ВОСПРИЯТИЕ И УПОТРЕБЛЕНИЕ ЧИСЕЛ
Числа как математическая абстракция весьма отличны от чисел, которые мы употребляем в повседневной жизни.
Люди любят изобретать поговорки, которые, нарушая основные законы арифметики, иллюстрируют некие более глубокие «истины»: «1 да 1 равно 1» [любовники] или «1 плюс 1 плюс 1 равно 1» [святая Троица].
В подобных «формулах» можно легко найти изъяны — скажем, показав, что употребление знака «плюс» в них неверно. Так или иначе, подобных высказываний множество. По забрызганному дождем оконному стеклу сползают две капли; у самой рамы они сливаются в одну. Значит ли это, что 1 + 1 = 1? Из одного облака рождаются два; не доказательство ли это той же идеи?
Отличить случаи, в которых мы можем говорить о сложении, от тех, где нам нужно какое-то другое понятие, не так-то просто. Размышляя об этом, мы, возможно, додумаемся до таких критериев, как разделение объектов в пространстве и их четкое отличие друг от друга. Но как подсчитать идеи? Или количество газов в атмосфере?
Во многих источниках можно встретить высказывания типа: «В Индии 17 языков и 462 диалекта». В точных утверждениях такого рода есть нечто странное, так как сами понятия «язык» и «диалект» довольно расплывчаты.
Хофштадтер Д. Роберт, из книги «Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда»
Числа как математическая абстракция весьма отличны от чисел, которые мы употребляем в повседневной жизни.
Люди любят изобретать поговорки, которые, нарушая основные законы арифметики, иллюстрируют некие более глубокие «истины»: «1 да 1 равно 1» [любовники] или «1 плюс 1 плюс 1 равно 1» [святая Троица].
В подобных «формулах» можно легко найти изъяны — скажем, показав, что употребление знака «плюс» в них неверно. Так или иначе, подобных высказываний множество. По забрызганному дождем оконному стеклу сползают две капли; у самой рамы они сливаются в одну. Значит ли это, что 1 + 1 = 1? Из одного облака рождаются два; не доказательство ли это той же идеи?
Отличить случаи, в которых мы можем говорить о сложении, от тех, где нам нужно какое-то другое понятие, не так-то просто. Размышляя об этом, мы, возможно, додумаемся до таких критериев, как разделение объектов в пространстве и их четкое отличие друг от друга. Но как подсчитать идеи? Или количество газов в атмосфере?
Во многих источниках можно встретить высказывания типа: «В Индии 17 языков и 462 диалекта». В точных утверждениях такого рода есть нечто странное, так как сами понятия «язык» и «диалект» довольно расплывчаты.
Хофштадтер Д. Роберт, из книги «Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда»
ВОСПРИЯТИЕ ВЛЮБЛЕННОГО
Любящий находится по одну сторону стеклянной перегородки, как в аквариуме, стенкой которого он отгорожен от мира, и у него – один мир, он видит вещи в аквариуме. Он нас не видит. Он видит вещи своими глазами, и они для него бесконечны. Ведь поле нашего глаза бесконечно, и в этом поле мы видим то, что видит глаз.
Но представьте стенку аквариума, в которой бесконечно отражается вода самого аквариума, – рыба не видит стенки, она бесконечно видит только воду. Потому что если бы она увидела стенку, то увидела бы и то, что она – в аквариуме. А она не видит, что находится в аквариуме.
Мераб Мамардашвили, из книги «Психологическая топология пути»
Любящий находится по одну сторону стеклянной перегородки, как в аквариуме, стенкой которого он отгорожен от мира, и у него – один мир, он видит вещи в аквариуме. Он нас не видит. Он видит вещи своими глазами, и они для него бесконечны. Ведь поле нашего глаза бесконечно, и в этом поле мы видим то, что видит глаз.
Но представьте стенку аквариума, в которой бесконечно отражается вода самого аквариума, – рыба не видит стенки, она бесконечно видит только воду. Потому что если бы она увидела стенку, то увидела бы и то, что она – в аквариуме. А она не видит, что находится в аквариуме.
Мераб Мамардашвили, из книги «Психологическая топология пути»
ВЫБОР МЕЖДУ ДОБРОМ И ЗЛОМ
Можно быть добрым, потому что перед этим вкусно поел.
Описание не полно и не уникально до тех пор, пока у нас нет внутренних причин, чтобы это было именно так, а не иначе. Это ведь и есть основное чудо рациональности в широком смысле этого слова: явление само заключает в себе то, почему оно то, а не иное. Будь просто проблема выбора, мы не могли бы описать.
