Прыжок в пятницу

Иван Сотников. «Абсолют водка», 1987 год.

так холодно зябко на этой водице осенней
так листья зеленые ежатся падая к сене
в корявый гранитный проем
такой вот хуевый прием
да хуево
а все-таки лучше, чем дома
а все-таки осень в париже

Виктор Пивоваров. «Гвозди и молоток», 1970 год.

Николай Каретников и Новая венская школа

Концерт к 95-летию со дня рождения композитора готовит Студия новой музыки и Фонд Николая Каретникова. 30 октября в Рахманиновском зале Московской консерватории программу представит музыковед, композитор, пианист Иван Соколов.

БИЛЕТЫ

О концерте
В основе программы концерта — частичная реконструкция легендарного московского концерта Гленна Гульда 1957 года, который стал опорной точкой развития для музыки второго авангарда и моментом обращения Каретникова к новой венской школе, которое парадоксальным образом совпало с приходом в Православие. Удивительное сочетание додекафонии с христианством, эстетический выбор, непреложно связанный с этическим, стали его кредо.

Программа
В концерте прозвучат камерные произведения Каретникова до и после прихода к додекафонии, а также музыка Иоганна Себастиана Баха и главных композиторов-нововенцев ― Арнольда Шёнберга, Альбана Берга и Антона фон Веберна.

Николай Каретников
Пьесы для фортепиано, написанные в школе, II тетрадь (1944–1947)

Иоганн Себастьян Бах
Музыкальное приношение. Фуга (Ричерката) (1747) — переложение
для камерного оркестра Антона Веберна (1935)

Альбан Берг
Соната для фортепиано ор. 1 (1909)

Арнольд Шёнберг
Пять пьес для оркестра ор. 16 (1909) в авторском переложении
для камерного ансамбля

Николай Каретников
Две пьесы для фортепиано ор. 25 (1978)

Антон Веберн
Вариации для фортепиано ор. 27 (1935–1936)

Николай Каретников
Квинтет для струнных и фортепиано ор. 29 (1991)

Исполнители
Иван Соколов, фортепиано
Наталия Черкасова, фортепиано
Мона Хаба, фортепиано
Ансамбль солистов Студия новой музыки
Дирижер – Игорь Дронов

Важнейшая роль принадлежит тексту, включенному в ряд других изображений на картине. Он не позволяет оторвать произведение от сознания, он ставит его в неопределенное, «скользящее» положение по отношению ко внутреннему полю суждения. Текст обращает, «защелкивает» произведение «внутрь», а предметы относят его наружу. Получается как с кошкой у Хармса, которая «отчасти идет по дороге, отчасти по воздуху плавно летит». Эта неопределенность, неясность, куда отнести картину — внутрь или наружу, — и составляют притягательные возможности «картины с текстом», поскольку всегда остается выбор, хотя, конечно, иллюзорный, как в любой игре.

Есть тут и другое обстоятельство. Текст в этих картинах не просто написанные слова, а речь, произносимое слово. Это звучащее высказывание, принадлежащее конкретному лицу, имя, отчество и фамилия которого часто написаны тут же, и создает особый эффект при чтении фразы: мы слышим ее, но не видим того, кто ее произносит. Ho подлинность, обрывочность такого слова создает чувство, что говорящий стоит где-то совсем рядом. Возникает подмена, иллюзия реальности того, кого мы не видим, но хорошо слышим, а тем самым написанное может заменить вещественный предмет.

Есть и еще одно свойство произнесенных слов. Они необычайно «пространственны». Действительно, человек постоянно окружен в своей повседневной жизни колышущимся морем произносимых слов, никогда не затихающим, сидит ли он на лекции или бродит в горах. Он ввергнут в бесконечный хор голосов, сам участвует в нем. Мало того, если вслушаться в самого себя, то окажется, что ты и внутри полон тех же голосов, звучащих в каждом из нас, голосов, спорящих, возражающих, успокаивающих... «Внешние» и «внутренние» голоса сходятся, расходятся, перекрывают друг друга в разных пересечениях, уровнях, ответах, отголосках.

