что поддерживает инфицирование таким вот бытовым вдохновением.
Эмоции в данном случае — скорее побочный продукт впечатления. Но обмениваться впечатлениями полноценно почти не получается, для этого нужно куда больше усилий и герменевтической осознанности, чем требуется для политического срача, отзыва на таксиста или жалобы на курьера. Поэтому люди обмениваются эмоциями — транслируют не мысли, а реакции, срутся не за идеи, а за иррациональные душевные движения, которые невозможно ни симулировать, ни подавить. Бихевиоральное корчево принимается за валидную позицию, нагнетание и эмоциональная правда будто бы приобретают объективную окраску. Так работает экономика эмоций.
Мы все почувствовали это на своей шкуре. Когда в Сеть выкидывались реакции на какие-то события, и требовалось либо вторить в унисон, либо возражать до хрипоты. Когда поток противоречащих самим себе новостей обновлялся каждую минуту, и на любой повод приходилось реагировать бесконечным эмотированием. Разбазаривание душевных активов привело к печальному — к девальвации. Эмоциональная правда и раньше стоила немногого, а теперь будет стоить примерно ничего. События, лежащие за рамками простых оценок и впечатлений, мгновенно обнуляют банк реакций, заставляя замирать в непостижимом ужасе мистерии и смотреть, как облетают с мира вещей доселе не опровергавшиеся истины.
На фоне кризиса материальных активов кризис случается и в каждой отдельно взятой душе. Время двигаться по выжженной полосе, которая некогда полнилась мнениями, соображениями и поведенческими эмотиконами. Время собирать и разбрасывать камни, время проводить переоценку ценностей. Осень души прошла, все наносное слетело прочь.
Пора вызревать и пробуждаться заново.
Эмоции в данном случае — скорее побочный продукт впечатления. Но обмениваться впечатлениями полноценно почти не получается, для этого нужно куда больше усилий и герменевтической осознанности, чем требуется для политического срача, отзыва на таксиста или жалобы на курьера. Поэтому люди обмениваются эмоциями — транслируют не мысли, а реакции, срутся не за идеи, а за иррациональные душевные движения, которые невозможно ни симулировать, ни подавить. Бихевиоральное корчево принимается за валидную позицию, нагнетание и эмоциональная правда будто бы приобретают объективную окраску. Так работает экономика эмоций.
Мы все почувствовали это на своей шкуре. Когда в Сеть выкидывались реакции на какие-то события, и требовалось либо вторить в унисон, либо возражать до хрипоты. Когда поток противоречащих самим себе новостей обновлялся каждую минуту, и на любой повод приходилось реагировать бесконечным эмотированием. Разбазаривание душевных активов привело к печальному — к девальвации. Эмоциональная правда и раньше стоила немногого, а теперь будет стоить примерно ничего. События, лежащие за рамками простых оценок и впечатлений, мгновенно обнуляют банк реакций, заставляя замирать в непостижимом ужасе мистерии и смотреть, как облетают с мира вещей доселе не опровергавшиеся истины.
На фоне кризиса материальных активов кризис случается и в каждой отдельно взятой душе. Время двигаться по выжженной полосе, которая некогда полнилась мнениями, соображениями и поведенческими эмотиконами. Время собирать и разбрасывать камни, время проводить переоценку ценностей. Осень души прошла, все наносное слетело прочь.
Пора вызревать и пробуждаться заново.
Для тех людей, которые не жили с детства на привычном Садовом, Макдональдс никогда не был чем-то само собой разумеющимся. Первый раз я попробовал еду оттуда, кажется, в 1998 году, когда родители проездом были в Москве. Или в 2000, здесь моя память мне изменяет. Потом еще раз в 2007 — детский Хэппи-мил не запомнился мне никак, а вот вкус того самого бургера, кажется, был неплох. Еще несколько раз после этого еда из макдака олицетворяла какие-то приземленные вехи, и только спустя годы уже стала обыденностью. Мак действительно был символом чего-то своеобразного, некой договоренности, готовности содействовать мировому Большому брату. Одним из символов современной столицы, если угодно — изредка приезжающий в Москву человек одинаково готов сходить и на Красную площадь, и за чизбургером.
Теперь Макдональдса нет — временно, но, скорее всего, навсегда. Однако привычный жизненный порядок в связи с таким решением разрушится только у давних жителей столицы и миллионников. Наверное, именно желание выбить почву из-под ног у современного молодого москвича и двигало решением осуществить этот нелепый запрет. Коллективная глотка консьюмеризма счастливо вопит, отнимая у условного столичного жителя все его любимые игрушки, и ожидает, что его эмоция следом добьет и всю страну.
Но это так глупо — за волной стереотипов о стране матрешек они действительно так ничего и не поняли. В моем родном городке никаких макдаков не было отродясь. Кажется, там только пару лет как открылся КФС — единственный настоящий фастфуд по франшизе. Десяток остальных — имитаторы, вплоть до шаурмичной с перевернутым макдаковским логотипом. Они давно уже заняли эту нишу — вся Россия малых городов живет без привычных столичному жителю символических франшиз. Невозможно отобрать у провинциала Старбакс, Эппл, макдак. Невозможно отобрать то, чего не было. Западные бумеры из повязанных между собой корпоративных советов проебали всю социологию, строя ее по пользователям Твиттера, а не по настоящим людям.
