Мяу!
Выходные - для того, чтобы кулинарничать. Только не забывайте звать на дегустацию кошечек!
Михаил Яснов
Кухонная скороговорка
Скоро год как у кухарки
Сковородки, скороварки,
Ростер, тостер, просто тёрка -
Вот и вся скороговорка!
Выходные - для того, чтобы кулинарничать. Только не забывайте звать на дегустацию кошечек!
Михаил Яснов
Кухонная скороговорка
Скоро год как у кухарки
Сковородки, скороварки,
Ростер, тостер, просто тёрка -
Вот и вся скороговорка!
Мур!
Обычный день бывает расцвечен радостно и ярко.
Кристина Стрельникова
Обычное утро. Будильник. Батон. Геркулес.
Ванная занята. Не достучаться ногами.
Дорога до школы – страшней, чем в неведомый лес.
Дорога до школы – ступеньки, облезлый подъезд,
Нырок в атмосферу, зажатую между домами.
Ночами мне снится дремучий чарующий лес,
А утром я снова ко всем, ко всему безразличен.
Включите мне лампу, зажгите во мне интерес!
Послушно шагаю, включаюсь в Учебный Процесс.
Я – винтик. Я маленький винтик. Я буду завинчен…
Дорога до дома – раскатанный солнечный свет.
К асфальту прилипли цветные коты да собака.
Меня ждут обед, телевизор, диван и планшет.
Нет, я не герой! Мне доспехами служит мой плед.
Я мягкий Обломов. Я тихий диванный лежака.
Дорога до дома могла бы идти напрямик.
Но я напросился, дурак, провожатым девчонке.
Её украшает сверкающий солнечный блик.
Молчу, пропадаю, как будто отняли язык.
Уж лучше турниры, бои да лесные потёмки.
Обычный день бывает расцвечен радостно и ярко.
Кристина Стрельникова
Обычное утро. Будильник. Батон. Геркулес.
Ванная занята. Не достучаться ногами.
Дорога до школы – страшней, чем в неведомый лес.
Дорога до школы – ступеньки, облезлый подъезд,
Нырок в атмосферу, зажатую между домами.
Ночами мне снится дремучий чарующий лес,
А утром я снова ко всем, ко всему безразличен.
Включите мне лампу, зажгите во мне интерес!
Послушно шагаю, включаюсь в Учебный Процесс.
Я – винтик. Я маленький винтик. Я буду завинчен…
Дорога до дома – раскатанный солнечный свет.
К асфальту прилипли цветные коты да собака.
Меня ждут обед, телевизор, диван и планшет.
Нет, я не герой! Мне доспехами служит мой плед.
Я мягкий Обломов. Я тихий диванный лежака.
Дорога до дома могла бы идти напрямик.
Но я напросился, дурак, провожатым девчонке.
Её украшает сверкающий солнечный блик.
Молчу, пропадаю, как будто отняли язык.
Уж лучше турниры, бои да лесные потёмки.
Мяу!
Хорошо, уговорили. На такую подготовку к зиме я согласна!
Маша Рупасова
ЗИМА И МЁД
Опершись
На старый дом,
Тополь
Охал и вздыхал.
Он стоял с большим трудом
И от холода
Чихал.
Апчхи! -
И
Вдруг
Тополь слышит
Громкий
Стук:
- Тук-тук-тук!
Огляделся он,
Дрожа:
- Это ж баба Маша
Со второго этажа
Полотенцем машет!
Машет бабушка:
- Дружок!
Вы продрогли...
Ну-ка!
Съешьте теплый пирожок
С яйцами и луком!
Тополь
Сел на корточки,
Миску
Взял
Из форточки...
Съел пирог,
другой
и третий! -
Как прекрасно жить на свете,
Если ты кому-то вдруг
Оказался
Лучший друг!
Так и прожили они
Эти ледяные дни -
Он в окне,
Она в постели -
Пили чай и песни пели:
- Пусть вокруг
Зима и лёд!
А у нас - хурма и мёд!
А у нас -
Стаканы с чаем.
Мы зимы не замечаем!
Хорошо, уговорили. На такую подготовку к зиме я согласна!
Маша Рупасова
ЗИМА И МЁД
Опершись
На старый дом,
Тополь
Охал и вздыхал.
Он стоял с большим трудом
И от холода
Чихал.
Апчхи! -
И
Вдруг
Тополь слышит
Громкий
Стук:
- Тук-тук-тук!
Огляделся он,
Дрожа:
- Это ж баба Маша
Со второго этажа
Полотенцем машет!
Машет бабушка:
- Дружок!
Вы продрогли...
Ну-ка!
Съешьте теплый пирожок
С яйцами и луком!
