"Она никуда не денется"
"Он обязательно изменится"
почему мы продолжаем верить в эти иллюзии?

В кабинете, на семейных встречах, я замечаю, что самые счастливые отношение у мужчин, это те в которых их внезапно оставили.
«Ну было же все хорошо! Я не понимаю!» - рассказывает мне клиент
А его жена рядом воскликнет: «ну я же тебе говорила!!! Столько лет!!»

Женщина действительно чаще отдает себя отношениям- глубже, телеснее, устойчивее.
Психологически, биологически, культурно её идентичность чаще встроена в сферу отношений.
Это не биологический детерминизм, а следствие множества факторов:

Во-первых, в теория объектных отношений говорит, что девочка остаётся в более тесной идентификации с материнской фигурой слияние продолжается дольше.
Эта ранняя динамика учит женщину быть «для другого» — поддерживать, вмещать, удерживать.
Мальчик, напротив, должен отделиться, чтобы «стать мужчиной».
Его психика больше сосредоточена на сепарации, автономии, действии, не на удержании контакта.

Во-вторых, женское начало (архетип Анимы) связано с принципом внутреннего пространства — вместилища, связи, эмоциональной глубины.
Женщина в отношениях часто становится контейнером для психики партнёра.
Это делает её более восприимчивой к тревоге разрыва, а потому — более склонной к удержанию любой ценой.

В-третьих, речь идёт о различии в гормональном фоне.

Окситоцин, так называемый «гормон привязанности», у женщин играет гораздо более выраженную роль:
он выделяется в больших дозах при прикосновении, во время сексуальной близости, при эмоциональной связи.
Этот гормон напрямую связан с формированием устойчивых социальных связей, эмпатии, снижением тревожности в ответ на контакт с «значимым другим».

У мужчин тоже есть окситоцин, но в меньших количествах — и его эффект модулируется тестостероном, который может снижать чувствительность к эмоциональным сигналам партнёра.

Это значит, что женщина нейрофизиологически более восприимчива к тонким эмоциональным изменениям и глубже фиксируется на партнёре, особенно при устойчивой связи и телесной близости.

Нейробиологическая основа женской вовлечённости — это стройная система, эволюционно направленная на удержание связи, заботу о другом и восстановление эмоционального равновесия через контакт.
Проблема возникает тогда, когда женщина берёт на себя эмоциональную ответственность за двоих,
а мужчина не осознаёт своего неучастия в этом балансе.

Именно поэтому мужчины часто чувствуют разрыв как внезапный.
Потому что годы до того кто-то другой удерживал связность.
Делал работу.
Сглаживал.
Ждал.

И только когда контакт разрывается, начинается движение к своей взрослости.
И тогда иллюзия «она никуда не денется», меняется на вопрос: а что я сделал, чтобы она захотела остаться?

И для женщины движение начинается не с жертвы,
а с возвращения себе — чувств, границ, ясности:
если он не меняется, имею ли я право не ждать?

Дорогие, сегодня с 18 до 20 провожу класс Биоданзы ❤️

У меня есть 3 бесплатных места!
Напишите мне в лс 🙏🏻

Я долго думала, почему близость так пугает и так нам необходима.

Почему мы можем говорить часами о чём угодно и ни разу не коснуться главного?
Почему любимый человек может казаться чужим?
Почему сердце стучит не от счастья, а от тревоги «а он рядом?», «а я ещё важна?», «а если скажу он не отвергнет?».

С годами, с практикой, с телом, с болью, я стала лучше это понимать.
И, наверное, самой ясной и человечной моделью для меня остаётся A.R.E. Сью Джонсон.

Это три простых вещи, без которых ни одно «мы» не может выжить.

Доступность, когда ты не исчезаешь.
Когда я знаю, что могу к тебе обратиться. Что ты не отвернёшься, не сделаешь вид, что не заметил. Что тебе можно написать, не для того чтобы получить ответ, а просто, чтобы помнить: «ты где-то рядом».

Отклик, когда ты слышишь.
И не спасаешь, не исправляешь, не умничаешь. А просто остаёшься со мной рядом.
Спокойно, по-человечески. Не прячешься.