И Макдональдс правда был символом, который еще мог на что-то повлиять. Тридцать лет был таковым. Однако заявление об его уходе показало — символ ложен. Нет никакой Золотой арки, нет этого образа еды, примиряющей страны — есть просто ходящая под известным государством известная франшиза. Клоун был слеплен из говна.
Действуя по неизменно убогой схеме канселлинга брендами, вы потеряли всякую возможность влиять не только на столичных жителей, но и на таких провинциальных мальчиков, как я — на тех, для кого Макдональдс еще мог ассоциироваться с чем-то ярким и незаурядным. Жните, что сеяли. Макдак сможет еще вернуться в страну, но вот его подспудное влияние, складывавшееся тридцать лет, уже не вернется никогда.
И поделом.
Теперь Макдональдса нет — временно, но, скорее всего, навсегда. Однако привычный жизненный порядок в связи с таким решением разрушится только у давних жителей столицы и миллионников. Наверное, именно желание выбить почву из-под ног у современного молодого москвича и двигало решением осуществить этот нелепый запрет. Коллективная глотка консьюмеризма счастливо вопит, отнимая у условного столичного жителя все его любимые игрушки, и ожидает, что его эмоция следом добьет и всю страну.
Но это так глупо — за волной стереотипов о стране матрешек они действительно так ничего и не поняли. В моем родном городке никаких макдаков не было отродясь. Кажется, там только пару лет как открылся КФС — единственный настоящий фастфуд по франшизе. Десяток остальных — имитаторы, вплоть до шаурмичной с перевернутым макдаковским логотипом. Они давно уже заняли эту нишу — вся Россия малых городов живет без привычных столичному жителю символических франшиз. Невозможно отобрать у провинциала Старбакс, Эппл, макдак. Невозможно отобрать то, чего не было. Западные бумеры из повязанных между собой корпоративных советов проебали всю социологию, строя ее по пользователям Твиттера, а не по настоящим людям.
И Макдональдс правда был символом, который еще мог на что-то повлиять. Тридцать лет был таковым. Однако заявление об его уходе показало — символ ложен. Нет никакой Золотой арки, нет этого образа еды, примиряющей страны — есть просто ходящая под известным государством известная франшиза. Клоун был слеплен из говна.
Действуя по неизменно убогой схеме канселлинга брендами, вы потеряли всякую возможность влиять не только на столичных жителей, но и на таких провинциальных мальчиков, как я — на тех, для кого Макдональдс еще мог ассоциироваться с чем-то ярким и незаурядным. Жните, что сеяли. Макдак сможет еще вернуться в страну, но вот его подспудное влияние, складывавшееся тридцать лет, уже не вернется никогда.
И поделом.
Просто описание нашего проклятого таймлайна в заголовках некоторых новостей:
- Умер пациент с пересаженным сердцем свиньи;
- Медведев передал привет Макдональдсу;
- Макрон теряет популярность из-за политики;
- Кадыров предсказал судьбу украинских националистов;
- Facebook разрешил призывы к насилию в отношении россиян, если они касаются спецоперации на Украине;
- В КНДР модернизируют космодром для запуска военных спутников;
- Следствие не нашло связь между побоями и смертью бывшего замминистра энергетики;
- Найдено применение радиоактивным отходам;
- Украина попросила другие страны не принимать карты «Мир»;
- Россияне вспомнили о полулегальных рынках;
- В Удмуртии откроется первая национальная выставка мемов;
- Илон Маск скрывал дочь по имени Y;
- Иностранцы удивились длинной очереди в российский Макдональдс;
- Топ-менеджеры Hyundai переночевали на улице;
- Запрещенный Талибан призвал Россию и Украину к миру;
- В ВОЗ предрекли Украине приход «Всадника Апокалипсиса»;
- Рогозин предупредил о развале МКС;
- Канье Уэст написал стихотворение о болезненном разрыве;
- Арсен Аваков опроверг свою смерть случайным твитом;
- Безработным россиянам предложили заменить мигрантов на стройках;
- Перечислены главные отличия интерната от социального дома в Москве.
What a time to be alive.
- Умер пациент с пересаженным сердцем свиньи;
- Медведев передал привет Макдональдсу;
- Макрон теряет популярность из-за политики;
- Кадыров предсказал судьбу украинских националистов;
- Facebook разрешил призывы к насилию в отношении россиян, если они касаются спецоперации на Украине;
- В КНДР модернизируют космодром для запуска военных спутников;
- Следствие не нашло связь между побоями и смертью бывшего замминистра энергетики;
- Найдено применение радиоактивным отходам;
- Украина попросила другие страны не принимать карты «Мир»;
- Россияне вспомнили о полулегальных рынках;
- В Удмуртии откроется первая национальная выставка мемов;
- Илон Маск скрывал дочь по имени Y;
- Иностранцы удивились длинной очереди в российский Макдональдс;
- Топ-менеджеры Hyundai переночевали на улице;
- Запрещенный Талибан призвал Россию и Украину к миру;
- В ВОЗ предрекли Украине приход «Всадника Апокалипсиса»;
- Рогозин предупредил о развале МКС;
- Канье Уэст написал стихотворение о болезненном разрыве;
- Арсен Аваков опроверг свою смерть случайным твитом;
- Безработным россиянам предложили заменить мигрантов на стройках;
- Перечислены главные отличия интерната от социального дома в Москве.
What a time to be alive.