Можно смело сказать, что как внешнее, так и внутреннее пространства представляют единое поле, космос звучащих голосов. Поэтому стоит записать два или три отрывка этих звучаний, как для любого из нас моментально всколыхнется, оживет все гигантское море голосов, и за счет этой «детонации» перед нами может возникнуть полнообъемная, пространственная, постоянно колышущаяся среда, хотя это всего лишь иллюзия нашего воображения.

Илья Кабаков

Иосиф Бродский рассказывает, как работает ностальгия по родине: «Это как вернуться к первой жене. Что ты ее любил, и чем ты стал в результате этой любви — куда важнее, чем то, во что она превратилась».

Виктор Пивоваров. «Белая птица», 1977 год.

Роман Пятковка из серии «Шабаш ведьм». С дамами на фотографии — Борис Михайлов.

Юрий Тынянов вспоминает про один упущенный момент в романе «Смерть Вазир-Мухтара», посвященный последним годам жизни и гибели А. С. Грибоедова:

Я чувствую угрызения совести, когда обнаруживаю, что недостаточно далеко зашел за документ или не дошел до него, за его неимением. Я, например, знаю, что в своем романе о Грибоедове пропустил, между прочим, без внимания одну фамилию; это фамилия молочного брата Александра Сергеевича Грибоедова, его служителя — Александра Дмитриевича Грибова. Их странная дружба повела в результате к тому, что один стал каким-то дополнением другого в романе. Но на деле я недоволен тем, что не учел фамилии Александра Дмитриевича. Фамилия Грибов до странности напоминает фамилию Грибоедова.

У аристократии существовал обычай метить своих незаконных сыновей фамилиями: фамилия отца искажалась — она либо переворачивалась задом наперед (таким сыном и вместе перевертнем Шубина был Нибуш), либо отсекался слог, обычно начальный (так, Бецкий был сыном князя Трубецкого, Пнин сыном князя Репнина, Мянцов (Менцов тож) сыном Румянцова).

Насчет Грибова дело это неизвестное, документов нет, папенька Александра Сергеевича, Сергей Иваныч, нам не известен ни с этой стороны, ни с какой другой, известен только чин его; кормилица Грибоедова никого (кроме, может, именно Сергея Иваныча) не интересовала. Документов нет, но мне жаль, что я сам не додумался до них. Я знал о фамилиях натуральных сыновей аристократии, даже замечал, что Грибов что-то очень похоже на Грибоедова, но эти знания не столкнулись, и «документ» не был создан. (Указал мне Борис Васильевич Казанский.)

Брат, услужающий брату, брат Грибоедова, лакей с усеченной фамилией, с которым посланник и поэт дружит, а иногда его и порет, — эх, жалко мне, что я ждал документа.

«У меня был один интересный случай…». Отрывок из документального фильма Виктора Косаковского «Среда 19.07.1961».

Собрал лучшие, на мой вкус, посты за последние недели. На тот случай, если вы что-то пропустили, — ознакомьтесь непременно.

1) Небольшое интервью с Андреем Монастырским, из которого становится понятнее, как и чем он живет сегодня.

2) Расшифровка интервью 98-го года, в котором Пригов вспоминает Курёхина.

3) История про то, как мы с Даней Данильченко запустили тг-канал про современную поэзию.

4) Постулаты Фрэнсиса Бэкона в трех частях: раз, два и три.

5) Новый 95-й год в компании Курёхина, Пригова и Ростроповича.

6) Павел Пепперштейн медитирует на ядерное оружие в двух частях: раз и два.

7) Байка от Марины Абрамович.

8) Гимн России в исполнении Олега Каравайчука.

9) Cаша Cоколов пытается пересказать сюжет своего романа «Между собакой и волком».

10) Эволюция Юрия Лотмана в его же автопортретах, история знакомства Лотмана с Венедиктом Ерофеевым.

Ставьте палец вверх, если такие подборки вам нужны и интересны.

Как в стихотворстве много мух.
(Иль Блейковская муха
невинноубиенная,
иль Эмили моей
та муха, что стучится в пыль
стекла существованья,
иль муха Пушкина — символ
невольных летних дней,
иль А. Тарковского стихи,
засиженные мухой,
иль Бродского — она жужжит,
666),
вот так и...

Александр Величанский