К Помпеям учат относиться как к чему-то очень особенному. В XVIII веке раскопки города подстегнули развитие археологии, а сам он сохранился до того хорошо, что по нему вполне реально восстановить картину жизни на момент извержения Везувия в 79 году до нашей эры.
Но в масштабах империи Помпеи были вполне рядовым городом и уж тем более не могли тягаться с Римом в роскоши. И это самое крутое — его стены, дороги и канализации хранят множество сведений об обычных людях (археологи нашли даже обугленные батоны!). Правда, сильнее всего все равно впечатляют фрески и мозаики в виллах знати.
P. S. Фото мои, сегодняшние. Перед поездкой я посмотрела видеоэкскурсию по выставке, которая проходила в Британском музее несколько лет назад. Если вы хотите погрузиться в историю Помпей и у вас есть только полтора свободных часа — рекомендую.
Но в масштабах империи Помпеи были вполне рядовым городом и уж тем более не могли тягаться с Римом в роскоши. И это самое крутое — его стены, дороги и канализации хранят множество сведений об обычных людях (археологи нашли даже обугленные батоны!). Правда, сильнее всего все равно впечатляют фрески и мозаики в виллах знати.
P. S. Фото мои, сегодняшние. Перед поездкой я посмотрела видеоэкскурсию по выставке, которая проходила в Британском музее несколько лет назад. Если вы хотите погрузиться в историю Помпей и у вас есть только полтора свободных часа — рекомендую.
Много лет подряд я покупала подарки в магазине Friend Function (скучаю по вам, ребята!). Для людей, которые любят архитектуру у них специальный раздел про панельки и много годных книг. Покажу пять любимых:
• Бумажный конструктор Brutalia польской студии Zupagrafika — про послевоенную архитектуру Италии, с предисловием итальянского архитектора и писателя Алессандро Бенетти;
• От тех же авторов — свежая книга про феномен советских детских площадок. Представлены Украина, Литва, Латвия, Эстония, Россия, Беларусь, Казахстан, Таджикистан и Узбекистан.
• Ночник в виде самарского элеватора — уникального образца «космической» архитектуры Куйбышева (так когда-то называли Самару);
• Точная копия старой двери из Петербурга — сделана из бумаги и сосновой доски, есть петля, чтобы повесить на стену;
• Постер проекта Allmodernism про микрорайон Северное Чертаново.
По России действует быстрая доставка, а в Москве и Петербурге подарки можно получить вообще в день заказа.
• Бумажный конструктор Brutalia польской студии Zupagrafika — про послевоенную архитектуру Италии, с предисловием итальянского архитектора и писателя Алессандро Бенетти;
• От тех же авторов — свежая книга про феномен советских детских площадок. Представлены Украина, Литва, Латвия, Эстония, Россия, Беларусь, Казахстан, Таджикистан и Узбекистан.
• Ночник в виде самарского элеватора — уникального образца «космической» архитектуры Куйбышева (так когда-то называли Самару);
• Точная копия старой двери из Петербурга — сделана из бумаги и сосновой доски, есть петля, чтобы повесить на стену;
• Постер проекта Allmodernism про микрорайон Северное Чертаново.
По России действует быстрая доставка, а в Москве и Петербурге подарки можно получить вообще в день заказа.
Мне не раз приходилось выслушивать обвинения в излишней «политизированности» канала. И вот что я на это отвечу. Архитектура сама по себе — всегда про политику и власть. Хотя бы потому, что любое, даже самое ветхое здание организует и подчиняет себе пространство.
Как и политика, архитектура отражает интересы общества и отношения внутри него; а еще архитектура — это дорого, и потому ее заказчики нередко обличены большой властью. Даже если государство не приходит к архитектору напрямую, оно регулирует правила реставрации ваших любимых дореволюционных домиков и строительство ваших нелюбимых бетонных многоэтажек. И да, вот уже почти два года бомбит чьи-то любимые дореволюционные домики и нелюбимые бетонные многоэтажки в соседней стране.
