Несу вам очередного фрика: мобильный павильон, который в 2016 году перемещали вдоль стены Адриана на севере Англии (когда-то она обозначала границы Римской империи). Название у нее соответствующее: Mansio. Этим словом римляне обозначали придорожные строения, в которых путники могли перевести дух, поужинать, отправить правительственную депешу. Мансио строились через каждые 25-30 километров — примерно столько за день проходят пешеходы или повозки, запряженные волами.
В поликарбонатном павильоне в течение шести месяцев действовала творческая резиденция для писателей. Фальшивая труба и силуэт — отсылки к промышленной архитектуре региона. Архитекторы местные — Мэтью Батчер, Киран Уордл и Оуайн Уильямс.
В поликарбонатном павильоне в течение шести месяцев действовала творческая резиденция для писателей. Фальшивая труба и силуэт — отсылки к промышленной архитектуре региона. Архитекторы местные — Мэтью Батчер, Киран Уордл и Оуайн Уильямс.
«Зараза постмодернизма», как называл ее почивший на этой неделе Жан-Луи Коэн, не миновала и Apple: так в конце 1980-х выглядел их офисный центр и завод, где собрали первый Macintosh. Авторы — калифорнийское бюро Holey Associates, глава которого, Джон Холи, много работал непосредственно со Стивом Джобсом в 1980-90-е. Помимо этого здания, он приложил руку к графике и упаковке первых эппловских компьютеров и комплексу научно-исследовательского кампуса в Купертино. Позже через дорогу построили фостеровский «бублик», где снимают презентации компании.
Сканы из журнала Interiors Magazine от апреля 1989 года. Удивительно, как много цвета и как мало стекла
Сканы из журнала Interiors Magazine от апреля 1989 года. Удивительно, как много цвета и как мало стекла
Папский дворец — это такая самая-самая открыточная локация французского Авиньона. Там еще знаменитый театральный фестиваль проводят. А в этом году здание выглядит вот так: художница Ева Жоспен выставляется там с 12 работами. Когда-то давно, когда Папский дворец еще не был национальным музеем, мастера барокко любили тему пещер и гротов. Жоспен продолжает эту тему, но в новом материале — все ее работы составлены из сотен листов гофрокартона.
Мне очень нравится мысль Рема Колхаса о том, как гигантская городская архитектура трансформировала города. Небоскребы — это коллажи из множества функций. Высотки выглядят одинаково, но внутри них может быть что угодно и в какой угодно конфигурации. Это приводит к непредсказуемым результатам, культурным и социальным феноменам.
В качестве иллюстраций — беговая дорожка на 16-м этаже лондонского офисного комплекса с говорящим названием White Collar Factory и нью-йоркский небоскреб The Downtown Athletic Club, где до начала 2000-х был общественный и спортивный клуб. В книге «Нью-Йорк вне себя» Колхас пишет про это здание:
В качестве иллюстраций — беговая дорожка на 16-м этаже лондонского офисного комплекса с говорящим названием White Collar Factory и нью-йоркский небоскреб The Downtown Athletic Club, где до начала 2000-х был общественный и спортивный клуб. В книге «Нью-Йорк вне себя» Колхас пишет про это здание:
«Нижние этажи оборудованы для вполне обычных спортивных занятий: залы для сквоша и гандбола, бильярдные и т.д. втиснуты между слоями раздевалок. Однако при подъеме на верхние этажи здания, где сам собой возникает намек на приближение к некоему пику форы, посетитель попадает на территории, подобных которым не бывало в истории человечества.
По выходе из лифта на девятом также он оказывается в темном вестибюле, который ведет прямиком в раздевалку, занимающую всю центральную часть платформы — без естественного освещения. Посетитель разоблачается, надевает боксерские перчатки и переходит в соседнее помещение, где установлено множество боксерских груш (иногда там можно побоксировать с настоящим противником).
С южной стороны ту же самую раздевалку обслуживает устричный бар с видом на Гудзон.
Есть устрицы руками в боксерских перчатках, голым, на энном этаже — вот „сюжет“ девятого этажа, или ХХ век в действии».
По выходе из лифта на девятом также он оказывается в темном вестибюле, который ведет прямиком в раздевалку, занимающую всю центральную часть платформы — без естественного освещения. Посетитель разоблачается, надевает боксерские перчатки и переходит в соседнее помещение, где установлено множество боксерских груш (иногда там можно побоксировать с настоящим противником).
С южной стороны ту же самую раздевалку обслуживает устричный бар с видом на Гудзон.
Есть устрицы руками в боксерских перчатках, голым, на энном этаже — вот „сюжет“ девятого этажа, или ХХ век в действии».
Второй пост подряд цитирую Колхаса, но что уж тут. Десять лет назад он вывел парадокс: чем быстрее меняется мир, тем быстрее города становятся одинаковыми под давлением глобализации и цифровизации. Разумеется, различия стираются не впервые: римляне и османы рассылали каменщиков по своим обширным империям, чтобы древние сановники обретали привычный комфорт где угодно — хоть в пустыне, хоть в северных широтах. Сегодня можно почувствовать нечто похожее, если останавливаться в отелях крупных сетей.
У этого явления появилась оппозиция — подчеркнуто индивидуалистские дома для отдыха, глэмпинги вдали от больших городов, дизайнерские квартиры и так далее. Архитекторы Мария Вертинская и Кирилл Губернаторов собирают их в канале to stay. Правда, если пролистывать посты подряд, то все равно приходишь к неутешительному выводу, что многие решения копируются в самых разных точках Земли — разве что не в таких объемах, как «Хилтоны» и «Рэдиссоны» :) Уникальность, если она есть, проявляется в чем-то, что сложнее уловить и запрограммировать: в следах времени, разводах штукатурке, свете, атмосфере и культурном контексте.
У этого явления появилась оппозиция — подчеркнуто индивидуалистские дома для отдыха, глэмпинги вдали от больших городов, дизайнерские квартиры и так далее. Архитекторы Мария Вертинская и Кирилл Губернаторов собирают их в канале to stay. Правда, если пролистывать посты подряд, то все равно приходишь к неутешительному выводу, что многие решения копируются в самых разных точках Земли — разве что не в таких объемах, как «Хилтоны» и «Рэдиссоны» :) Уникальность, если она есть, проявляется в чем-то, что сложнее уловить и запрограммировать: в следах времени, разводах штукатурке, свете, атмосфере и культурном контексте.
‣ Квартира в Тбилиси
‣ Японский дом для чайной церемонии, переделанный в коттедж
‣ Рыбацкая хижина на озере в Германии
‣ Домик Барби в Калифорнии
‣ Японский дом для чайной церемонии, переделанный в коттедж
‣ Рыбацкая хижина на озере в Германии
‣ Домик Барби в Калифорнии