Тополь
Сел на корточки,
Миску
Взял
Из форточки...
Съел пирог,
другой
и третий! -
Как прекрасно жить на свете,
Если ты кому-то вдруг
Оказался
Лучший друг!
Так и прожили они
Эти ледяные дни -
Он в окне,
Она в постели -
Пили чай и песни пели:
- Пусть вокруг
Зима и лёд!
А у нас - хурма и мёд!
А у нас -
Стаканы с чаем.
Мы зимы не замечаем!
Мур!
Наша планета прекрасна как минимум тем, что на ней водятся кошачьи...
Кристина Стрельникова
Когда роботы или мутанты
Поднимут восстание,
А сумасшедшие лаборанты
Найдут лекарство от умирания,
Когда закончатся достижения, –
На Земле не останется места
Для простого дыхания или движения,
Нам станет страшно и тесно.
Мы всё отцифруем – от слов до снов,
Усядемся ждать Затмения.
Потом вынем чипы из наших голов,
Устроим переселение.
Мы сядем в космический крейсер-ковчег,
Последние: Птица. Зверь. Человек. –
И сбежим на другую планету.
А эту?
А эту?
Куда денем эту?
Нет! Я останусь на ней,
На планете моей.
Она меня держит. Она мне родней.
Наша планета прекрасна как минимум тем, что на ней водятся кошачьи...
Кристина Стрельникова
Когда роботы или мутанты
Поднимут восстание,
А сумасшедшие лаборанты
Найдут лекарство от умирания,
Когда закончатся достижения, –
На Земле не останется места
Для простого дыхания или движения,
Нам станет страшно и тесно.
Мы всё отцифруем – от слов до снов,
Усядемся ждать Затмения.
Потом вынем чипы из наших голов,
Устроим переселение.
Мы сядем в космический крейсер-ковчег,
Последние: Птица. Зверь. Человек. –
И сбежим на другую планету.
А эту?
А эту?
Куда денем эту?
Нет! Я останусь на ней,
На планете моей.
Она меня держит. Она мне родней.
Мяу!
Порадуемся-ка сегодня разнообразию животного мира вместе с Кристиной Стрельниковой и её стихами для малышей.
Кристина Стрельникова
Чух-чух
Чух-чух, ту-ту-ту! -
Едет поезд по мосту.
На последней остановке
Забежали две коровки,
Два слона
И бегемот...
Поезд дальше не пойдёт!
Говорила курочка
Говорила курочка:
- Мой цыплёнок - умничка!
Не уходит далеко,
Не летает высоко,
А слова какие знает:
"Ко-ко-ко" и "ко-ко-ко"!
Порадуемся-ка сегодня разнообразию животного мира вместе с Кристиной Стрельниковой и её стихами для малышей.
Кристина Стрельникова
Чух-чух
Чух-чух, ту-ту-ту! -
Едет поезд по мосту.
На последней остановке
Забежали две коровки,
Два слона
И бегемот...
Поезд дальше не пойдёт!
Говорила курочка
Говорила курочка:
- Мой цыплёнок - умничка!
Не уходит далеко,
Не летает высоко,
А слова какие знает:
"Ко-ко-ко" и "ко-ко-ко"!
Мур!
Постараемся не печалиться, хотя первый снег всегда навевает грусть.
Борис Рыжий
* * *
Пока я спал, повсюду выпал снег —
он падал с неба, белый, синеватый,
и даже вышел грозный человек
с огромной самодельною лопатой
и разбудил меня. А снег меня
не разбудил, он очень тихо падал.
Проснулся я посередине дня,
и за стеной ребёнок тихо плакал.
Давным-давно я вышел в снегопад
без шапки и пальто, до остановки
бежал бегом и был до смерти рад
подруге милой в заячьей обновке —
мы шли ко мне, повсюду снег лежал,
и двор был пуст, вдвоём на целом свете
мы были с ней, и я поцеловал
её тогда, взволнованные дети,
мы озирались, я тайком, она
открыто. Где теперь мои печали,
мои тревоги? Стоя у окна,
я слышу плач и вижу снег. Едва ли
теперь бы побежал, не столь горяч.
(Снег синеват, что простыни от прачек.)
Скреби лопатой, человече, плачь,
мой мальчик или девочка, мой мальчик.
Постараемся не печалиться, хотя первый снег всегда навевает грусть.
Борис Рыжий
* * *
Пока я спал, повсюду выпал снег —
он падал с неба, белый, синеватый,
и даже вышел грозный человек
с огромной самодельною лопатой
и разбудил меня. А снег меня
не разбудил, он очень тихо падал.
Проснулся я посередине дня,
и за стеной ребёнок тихо плакал.
