Расстанемся без смеха,
Расстанемся без слез;
Нам годы не помеха,
Когда их вихрь унес.
Разбиты сердца звенья,
Нам не сковать куски
И дрожжи наслажденья
Не жать из лоз тоски.
Какие будут вести,
Что даст судьба нам вновь?
И мне не даст ли мести,
Не даст ли Вам любовь?
Печаль всегда бездомна,
У радости нет крыл.
Забудьте, что я помню,
И грезьте: он забыл.
Любовь от грез устала,
От ласки умерла;
И плакали мы мало,
Когда она ушла.
От моря упоенья
Остались лишь пески,
Ни капли наслажденья
И ни волны тоски.
Поверь и смерти горя,
И доброте богов,
И верности во взоре,
И тихой ласке снов.
Поверь, что страсть огромна
И есть без дыма пыл,
Но помни, что я помню.
Забудь, что я забыл.
И мы узнали змея,
Как жалит лаской он,
В восторге холодея,
От нег рождали стон.
Дрожа в одном биеньи,
Как дрожь одной реки,
Из сердца наслажденья
Струится кровь тоски.
Расстанемся без слез;
Нам годы не помеха,
Когда их вихрь унес.
Разбиты сердца звенья,
Нам не сковать куски
И дрожжи наслажденья
Не жать из лоз тоски.
Какие будут вести,
Что даст судьба нам вновь?
И мне не даст ли мести,
Не даст ли Вам любовь?
Печаль всегда бездомна,
У радости нет крыл.
Забудьте, что я помню,
И грезьте: он забыл.
Любовь от грез устала,
От ласки умерла;
И плакали мы мало,
Когда она ушла.
От моря упоенья
Остались лишь пески,
Ни капли наслажденья
И ни волны тоски.
Поверь и смерти горя,
И доброте богов,
И верности во взоре,
И тихой ласке снов.
Поверь, что страсть огромна
И есть без дыма пыл,
Но помни, что я помню.
Забудь, что я забыл.
И мы узнали змея,
Как жалит лаской он,
В восторге холодея,
От нег рождали стон.
Дрожа в одном биеньи,
Как дрожь одной реки,
Из сердца наслажденья
Струится кровь тоски.
Любовь есть цепь измены,
Любовь есть ряд измен,
Бессменность перемены
И наш свободный плен.
Разоблачим нескромно
Сон дорогих могил -
И то, что я не помню,
И то, что я забыл.
Жизнь топчет наши страсти,
А время сушит их:
В его найдете пасти
Курган сердец сухих.
Всего три дня биенья,
И смолкли родники...
Из почки наслажденья
Растет бутон тоски.
Не пролетит над нами
Сверкание зарниц,
Не брызнет страсти пламя
Из-под густых ресниц.
Ты плачешь, плачешь томно,
Я слезы осушил,
Одну из них запомню,
А десять позабыл.
"Рококо" Алджернона Суинберна (в перевод Николая Васильева) было проиллюстрировано картиной "Пляска Смерти", которую написал Артур Кэмпф.
Любовь есть ряд измен,
Бессменность перемены
И наш свободный плен.
Разоблачим нескромно
Сон дорогих могил -
И то, что я не помню,
И то, что я забыл.
Жизнь топчет наши страсти,
А время сушит их:
В его найдете пасти
Курган сердец сухих.
Всего три дня биенья,
И смолкли родники...
Из почки наслажденья
Растет бутон тоски.
Не пролетит над нами
Сверкание зарниц,
Не брызнет страсти пламя
Из-под густых ресниц.
Ты плачешь, плачешь томно,
Я слезы осушил,
Одну из них запомню,
А десять позабыл.
"Рококо" Алджернона Суинберна (в перевод Николая Васильева) было проиллюстрировано картиной "Пляска Смерти", которую написал Артур Кэмпф.
Об Алджерноне Суинберне у нас есть отдельная статья https://dzen.ru/a/Xhdw2hGNfwCt_CfH
Дзен | Статьи
... а в спальнях лежат наши жены - надгробия нашей любви
Статья автора «Братство последних романтиков» в Дзене ✍: Автор написавший эти строки - lʼenfant terrible викторианской поэзии, лучший друг Данте Габриэля Россетти и незаслуженно позабытый сегодня
Ты и скрипку с собой принесла,
И заставила петь на свирели,
И, схватив за плечо, повела
Сквозь поля, голубые в апреле.
Пессимисту дала ты шлепка,
Настежь окна в домах растворила,
Подхватила в сенях старика
И плясать по дороге пустила.
Ошалев от твоей красоты,
Скряга вытащил пук ассигнаций,
И они превратились в листы
Засиявших на солнце акаций.
Бюрократы, чинуши, попы,
Столяры, маляры, стеклодувы,
Как птенцы из своей скорлупы,
Отворили на радостях клювы.
Даже те, кто по креслам сидят,
Погрузившись в чины и медали,
Улыбнулись и, как говорят,
На мгновенье счастливыми стали.
Это ты, сумасбродка весна!
Узнаю твои козни, плутовка!
Уж давно мне из окон видна
И улыбка твоя, и сноровка.
Скачет по полю жук-менестрель,
Реет бабочка, став на пуанты.
Развалившись по книгам, апрель
Нацепил васильков аксельбанты.
Он-то знает, что поле да лес —
Для меня ежедневная тема,
А весна, сумасбродка небес,-
И подружка моя, и поэма.
И заставила петь на свирели,
И, схватив за плечо, повела
Сквозь поля, голубые в апреле.
Пессимисту дала ты шлепка,
Настежь окна в домах растворила,
Подхватила в сенях старика
И плясать по дороге пустила.
Ошалев от твоей красоты,
Скряга вытащил пук ассигнаций,
И они превратились в листы
Засиявших на солнце акаций.
