Владимир Дубосарский рассказывает про картину «Праздник урожая» и реакцию на нее тещи

КАК СООБЩАЕТ АРМЯНСКОЕ РАДИО

Как сообщает армянское радио,
то, что упало, в пути не украдено,
только уже поднимать не тебе.

Так обними их, пока не уехали
в ненастоящее небытие,
в серый экран, зачерненный помехами.

Что не всегда сообщат в новостях,
передается по внутренней связи:
кто это так засиделся в гостях,
и не пора ли ему восвояси?

Речь о каких-то последних вещах,
что не выходят на первые полосы.
Кто утопающих схватит за волосы,
есть же у нас голова на плечах.

Михаил Айзенберг

Вообще любви нету. Есть форма высшей независимости от причин. Высшая реальность. Вы что, влюбляетесь от причины? Вот она вошла, или он вошел. Где тут причина? Это настолько широкий вопрос. Вообще, эта мания в широкий вопрос вогнать все — это самое жалкое свойство вопрошающего и вообще всей истории человечества. То, что необъятно и что дано не понимать свыше от богов, вы начинаете истолковывать. Это патология, все ваши вопросы. Постепенное изуродование всего. Вы спрашиваете, а потом вообще ничего не будет того, о чем вы спрашиваете.

— Олег Каравайчук

Владимир Сорокин вспоминает про знакомство с текстами Д.А. Пригова:

Началось с того, что году в 1977-м, наверное, в мастерской у Эрика Булатова я прочитал его стихи. Это было днем, мастерская была залита таким ровным солнечным светом, и вот стихи… они сильно задели. Они сразу заставили почувствовать, что это сильный поэт, которому есть что сказать — и сказать принципиально новое. Я их перечитывал, и, как всякие стихи на бумаге, они как бы нерукотворны — то есть ничего не могут сказать о человеке, который написал их; и в разговоре с Булатовым я не мог из его описаний понять, кто такой Пригов. Тем более он относился к нему несколько настороженно. Через пару лет я попал на чтения в подпольном салоне и увидел Пригова: он читал целый вечер свои тексты, и это было очень сильное, яркое впечатление. Я увидел удивительно современного поэта — поэта, язык и мышление которого опережают течение советского времени, который своим явлением как бы разрывает окружающую действительность. Он был в джинсах и белой рубашке. На эту рубашку падал весь вечер свет лампы — и была удивительная перекличка с теми белыми страницами, на которые тогда падал свет мастерской. Это были ожившие стихи в образе Пригова. Он был олицетворением этих текстов, он буквально за них отвечал — и ментально, и телесно. Часто бывает, что автор абсолютно не совпадает с собственными текстами — ты видишь его и не понимаешь, каким местом он все это написал. Тут было полнейшее совпадение творца и текстов. Этот вечер один из ярчайших в моей жизни. Такое редко случается.

Очень люблю такие истории. Владимир Дубоссарский: путь от самого большого унижения до международного успеха.

!

Виктор Пивоваров. «Зеленые солдаты, что случилось?», 1988 год.

Всеволод Некрасов, 1977 год.

Настасья Хрущева в книжке про метамодерн любопытно рассуждает об истоках постиронии и Венечке Ерофееве. Так постирония уже была описана в литературоведении под видом противоиронии на примере ерофеевского текста:

Я вынул из чемоданчика все, что имею, и все ощупал: от бутерброда до розового крепкого за рупь тридцать семь. Ощупал — и вдруг затомился. Еще раз ощупал — и поблек… Господь, вот ты видишь, чем я обладаю? Но разве это мне нужно? Разве по этому тоскует моя душа? Вот что дали мне люди взамен того, по чему тоскует душа! А если б они мне дали того, разве нуждался бы я в этом? Смотри, Господь, вот: розовое крепкое за рупь тридцать семь... И, весь в синих молниях, Господь мне ответил:
— А для чего нужны стигматы святой Терезе? Они ведь ей тоже не нужны. Но они ей желанны.
— Вот-вот! — отвечал я в восторге. — Вот и мне, и мне тоже — желанно мне это, но ничуть не нужно!
«Ну, раз желанно, Веничка, так и пей», — тихо подумал я, но все еще медлил. Скажет мне Господь еще что-нибудь или не скажет? Господь молчал.

Процесс противоиронии описывается так: «Розовое крепкое и стигматы святой Терезы настолько неравноценны, что нельзя их сравнивать без насмешки. Но если вдуматься, над чем же это насмешка, о чем ирония? Над розовым крепким — было бы глупо. Над святой Терезой — еще глупее… Первоначальный серьезный подтекст читался так: о, святая Тереза! фу, ничтожный Веничка! Ирония перемещает акценты: у каждого есть свое розовое крепкое, у одного — розовое крепкое, у другого — стигматы. Противоирония еще раз смещает акценты: у каждого есть свои стигматы, у одного — стигматы, у другого — розовое крепкое. Нельзя сказать, что в результате противоиронии восстанавливается та же серьезность, которая предшествовала иронии. Наоборот, противоирония отказывается и от плоскости серьеза, и от пошлой иронии, давая новую точку зрения — «от Бога»: что человеку не нужно, то ему и желанно; в промежутке между нужным и желанным помещаются и святость, и пьянство; величайший человек небольше этого промежутка, и ничтожнейший — не меньше его».

Авангардная вакханалия.

Благодарим всех причастных к этому видео — из нашего дикого 2025 года можно подсмотреть на слегка одичалый 1988.

Так выглядела выставка клуба авангардистов в Сандуновских банях. Архивным сокровищем с нами поделились в канале «между приговым и курёхиным».

👍, если захотелось в баню с Приговым.

Виктор Пивоваров. «Полетели, полетели… Посвящение Илье Кабакову», 1973 год.

— соловецкие розы безречья
поляны частой морошки
тяготное покрывало
мелкоцветная ткань

и фамилия эта «флоренский» —
чтобы цвести на снегу
в дантовом скрежете звезд
в режущих колющих брызгах

не орет бывший охранник
не вздрагивает озираясь
бывший философ бывший
узник небытия

соловей деревянный и роза
ледяная. в горящих пятнах
крашенные анилином
роза и соловей

Виктор Кривулин

Не так давно я сделал небольшое интервью с Андреем Монастырским. Расспросил его про авторитеты в жизни, актуальное искусство, про КГБ, курение и много о чем еще, что меня интересовало. На днях у АМ открылась выставка в галерее XL, тем актуальнее эта беседа выглядит сейчас. Надеюсь, вы тоже почерпнете из нее что-нибудь для себя.

Весь текст я упаковал в телеграф: читайте здесь.

Андрей Монастырский и Владимир Сорокин играют в «толкунчики». На дворе 1987 год.

Не на что рассчитывать.
Это хорошо.
Знаешь, впрочем, плохо —
потерял мундштук
вечером, в речушку
уронил с мостков
чёрный, эбонитовый
на меня похож.

Андрей Монастырский, 1983 год

Прыжок в пятницу

Иван Сотников. «Абсолют водка», 1987 год.

так холодно зябко на этой водице осенней
так листья зеленые ежатся падая к сене
в корявый гранитный проем
такой вот хуевый прием
да хуево
а все-таки лучше, чем дома
а все-таки осень в париже