Давным-давно я вышел в снегопад
без шапки и пальто, до остановки
бежал бегом и был до смерти рад
подруге милой в заячьей обновке —
мы шли ко мне, повсюду снег лежал,
и двор был пуст, вдвоём на целом свете
мы были с ней, и я поцеловал
её тогда, взволнованные дети,
мы озирались, я тайком, она
открыто. Где теперь мои печали,
мои тревоги? Стоя у окна,
я слышу плач и вижу снег. Едва ли
теперь бы побежал, не столь горяч.
(Снег синеват, что простыни от прачек.)
Скреби лопатой, человече, плачь,
мой мальчик или девочка, мой мальчик.
Мяу! Тем, кто бежит с утра пораньше в школу - хорошей дороги! И внимания на уроках, чтобы не вышло так, как в стихотворении. И я сейчас не только о том, кто стоит у доски.
Марк Вейцман
ДЕЙСТВИЯ С ДРОБЯМИ
Три с половиною овечки
и восемь сотых пастуха
однажды встретили у речки
четыре пятых петуха.
А у доски, в штанишках мятых,
пока визжал от смеха класс,
стоял один и ноль десятых,
и слёзы капали из глаз.
Марк Вейцман
ДЕЙСТВИЯ С ДРОБЯМИ
Три с половиною овечки
и восемь сотых пастуха
однажды встретили у речки
четыре пятых петуха.
А у доски, в штанишках мятых,
пока визжал от смеха класс,
стоял один и ноль десятых,
и слёзы капали из глаз.
Муррр!
Погода вчера была ужасная, даже в окно смотреть противно. А вот смотреть на огонь - всегда удовольствие и отрада.
ОЛЬГА СУЛЬЧИНСКАЯ
Возле камня
Возле камня еле теплую золу
Славно палочкой рогатой шевелить.
Ты приходишь не к накрытому столу.
А когда — я не берусь определить.
Ты приходишь не тогда, когда я жду,
Не спасаешь ни в печали, ни в беде.
Небо трогает последнюю гряду,
За которой горы сходятся к воде.
И, ладонью подбородок подперев,
Ты садишься – и не смотришь на меня.
И когда стихает пламя, прогорев –
Слышен треск сырого звёздного огня.
Погода вчера была ужасная, даже в окно смотреть противно. А вот смотреть на огонь - всегда удовольствие и отрада.
ОЛЬГА СУЛЬЧИНСКАЯ
Возле камня
Возле камня еле теплую золу
Славно палочкой рогатой шевелить.
Ты приходишь не к накрытому столу.
А когда — я не берусь определить.
Ты приходишь не тогда, когда я жду,
Не спасаешь ни в печали, ни в беде.
Небо трогает последнюю гряду,
За которой горы сходятся к воде.
И, ладонью подбородок подперев,
Ты садишься – и не смотришь на меня.
И когда стихает пламя, прогорев –
Слышен треск сырого звёздного огня.
Мяу!
Я знаю приметы зимы. Зима приходит так...
Юлия Симбирская
Было в мире жёлто.
Стало в мире бело.
Желудёнку мама
Шапочку надела.
Я знаю приметы зимы. Зима приходит так...
Юлия Симбирская
Было в мире жёлто.
Стало в мире бело.
Желудёнку мама
Шапочку надела.
Муррр.
"Крепка, как смерть, любовь", - думаю я, читая некоторые стихи.
Елена Ширман
Эти стихи, наверное, последние,
Человек имеет право перед смертью высказаться,
Поэтому мне ничего больше не совестно.
Я всю жизнь пыталась быть мужественной,
Я хотела быть достойной твоей доброй улыбки
Или хотя бы твоей доброй памяти.
Но мне это всегда удавалось плохо,
С каждый днём удаётся всё хуже,
А теперь, наверно, уже никогда не удастся.
Вся наша многолетняя переписка
И нечастные скудные встречи —
Напрасная и болезненная попытка
Перепрыгнуть законы пространства и времени.
Ты это понял прочнее и раньше, чем я.
Потому твои письма, после полтавской встречи,
Стали конкретными и объективными,
как речь докладчика,
Любознательными, как викторина,
Равнодушными, как трамвайная вежливость.
Это совсем не твои письма. Ты их пишешь, себя насилуя,
Потому они меня больше не радуют,
Они сплющивают меня, как молоток шляпу гвоздя.
И бессонница оглушает меня, как землетрясение.
… Ты требуешь от меня благоразумия,
Социально значимых стихов и весёлых писем,
Но я не умею, не получается…
(Вот пишу эти строки и вижу,
Как твои добрые губы искажает
недобрая «антиулыбка»,
И сердце моё останавливается заранее.)
