Тактика выжженного населения
Когда говорят про «тактику выжженной земли», обычно имеют в виду врагов-изуверов или давние времена типа «дубины народной войны» 1812 года. Между тем, ровно 80 лет назад (17 ноября 1941 г.) был принят Приказ Ставки Верховного Главнокомандования № 0428, который как раз на высшем уровне не просто узаконивал эту тактику, но делал ее обязательной для всей армии.
Берем все ту же книгу Баурджана #Момышулы, описание боев за #Горюны и #Матренино, 17–19 октября 1941 года. После немецкого артобстрела Горюнов загорелось несколько домов, но бойцы спокойны: «Хорошо, что заблаговременно эвакуировали местное население, а нам-то такая катавасия по штату положена, — сказал Толстунов» (Б. Момыш-Улы. За нами Москва. Алма-Ата: Жазушы, 1966. – С. 340).
А вот после сдачи Матренино, откуда тоже эвакуировали население: «Немцы вошли в деревню и разбрелись по домам. Из танков вышли экипажи и, оставив люки открытыми, тоже вошли в дома. Несколько солдат ловили кур, гонялись за поросятами» (Там же. С. 358).
Стоп! Если население вывезено в тыл, то какие куры, какие поросята? Если их нельзя было вывезти вместе с колхозниками, то почему не были оприходованы армией? Бесхозяйственность или как?
А вот после приказа № 0428 с такими вещами, как эвакуация мирного населения, заморачиваться не стали. «От Маркова я ни разу не слышал ни грубого слова, ни окрика. Строгий, ровный и прилежный, он все делал по-человечески разумно и по-военному точно и правильно. Он не рисовался, никогда не злоупотреблял своей властью. Словом, это был достойный помощник Ивана Васильевича, а для нас — заслуженно уважаемый товарищ.
— Знаете, — с грустью сказал он мне, — нам приказано оставить занимаемые позиции и отойти на следующий рубеж. И приказано сжигать все на пути нашего отступления...
— А если не сжигать? — вырвалось у меня.
— Приказано. Мы с вами солдаты.
— Есть, приказано сжигать все! — машинально повторил я.
Ночью запылали дома: старые, построенные еще дедами, почерневшие от времени, и совсем новые, срубленные недавно, еще отдающие запахом смолы. Снег таял от пожаров. Люди, что не успели своевременно эвакуироваться, протестовали, метались по улицам, тащили свои пожитки.
К нам подошла пожилая русская женщина, еще сохранившая былую красоту и стройность; пуховая шаль висела на ее левом плече, голова с серебристо-гладкой прической была обнажена. Губы женщины сжаты грудь вздымалась от частого и тяжелого дыхания. Она не суетилась, нет — она была как комок возмущения И что возмущение пожилой красивой и стройной женщины было страшно.
— Что вы делаете? — строго спросила она Маркова.
— Война, мамаша, отечественная, — ляпнул я.
— А наши дома, по-твоему, не отечественные? Какой дурак назначил тебя командиром? — крикнула она и со всего размаха ударила меня по лицу. Я пошатнулся. Марков отвел меня в сторону...
Деревня горела. Мы уходили, озаренные пламенем пожара. Рядом со мной шел Марков. Мы долго молчали. Меня душила обида: меня бабушка не била, отец не бил, а тут...
Я взглянул на Маркова — он показался совсем маленьким. С опущенной головой, он, видимо, все еще искал ответа на свое горе.
Самое страшное горе то, которое молчит. Марков все время молчал. Позади нас слышался мерный звук приглушенных шагов. Батальон шел. Батальон молчал» (Там же. С. 426—437).
От себя добавим: это была не просто «пощечина», а нападение на представителя власти. Эх, до чего же надо было довести запуганное многолетним террором мирное население, чтобы оно шло на такие вещи? Получается, что лучше было погибнуть быстро от рук армейских офицеров, чем медленно от устроенного этими же руками голода и холода.
Гибель от рук немцев явно в расчет не бралась.
Так сколько же уничтоженного Красной Армией своего же мирного населения потом списали на немцев?
