Кабинет канцлера Германии Фридриха Мерца разработал законопроект об увеличении набора в Бундесвер. Предполагается увеличение численности войск на 180 000, примерно до 460 000 человек, включая 260 000 действующих солдат и около 200 000 резервистов.

Законопроект обязывает 18-летних мужчин, родившихся в 2008 году или позже, заполнить анкету о своем здоровье, навыках и желании служить, а также проходить медкомиссию с 1 июля 2027 года. Желающие могут заключить контракт на 6 месяцев службы с продлением на 23 месяца.

Закон включает норму, согласно которой может быть восстановлена обязательная воинская обязанность, если численность будет недостаточной. Вся его суть — в скрытой подготовке к возможному возвращению призыва.

Если добровольцев окажется мало, то у правительства будет готовая база данных о каждом 18-летнем, что даст возможность быстро ввести обязательный призыв без долгих процедур или вообще объявить мобилизацию.

Истинная причина нервозного метания Алиева

Известно, что 50% экспорта Азербайджана - нефть (7,6 млрд долларов из 15,22 млрд долларов за январь-июнь 2025 года), а 30% (5,2 млрд долларов) - газ. Овощи-фрукты - всего около 500 млн долларов или около 3,3%.

Вообще, в рассуждениях о том, что кампания по продвижению Макса против западных мессенджеров и прошлогодняя история с блокировкой Ютуба — это попытка перенять китайский опыт по контролю над интернетом, есть одно большущее белое пятно, о котором я ранее не писал. Благо, на него уже обратили внимание.

TL:DR: несмотря на ограничение китайского интернета от мировой сети, популярные национальные цифровые сервисы в КНР стали такими успешными в условиях острой конкуренции между разными отечественными компаниями за огромный внутренний рынок. То есть не было такого, что китайские чиновники своим волевым решением выбирали корпорацию, которая будет ответственна за разработку национального мессенджера, национального видеохостинга и так далее.

Довольно очевидно, что такой сложный инновационный продукт, как суперприложение (а-ля тот же WeChat), невозможно создать в указном порядке по желанию бюрократии. В целом, когда государство начинает заниматься бизнесом, тем более настолько сложным и технологичным, обычно получается крайне хреново. Чиновники не могут так же эффективно выбирать «победителей» среди множества игроков, как это делают рыночные механизмы.

И здесь мы снова упираемся в то, насколько нынешняя Россия не похожа на Китай. Возьмем ту же политику регионального децентрализованного авторитаризма, которая во многом обеспечила успех рыночных реформ в КНР. Да и в целом политическую систему — вот здесь я писал подробнее о всех различиях с опорой на книгу Александра Либмана и Михаэля Рохлица “Federalism in China and Russia: Story of Success and Story of Failure?” (2019). Разобравшись с ними, становится яснее, почему история с Максом случилась у нас, но не в Китае — и при чем тут недостойное правление. Разные режимы, разные стимулы.

На днях мне как раз попался подкаст Лекса Фридмана с экономисткой Кэюй Цзинь — о мифах вокруг китайской экономики и отношениях бизнеса с государством.

Больше всего меня позабавила цитата Цзинь:

«Зачем государству притеснять частные компании, которые являются символом успеха Китая?»

КНР вряд ли можно назвать примером государства, где главенствует верховенство права, но контраст с РФ, конечно, поражает. Если вспомнить историю того же ВК последних 10-15 лет (который теперь и назначили заниматься Максом), действительно задаешься вопросом: зачем все это? Хотя понятно, что вопрос этот риторический.

Поговорили вчера с Иваном Панкиным из "Комсомольской правды" на тему хода СВО, милитаристских тенденций в Европе, и некоторым другим актуальным вопросам. Что хотел бы добавить - из-за небольшого формата не успел развить одну тему, чем все же СВО отличается от войны и что, какие факты, позволяет говорить о том, что мы до сих пор воюем все-таки не в полную силу.

Приведу просто один весьма показательный пример. В Харькове до сих пор на площадях массово свободно кучкуется народ и абсолютно ничего не боится. Хотя линия фронта проходит всего в 20 км от Харькова, и мы спокойно могли бы при необходимости наносить по городу удары и ракетами, и силами ВКС.