Но я только то, что я есть, — не больше, не меньше:
Одинокая, усталая женщина тридцати лет,
С косматыми волосами, тронутыми сединой,
С тяжёлым взглядом и тяжёлой походкой,
С широкими скулами, обветренной кожей,
С резким голосом и неловкими манерами,
Одетая в жёсткое коричневое платье,
Не умеющая гримироваться и нравиться.
И пусть мои стихи нелепы, как моя одежда,
Бездарны, как моя жизнь, как всё
чересчур прямое и честное,
Но я то, что я есть. И я говорю, что думаю:
Человек не может жить, не имея завтрашней радости,
Человек не может жить, перестав надеяться,
Перестав мечтать, хотя бы о несбыточном.
Поэтому я нарушаю все запрещения
И говорю то, что мне хочется,
Что меня наполняет болью и радостью,
Что мне мешает спать и умереть.
… Весной у меня в стакане стояли цветы земляники,
Лепестки у них белые с бледно-лиловыми жилками,
Трогательно выгнутые, как твои веки.
И я их нечаянно назвала твоим именем.
Всё красивое на земле мне хочется называть
твоим именем:
Все цветы, все травы, все тонкие ветки на фоне неба,
Все зори и все облака с розовато-желтой каймою —
Они все на тебя похожи.
Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты,
Как спокойно выдерживают твое рукопожатье,
Ведь руки твои — конденсаторы счастья,
Они излучают тепло на тысячи метров,
Они могут растопить арктический айсберг,
Но мне отказано даже в сотой калории,
Мне выдаются плоские буквы в бурых конвертах,
Нормированные и обезжиренные, как консервы,
Ничего не излучающие и ничем не пахнущие.
(Я то, что я есть, и я говорю, что мне хочется.)
… Как в объёмном кино, ты сходишь ко мне
с экрана,
Ты идёшь по залу, живой и светящийся,
Ты проходишь сквозь меня как сновидение,
И я не слышу твоего дыхания.
… Твоё тело должно быть подобно музыке,
Которую не успел написать Бетховен,
Я хотела бы день и ночь осязать эту музыку,
Захлебнуться ею, как морским прибоем.
(Эти стихи последние и мне ничего больше
не совестно.)
Я завещаю девушке, которая будет любить тебя:
Пусть целует каждую твою ресницу в отдельности,
Пусть не забудет ямочку за твоим ухом,
Пусть пальцы её будут нежными, как мои мысли.
(Я то, что я есть, и это не то, что нужно.)
… Я могла бы пройти босиком до Белграда,
И снег бы дымился под моими подошвами,
И мне навстречу летели бы ласточки,
Но граница закрыта, как твоё сердце,
Как твоя шинель, застёгнутая на все пуговицы.
И меня не пропустят. Спокойно и вежливо
Меня попросят вернуться обратно.
А если буду, как прежде, идти напролом,
Белоголовый часовой поднимет винтовку,
И я не услышу выстрела —
Меня кто-то как бы негромко окликнет,
И я увижу твою голубую улыбку совсем близко,
И ты — впервые — меня поцелуешь в губы.
Но конца поцелуя я уже не почувствую.
"Крепка, как смерть, любовь", - думаю я, читая некоторые стихи.
Елена Ширман
Эти стихи, наверное, последние,
Человек имеет право перед смертью высказаться,
Поэтому мне ничего больше не совестно.
Я всю жизнь пыталась быть мужественной,
Я хотела быть достойной твоей доброй улыбки
Или хотя бы твоей доброй памяти.
Но мне это всегда удавалось плохо,
С каждый днём удаётся всё хуже,
А теперь, наверно, уже никогда не удастся.
Вся наша многолетняя переписка
И нечастные скудные встречи —
Напрасная и болезненная попытка
Перепрыгнуть законы пространства и времени.
Ты это понял прочнее и раньше, чем я.
Потому твои письма, после полтавской встречи,
Стали конкретными и объективными,
как речь докладчика,
Любознательными, как викторина,
Равнодушными, как трамвайная вежливость.
Это совсем не твои письма. Ты их пишешь, себя насилуя,
Потому они меня больше не радуют,
Они сплющивают меня, как молоток шляпу гвоздя.
И бессонница оглушает меня, как землетрясение.
… Ты требуешь от меня благоразумия,
Социально значимых стихов и весёлых писем,
Но я не умею, не получается…
(Вот пишу эти строки и вижу,
Как твои добрые губы искажает
недобрая «антиулыбка»,
И сердце моё останавливается заранее.)
