Что изменилось (Август 1996 года).
Мне как директору департамента полагался автомобиль, но согласно внутрибанковскому статусу директора мне выделили… «Дэу Нексию».
Это было самое унизительное из всех изменений, которые мне нужно было принять. Я понял это не сразу.
Наверное, если бы Прохоров и Осинягов сразу бы сказали, что мне полагается «Дэу», я бы отказался от их предложения. И дело было не в самой машине, у меня их тогда было несколько — и личный «Мерседес», и какой-то внедорожник, — и, в общем-то, машина мне была не нужна.
Дело было в статусе внутри банка.
Прохоров ездил на самом крутом автомобиле, каком-то «Ауди», удлиненной модели. У всех зампредов были новые «Мерседесы» или «БМВ». «Дэу» полагались уже третьей по уровню касте. Сразу становилось понятно, кто на каком месте в иерархии банка!
Мне показали новый офис.
Он располагался на первом этаже нового жилого дома на пересечении Кутузовского проспекта и Рублевского шоссе. Места для команды здесь было много, но офис стоял на отшибе, и приглашать кого-то на встречу сюда не хотелось — он выглядел несолидно и скорее отталкивал, чем привлекал.
И вообще это был не тот офис, к которому я привык, — с приемной, где сидит секретарь, кабинетами и залом для сотрудников. Это был просто набор комнат, в которых нам следовало как-то разместиться. Одно из помещений я взял себе, в другие рассадил команду.
Нужно отдать должное и Прохорову, и Осинягову — когда я переводил команду, они согласились взять всех и сразу, а это было около пятнадцати человек.
Кто-то в банке спросил: «А зачем так много?» Но я сказал, что привык с ними всеми работать, и новый банк согласился с моими условиями. Так, со мной пришли и два моих новых зама, Костя и Сергей, с кем мы и начнём после дефолта 98-го строить уже собственный бизнес. В команде были трейдеры, аналитики и девчонки из бухгалтерии.
Вся команда была молода — еще моложе меня. Мне был тридцать один год, а остальным по двадцать пять — двадцать семь.
Семья переехала из большого и дорогого по аренде дома в Ильинском в более бюджетный, на 2-й Успенке. Дом был вполне комфортным — в таком же сосновом лесу, в таком же старом совминовском поселке, как и прежний, правда, устроенный на две семьи. Но как только я начал работать в МФК и у меня появилась внутренняя уверенность в завтрашнем дне, я почти сразу стал строить новый собственный дом.
Но самое главное — поменялся мой круг общения. Совсем. Я почти не виделся тогда с нашей старой «тубовской» командой.
Наверное, мы устали друг от друга. А если мы и встречались, то только чтобы обсудить, что и как поделить из того «общего», что у нас осталось. Какие‑то деньги, акции, землю на Рублевке. Кто‑то взял деньгами, кто‑то недостроем, кто‑то землей. Это были все какие‑то мелкие активы и деньги — единственное, что у нас тогда осталось от прошлой жизни.
А когда мы все поделили, то разошлись в разные стороны — искать лучшей доли. Это не было общим решением, ни о чем таком мы даже не дискутировали.
А может, имело смысл не разбегаться? Остаться вместе? Продолжать делать что‑то единой командой? Но мы это даже не обсуждали — и как‑то по умолчанию все решили, что вместе уже не стоит…
И разошлись.
Мне как директору департамента полагался автомобиль, но согласно внутрибанковскому статусу директора мне выделили… «Дэу Нексию».
Это было самое унизительное из всех изменений, которые мне нужно было принять. Я понял это не сразу.
Наверное, если бы Прохоров и Осинягов сразу бы сказали, что мне полагается «Дэу», я бы отказался от их предложения. И дело было не в самой машине, у меня их тогда было несколько — и личный «Мерседес», и какой-то внедорожник, — и, в общем-то, машина мне была не нужна.
Дело было в статусе внутри банка.
Прохоров ездил на самом крутом автомобиле, каком-то «Ауди», удлиненной модели. У всех зампредов были новые «Мерседесы» или «БМВ». «Дэу» полагались уже третьей по уровню касте. Сразу становилось понятно, кто на каком месте в иерархии банка!
Мне показали новый офис.
Он располагался на первом этаже нового жилого дома на пересечении Кутузовского проспекта и Рублевского шоссе. Места для команды здесь было много, но офис стоял на отшибе, и приглашать кого-то на встречу сюда не хотелось — он выглядел несолидно и скорее отталкивал, чем привлекал.
И вообще это был не тот офис, к которому я привык, — с приемной, где сидит секретарь, кабинетами и залом для сотрудников. Это был просто набор комнат, в которых нам следовало как-то разместиться. Одно из помещений я взял себе, в другие рассадил команду.
Нужно отдать должное и Прохорову, и Осинягову — когда я переводил команду, они согласились взять всех и сразу, а это было около пятнадцати человек.
Кто-то в банке спросил: «А зачем так много?» Но я сказал, что привык с ними всеми работать, и новый банк согласился с моими условиями. Так, со мной пришли и два моих новых зама, Костя и Сергей, с кем мы и начнём после дефолта 98-го строить уже собственный бизнес. В команде были трейдеры, аналитики и девчонки из бухгалтерии.
Вся команда была молода — еще моложе меня. Мне был тридцать один год, а остальным по двадцать пять — двадцать семь.
Семья переехала из большого и дорогого по аренде дома в Ильинском в более бюджетный, на 2-й Успенке. Дом был вполне комфортным — в таком же сосновом лесу, в таком же старом совминовском поселке, как и прежний, правда, устроенный на две семьи. Но как только я начал работать в МФК и у меня появилась внутренняя уверенность в завтрашнем дне, я почти сразу стал строить новый собственный дом.
Но самое главное — поменялся мой круг общения. Совсем. Я почти не виделся тогда с нашей старой «тубовской» командой.
Наверное, мы устали друг от друга. А если мы и встречались, то только чтобы обсудить, что и как поделить из того «общего», что у нас осталось. Какие‑то деньги, акции, землю на Рублевке. Кто‑то взял деньгами, кто‑то недостроем, кто‑то землей. Это были все какие‑то мелкие активы и деньги — единственное, что у нас тогда осталось от прошлой жизни.
А когда мы все поделили, то разошлись в разные стороны — искать лучшей доли. Это не было общим решением, ни о чем таком мы даже не дискутировали.
А может, имело смысл не разбегаться? Остаться вместе? Продолжать делать что‑то единой командой? Но мы это даже не обсуждали — и как‑то по умолчанию все решили, что вместе уже не стоит…
И разошлись.