Но я о другом, не о массовом уничтожении людей в местах их скопления по поводу и без, как это делает при любой возможности противник. А о том, что они до сих пор не чувствуют войны всерьез. Вот это неправильно.

По идее, если бы мы воевали всерьез, то давно могли бы отключить в городе электричество, разрушив местные ТЭЦ и ЛЭП; разрушить теплоцентрали, водопроводы, канализацию и прочую инфраструктуру. После чего жизнь в городе стала бы невозможной, и люди бы сами его покинули. Если не работает холодильник - нет продуктов. Нет обогрева и света. Не ходят лифты. Если нет воды и не работает канализация, то это серьезные бытовые неудобства. Но этого ничего нет.

Поэтому и возникают у людей вопросы - как, что, зачем, почему и ощущение того, что мы все таки воюем не в полную силу, еще не начинали.

Не день, не десять, и не две недели. Уиткофф выразил надежду на урегулирование украинского кризиса до конца года

«Русские положили на стол мирное предложение. Оно включает Донецк (видимо, всё же Донецкую область). Может быть, это не то, что могут принять украинцы, но такого прогресса не добивался еще никто. И это благодаря силе его (президента США Дональда Трампа) личности и его мотивации завершить этот конфликт и смерти. И мы сейчас в ситуации, когда мы думаем, что окончание войны уже видно», - сказал Уиткофф в интервью Fox. И добавил, что «Мы полны надежды, что к концу этого года, а может быть, немного раньше, у нас наконец будут финальные составляющие, чтобы достичь мирной сделки».

Сразу можно сделать вывод, что угрозы-обещания Трампа про «две недели на урегулирование конфликта» это, как он самокритично заявил сам, полная туфта. Как и любые публичные заявления политиков. Что справедливо, надо смотреть на дела, а не на заявления.

Теперь, конечно, вопрос – что серьезно поменяется за три-четыре месяца. Украина явно не прибавит в мобилизационном потенциале, европейцы, несмотря на все угрозы, с малой вероятностью решатся на отправку войск. Потому что Макрону грозит импичмент, если его не будет – то новое правительство явно будет ещё менее склонно тратить деньги на Украину. Мерца пока не гонят, но титул самого непопулярного канцлера, с уже не просто дышащей в затылок, а обогнавшей в рейтингах АдГ – тоже серьёзное ограничение.

Россия вроде бы тоже распадаться не собирается, а любые значимые санкции потребуют для возникновения эффекта времени. К тому же, США начнут вползать в сложную процедуру принятия бюджета, выборов в паре мест и прочие важные дела.

И получается, что единственное, что может измениться – это дела у Украины. Скорее всего, в худшую сторону. Особенно, если наши удары по топливной инфраструктуре обеспечили отсутствие ближайшего отопительного сезона. Почему то оценка этого аспекта нигде не звучит, известно лишь о минимальных запасах газа в украинских ПХГ.

Может ли тоталитарный дискурс создать Образ будущего?

Вызвавший большой резонанс текст уважаемого А.Дугина является идеальной иллюстрацией того, что М.Фуко назвал «продуктивной природой власти» – это когда в тексте не просто описываются репрессии, а когда сам текст активно участвует в производстве легитимизирующего их дискурса.

А.Дугин предлагает расширить поле репрессий на «сторонников», и это классический ход дисциплинарной власти. Цель такой власти – не столько наказать кого-либо, сколько создать «паноптический» эффект, чтобы каждый гражданин, высказываясь или даже думая, начал сам себя цензурировать, ожидая наказания. Он становится надзирателем самого себя. Это не просто контроль, это конституирование «послушных тел», в терминологии Фуко, через угрозу наказания.

Но кроме ожидания наказания, подобный текст создает и другой опасный эффект – панику. При этом не просто создает. Само появление такого текста – это уже и есть паника автора (или определенной части политикума), что все идет не так, как он ожидает. Поэтому чтобы погасить панику-внутри-себя, автор продуцирует текст, освобождая себя от этого состояния и выбрасывая панику в общество, заражая его.