Но я только то, что я есть, — не больше, не меньше:
Одинокая, усталая женщина тридцати лет,
С косматыми волосами, тронутыми сединой,
С тяжёлым взглядом и тяжёлой походкой,
С широкими скулами, обветренной кожей,
С резким голосом и неловкими манерами,
Одетая в жёсткое коричневое платье,
Не умеющая гримироваться и нравиться.
И пусть мои стихи нелепы, как моя одежда,
Бездарны, как моя жизнь, как всё
чересчур прямое и честное,
Но я то, что я есть. И я говорю, что думаю:
Человек не может жить, не имея завтрашней радости,
Человек не может жить, перестав надеяться,
Перестав мечтать, хотя бы о несбыточном.
Поэтому я нарушаю все запрещения
И говорю то, что мне хочется,
Что меня наполняет болью и радостью,
Что мне мешает спать и умереть.
… Весной у меня в стакане стояли цветы земляники,
Лепестки у них белые с бледно-лиловыми жилками,
Трогательно выгнутые, как твои веки.
И я их нечаянно назвала твоим именем.
Всё красивое на земле мне хочется называть
твоим именем:
Все цветы, все травы, все тонкие ветки на фоне неба,
Все зори и все облака с розовато-желтой каймою —
Они все на тебя похожи.
Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты,
Как спокойно выдерживают твое рукопожатье,
Ведь руки твои — конденсаторы счастья,
Они излучают тепло на тысячи метров,
Они могут растопить арктический айсберг,
Но мне отказано даже в сотой калории,
Мне выдаются плоские буквы в бурых конвертах,
Нормированные и обезжиренные, как консервы,
Ничего не излучающие и ничем не пахнущие.
(Я то, что я есть, и я говорю, что мне хочется.)
… Как в объёмном кино, ты сходишь ко мне
с экрана,
Ты идёшь по залу, живой и светящийся,
Ты проходишь сквозь меня как сновидение,
И я не слышу твоего дыхания.
… Твоё тело должно быть подобно музыке,
Которую не успел написать Бетховен,
Я хотела бы день и ночь осязать эту музыку,
Захлебнуться ею, как морским прибоем.
(Эти стихи последние и мне ничего больше
не совестно.)
Я завещаю девушке, которая будет любить тебя:
Пусть целует каждую твою ресницу в отдельности,
Пусть не забудет ямочку за твоим ухом,
Пусть пальцы её будут нежными, как мои мысли.
(Я то, что я есть, и это не то, что нужно.)
… Я могла бы пройти босиком до Белграда,
И снег бы дымился под моими подошвами,
И мне навстречу летели бы ласточки,
Но граница закрыта, как твоё сердце,
Как твоя шинель, застёгнутая на все пуговицы.
И меня не пропустят. Спокойно и вежливо
Меня попросят вернуться обратно.
А если буду, как прежде, идти напролом,
Белоголовый часовой поднимет винтовку,
И я не услышу выстрела —
Меня кто-то как бы негромко окликнет,
И я увижу твою голубую улыбку совсем близко,
И ты — впервые — меня поцелуешь в губы.
Но конца поцелуя я уже не почувствую.
Мяу!
Точно знаю, что как бы ни вырос ребёнок, для мамы он навсегда останется ма-а-а-леньким котёнком.
А вы летаете во сне?
Юлия Симбирская
Все дети мира,
Там и тут,
Во сне летают
И растут.
Я не взлетаю высоко -—
Я маленький пока.
И помещаюсь я легко
У мамы на руках.
Ну а когда мне будет семь,
Направлюсь я к Луне,
И мама — крошечка совсем —
Вослед помашет мне.
Шепнёт: «"Счастливого пути!
Ведь к школе нужно подрасти"».
И я стараюсь, я лечу.
Я очень вырасти хочу!
Пусть в великана превращусь,
С макушкой в облаках,
Но всё равно я помещусь
У мамы на руках.
Точно знаю, что как бы ни вырос ребёнок, для мамы он навсегда останется ма-а-а-леньким котёнком.
А вы летаете во сне?
Юлия Симбирская
Все дети мира,
Там и тут,
Во сне летают
И растут.
Я не взлетаю высоко -—
Я маленький пока.
И помещаюсь я легко
У мамы на руках.
Ну а когда мне будет семь,
Направлюсь я к Луне,
И мама — крошечка совсем —
Вослед помашет мне.
Шепнёт: «"Счастливого пути!
Ведь к школе нужно подрасти"».
И я стараюсь, я лечу.
Я очень вырасти хочу!
Пусть в великана превращусь,
С макушкой в облаках,
Но всё равно я помещусь
У мамы на руках.
Мур!
Люблю, когда люди знают классику и обладают чувством юмора. Вы, конечно, догадались, на какое стихотворение опирается автор.
