This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Не все русские пьют много! Немецкая реклама ВАЗ2110 с Ельциным
Ну что, дорогие мои, есть ли у вас планы на конец августа? Я собираюсь посетить событие, которое стоит каждого часа в пути до него. С 23 августа по 1 сентября Нижегородский театр оперы и балета принимает на своих площадках – на основной сцене и в концертном «Пакгаузе» – фестиваль «Современная музыка: Шостакович. Мейерхольд. Шнитке», и, как вы можете догадаться, присутствие там – это возможность прикоснуться почти к самым напряженным моментам музыкальной истории XX века.
Фестиваль, появившийся в Горьком в 1962 году, мечтательно оживает после 35-летнего забвения, и, как всегда, представляет музыку Дмитрия Шостаковича как сердцевину своего программного содержания. Шостакович, будучи символом противоречий советской эпохи, всегда вызывал интерес к тому, как настоящее искусство балансирует между идеологией и эстетикой. И сегодня на удивление актуальны слова Дмитрия Дмитриевича, который еще в 1962 году произнес: «На время проведения фестиваля Москва становится музыкальным пригородом Горького». Ровно через 62 года Нижний снова подтверждает это суждение!
Главная тема этого года – музыка композиторов XX века и современное состояние дел, представляемое как отечественными, так и зарубежными авторами. Выступают как оркестр La Voce Strumentale и солисты Нижегородского театра, включая Надежду Павлову, Дмитрия Синьковского, Владислава Лаврика, Федора Леднева, так и прекрасные коллективы и солисты со всей России: скрипачи Вадим Репин и Ольга Волкова, актер Сергей Маковецкий, дирижер Иван Рудин, Российский Национальный Молодежный симфонический оркестр, хор Минина – эти имена лишь часть великолепного ансамбля!
Фестиваль посвящен трем величайшим фигурам: Дмитрию Шостаковичу и юбилярам 2024 года Альфреду Шнитке и Всеволоду Мейерхольду, чье видение культуры словно мистически сплетается и создает новый контекст для нашего понимания живой классики, как отражения исторического опыта.
Художественный руководитель фестиваля Алексей Трифонов ставит амбициозную цель: вновь разжечь интерес к музыке, которая долго находилась в тени, – к творчеству Галины Уствольской, Софии Губайдулиной, Мечислава Вайнберга, Михаила Гнесина, Леоша Яначека, Эрвина Шульхофа. В таком колебании между высокой культурой и мраком забвения и мы будем искать свою искру, свою ноту
Фестиваль, появившийся в Горьком в 1962 году, мечтательно оживает после 35-летнего забвения, и, как всегда, представляет музыку Дмитрия Шостаковича как сердцевину своего программного содержания. Шостакович, будучи символом противоречий советской эпохи, всегда вызывал интерес к тому, как настоящее искусство балансирует между идеологией и эстетикой. И сегодня на удивление актуальны слова Дмитрия Дмитриевича, который еще в 1962 году произнес: «На время проведения фестиваля Москва становится музыкальным пригородом Горького». Ровно через 62 года Нижний снова подтверждает это суждение!
Главная тема этого года – музыка композиторов XX века и современное состояние дел, представляемое как отечественными, так и зарубежными авторами. Выступают как оркестр La Voce Strumentale и солисты Нижегородского театра, включая Надежду Павлову, Дмитрия Синьковского, Владислава Лаврика, Федора Леднева, так и прекрасные коллективы и солисты со всей России: скрипачи Вадим Репин и Ольга Волкова, актер Сергей Маковецкий, дирижер Иван Рудин, Российский Национальный Молодежный симфонический оркестр, хор Минина – эти имена лишь часть великолепного ансамбля!
Фестиваль посвящен трем величайшим фигурам: Дмитрию Шостаковичу и юбилярам 2024 года Альфреду Шнитке и Всеволоду Мейерхольду, чье видение культуры словно мистически сплетается и создает новый контекст для нашего понимания живой классики, как отражения исторического опыта.
