ДЫМ ОТЕЧЕСТВА

Боевой
товарищ
Дима.
Позывной
у Димы –
Дым.
С детства
Господом
хранимый,
потому
непобедим.

Пролетят
осколки
мимо,
мины
Диму
обойдут.
Иногда
с улыбкой
Диму
Дым
Отечества
зовут.

Домашние говорят, давай мы тебя "обнулим" перед поездкой в Белгород. У меня глаза на лоб выскочили. Не сразу понял, что имелось в виду, подстрижëм под "ноль".
😆

Филатов-Фест. Поехали.

Филатов-Фест

Первая премия:
Егор Сергеев

Приз зрительских симпатий:
Всеволод Волоколамский

ПЯТЫЙ

- Здорова, Дим.
Сейчас смотрю в группе,
вон пацаны скинули.
Ты книгу нарисовал что ли, написал?
Хотелось бы почитать, вот.
Меня сегодня ложат в этот...
на лечение по ранению наконец-то.
Осложнение такое, небольшое.
Я слепой становлюсь совсем.
В общем, у меня оказывается
череп в трёх местах порвало, короче.
Глазница у меня разорвана.
Перелом, вот, перелом основания черепа.
Это, видимо, от взрывной волны.
За ранение не выплатили.
Следствие (смеётся) зашло в тупик.
Для следствия попросили две бумаги,
а командир сказал, что не смогли найти
то направление, когда меня
возили на Ростов.
Короче, потеряли направление.
Я же ездил в отряд, вот, в мае.
Туда кое-как запустили.
Зам командира приезжал, встречал меня.
Своим ходом ездил.
Вот и, короче, бардак получился такой.
Пацанов видел, ну, слава богу.
Вот, Луну - из наших видел,
потом к Сталину в госпиталь заезжал.
Ну, вот, Луну видел, а потом,
короче, он в госпиталь попал,
птичка захерачила, вот.
Ты сам как, как жив-здоров, родной?
- Привет, брат.
У меня вроде нормально всё.
Я-то подлечился.
Мне и за ранение выплатили.
Достаточно быстро оклемался.
Сейчас живу, занимаюсь тылом, так скажем.
Потому что здесь тоже бардак.
Надо кому-то что-то делать.
А так, нормально.
- Я очень за тебя рад.
Дай бог, чтобы у тебя всё хорошо было.
А я сейчас подлатаюсь, короче,
и по ходу обратно.

Михаил Лермонтов

***
И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…
Желанья!.. Что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят — все лучшие годы!

Любить… Но кого же?.. На время — не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и всё там ничтожно…

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, –
Такая пустая и глупая шутка…
____

Сейчас перечитал и подумал, что из этого стихотворения вырос Георгий Иванов.

В Доме актёра прошёл заключительный финал-концерт годового марафона Филатов-Феста. В течение года авторы проходили отборочные туры, посещали семинары поэзии, выступали.

На Филатов-Фесте оцениваются не только сами тексты, но и умение авторов «подавать» их со сцены.

Организатором фестиваля выступил Театр поэтов Влада Маленко. Продюсировали мой давний товарищ Александр Антипов (мы уже отметили двадцать лет дружбы) и Роман Сорокин, глядя на которого, кабы не масштаб грандиозного действа, можно было бы подумать, что ты не в Доме актёра, а на явочной квартире молодых революционеров в середине нулевых прошлого столетия. До того яркая фактура интеллигента в поколении, с горящим и чистым взглядом.

Бесспорную победу одержал Егор Сергеев. Хотя до начала финального «забега» судейская команда, куда входили живые классики отечественной литературы и зашедший посидеть рядом с ними ваш покорный слуга, отчётливо не понимала на чью чашу весов упадёт выбор.

В моих любимчиках ходит действующий боец ВС РФ Амир Сабиров. Солдатская солидарность и от этого никуда не деться. Хотя дело не только в ней. Несмотря на молодость (22 года), Амир уже со своей сложившейся поэтикой. В его возрасте авторы, как правило, всё ещё сидят на волне подражаний.

Если говорить о форме подачи, то Амир «пережал» в последнем стихотворении – задавил зал и жюри, включив яркую агрессию. Манерность подачи Егора Сергеева, на мой взгляд, всё-таки несколько рафинированная, лучше сработала.

По форме подачи больше всего понравились Артём Рагимов и Дмитрий Ларионов. Забавно было наблюдать, как Артём боролся с желанием засунуть руку в карман, чтобы казаться поэтичнее.