И если я выбрал добро, то я не исключил, что в следующий момент я не выберу зло. И это радикально отличается от того, что философ по традиции называет крещением воли, различающей добро и зло, а не выбирающей между добром и злом. То есть важен факт различения добра и зла, а не акт эмпирического выбора в данный момент.
И нельзя никоим образом исключить, что в следующий момент игра мотивов не приведет к тому, что тот же самый персонаж, который перед этим выбирал добро, выберет зло. То есть во всех случаях речь идет о ясности сознания в человеческой ответственности.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
Можно быть добрым, потому что перед этим вкусно поел.
Описание не полно и не уникально до тех пор, пока у нас нет внутренних причин, чтобы это было именно так, а не иначе. Это ведь и есть основное чудо рациональности в широком смысле этого слова: явление само заключает в себе то, почему оно то, а не иное. Будь просто проблема выбора, мы не могли бы описать.
И если я выбрал добро, то я не исключил, что в следующий момент я не выберу зло. И это радикально отличается от того, что философ по традиции называет крещением воли, различающей добро и зло, а не выбирающей между добром и злом. То есть важен факт различения добра и зла, а не акт эмпирического выбора в данный момент.
И нельзя никоим образом исключить, что в следующий момент игра мотивов не приведет к тому, что тот же самый персонаж, который перед этим выбирал добро, выберет зло. То есть во всех случаях речь идет о ясности сознания в человеческой ответственности.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
ДОБРОДЕТЕЛИ И ПОРОКИ
Аристотель определял добродетели просто как способы поведения, которые наиболее способствуют счастью в жизни. Пороки же определялись как способы поведения, которые наименее способствуют счастью.
Он отмечал, что добродетели всегда стремятся к балансу и избегают крайностей, к которым тяготеют пороки.
Джордан Питерсон, из книги «12 правил жизни. Противоядие от хаоса»
Аристотель определял добродетели просто как способы поведения, которые наиболее способствуют счастью в жизни. Пороки же определялись как способы поведения, которые наименее способствуют счастью.
Он отмечал, что добродетели всегда стремятся к балансу и избегают крайностей, к которым тяготеют пороки.
Джордан Питерсон, из книги «12 правил жизни. Противоядие от хаоса»
КАК ПРАВИЛЬНО ЧИТАТЬ
Ведь и чтение не является самоцелью, а только средством к цели. Чтение имеет целью помочь человеку получить знания в том направлении, какое определяется его способностями и его целеустремлением. Чтение дает человеку в руки те инструменты, которые нужны ему для его профессии, независимо от того, идет ли речь о простой борьбе за существование или об удовлетворении более высокого назначения. Но, с другой стороны, чтение должно помочь человеку составить себе общее миросозерцание. Во всех случаях одинаково необходимо, чтобы содержание прочитанного не откладывалось в мозгу в порядке оглавления книги.
Задача состоит не в том, чтобы обременять свою память определенным количеством книг. Надо добиваться того, чтобы в рамках общего мировоззрения мозаика книг находила себе соответствующее место в умственном багаже человека и помогала ему укреплять и расширять свое миросозерцание. В ином случае в голове читателя получается только хаос.
Механическое чтение оказывается совершенно бесполезным, что бы ни думал об этом несчастный читатель, наглотавшийся книг. Такой читатель иногда самым серьезным образом считает себя «образованным», воображает, что он хорошо узнал жизнь, что он обогатился знаниями, а между тем на деле по мере роста такого «образования» он все больше и больше удаляется от своей цели. В конце концов, он кончит либо в санатории, либо «политиком» в парламенте.
Кто так работает над собой, тому никогда не удастся использовать свои хаотические «знания» для тех целей, которые возникают перед ним в каждый данный момент. Его умственный балласт расположен не по линии жизни, а по линии мертвых книг. И хотя жизнь много раз будет наталкивать его на то, чтобы взять из книг действительно ценное, этот несчастный читатель сумеет только сослаться на такую-то страницу прочитанного в книге, но не сумеет применить ее к жизни. В каждую критическую минуту такие мудрецы в поте лица ищут в книгах аналогий и параллелей и конечно неизбежно попадают пальцем в небо.
Тот же человек, который умеет правильно читать, сумеет любую книгу, любую газету, любую прочитанную им брошюру использовать так, чтобы взять из нее все действительно ценное, все действительно имеющее не только преходящее значение. Он сумеет расчленить и усвоить приобретенный новый материал так, что это поможет ему уточнить или пополнить то, что он уже знал раньше, получить новый материал, помогающий обосновать правильность своих взглядов.