Художественный руководитель фестиваля Алексей Трифонов ставит амбициозную цель: вновь разжечь интерес к музыке, которая долго находилась в тени, – к творчеству Галины Уствольской, Софии Губайдулиной, Мечислава Вайнберга, Михаила Гнесина, Леоша Яначека, Эрвина Шульхофа. В таком колебании между высокой культурой и мраком забвения и мы будем искать свою искру, свою ноту
Forwarded from project × beta (egor fedosov)
На волне новых обсуждений возможности монетизации телеграм-каналов создатель Телеканала Страз, Игорь Колесников, по просьбе project × media выясняет, есть ли сейчас смысл заводить телеграм-канал, если вы его ещё не создали? Что скрывает закулисье популярного в России мессенджера? И главное, как сделать так, чтобы этот канал читали?
На вопросы ответили создатели одних из самых известных и больших телеграм-каналов: Парнасский Пересмешник, Федор Бонд и Чук, Антиглянец, Pink Birkin, Юра, не волнуйся.
Читайте фичер на нашем сайте.
Полезные ссылки:
▫️узнать про сервис;
▫️медиа;
▫️запросить доступ;
▫️прислать бриф;
▫️поддержать нас.
На вопросы ответили создатели одних из самых известных и больших телеграм-каналов: Парнасский Пересмешник, Федор Бонд и Чук, Антиглянец, Pink Birkin, Юра, не волнуйся.
Читайте фичер на нашем сайте.
Полезные ссылки:
▫️узнать про сервис;
▫️медиа;
▫️запросить доступ;
▫️прислать бриф;
▫️поддержать нас.
Золотая статуя Дианы Огюста Сен-Годенса на парадной лестнице Художественного музея Филадельфии доказывает, что настоящая, не лишенная трансцендентности тяга к красоте может существовать и в такой стране вульгарного и показного материализма, как США.
Ранее эта скульптура 1890-х была на вершине Мэдисон-Сквер-Гарден в Нью-Йорке
Ранее эта скульптура 1890-х была на вершине Мэдисон-Сквер-Гарден в Нью-Йорке
При согласии даже малые государства увеличиваются, а при раздоре даже величайшие превращаются в ничто.
Иногда эту мысль древнеримского историка Гая Саллюстия (Concordia parvae res crescunt, discordia maximae dilabuntur) переводят и более буквально: как гармония заставляет малые вещи расти, так разлад приводит к разрушению великих.
Иллюстрация: Питер Бирманн, Римские руины Арки Тита, 1781–90
Иногда эту мысль древнеримского историка Гая Саллюстия (Concordia parvae res crescunt, discordia maximae dilabuntur) переводят и более буквально: как гармония заставляет малые вещи расти, так разлад приводит к разрушению великих.
Иллюстрация: Питер Бирманн, Римские руины Арки Тита, 1781–90
Forwarded from Долецкая-Doletskaya
Продолжаю рубрику о том, что читают дружки. Лето, однако.
Александр Радаев, Парнасский пересмешник:
«Версия, что император Александр I не умер в Таганроге в 1825 году, а закончил свои дни в Сибири, прожив почти сорок лет под именем Фёдора Кузьмича, остается одной из самых загадочных и спорных в российской истории. Книга «Святой праведный Феодор Кузьмич — Александр I Благословенный» в моих руках — исследование и материалы к житию святого праведника — отстаивает одну точку зрения и приводит свидетельства, доказывающие, что Александр Благословенный все-таки стал старцем Федором Кузьмичем».
Павел Компан:
«Я читаю «Письма к сыну» лорда Филиппа Честерфилда, потому что хочу быть классным отцом своих 3 детей. А в связи с тем, что книга была мне подарена Алёной Станиславовной, ценность описанного в ней опыта сомнения не вызывает».
Наталия Семенова(автор тетралогии о русских коллекционерах:
«Я читаю только по Воллару и на английском, и на французском. Единственное, что прочла, детектив Харриет на английском. Пока ничего лишнего не могу себе позволить. Но с радостью бы взяла в руки «Разговоры с Пикассо»».
Теона Контридзе:
«Самое время закрыть гештальт перед Гессе. Должок мой с 2002 года. Наш немецкий гомеопат (очень точный) всегда умел наладить мои обменные процессы и баланс. Пошла!»