Арём, дорогой, если хочешь засунуть руку в карман, засовывай. Не трать энергию на лишние движения, не отвлекай зал от стихов. Я говорил, что подобная поза выглядит пошло на фоне застёгнутого на все пуговицы Сергея Лобанова. Потому что он читает стихи, оставаясь офицером. В нем нет нашей поэтической вульгарности. На премии «Слово», когда все поэты выходили и, как по команде, засовывали руку в карман, он выглядел белой вороной, что для меня значит – настоящим, а все остальные казались похожими друг на друга статистами.

Дмитрий Ларионов – выше всяких похвал. Тот путь, когда автор не ищет дешевого внимания публики, а достойно несёт свой крест.

Ола Борякин выступал без шарфа. Зато Александр Чистобаев – в белом плаще. Первый потерял свой образ, а второй пока ещё не нашёл. Хотелось на первого надеть шарф, а со второго снять плащ.

Органичнее всех выступил Всеволод Волоколамский. Сценический образ и манера подачи дополняли текст, делали его зримым. Симпатии зала оказались на его стороне.

Всеволод явно наследует – стоящему в одном ряду с Остудиным и Кабановым – Амираму Григорову, который в свою очередь наследовал чесавшему правой ногой левое ухо Парщикову и королю центонной поэзии Ерёменко, добавляя восточный колорит в устоявшиеся к нынешнему времени поэтические приёмы. Но если линия Ерёменко-Парщиков-Григоров – это поэзия ради поэзии, то Волоколамский, пользуясь их приёмами привносит в навязчивую и ни к чему не обязывающую игру слов его величество Смысл. Как, впрочем, когда-то сделали оказавшись по разную сторону линии фронта Остудин с Кабановым.

Финал Филатов-Феста в очередной раз утвердил меня в том, что женская сторона поэзии слабее мужской, несмотря на то, что нынешняя эпоха многими литературоведами считается эпохой женской поэзии. Не касаясь текстов, скажу только о сценических образах. Красные платья и платья с блёстками не работают, когда вы находитесь на сцене в одиночестве. Они отвлекают от текста. Яркие наряды хороши, если вы работаете с кем-то в паре и у вас есть чисто женское желание перетянуть на себя внимание, ни слова при этом не говоря (вспоминаем «Театр» Сомерсета Моэма).

***

Бывший русский не любит быстрой езды,
с трудом отличит боярышник от резеды.

Солнце клубится пылью из-под копыт –
бывший русский стыдится, теряя стыд.

Каши не сварит, на людях свинью не съест,
сделает вид, что он из далёких мест.

Гром не грянул, а он уже тут как тут,
крестится так, что слезы из ж..пы текут,

будто видит крылья атомного ядра
у редкой птицы, долетевшей
до середины Днепра.

В Белгород приеду в районе восьми вечера 22 октября. Если у кого-то есть желание пообщаться, можно поужинать в гостинице или где-то недалеко от неё. Часов, к примеру, в девять.

Утром 23-го из Белгорода уеду. Само выступление будет в Старом Осколе. После выступления вернусь в Белгород и сразу на поезд. Мне нужно к ночи 23-го быть в Москве.

ДЕТСКОЕ

Селу
сегодня
повезло,
бойцы
зачистили
село.

Другому
так же
повезет,
в него
зайдут
бойцы
вот-вот.

Потом
военная
метла
зачистку
третьего
села
начнет,
и будет
чисто
на свете
без
фашиста.

Очень важные слова сказал вчера на финале "Филатов-феста" Игорь Леонидович Волгин.
Вручая приз победителю, поэту Егору Сергееву, он вспомнил известную в 19 веке дискуссию между Карамзиным, Муравьевым и Пушкиным.
" История народа принадлежит государю "- утверждал Карамзин.
"История народа принадлежит народу" - возражал декабрист Муравьёв.
"История народа принадлежит поэту" - считал Пушкин.

Мы, команда проекта "Стихотворная история", разделяем точку зрения дорогого Александра Сергеевича.
И благодарим Игоря Волгина за этот важный акцент на финале премии.

***

Это на фоне
литераторов
я выгляжу
кровожадным
монстром,
а на фоне
воюющих
парней –
вшивым
интеллигентом,
и ни с кем
за своего
не сойду.

2024 г.