Если перед таким человеком жизнь внезапно поставит новые вопросы, его память моментально подскажет ему из прочитанного то, что нужно именно для данной ситуации. Из того материала, который накопился в его мозгу в течение десятилетий, он сумеет быстро мобилизовать то, что нужно для уяснения поставленной новой проблемы и для правильного ответа на нее.
Только такое чтение имеет смысл и цель.
Адольф Гитлер, из книги «Моя борьба»
Ведь и чтение не является самоцелью, а только средством к цели. Чтение имеет целью помочь человеку получить знания в том направлении, какое определяется его способностями и его целеустремлением. Чтение дает человеку в руки те инструменты, которые нужны ему для его профессии, независимо от того, идет ли речь о простой борьбе за существование или об удовлетворении более высокого назначения. Но, с другой стороны, чтение должно помочь человеку составить себе общее миросозерцание. Во всех случаях одинаково необходимо, чтобы содержание прочитанного не откладывалось в мозгу в порядке оглавления книги.
Задача состоит не в том, чтобы обременять свою память определенным количеством книг. Надо добиваться того, чтобы в рамках общего мировоззрения мозаика книг находила себе соответствующее место в умственном багаже человека и помогала ему укреплять и расширять свое миросозерцание. В ином случае в голове читателя получается только хаос.
Механическое чтение оказывается совершенно бесполезным, что бы ни думал об этом несчастный читатель, наглотавшийся книг. Такой читатель иногда самым серьезным образом считает себя «образованным», воображает, что он хорошо узнал жизнь, что он обогатился знаниями, а между тем на деле по мере роста такого «образования» он все больше и больше удаляется от своей цели. В конце концов, он кончит либо в санатории, либо «политиком» в парламенте.
Кто так работает над собой, тому никогда не удастся использовать свои хаотические «знания» для тех целей, которые возникают перед ним в каждый данный момент. Его умственный балласт расположен не по линии жизни, а по линии мертвых книг. И хотя жизнь много раз будет наталкивать его на то, чтобы взять из книг действительно ценное, этот несчастный читатель сумеет только сослаться на такую-то страницу прочитанного в книге, но не сумеет применить ее к жизни. В каждую критическую минуту такие мудрецы в поте лица ищут в книгах аналогий и параллелей и конечно неизбежно попадают пальцем в небо.
Тот же человек, который умеет правильно читать, сумеет любую книгу, любую газету, любую прочитанную им брошюру использовать так, чтобы взять из нее все действительно ценное, все действительно имеющее не только преходящее значение. Он сумеет расчленить и усвоить приобретенный новый материал так, что это поможет ему уточнить или пополнить то, что он уже знал раньше, получить новый материал, помогающий обосновать правильность своих взглядов.
Если перед таким человеком жизнь внезапно поставит новые вопросы, его память моментально подскажет ему из прочитанного то, что нужно именно для данной ситуации. Из того материала, который накопился в его мозгу в течение десятилетий, он сумеет быстро мобилизовать то, что нужно для уяснения поставленной новой проблемы и для правильного ответа на нее.
Только такое чтение имеет смысл и цель.
Адольф Гитлер, из книги «Моя борьба»
ВЕРА
Верить — значит придерживаться чего-то, для чего нет никаких видимых оснований. То, во что мы верим, отличается от всего остального именно тем, что оно не имеет видимых оснований для своего о-существления и бытия, кроме самой же веры. Поэтому Декарт фактически и считает, что, в каком-то смысле, тот, кто не осмеливается сомневаться до конца, не умеет верить.
Мераб Мамардашвили, из книги «Картезианские размышления»
Верить — значит придерживаться чего-то, для чего нет никаких видимых оснований. То, во что мы верим, отличается от всего остального именно тем, что оно не имеет видимых оснований для своего о-существления и бытия, кроме самой же веры. Поэтому Декарт фактически и считает, что, в каком-то смысле, тот, кто не осмеливается сомневаться до конца, не умеет верить.
Мераб Мамардашвили, из книги «Картезианские размышления»
НАЦИЯ И НАРОД
Слово «нация» [как и слово «народ»] употребляется в различном смысле. Обычно народ и нация не различаются. Я употребляю его в следующем смысле. Нацию образует множество граждан определённой страны, узаконенных в этом качестве и признающих себя в качестве таковых. Нацию может образовать один народ или несколько. В нацию могут включаться представители других народов, не живущих в данной стране, и даже люди, у которых нет определённой принадлежности к какому-то народу.
Народ не есть явление узаконенное. Это — явление этническое. Нация включает в себя этнические явления, но она есть новое качество по отношению к ним. Нация есть явление не этническое, а социальное. Представителем нации можно стать по праву.