#ктоскнижкой
Александр Радаев, Парнасский пересмешник:
«Версия, что император Александр I не умер в Таганроге в 1825 году, а закончил свои дни в Сибири, прожив почти сорок лет под именем Фёдора Кузьмича, остается одной из самых загадочных и спорных в российской истории. Книга «Святой праведный Феодор Кузьмич — Александр I Благословенный» в моих руках — исследование и материалы к житию святого праведника — отстаивает одну точку зрения и приводит свидетельства, доказывающие, что Александр Благословенный все-таки стал старцем Федором Кузьмичем».
Павел Компан:
«Я читаю «Письма к сыну» лорда Филиппа Честерфилда, потому что хочу быть классным отцом своих 3 детей. А в связи с тем, что книга была мне подарена Алёной Станиславовной, ценность описанного в ней опыта сомнения не вызывает».
Наталия Семенова(автор тетралогии о русских коллекционерах:
«Я читаю только по Воллару и на английском, и на французском. Единственное, что прочла, детектив Харриет на английском. Пока ничего лишнего не могу себе позволить. Но с радостью бы взяла в руки «Разговоры с Пикассо»».
Теона Контридзе:
«Самое время закрыть гештальт перед Гессе. Должок мой с 2002 года. Наш немецкий гомеопат (очень точный) всегда умел наладить мои обменные процессы и баланс. Пошла!»
#ктоскнижкой
Гондольеры в Венеции - исключительно мужская профессия, но если верить этой гравюре 1610 года, то во время традиционной гонки на гондолах, к соревнованиям допускались и женщины.
Русский путешественник этого времени, стольник Петр Толстой так описывает увиденное в Венеции:
В Венецы есть извозничьих лодак, которые называют гундалами, немало тысяч, а все чёрные и покрыты чёрными сукнами, с окончинами великими, и во всяком гундале по одному человеку-гребцу, а на ином и по два человека. И кому куды потребно ехать морем в ближние места от Венецы или в самой Венецы по каналам, то есть по улицам, то в тех гундалах ездят, нанимая их; а плата бывает на целой день от гундала, которой с одним гребцом, дукат венецкой, а московских денег 15 алтын; и за тое плату весь день повинен возить, где изволит.
А у венецких прокураторей и у знатных купецких людей, также и у духовных особ, есть свои гундалы, которых есть в Венецы не одна тысяча. Те гундалы у многих есть нарядные, резной работы, золочёные, покрыты бархатами с круживами и с бахрамами золотными и иными изрядными парчами, и окончины великие; также в них посланы бывают шпалеры, или трипы цветные, или иные изрядные парчи, тому подобные.
А зделаны те гундалы особою модою: длинны да не широки, как бывают однодеревые лотки, а нос и корма острые, и на носу железные великие гребни, а на корме железом же оковано, а на средине зделан чердак с окончинами и з завесами изрядными покрытой, и в нём лавки изрядные с подушками. А гребцы — один человек на носу, а другой на корме; а в котором гундале другого гребца нет, в том бывает человек на корме, гребёт стоя, тем же веслом и правит, а кормоваго весла, как бывает правило, на тех гундалах нет, однако без него управляют изрядно.
Русский путешественник этого времени, стольник Петр Толстой так описывает увиденное в Венеции:
В Венецы есть извозничьих лодак, которые называют гундалами, немало тысяч, а все чёрные и покрыты чёрными сукнами, с окончинами великими, и во всяком гундале по одному человеку-гребцу, а на ином и по два человека. И кому куды потребно ехать морем в ближние места от Венецы или в самой Венецы по каналам, то есть по улицам, то в тех гундалах ездят, нанимая их; а плата бывает на целой день от гундала, которой с одним гребцом, дукат венецкой, а московских денег 15 алтын; и за тое плату весь день повинен возить, где изволит.
А у венецких прокураторей и у знатных купецких людей, также и у духовных особ, есть свои гундалы, которых есть в Венецы не одна тысяча. Те гундалы у многих есть нарядные, резной работы, золочёные, покрыты бархатами с круживами и с бахрамами золотными и иными изрядными парчами, и окончины великие; также в них посланы бывают шпалеры, или трипы цветные, или иные изрядные парчи, тому подобные.