Есть еще одна область, сопряженная с архитектурой. Это работа над трудным прошлым и исторической памятью. Во многом именно политика определяет, как восстанавливать города, разрушенные катаклизмами; чем заполнить пустоты, где будут жить люди, оставшиеся без крова, какие мемориалы строить и что из «боевых отметин» нужно оставить, а что залатать. Все это помогает зафиксировать определенные, часто не самые приятные события на много поколений вперед — или, наоборот, позволяет забыть о них.
В военное время масштабная работа с памятью невозможна, потому что любая рефлексия требует статуса-кво и тишины, не заглушаемой вестями о новых жертвах и человеческих трагедиях. Я хочу, чтобы эта тишина воцарилась как можно скорее. Других пожеланий на новый 2024-й у меня для вас нет.
Как и политика, архитектура отражает интересы общества и отношения внутри него; а еще архитектура — это дорого, и потому ее заказчики нередко обличены большой властью. Даже если государство не приходит к архитектору напрямую, оно регулирует правила реставрации ваших любимых дореволюционных домиков и строительство ваших нелюбимых бетонных многоэтажек. И да, вот уже почти два года бомбит чьи-то любимые дореволюционные домики и нелюбимые бетонные многоэтажки в соседней стране.
Есть еще одна область, сопряженная с архитектурой. Это работа над трудным прошлым и исторической памятью. Во многом именно политика определяет, как восстанавливать города, разрушенные катаклизмами; чем заполнить пустоты, где будут жить люди, оставшиеся без крова, какие мемориалы строить и что из «боевых отметин» нужно оставить, а что залатать. Все это помогает зафиксировать определенные, часто не самые приятные события на много поколений вперед — или, наоборот, позволяет забыть о них.
В военное время масштабная работа с памятью невозможна, потому что любая рефлексия требует статуса-кво и тишины, не заглушаемой вестями о новых жертвах и человеческих трагедиях. Я хочу, чтобы эта тишина воцарилась как можно скорее. Других пожеланий на новый 2024-й у меня для вас нет.
По свежим следам пишу про Неаполь. В Неаполе помимо Помпей обязательно нужно смотреть XX век. Среди прочих здесь работал архитектор Альдо Лорис Росси (не путать с миланским современником, Альдо Росси) — одна из самых ярких фигур итальянского брутализма.
Помимо Casa del Portuale в портовой зоне, Росси-неаполитанец известен жилым комплексом Piazza Grande. Вам он может быть знаком по пятому сезону «Гоморры» — главный герой сериала поселился в одной из 219 квартир. Возводили этот невероятно сложный проект целое десятилетие — с 1979 по 1989 год. Лабиринт из автомобильных и пешеходных дорог, пандусов и лестниц объединяет двенадцать жилых башен, школы, парковку, гаражи и центральную круглую «площадь» со спортплощадками и бассейном (ныне пересохшим) — собственно, она и дала название комплексу. В квартирах на нижнем уровне есть собственные небольшие дворы и к ним можно попасть по отдельным лестницам, которые расходятся от площади.
В Piazza Grande есть все, чтобы отнести ее к брутализму: «честность» материалов и конструкций, масштабность, многоуровневость, развитая социальная составляющая. Но не менее важно, что Росси всю жизнь вдохновлялся Фрэнком Ллойдом Райтом — отсюда, как мне кажется, все эти плавные органические формы, концентрические структуры и мелкая, почти ардекошная расстекловка угловых окон на жилых этажах.
В Piazza Grande есть все, чтобы отнести ее к брутализму: «честность» материалов и конструкций, масштабность, многоуровневость, развитая социальная составляющая. Но не менее важно, что Росси всю жизнь вдохновлялся Фрэнком Ллойдом Райтом — отсюда, как мне кажется, все эти плавные органические формы, концентрические структуры и мелкая, почти ардекошная расстекловка угловых окон на жилых этажах.