Елена Албул
ЛИРИЧЕСКО-ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ
(как бы из Гейне)
На севере диком, под шубою снежной –
К нам вьюги летят не оттуда ль? –
Стоит одиноко, от страсти сгорая,
Вулкан Эйяфьятлайёкудль.
И мучит его, что за морем безбрежным,
Где жарко и ночью, и днём,
Истаксиуатль, небеса подпирая,
Вообще не тоскует о нём…
Люблю, когда люди знают классику и обладают чувством юмора. Вы, конечно, догадались, на какое стихотворение опирается автор.
Елена Албул
ЛИРИЧЕСКО-ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ
(как бы из Гейне)
На севере диком, под шубою снежной –
К нам вьюги летят не оттуда ль? –
Стоит одиноко, от страсти сгорая,
Вулкан Эйяфьятлайёкудль.
И мучит его, что за морем безбрежным,
Где жарко и ночью, и днём,
Истаксиуатль, небеса подпирая,
Вообще не тоскует о нём…
Мурр!
О, да, пока некоторые заучивают стихотворение наизусть, могут смениться не то, что времена года, - поколения!
Алексей Олейников
Волхвы не боятся могучих владык
Читаю, читаю, читаю я стих
Могучих владык не боятся волхвы
За окнами ветка, капель и кусты
Владыки волхвов не боятся могучих
По небу плывет самолет и две тучи
Волхвы не могучих боятся владык
А в горле моем какой-то кадык
Мне папа сказал – потому что мужик
А мама сказала, чтоб я учил стих
И им не морочил их, значит, голов
Совсем не боятся владыки волхвов
Конечно, чего им, владыкам, бояться
Им очень легко наизусть изучаться
Сиди на коне и ногами болтай
Чеши под кольчугой и шлемом кивай
И жди, пока Вася вызубрит стих
Про то, как волхвы не боятся владык
…А если бы Пушкин писал про меня
То я никогда бы не бросил коня!
О, да, пока некоторые заучивают стихотворение наизусть, могут смениться не то, что времена года, - поколения!
Алексей Олейников
Волхвы не боятся могучих владык
Читаю, читаю, читаю я стих
Могучих владык не боятся волхвы
За окнами ветка, капель и кусты
Владыки волхвов не боятся могучих
По небу плывет самолет и две тучи
Волхвы не могучих боятся владык
А в горле моем какой-то кадык
Мне папа сказал – потому что мужик
А мама сказала, чтоб я учил стих
И им не морочил их, значит, голов
Совсем не боятся владыки волхвов
Конечно, чего им, владыкам, бояться
Им очень легко наизусть изучаться
Сиди на коне и ногами болтай
Чеши под кольчугой и шлемом кивай
И жди, пока Вася вызубрит стих
Про то, как волхвы не боятся владык
…А если бы Пушкин писал про меня
То я никогда бы не бросил коня!
Мур!
"Ищи себе зимы", - о, да!
Ольга Лишина
Зови, зови декабрь, ищи себе зимы,
Ищи себе пути, стирай с ладоней соль.
Послушная ладья, да правим ей - не мы,
На первом корабле твоя алеет боль.
Зови того, кто ждал, через туман ищи,
Волною и мечом, за правду и добро.
Пока есть силы ждать, и голос различить.
На корабле втором чернеет серебро.
Иди, иди ладья по млечному пути,
Над бурей, над водой, известна всей земле.
Как косы по плечам полотна распусти...
Погубит та, что ждет на третьем корабле.
А губит та, что ждет на третьем корабле.
"Ищи себе зимы", - о, да!
Ольга Лишина
Зови, зови декабрь, ищи себе зимы,
Ищи себе пути, стирай с ладоней соль.
Послушная ладья, да правим ей - не мы,
На первом корабле твоя алеет боль.
Зови того, кто ждал, через туман ищи,
Волною и мечом, за правду и добро.
Пока есть силы ждать, и голос различить.
На корабле втором чернеет серебро.
Иди, иди ладья по млечному пути,
Над бурей, над водой, известна всей земле.
Как косы по плечам полотна распусти...
Погубит та, что ждет на третьем корабле.
А губит та, что ждет на третьем корабле.
Мяу!
Летают, каркают... Что хорошего?..
Только поэт может увидеть необычное и прекрасное в обыденном.
Юлия Симбирская
Вороны летают весь день
Вдоль дорог.
А завтра они полетят
Поперёк.
Сегодня - пониже,
А завтра - повыше.
Потом отдохнуть
Примостятся на крыше.
И "кар" перебросив,
Как мячик друг другу,
Они понесутся
По кругу,
По кругу.