А зделаны те гундалы особою модою: длинны да не широки, как бывают однодеревые лотки, а нос и корма острые, и на носу железные великие гребни, а на корме железом же оковано, а на средине зделан чердак с окончинами и з завесами изрядными покрытой, и в нём лавки изрядные с подушками. А гребцы — один человек на носу, а другой на корме; а в котором гундале другого гребца нет, в том бывает человек на корме, гребёт стоя, тем же веслом и правит, а кормоваго весла, как бывает правило, на тех гундалах нет, однако без него управляют изрядно.
Рукописная грамота Константинопольского Собора об основании Московского патриархата на пергаменте со свинцовой печатью константинопольского патриарха Иеремии II, май 1590 г.
Текст следующий:
«Иеремия, милостию Божиею архиепископ Костянтинополя Новаго Рима и вселенский патриарх.
Егда благоверный и тихомирный самодержец царь всеа земли Росийские, … и иных православных християн господин Феодор Ивановичь, … попросил достоинства у нас по избранию соборному и по заповеди и по закону – да поставим архиепископа Московского и наречем его патриархом, яко иные нареченные имянуютца: первый Констянтинопольский Вселенский патриарх от святого Вселенского перваго собора почтен достоинством от блаженнаго и равноапостольнаго царя великого Констанстина а потом Александрейский, Антиохийский, Иеросалимский, православные патриархи сию благодать умерения нашего своима очима видехом и порадохомся данному от Бога царствию сему распространение и величество, яко един сей есть ныне на земли царь великий православный, да недостойно было не учинити воли его. И приняв разум его патриарха, поставили его на Москве, Господина Иева именем, и благодатию Святаго Духа, и грамоту ему златопечатную патриаршескую дали, и по той грамоте произволил и поставил – да он архиепископ Московский Господин Иев властвует пятый патриарх и будет имети патриаршеское достоинство и честь имяноватися и почитатись с ыными патриархи вовеки всегда, но сие сотвориша тамо по месту. И егда Божиею благодатию умерение наше пришли есмы ко престолу своему в Костянтин град, и обьявили сие дело, как делалось на Москве, думу и прошение благовернаго царя явственно, и услышав то достоинство и дела достохвальные, и прочие святейшие патриархи Александрийский и Антиохийский и Иеросалимский возлюбили … Пишем и обьявляем чрез сию соборную грамоту: первое – исповедуем и совершаем в царствующем граде Москве рукоположение и патриаршеское имянование поставленного патриарха Господина Иева. По сем совершаем и для того посылаем, как пишем, патриаршескую грамоту и пишем о всем явственно, и изволили собором – да поставленный Московский наперед сего господин Иев патриарх именуетца патриархом и почитаетца с ыными патриархи и будет чин на нем и в молитвах после патриарха Иеросалимскаго должно нам поминати имя наше и иных, а в головах и началех держати и почитати апостольский престол Констянтинопольский, как и иные патриархи и то дарованное – патриаршескую честь и имя да не токмо патриарху Московскому Господину Иеву дано, ноне утверждено непоколебимо произволили, но и по нем поставляти Московским собором начальных властей в патриархи. Да именуетца, сыскав по правилом, зачато от патриарха сего Московского господина Иева о Святом Дусе возлюбленному брату и сослужебнику нашего умерения, и для того сия уложенная грамота утверждена для памяти вовеки и укреплена. В лета 798-го, месяца маия.
И припись у грамоты руки патриаршии митрополичьи и архиепископли и епископли и соборных людей».
Коллекция Архива древних актов
Текст следующий:
«Иеремия, милостию Божиею архиепископ Костянтинополя Новаго Рима и вселенский патриарх.