Представителем народа можно стать лишь в силу этнического происхождения. Немец, считающий себя русским и имеющий российский паспорт, не превращается тем самым в этнически русского. Этнически русский не перестаёт быть таковым, если он становится гражданином Германии и объявляет себя немцем. Принадлежность к нации можно выбрать и сменить. Принадлежность к народу не выбирают, её нельзя сменить.
Александр Зиновьев, из книги «Логическая социология»
Слово «нация» [как и слово «народ»] употребляется в различном смысле. Обычно народ и нация не различаются. Я употребляю его в следующем смысле. Нацию образует множество граждан определённой страны, узаконенных в этом качестве и признающих себя в качестве таковых. Нацию может образовать один народ или несколько. В нацию могут включаться представители других народов, не живущих в данной стране, и даже люди, у которых нет определённой принадлежности к какому-то народу.
Народ не есть явление узаконенное. Это — явление этническое. Нация включает в себя этнические явления, но она есть новое качество по отношению к ним. Нация есть явление не этническое, а социальное. Представителем нации можно стать по праву.
Представителем народа можно стать лишь в силу этнического происхождения. Немец, считающий себя русским и имеющий российский паспорт, не превращается тем самым в этнически русского. Этнически русский не перестаёт быть таковым, если он становится гражданином Германии и объявляет себя немцем. Принадлежность к нации можно выбрать и сменить. Принадлежность к народу не выбирают, её нельзя сменить.
Александр Зиновьев, из книги «Логическая социология»
НАСТОЯЩИЙ УНИВЕРСИТЕТ
То была лекция о Храме Разума — в отличие от его обычных тезисов, очень длинная и тщательная. Начинается она с пересказа газетной статьи о здании деревенской церкви с неоновой рекламой пива прямо над входом. Здание продали, и новые владельцы устроили в нем бар ... В статье говорилось, что люди пожаловались церковным властям. Церковь была католической, и священник, которому поручили ответить на критику, отвечал весьма раздраженно. Ему стало ясно неописуемое невежество касаемо того, что же такое церковь. Они что, считают, будто церковь — это кирпичи, доски и стекло? Или форма крыши? Здесь под видом благочестия выступает пример того самого материализма, который отвергаем церковью. Здание не есть святая земля. Его секуляризовали. Вот и все. Реклама пива висит не над церковью, а над баром, и, если не понимаешь разницы, все дело в тебе.
С Университетом такая же путаница. Настоящий Университет не материален. Не группа зданий, которые можно защищать полицией. Настоящий Университет не имеет определенного местоположения. Не владеет собственностью, не выплачивает жалований, не принимает материальных взносов. Настоящий Университет — состояние ума. Великое наследие рациональной мысли, донесенное к нам сквозь века, не существует где-то. Это состояние ума возобновляется в веках сообществом людей, которые по традиции несут профессорские звания, но даже эти звания — не Университет. Настоящий Университет — непрерывный поток самого разума, никак не меньше.
А дополняет этот «разум», некая юридическая сущность, и она, к несчастью, называется тем же словом, а на деле — нечто совершенно иное. Это некоммерческая корпорация, государственное учреждение с определенным адресом. Она владеет собственностью, способна платить жалованье, принимать деньги и отзываться на законодательное давление.
Но этот второй университет, юридическая корпорация, не может обучать, не производит нового знания и не оценивает идей. Это вовсе не настоящий Университет — лишь здание церкви, декорация, место, где создали благоприятные условия для подлинного храма.
Те, кто не способен увидеть эту разницу, пребывают в постоянном смятении. Они считают, будто контроль над церковными зданиями и есть контроль над Церковью. Преподавателей они видят наемными служащими второго университета: когда велят, те должны отречься от разума, не пререкаться и выполнять приказы, как служащие других корпораций.
Такие люди видят второй университет, но не способны увидеть первого.
Роберт Пирсиг, из книги «Дзен и искусство ухода за мотоциклом»
То была лекция о Храме Разума — в отличие от его обычных тезисов, очень длинная и тщательная. Начинается она с пересказа газетной статьи о здании деревенской церкви с неоновой рекламой пива прямо над входом. Здание продали, и новые владельцы устроили в нем бар ... В статье говорилось, что люди пожаловались церковным властям. Церковь была католической, и священник, которому поручили ответить на критику, отвечал весьма раздраженно. Ему стало ясно неописуемое невежество касаемо того, что же такое церковь. Они что, считают, будто церковь — это кирпичи, доски и стекло? Или форма крыши? Здесь под видом благочестия выступает пример того самого материализма, который отвергаем церковью. Здание не есть святая земля. Его секуляризовали. Вот и все. Реклама пива висит не над церковью, а над баром, и, если не понимаешь разницы, все дело в тебе.