Летать по квадрату
Приспичит двоим.
Вороны летают,
Как хочется им.
Вороны летают
всегда и везде.
И тёплое пёрышко
ждёт их в гнезде.
Летают, каркают... Что хорошего?..
Только поэт может увидеть необычное и прекрасное в обыденном.
Юлия Симбирская
Вороны летают весь день
Вдоль дорог.
А завтра они полетят
Поперёк.
Сегодня - пониже,
А завтра - повыше.
Потом отдохнуть
Примостятся на крыше.
И "кар" перебросив,
Как мячик друг другу,
Они понесутся
По кругу,
По кругу.
Летать по квадрату
Приспичит двоим.
Вороны летают,
Как хочется им.
Вороны летают
всегда и везде.
И тёплое пёрышко
ждёт их в гнезде.
Мяу!
Правильно поэт говорит: подальше от плохих привычек, поближе к синичкам. Я согласна.
Сергей Махотин
Плохая привычка
Крошил я горбушку,
И мама, вздыхая,
Сказала,
Что это
Привычка плохая.
Тогда из фанеры
Я сделал кормушку.
В неё докрошил я
Ржаную горбушку.
И стала хорошей
Плохая привычка.
Приятного вам аппетита,
Синичка!
Правильно поэт говорит: подальше от плохих привычек, поближе к синичкам. Я согласна.
Сергей Махотин
Плохая привычка
Крошил я горбушку,
И мама, вздыхая,
Сказала,
Что это
Привычка плохая.
Тогда из фанеры
Я сделал кормушку.
В неё докрошил я
Ржаную горбушку.
И стала хорошей
Плохая привычка.
Приятного вам аппетита,
Синичка!
Мур...
Вечером особенно сильно хочется размышлять о важных вещах.
Ефим Гершин
* * *
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей…
Осип Мандельштам
Эта осень расставила всё по местам
и застыла на веки веков.
Потому что кончается век-Мандельштам
и является время волков.
Если все волкодавы сидят на цепи,
ожидая бесплатных костей,
я не чую дыханье сибирской степи
и не жду воронёных гостей.
Только месяц в распахнутом небе страны
золотыми ушами прядёт.
Мы давно и настолько уже не нужны,
что за нами никто не придёт.
Только бродит по улицам ветер-солист,
спотыкаясь на каждом углу.
И, похожий на сердце, изношенный лист
прилипает к ночному стеклу.
Вечером особенно сильно хочется размышлять о важных вещах.
Ефим Гершин
* * *
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей…
Осип Мандельштам
Эта осень расставила всё по местам
и застыла на веки веков.
Потому что кончается век-Мандельштам
и является время волков.
Если все волкодавы сидят на цепи,
ожидая бесплатных костей,
я не чую дыханье сибирской степи
и не жду воронёных гостей.
Только месяц в распахнутом небе страны
золотыми ушами прядёт.
Мы давно и настолько уже не нужны,
что за нами никто не придёт.
Только бродит по улицам ветер-солист,
спотыкаясь на каждом углу.
И, похожий на сердце, изношенный лист
прилипает к ночному стеклу.
Мяу!
Отрываюсь от чтения книг только ради вас, дорогие подписчики канала.
Но недавно заглянула в одну социальную сеть и оказалось, что со словами "котиков вам в ленту" люди размещают фото представителей нашего кошачьего племени. (Подозреваю, что даже не спрашивают разрешения на съёмку.)
Мяу! Кошки людям не игрушки!
Дмитрий Сиротин
Человека выложила кошка
Человека выложила кошка –
И в Фейсбуке пишут ей подружки:
"До чего же трогательный крошка!
Усики! Бородка! Носик! Ушки!"
Кошка отвечает: "Это фото
Сделала, когда разбила чашку.
Тапкой мне грозит, чудак, за что-то..."
"Ах, перепостим себе милашку!
С тапочкою в лапке так отчаян!
Ути-пути, смотрит как сурово...
Миленький-премиленький хозяин!
Тоже заведём себе такого!"
Отрываюсь от чтения книг только ради вас, дорогие подписчики канала.
Но недавно заглянула в одну социальную сеть и оказалось, что со словами "котиков вам в ленту" люди размещают фото представителей нашего кошачьего племени. (Подозреваю, что даже не спрашивают разрешения на съёмку.)
Мяу! Кошки людям не игрушки!
Дмитрий Сиротин
Человека выложила кошка
Человека выложила кошка –
И в Фейсбуке пишут ей подружки:
"До чего же трогательный крошка!
Усики! Бородка! Носик! Ушки!"
Кошка отвечает: "Это фото
Сделала, когда разбила чашку.