Егда благоверный и тихомирный самодержец царь всеа земли Росийские, … и иных православных християн господин Феодор Ивановичь, … попросил достоинства у нас по избранию соборному и по заповеди и по закону – да поставим архиепископа Московского и наречем его патриархом, яко иные нареченные имянуютца: первый Констянтинопольский Вселенский патриарх от святого Вселенского перваго собора почтен достоинством от блаженнаго и равноапостольнаго царя великого Констанстина а потом Александрейский, Антиохийский, Иеросалимский, православные патриархи сию благодать умерения нашего своима очима видехом и порадохомся данному от Бога царствию сему распространение и величество, яко един сей есть ныне на земли царь великий православный, да недостойно было не учинити воли его. И приняв разум его патриарха, поставили его на Москве, Господина Иева именем, и благодатию Святаго Духа, и грамоту ему златопечатную патриаршескую дали, и по той грамоте произволил и поставил – да он архиепископ Московский Господин Иев властвует пятый патриарх и будет имети патриаршеское достоинство и честь имяноватися и почитатись с ыными патриархи вовеки всегда, но сие сотвориша тамо по месту. И егда Божиею благодатию умерение наше пришли есмы ко престолу своему в Костянтин град, и обьявили сие дело, как делалось на Москве, думу и прошение благовернаго царя явственно, и услышав то достоинство и дела достохвальные, и прочие святейшие патриархи Александрийский и Антиохийский и Иеросалимский возлюбили … Пишем и обьявляем чрез сию соборную грамоту: первое – исповедуем и совершаем в царствующем граде Москве рукоположение и патриаршеское имянование поставленного патриарха Господина Иева. По сем совершаем и для того посылаем, как пишем, патриаршескую грамоту и пишем о всем явственно, и изволили собором – да поставленный Московский наперед сего господин Иев патриарх именуетца патриархом и почитаетца с ыными патриархи и будет чин на нем и в молитвах после патриарха Иеросалимскаго должно нам поминати имя наше и иных, а в головах и началех держати и почитати апостольский престол Констянтинопольский, как и иные патриархи и то дарованное – патриаршескую честь и имя да не токмо патриарху Московскому Господину Иеву дано, ноне утверждено непоколебимо произволили, но и по нем поставляти Московским собором начальных властей в патриархи. Да именуетца, сыскав по правилом, зачато от патриарха сего Московского господина Иева о Святом Дусе возлюбленному брату и сослужебнику нашего умерения, и для того сия уложенная грамота утверждена для памяти вовеки и укреплена. В лета 798-го, месяца маия.
И припись у грамоты руки патриаршии митрополичьи и архиепископли и епископли и соборных людей».
Коллекция Архива древних актов
Горы в брачных венцах.
Я в восторге и молод.
У меня на торах
очистительный холод.
Вот ко мне на утес
притащился горбун седовласый.
Мне в подарок принес
из подземных теплиц ананасы.
Он в малиново-ярком плясал,
прославляя лазурь.
Бородою взметал
вихрь метельно-серебряных бурь.
Голосил
низким басом.
В небеса запустил
ананасом.
И, дугу описав,
озаряя окрестность,
ананас ниспадал, просияв,
в неизвестность,
золотую росу
излучая столбами червонца.
Говорили внизу:
«Это — диск пламезарного солнца…»
Низвергались, звеня,
омывали утесы
золотые фонтаны огня —
хрусталя
заалевшего росы.
Я в бокалы вина нацедил
и, подкравшися боком,
горбуна окатил
светопенным потоком.
"На горах" Андрей Белый
Иллюстрация: Каспар Давид Фридрих "Исполиновы горы", 1810, коллекция ГМИИ имени Пушкина
Я в восторге и молод.
У меня на торах
очистительный холод.
Вот ко мне на утес
притащился горбун седовласый.
Мне в подарок принес
из подземных теплиц ананасы.
Он в малиново-ярком плясал,
прославляя лазурь.
Бородою взметал
вихрь метельно-серебряных бурь.
Голосил
низким басом.
В небеса запустил
ананасом.
И, дугу описав,
озаряя окрестность,
ананас ниспадал, просияв,
в неизвестность,
золотую росу
излучая столбами червонца.
Говорили внизу:
«Это — диск пламезарного солнца…»
Низвергались, звеня,
омывали утесы
золотые фонтаны огня —
хрусталя
заалевшего росы.
Я в бокалы вина нацедил
и, подкравшися боком,
горбуна окатил
светопенным потоком.
"На горах" Андрей Белый
Иллюстрация: Каспар Давид Фридрих "Исполиновы горы", 1810, коллекция ГМИИ имени Пушкина