Когда с войны очистится вся сажа,
И к нам вернутся прежние манеры,
Мой друг, найдутся те, кто нам расскажут,
Что мы с тобой теперь миллионеры.

Ведь те, кто строят из себя Мессию, -
Они когда-то громче всех вопили.
Они нам объяснят, что мы Россию
Неправильно, не искренне любили.

Нам скажут, что вполсилы воевали
И не дошли до Киева с тобою.
Мне вспомнят за стихи и фестивали,
Тебе - что целым вышел с поля боя.
А про медали... Скажут про медали:
"Да мало ли, за что их вам давали..."

Захочется ответить им красиво,
Мол, ты не знаешь, тыловая курва,
О том, как сладко, как невыносимо
Тошнит посадку кровью после штурма.

О том, как люто холодеют ноги,
Когда в "буханке" мчишь по мёртвой трассе,
И минами покрытые дороги
Жгутуют раны на полях Донбасса.

О том, как каменеют чувства, мысли,
И хочется пожить ещё немножко,
Когда в ночи над блиндажем зависнет
Беременная смертью Бабка Ёжка.

Но мы им ничего в ответ не скажем,
И не вспылим, и виду не покажем,
Что в их словах зияет тьма и бездна,
И льётся мрак: стозевно и обильно...
Мы жили честно, воевали честно.
Об остальном пускай снимают фильмы.

"...Россия,
нельзя быть, родная, такой бл.дью".
Алла Боссарт

Бл.дь смотрит на Россию
и видит бл.дь.
Нечего взять с той,
что привыкла давать.

Смотрит алкаш на Россию,
почти не дыша,
и видит в России
признаки алкаша.

Видят Россию жуликом
всех мастей
вор, шаромыжник,
шулер и прохиндей.

Грешницей видит грешник,
монашкой - монах.
Привыкший пугать,
здесь испытает страх.

Доблестный воин
видит Россию бойцом,
великан - великаншей,
а нежилец - мертвецом.

Видит Россию мудрой -
мудрейший муж,
дурой несчастной тот,
кто объелся груш.

Можно любя,
а можно и не любя,
посмотреть на Россию,
чтобы увидеть себя.

***

Солнце темнеет, когда
в самой красивой воронке
дети хоронят кота,
бантик стянув на картонке.

Слышали шум за версту,
будто взрывались пакеты.
Ночью могилу коту
вырыл кусок от ракеты.

Мальчики слёзы не льют,
век у товарища краток.
Будет великий салют
из деревянных рогаток.

Девочки сжались в комок,
топчут сандалики глину:
- Как же ты, как же ты мог
верных подружек покинуть!

А высоко над землёй,
сдвинув сердитые брови,
кто-то большой-пребольшой
новый лоток приготовил.

Диалектику, согласен, можно учить не по Гегелю, а по "Денискиным рассказам" Виктора Драгунского.

Вот вспомнил эту вполне замечательную и вне детского гетто-жанра, книжку, даже не по литературному, а семейно-бытовому поводу, и сразу всплыла картинка, от которой уже не избавиться.

Мы с протагонистом книги Денисом Драгунским, тоже писателем, иногда пересекаемся на книжных выставках. Тут надо сказатть, что писатель Денис Викторович не плохой и не хороший, а никакой. Он умеет в сюжет, правда, всегда необязательный, расставлять слова в правильных местах, но и слова эти необязательные, рыхлые, водянистые. Всё это можно, но совершенно не нужно читать. При этом, как в подобных случаях нередко бывает, он точный, сочный и благодарный мемуарист, впрочем, тоже без необходимых витаминов самоиронии.

Так вот, к Денису Драгунскому выстраиваются некоторые очереди за автографами, но несут люди на подпись не собственные его книги, а неизменно "Денискины рассказы". И герой "Денискиных" их послушно подписывает. На лице у него при этом занятное выражение - снисходительная приветливость в миксе с невыносимой оскоминой бытия.

Мы как-то близко это наблюдали в Саратове, и я то ли Мише Трофименкову, то ли Стасу Гридасову, вполголоса процитировал:

- Умри, Денис, лучше не напишешь.

Сказал это, как известно, князь Григорий Потёмкин сочинителю Денису Фонвизину после премьеры комедии "Недоросль", правда, светлейшего - обычный литературный парадокс - в Петербурге тогда не было, а был он, где ему положено - на юге Империи.

Возвращаясь к Драгунским и диалектике, отмечу, что на новом витке здесь уже не фарс галантного века, но дуновение античной трагедии.