Тапкой мне грозит, чудак, за что-то..."
"Ах, перепостим себе милашку!
С тапочкою в лапке так отчаян!
Ути-пути, смотрит как сурово...
Миленький-премиленький хозяин!
Тоже заведём себе такого!"
Мур-р-р!
А вы знали, что у меня сегодня именины? Ведь сегодня, 14 ноября - день рождения великой Астрид Линдгрен, в честь которой меня назвали. Её полное имя - Астрид Анна Эмилия, она родилась в местечке Виммербю в Швеции. Вспомните сегодня о великой сказочнице и перечитайте что-то, что читали из её книг в детстве.
Я решила сегодня себе в подарок опубликовать стихи Владимира Набокова.
Владимир Набоков
Перешёл ты в новое жилище,
и другому отдадут на днях
комнату, где жил писатель нищий,
иностранец с книгою в руках.
Тихо было в комнате: страница
изредка шуршала; за окном
вспыхивала темная столица
голубым трамвайным огоньком.
В плотный гроб судьба тебя сложила,
как очки разбитые в футляр...
Тихо было в комнате, но жило
в ней волненье, сокровенный жар.
Ничего не слышали соседи,
а с тобою голос говорил,
то как гул колышущейся меди,
то как трепет ласточкиных крыл,
голос муз, высокое веселье...
Для тебя тот голос не потух
там, где неземное новоселье
ныне празднует твой дух.
А вы знали, что у меня сегодня именины? Ведь сегодня, 14 ноября - день рождения великой Астрид Линдгрен, в честь которой меня назвали. Её полное имя - Астрид Анна Эмилия, она родилась в местечке Виммербю в Швеции. Вспомните сегодня о великой сказочнице и перечитайте что-то, что читали из её книг в детстве.
Я решила сегодня себе в подарок опубликовать стихи Владимира Набокова.
Владимир Набоков
Перешёл ты в новое жилище,
и другому отдадут на днях
комнату, где жил писатель нищий,
иностранец с книгою в руках.
Тихо было в комнате: страница
изредка шуршала; за окном
вспыхивала темная столица
голубым трамвайным огоньком.
В плотный гроб судьба тебя сложила,
как очки разбитые в футляр...
Тихо было в комнате, но жило
в ней волненье, сокровенный жар.
Ничего не слышали соседи,
а с тобою голос говорил,
то как гул колышущейся меди,
то как трепет ласточкиных крыл,
голос муз, высокое веселье...
Для тебя тот голос не потух
там, где неземное новоселье
ныне празднует твой дух.
Мяу! Доброе утро и приятного аппетита тем, кто завтракает. Надеюсь, у вас в тарелке что-то вкусное.
Между прочим, я знакома с котом по имени Шницель. Правда, у меня при этом есть приятель Штрудель, и он такс, а не кот. И всё же люди не всегда оригинальны, давая питомцам имена.
Дмитрий Сиротин
Отличный директор
Был у географа котик Восток.
А у биолога – котик Росток.
А у русички – котик Толстой.
У исторички – котик Застой.
А у химички – кот Водород.
У музыкантши – Гармошка был кот.
А у физички – котик Ньютон.
А трудовик звал котейку – Бетон.
У математика котик был Плюс.
У англичанки котёнок был Puss.
У физрука – Перекладина кот.
Ну, а у завуча – кот Обормот.
А у художницы котик – Дали.
А у охранника – кот Отвали.
А у завхоза – котяра Скелет.
А у уборщицы – кот Туалет.
У поварихи – кот Антрекот.
А у дежурных – Где-Сменка-Блин кот.
Кто ж у директора? Мышь и бульдог!
Он отличиться, как видите, смог…
Между прочим, я знакома с котом по имени Шницель. Правда, у меня при этом есть приятель Штрудель, и он такс, а не кот. И всё же люди не всегда оригинальны, давая питомцам имена.
Дмитрий Сиротин
Отличный директор
Был у географа котик Восток.
А у биолога – котик Росток.
А у русички – котик Толстой.
У исторички – котик Застой.
А у химички – кот Водород.
У музыкантши – Гармошка был кот.
А у физички – котик Ньютон.
А трудовик звал котейку – Бетон.
У математика котик был Плюс.
У англичанки котёнок был Puss.
У физрука – Перекладина кот.
Ну, а у завуча – кот Обормот.
А у художницы котик – Дали.
А у охранника – кот Отвали.
А у завхоза – котяра Скелет.
А у уборщицы – кот Туалет.
У поварихи – кот Антрекот.
А у дежурных – Где-Сменка-Блин кот.
Кто ж у директора? Мышь и бульдог!
Он отличиться, как видите, смог…