С Университетом такая же путаница. Настоящий Университет не материален. Не группа зданий, которые можно защищать полицией. Настоящий Университет не имеет определенного местоположения. Не владеет собственностью, не выплачивает жалований, не принимает материальных взносов. Настоящий Университет — состояние ума. Великое наследие рациональной мысли, донесенное к нам сквозь века, не существует где-то. Это состояние ума возобновляется в веках сообществом людей, которые по традиции несут профессорские звания, но даже эти звания — не Университет. Настоящий Университет — непрерывный поток самого разума, никак не меньше.
А дополняет этот «разум», некая юридическая сущность, и она, к несчастью, называется тем же словом, а на деле — нечто совершенно иное. Это некоммерческая корпорация, государственное учреждение с определенным адресом. Она владеет собственностью, способна платить жалованье, принимать деньги и отзываться на законодательное давление.
Но этот второй университет, юридическая корпорация, не может обучать, не производит нового знания и не оценивает идей. Это вовсе не настоящий Университет — лишь здание церкви, декорация, место, где создали благоприятные условия для подлинного храма.
Те, кто не способен увидеть эту разницу, пребывают в постоянном смятении. Они считают, будто контроль над церковными зданиями и есть контроль над Церковью. Преподавателей они видят наемными служащими второго университета: когда велят, те должны отречься от разума, не пререкаться и выполнять приказы, как служащие других корпораций.
Такие люди видят второй университет, но не способны увидеть первого.
Роберт Пирсиг, из книги «Дзен и искусство ухода за мотоциклом»
СОВЕСТЬ
Совесть — это то, что приставлено к вести. Это соприсутствие вести или сообщению. А оно в тотальности своего смысла создается разом. Оно есть разум.
Повторяю, в некотором завершенном плане бытия, с которым мы связаны, можем быть, только в нашем напряженном сцеплении с воображением. Или с образами, например с образом Христа.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
Совесть — это то, что приставлено к вести. Это соприсутствие вести или сообщению. А оно в тотальности своего смысла создается разом. Оно есть разум.
Повторяю, в некотором завершенном плане бытия, с которым мы связаны, можем быть, только в нашем напряженном сцеплении с воображением. Или с образами, например с образом Христа.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
БЫТЬ ПОДОБНО ПЧЕЛАМ
Мы должны подражать пчелам: вычитанное из разных книг разделять, потому что порознь все сохраняется лучше, а потом, употребив все тщание и все способности ума, слить разные пробы и добиться единого вкуса, так что, даже если будет видно, откуда что-то взято, оно должно выглядеть иным, нежели там, откуда было взято. Ведь то же самое в нашем теле делает без нашего старанья сама природа.
Съеденная пища лишь обременяет желудок, покуда остается, какой была, и плавает в нем твердыми кусками; только изменившись, превращается она в силу и в кровь. Пусть то же самое будет и со всем, что питает наш ум: нельзя, чтобы почерпнутое оставалось нетронутым и потому чужим. Его нужно переварить, иначе это будет пища для памяти, а не для ума.
Будем верны тому, с чем согласны, усвоим его так, чтобы из многого возникло одно, как из отдельных чисел получается одно, если меньшие разрозненные количества обнимет один подсчет. То же пусть сделает и наша душа: все, что помогло ей, пусть она скроет и показывает лишь то, чего сама добилась в итоге.
Луций Сенека, из книги «Нравственные письма к Луцилию»
Мы должны подражать пчелам: вычитанное из разных книг разделять, потому что порознь все сохраняется лучше, а потом, употребив все тщание и все способности ума, слить разные пробы и добиться единого вкуса, так что, даже если будет видно, откуда что-то взято, оно должно выглядеть иным, нежели там, откуда было взято. Ведь то же самое в нашем теле делает без нашего старанья сама природа.
Съеденная пища лишь обременяет желудок, покуда остается, какой была, и плавает в нем твердыми кусками; только изменившись, превращается она в силу и в кровь. Пусть то же самое будет и со всем, что питает наш ум: нельзя, чтобы почерпнутое оставалось нетронутым и потому чужим. Его нужно переварить, иначе это будет пища для памяти, а не для ума.
Будем верны тому, с чем согласны, усвоим его так, чтобы из многого возникло одно, как из отдельных чисел получается одно, если меньшие разрозненные количества обнимет один подсчет. То же пусть сделает и наша душа: все, что помогло ей, пусть она скроет и показывает лишь то, чего сама добилась в итоге.
Луций Сенека, из книги «Нравственные письма к Луцилию»
ИНЬ И ЯН
Среда — природа, которая проводит отбор, — сама по себе меняется. Это прекрасно выражают знаменитые даосские символы инь и ян. Бытие в понимании даосов — это сама реальность, и она состоит из двух противоположных принципов, зачастую интерпретируемых как феминные и маскулинные или, проще говоря, женские и мужские. Как бы то ни было, в более точном понимании инь и ян — это хаос и порядок.