Важно, что А.Дугин ставит вопрос не в проекции «что лучше – свобода или цензура», а в проекции «борьбы за право осуществлять цензуру». Свобода уже убрана из уравнения и отправлена на свалку истории. Это ловкая подмена, которая полностью укладывается в теорию Фуко: власть не является чем-то, чем можно обладать (либо Запад, либо наше государство). Власть – это стратегическая игра, отношение сил. И Фуко наглядно показал, что современная биовласть гораздо тоньше: она управляет не через прямое насилие, а через управление жизнью населения – через классификацию и нормирование.

В контексте сказанного, ультиматум «не хочешь наш дискурс – не получишь никакого» – это не симптом силы, а симптом слабости субъекта дискурса. По Фуко, подлинно гегемонный дискурс не боится конкуренции, т.к. он поглощает или присваивает чужие высказывания, логику, дискурс целиком и встраивает их в свой нарратив. Что великолепно на протяжении некоторого исторического отрезка времени делал советский идеологический дискурс. Требование же молчания, тотальной подконтрольрности населения – это признание неспособности вашего дискурса выдержать борьбу за истину на открытом поле.

Наконец, утверждение «Родина! От нее надо принимать все» – это апелляция к «праву смерти» старого суверена, который демонстрировал свою силу, забирая жизни. Это позыв к некрофилии. Фуко противопоставлял этому «биовласть» – власть, которая управляет жизнью. Поэтому весь риторический пафос А.Дугина – это атавизм, попытка применить устаревшую модель суверенной власти через насилие к современному обществу, которым правят через норму, а не через закон-запрет.

Таким образом, если рассматривать небольшой, но очень концептуальный текст А.Дугина в рамках дискурса самого М.Фуко, – это не анализ объективной реальности, а перформативный акт осуществления власти одним из ее субъектов, у которого не осталось других механизмов осуществления власти, кроме репрессивных. Текст не описывает реальность, он использует дискурс для создания атмосферы подчинения и некрофилии, производя нового субъекта – служебного гражданина, прола, готового добровольно принести себя в жертву мифу о суверене.

Такой дискурс может выполнять только одну цель - снова загнать в подполье думающую часть нации, как в фильме Э.Кустурицы «Андеграунд» под лозунгом – «Не раскачивайте лодку, Вы мешаете нам пить шампанское». Задача же критической теории, по Фуко, – подорвать эти очевидности и показать, что всё может быть иначе. Об этом же, кстати, и роман «Имя розы» Умберто Эко – имеем ли мы право смеяться = быть свободными, или же мы можем только подчиняться одному из тоталитарных дискурсов, испытывая чувство тотальной вины за все.

Поэтому вопрос дискурса (как убедительно показал Фуко) – это вопрос создания умной и живой власти, а не покорности любой. Хочешь видеть свою Родину свободной – работай над этим, а не слепо принимай любое её состояние.

Каков реальный дефицит педагогов в школе — 3% или 50%? Мы разбираемся и доступно объясняем.

Исчезнет ли окончательно бакалавриат, что сделают с школьной «домашкой», почему станет сложнее поступить на «платку»?

Когда отменят ЕГЭ?

Мы говорим о том, что другие предпочитают замалчивать.

Если вы хотите узнавать, что происходит в образовании не по заголовкам, а по сути — подписывайтесь на «ОбОбраз».

Новость из рубрики "Европа готовится к войне"

Немецкое издание Der Tagesspiegel сообщает, что в Германии создаётся новая сеть железных дорог для оперативной переброски войск и вооружений НАТО к восточному флангу. Сеть позволит транспортировать до 800 тыс. военнослужащих, технику и вооружения.

Это сигнализирует о трансформации Германии из поставщика оружия и финансового донора Украины в ключевой логистический узел НАТО.

Для России это означает рост угрозы быстрой концентрации сил противника и необходимость учитывать «глубокую логистику» при планировании операций. Грузопотоки могут концентрироваться на польских станциях, таких как Грубешув, Пшемысль, Медыка и других, с возможным расширением на станции ближе к Варшаве.