Вовлечённость, когда ты действительно хочешь быть в контакте.
Не по обязанности, не из страха, не потому что так надо. А потому что тебе важна моя жизнь, мои чувства, мои перемены, мои (порой) дурацкие мысли.

Вот в такой близости настоящей, живой, уязвимой — я верю.
Я не верю в идеальные пары. Я не верю в «совместимость» по тестам.
Я верю в доступность, отклик и включённость.
И в то, что это можно выстраивать.
Шаг за шагом. Слово за словом. Через тепло, взгляд, присутствие.

Сострадание и терпение.

Сострадание — необходимый навык, который учит нас выдерживать чувства других людей. Быть рядом и при этом ничего не делать, если человек сам не просит. У наших близких могут быть разные периоды жизни. Например, человек может заболеть. Тут помощь понятна: сходить в магазин, принести лекарств.

Но когда наш близкий страдает эмоционально, нам уже не так ясно, как себя вести. И очень быстро мы оказываемся внутри треугольника Карпмана. В нас включаются роли:

— Спасателя, которому срочно нужно что-то сделать: уговорить, успокоить, “вытащить”, убедить, что всё пройдёт, дать совет, обнять, налить чаю, достать книгу по самопомощи.
— Преследователя, который злится: “Сколько можно страдать?”, “Ты сам всё усложняешь”, “Надо просто взять себя в руки!”
— Жертвы, которая чувствует беспомощность: “Я не знаю, чем помочь”, “Я плохой друг/партнёр”, “Мне тяжело видеть тебя таким, мне самому больно”.

А сострадание учит нас выдерживать эти чувства при этом давать возможность человеку самому расти эмоционально чувственно, не бросая его оставаясь рядом. Но сострадание может искусно мимикрировать терпение. Когда нам кажется, что мы сострадаем, а на самом деле ёмкость нашего сострадания закончилась, и мы уже какое-то время сами страдаем.

сострадание — это не терпение на износ. Иногда мы думаем, что со-страдаем, но на деле уже давно страдаем сами. Вместо живого присутствия, подавленность, раздражение, усталость. Мы остаёмся рядом, но не из любви, а из чувства долга или страха, что “иначе я плохой человек”.

Живое сострадание предполагает устойчивость. Возможность сказать: “Я вижу, как тебе трудно, и я готов быть рядом настолько, насколько мне сейчас возможно. Я не теряю себя, оставаясь с тобой.” И да, в какой-то момент мы можем обнаружить, что уже терпим. Быть рядом - это не значит утонуть вместе.

Сострадание это навык взрослости, который требует внутренней опоры. И учит нас самому главному: мы можем быть рядом с другим в его боли, не спасая, не обвиняя и не исчезая.

Ваш психолог сегодня ходила в институт лечения боли. И вот о чем подумала: было ли у вас такой, что все в партнере хорошо, что он классный, но не то?

Позже опубликую текст с причинами, почему так происходит.

Размышляю по следам проведенной группы "Ресурсного танца" о травме

Иногда травма становится незаметным фоном.
Мы так привыкаем к ней, что перестаём различать другие — ресурсные, спонтанные — проявления психики.
Незаметно для себя мы начинаем обслуживать защитные механизмы: избегание, гиперконтроль, хроническую настороженность.
И чем дольше это продолжается, тем глубже мы встраиваемся в травматический контур реагирования.
Психика фиксируется на сценариях выживания, а тело адаптируется к состоянию постоянной угрозы.

Однако травма никогда не охватывает личность полностью.
Даже при глубокой фиксации сохраняются зоны, не вовлечённые в патологический процесс: участки витальности, творческого потенциала и способности к контакту.
С точки зрения нейробиологии, эти области соответствуют сохранным сетям саморегуляции, которые могут быть реактивированы через целенаправленную работу.

Психотерапевтическое восстановление начинается не с прямого анализа травмы, а с укрепления доступа к этим ресурсным зонам.
Создание безопасного пространства, развитие телесной осознанности, возвращение к элементарным ощущениям защищённости и устойчивости — это фундаментальные шаги, которые постепенно восстанавливают нарушенные связи внутри психики.

Именно через укрепление контакта с живыми, несокрушёнными частями себя возможен переход от жизни в рамках травмы к жизни, в которой есть место развитию, спонтанности и свободе.