Даосский символ — это круг, состоящий из двух змей, одна из которых расположена головой к хвосту другой. На голове черной змеи, олицетворяющей хаос, — белая точка. На голове белой змеи, олицетворяющей порядок, — черная точка. Дело в том, что хаос и порядок вечно чередуются и вечно совмещаются. Нет ничего настолько определенного, что не могло бы меняться. Даже у солнца есть циклы неустойчивости. Точно так же нет ничего настолько изменчивого, что невозможно было бы закрепить. Любая революция создает новый порядок. Любая смерть одновременно является метаморфозой.
Представление о том, что природа абсолютно статична, ведет к серьезным ошибкам в ее понимании.
Джордан Питерсон, из книги «12 правил жизни. Противоядие от хаоса»
Среда — природа, которая проводит отбор, — сама по себе меняется. Это прекрасно выражают знаменитые даосские символы инь и ян. Бытие в понимании даосов — это сама реальность, и она состоит из двух противоположных принципов, зачастую интерпретируемых как феминные и маскулинные или, проще говоря, женские и мужские. Как бы то ни было, в более точном понимании инь и ян — это хаос и порядок.
Даосский символ — это круг, состоящий из двух змей, одна из которых расположена головой к хвосту другой. На голове черной змеи, олицетворяющей хаос, — белая точка. На голове белой змеи, олицетворяющей порядок, — черная точка. Дело в том, что хаос и порядок вечно чередуются и вечно совмещаются. Нет ничего настолько определенного, что не могло бы меняться. Даже у солнца есть циклы неустойчивости. Точно так же нет ничего настолько изменчивого, что невозможно было бы закрепить. Любая революция создает новый порядок. Любая смерть одновременно является метаморфозой.
Представление о том, что природа абсолютно статична, ведет к серьезным ошибкам в ее понимании.
Джордан Питерсон, из книги «12 правил жизни. Противоядие от хаоса»
Свобода воли — προαίρεσις. Точное значение этого термина в стоической философии неизвестно. В буквальном смысле это слово можно понимать или как «предвыбор» или, скорее, как «предпочтительный выбор»
Lаlande A. Vocabulaire de Philosophic
Lаlande A. Vocabulaire de Philosophic
СМЕЛОСТЬ
Молодые люди должны настойчиво трудится и воспитывать в себе смелость. Этого можно достичь, если стремится к смелости всей душой. Когда твой меч сломан, ты одолеешь противника голыми руками. Если твои руки будут отрублены, ты прижмешь его к земле плечами. Если твои плечи тоже отрублены, ты зубами прогрызешь шею десяти или пятнадцати врагам. Вот что такое смелость
Ямамото Цунэтомо из книги «Хагакурэ. Кодекс чести самурая»
Молодые люди должны настойчиво трудится и воспитывать в себе смелость. Этого можно достичь, если стремится к смелости всей душой. Когда твой меч сломан, ты одолеешь противника голыми руками. Если твои руки будут отрублены, ты прижмешь его к земле плечами. Если твои плечи тоже отрублены, ты зубами прогрызешь шею десяти или пятнадцати врагам. Вот что такое смелость
Ямамото Цунэтомо из книги «Хагакурэ. Кодекс чести самурая»
БЕСКОНЕЧНОСТЬ В ФИЛОСОФИИ
Символ бесконечности ∞ впервые появился в опубликованном в 1655 году трактате английского математика Джона Валлиса «О конических сечениях». Предполагается, что символ имеет более древнее происхождение, и связан с уроборосом — змеей, кусающей свой хвост; подобные символы были найдены среди тибетских наскальных гравюр.
Бесконечность — категория человеческого мышления, используемая для характеристики безграничных, беспредельных, неисчерпаемых предметов и явлений, для которых невозможно указание границ или количественной меры. Используется в противоположность конечному, исчисляемому, имеющему предел. Систематически исследуется в математике, логике и философии, также изучаются вопросы о восприятии, статусе и природе бесконечности в психологии, теологии, физике соответственно
Символ бесконечности ∞ впервые появился в опубликованном в 1655 году трактате английского математика Джона Валлиса «О конических сечениях». Предполагается, что символ имеет более древнее происхождение, и связан с уроборосом — змеей, кусающей свой хвост; подобные символы были найдены среди тибетских наскальных гравюр.