#дневникЧитателя #ВМВ
Когда говорят про «тактику выжженной земли», обычно имеют в виду врагов-изуверов или давние времена типа «дубины народной войны» 1812 года. Между тем, ровно 80 лет назад (17 ноября 1941 г.) был принят Приказ Ставки Верховного Главнокомандования № 0428, который как раз на высшем уровне не просто узаконивал эту тактику, но делал ее обязательной для всей армии.
Берем все ту же книгу Баурджана #Момышулы, описание боев за #Горюны и #Матренино, 17–19 октября 1941 года. После немецкого артобстрела Горюнов загорелось несколько домов, но бойцы спокойны: «Хорошо, что заблаговременно эвакуировали местное население, а нам-то такая катавасия по штату положена, — сказал Толстунов» (Б. Момыш-Улы. За нами Москва. Алма-Ата: Жазушы, 1966. – С. 340).
А вот после сдачи Матренино, откуда тоже эвакуировали население: «Немцы вошли в деревню и разбрелись по домам. Из танков вышли экипажи и, оставив люки открытыми, тоже вошли в дома. Несколько солдат ловили кур, гонялись за поросятами» (Там же. С. 358).
Стоп! Если население вывезено в тыл, то какие куры, какие поросята? Если их нельзя было вывезти вместе с колхозниками, то почему не были оприходованы армией? Бесхозяйственность или как?
А вот после приказа № 0428 с такими вещами, как эвакуация мирного населения, заморачиваться не стали. «От Маркова я ни разу не слышал ни грубого слова, ни окрика. Строгий, ровный и прилежный, он все делал по-человечески разумно и по-военному точно и правильно. Он не рисовался, никогда не злоупотреблял своей властью. Словом, это был достойный помощник Ивана Васильевича, а для нас — заслуженно уважаемый товарищ.
— Знаете, — с грустью сказал он мне, — нам приказано оставить занимаемые позиции и отойти на следующий рубеж. И приказано сжигать все на пути нашего отступления...
— А если не сжигать? — вырвалось у меня.
— Приказано. Мы с вами солдаты.
— Есть, приказано сжигать все! — машинально повторил я.
Ночью запылали дома: старые, построенные еще дедами, почерневшие от времени, и совсем новые, срубленные недавно, еще отдающие запахом смолы. Снег таял от пожаров. Люди, что не успели своевременно эвакуироваться, протестовали, метались по улицам, тащили свои пожитки.
К нам подошла пожилая русская женщина, еще сохранившая былую красоту и стройность; пуховая шаль висела на ее левом плече, голова с серебристо-гладкой прической была обнажена. Губы женщины сжаты грудь вздымалась от частого и тяжелого дыхания. Она не суетилась, нет — она была как комок возмущения И что возмущение пожилой красивой и стройной женщины было страшно.
— Что вы делаете? — строго спросила она Маркова.
— Война, мамаша, отечественная, — ляпнул я.
— А наши дома, по-твоему, не отечественные? Какой дурак назначил тебя командиром? — крикнула она и со всего размаха ударила меня по лицу. Я пошатнулся. Марков отвел меня в сторону...
Деревня горела. Мы уходили, озаренные пламенем пожара. Рядом со мной шел Марков. Мы долго молчали. Меня душила обида: меня бабушка не била, отец не бил, а тут...
Я взглянул на Маркова — он показался совсем маленьким. С опущенной головой, он, видимо, все еще искал ответа на свое горе.
Самое страшное горе то, которое молчит. Марков все время молчал. Позади нас слышался мерный звук приглушенных шагов. Батальон шел. Батальон молчал» (Там же. С. 426—437).
От себя добавим: это была не просто «пощечина», а нападение на представителя власти. Эх, до чего же надо было довести запуганное многолетним террором мирное население, чтобы оно шло на такие вещи? Получается, что лучше было погибнуть быстро от рук армейских офицеров, чем медленно от устроенного этими же руками голода и холода.
Гибель от рук немцев явно в расчет не бралась.
Так сколько же уничтоженного Красной Армией своего же мирного населения потом списали на немцев?
#дневникЧитателя #ВМВ