Бесконечность — категория человеческого мышления, используемая для характеристики безграничных, беспредельных, неисчерпаемых предметов и явлений, для которых невозможно указание границ или количественной меры. Используется в противоположность конечному, исчисляемому, имеющему предел. Систематически исследуется в математике, логике и философии, также изучаются вопросы о восприятии, статусе и природе бесконечности в психологии, теологии, физике соответственно
АД: ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ СЛЕПОТА
Онтологическая ситуация человека есть ситуация упрямой слепоты. Когда с нами что-то происходит, а опыта мы не извлекаем, и это бесконечно повторяется. А мы употребляем слово «ад» как обыденное или из религии заимствованное слово, но забываем его первоначальный символизм.
Ад — это слово, которое символизирует нечто, что мы в жизни знаем и что является самым страшным, – вечную смерть. Смерть, которая все время происходит. Мы ни как не можем умереть. Представьте себе, что мы бесконечно прожевываем кусок и прожевывание его не кончается. А это — не имеющая конца смерть. Это дурно повторяется.
Все заново и заново в нашей жизни или в истории делается одна и та же ошибка, мы совершаем что-то, из-за чего раскаиваемся, но это раскаяние не мешает нам снова совершать то, из-за чего мы раскаиваемся. Почему? Потому что не существует, очевидно, структуры, в которой мы раз и навсегда извлекли бы опыт из того, из-за чего нам пришлось раскаиваться. А если этого не сделали, то есть не поняли, если мы не извлекли опыта, то это будет повторяться.
Мераб Мамардашвили, из книги «Психологическая топология пути»
Онтологическая ситуация человека есть ситуация упрямой слепоты. Когда с нами что-то происходит, а опыта мы не извлекаем, и это бесконечно повторяется. А мы употребляем слово «ад» как обыденное или из религии заимствованное слово, но забываем его первоначальный символизм.
Ад — это слово, которое символизирует нечто, что мы в жизни знаем и что является самым страшным, – вечную смерть. Смерть, которая все время происходит. Мы ни как не можем умереть. Представьте себе, что мы бесконечно прожевываем кусок и прожевывание его не кончается. А это — не имеющая конца смерть. Это дурно повторяется.
Все заново и заново в нашей жизни или в истории делается одна и та же ошибка, мы совершаем что-то, из-за чего раскаиваемся, но это раскаяние не мешает нам снова совершать то, из-за чего мы раскаиваемся. Почему? Потому что не существует, очевидно, структуры, в которой мы раз и навсегда извлекли бы опыт из того, из-за чего нам пришлось раскаиваться. А если этого не сделали, то есть не поняли, если мы не извлекли опыта, то это будет повторяться.
Мераб Мамардашвили, из книги «Психологическая топология пути»
СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ВРЕМЕНА
или почему невозможно вернуть прошлое
Герой — это человек, самостоятельно пришедший к смирению. Но смирению с чем? Именно это и является той загадкой, что мы должны разрешить сегодня, и основной миссией, историческим подвигом героя.
В исследовании законов подъема и гибели цивилизаций, раскол души, раскол общества не может быть разрешен никакой схемой возврата к добрым старым временам [архаизм] или программами, обещающими построение идеального предполагаемого будущего [футуризм], ни даже самой реалистичной, практической работой, направленной на то, чтобы снова сплотить воедино распадающиеся элементы.
Только рождение может победить смерть — рождение, но не возрождение старого, а именно рождение нового. В самой душе, в самом обществе — чтобы продлить наше существование — должно длиться «постоянное рождение» [палингенез], сводящее к нулю непрерывное повторение смерти. Ибо если мы не возрождаемся, то именно наши победы вершат работу Немезиды: роковой исход вырывается из — под личины нашей собственной добродетели.
Значит мир — это западня; война — западня; перемены — западня; постоянство — западня. Когда приходит день победы нашей смерти, она настигает нас; и мы ничего не можем сделать, кроме как принять распятие — и воскреснуть; быть расчлененными, а затем возродиться.
Джозеф Кэмпбелл, из книги «Тысячеликий герой»
или почему невозможно вернуть прошлое
Герой — это человек, самостоятельно пришедший к смирению. Но смирению с чем? Именно это и является той загадкой, что мы должны разрешить сегодня, и основной миссией, историческим подвигом героя.
В исследовании законов подъема и гибели цивилизаций, раскол души, раскол общества не может быть разрешен никакой схемой возврата к добрым старым временам [архаизм] или программами, обещающими построение идеального предполагаемого будущего [футуризм], ни даже самой реалистичной, практической работой, направленной на то, чтобы снова сплотить воедино распадающиеся элементы.
Только рождение может победить смерть — рождение, но не возрождение старого, а именно рождение нового. В самой душе, в самом обществе — чтобы продлить наше существование — должно длиться «постоянное рождение» [палингенез], сводящее к нулю непрерывное повторение смерти. Ибо если мы не возрождаемся, то именно наши победы вершат работу Немезиды: роковой исход вырывается из — под личины нашей собственной добродетели.
Значит мир — это западня; война — западня; перемены — западня; постоянство — западня. Когда приходит день победы нашей смерти, она настигает нас; и мы ничего не можем сделать, кроме как принять распятие — и воскреснуть; быть расчлененными, а затем возродиться.
Джозеф Кэмпбелл, из книги «Тысячеликий герой»
Многие люди полагают, что их действия касаются лишь их самих, а когда им говоришь: а что, если бы все так поступали? — они пожимают плечами и отвечают: но ведь все так не поступают. Однако на самом деле всегда следует спрашивать, а что бы произошло, если бы все так поступали?
Жан-Поль Сартр, из книги «Экзистенциализм — это гуманизм»
Жан-Поль Сартр, из книги «Экзистенциализм — это гуманизм»
ПРИРОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ЗЛА
Тот, кто не выносит в себе человека, потом не выносит и человечества. Он не способен ни сострадать, ни сообщаться с ним.
Голос изначального человеческого зла, грубо говоря, состоит в том, что человек способен сам себя уничтожить. Томимый «духовной жаждой». Невмоготу человеку сам человек. Прежде всего это рождается в тебе самом, ты сам себе невмоготу, будучи не способен подчиниться форме. Ты становишься невыносим сначала самому себе, а потом, в силу нашей способности к сублимациям, рационализациям и проекциям, ты ненавидишь весь род человеческий и готов исправлять и уничтожать его, поскольку он не достоин этого высокого. Он есть мерзость, которая должна быть истреблена.
Поэтому действительно тонкие и наблюдательные мыслители не приписывали зло чувственной природе человека, которая слишком часто в виде системы удовольствий, желаний, наслаждений, чувственных реакций понимается как некая бездна, таящая в себе зло. Нет, не чувственная природа является источником зла, а то превращённое отношение человека к самому себе, когда человек становится саморазрушителен, потому что именно человечность ему невмоготу.
Мераб Мамардашвили, из книги «Эстетика мышления»
Тот, кто не выносит в себе человека, потом не выносит и человечества. Он не способен ни сострадать, ни сообщаться с ним.
Голос изначального человеческого зла, грубо говоря, состоит в том, что человек способен сам себя уничтожить. Томимый «духовной жаждой». Невмоготу человеку сам человек. Прежде всего это рождается в тебе самом, ты сам себе невмоготу, будучи не способен подчиниться форме. Ты становишься невыносим сначала самому себе, а потом, в силу нашей способности к сублимациям, рационализациям и проекциям, ты ненавидишь весь род человеческий и готов исправлять и уничтожать его, поскольку он не достоин этого высокого. Он есть мерзость, которая должна быть истреблена.
Поэтому действительно тонкие и наблюдательные мыслители не приписывали зло чувственной природе человека, которая слишком часто в виде системы удовольствий, желаний, наслаждений, чувственных реакций понимается как некая бездна, таящая в себе зло. Нет, не чувственная природа является источником зла, а то превращённое отношение человека к самому себе, когда человек становится саморазрушителен, потому что именно человечность ему невмоготу.
Мераб Мамардашвили, из книги «Эстетика мышления»
ЧТО ПОЧИТАТЬ ВО ВРЕМЯ КАРАНТИНА
Кто хочет сильнее окунуться в атмосферу карантина и изоляции однозначно рекомендую супер атмосферный роман «Чума» Альбера Камю.
Сюжет романа основывается на событиях чумного года в Оране (Алжир), ужасной эпидемии, которая толкнула горожан в пучину страданий и смерти.
Как отметил Альбер Камю, он распространил значение этого образа (чумы) на бытие в целом. Это не только чума, а зло вообще, неотделимое от бытия, свойственное ему всегда.
Книгу легко найти в открытом доступе. Кому искать лень, сообщением ниже отправлю книгу в форматах fb2, epub.
Кто хочет сильнее окунуться в атмосферу карантина и изоляции однозначно рекомендую супер атмосферный роман «Чума» Альбера Камю.
Сюжет романа основывается на событиях чумного года в Оране (Алжир), ужасной эпидемии, которая толкнула горожан в пучину страданий и смерти.
Как отметил Альбер Камю, он распространил значение этого образа (чумы) на бытие в целом. Это не только чума, а зло вообще, неотделимое от бытия, свойственное ему всегда.
Книгу легко найти в открытом доступе. Кому искать лень, сообщением ниже отправлю книгу в форматах fb2, epub.