Бюрократы, чинуши, попы,
Столяры, маляры, стеклодувы,
Как птенцы из своей скорлупы,
Отворили на радостях клювы.
Даже те, кто по креслам сидят,
Погрузившись в чины и медали,
Улыбнулись и, как говорят,
На мгновенье счастливыми стали.
Это ты, сумасбродка весна!
Узнаю твои козни, плутовка!
Уж давно мне из окон видна
И улыбка твоя, и сноровка.
Скачет по полю жук-менестрель,
Реет бабочка, став на пуанты.
Развалившись по книгам, апрель
Нацепил васильков аксельбанты.
Он-то знает, что поле да лес —
Для меня ежедневная тема,
А весна, сумасбродка небес,-
И подружка моя, и поэма.
"Поэма весны" Николая Заболоцкого была проиллюстрирована картиной "Весна", которую написал Йохан Август Мальстрем.
Рано утром под окном,
Подпершися локотком,
Дочка царская сидела,
Вдаль задумчиво глядела;
И порою, как алмаз,
Слезка капала из глаз.
А пред ней ширинкой чудной
Луг пестрелся изумрудный,
А по лугу ручеек
Серебристой лентой тек.
Воздух легкий так отрадно
Навевал струей прохладной!
Солнце утра так светло
В путь далекий свой пошло!
Все юнело, все играло,
Лишь царевна тосковала
Под косящатым окном,
Подпершися локотком.
Наконец она вздохнула,
Тихо ручками всплеснула,
И, тоски своей полна,
Так промолвила она:
«Всех пространней царство наше,
Всех девиц я в свете краше
Бела личика красой,
Темно-русою косой,
Нежной шеей лебединой,
Речью звонкой соловьиной;
Дочь единая отца,
Я краса его дворца…»
Подпершися локотком,
Дочка царская сидела,
Вдаль задумчиво глядела;
И порою, как алмаз,
Слезка капала из глаз.
А пред ней ширинкой чудной
Луг пестрелся изумрудный,
А по лугу ручеек
Серебристой лентой тек.
Воздух легкий так отрадно
Навевал струей прохладной!
Солнце утра так светло
В путь далекий свой пошло!
Все юнело, все играло,
Лишь царевна тосковала
Под косящатым окном,
Подпершися локотком.
Наконец она вздохнула,
Тихо ручками всплеснула,
И, тоски своей полна,
Так промолвила она:
«Всех пространней царство наше,
Всех девиц я в свете краше
Бела личика красой,
Темно-русою косой,
Нежной шеей лебединой,
Речью звонкой соловьиной;
Дочь единая отца,
Я краса его дворца…»
Стихотворение Петра Павловича Ершова было проиллюстрировано картиной "Из окна" Марии Зельдис.
Мы знаем Петра Ершова в основном как создателя сказки о Коньке-Горбунке, но это стихотворение является фрагментом другого незаконченного произведения автора - сказки "Ивана-царевич". К сожалению произведение не понравилась автору и было им уничтожено. Сохранилось лишь несколько фрагментов.
Мы знаем Петра Ершова в основном как создателя сказки о Коньке-Горбунке, но это стихотворение является фрагментом другого незаконченного произведения автора - сказки "Ивана-царевич". К сожалению произведение не понравилась автору и было им уничтожено. Сохранилось лишь несколько фрагментов.
Для неведомых наречий
Встрепенулся и затих
С небесами жаждет встречи
Зарождающийся стих
Блеском крыльев голубиных
Белый веер засверкал
Это он мелькнул в глубинах
Золотых твоих зеркал
(Где незримо оседая
Предвещая столько зла
Обо мне грустит седая
Несметенная зола)
Над рукою истомленной
Вьется веер окрыленный
"Веер" Стефана Малларме (в переводе Романа Дубровкина) был проиллюстрирован одноименной картиной современного итальянского художника Джанни Стрино.
Встрепенулся и затих
С небесами жаждет встречи
Зарождающийся стих
Блеском крыльев голубиных
Белый веер засверкал
Это он мелькнул в глубинах
Золотых твоих зеркал
(Где незримо оседая
Предвещая столько зла
Обо мне грустит седая
Несметенная зола)
Над рукою истомленной
Вьется веер окрыленный
"Веер" Стефана Малларме (в переводе Романа Дубровкина) был проиллюстрирован одноименной картиной современного итальянского художника Джанни Стрино.
Увы, того, кто море любит,
Оно же, зыбкое, и губит,
А я на твёрдом берегу
Себя люблю и берегу.
Стихотворение Роберта Геррика "На море и на суше" (в переводе Евгения Фельдмана) было проиллюстрировано картиной "Русалка и зачарованный моряк", которую написал австрийский художник Густав Вертхаймер.
Оно же, зыбкое, и губит,
А я на твёрдом берегу
Себя люблю и берегу.
Стихотворение Роберта Геррика "На море и на суше" (в переводе Евгения Фельдмана) было проиллюстрировано картиной "Русалка и зачарованный моряк", которую написал австрийский художник Густав Вертхаймер.
О морских девах в искусстве прерафаэлитов у нас есть отдельная статья https://dzen.ru/a/XW1-vkc1pgCtvdrj
Дзен | Блогерская платформа
Зов моря
Морские девы - существа с телом прекрасных девушек и рыбьим хвостом вместо ног наполняли западноевропейский эпос с той поры, как первая лодка была спущена на воду. Не стоит путать их с русалками - мелкокалиберными и вполне себе двуногими духами малых озер…
Ангелы проживают
В своих облаках роскошных.
Дотуда не докричаться.
Оттуда не дозвониться.
А радость они посылают
Людям в собаках и кошках.
В собаках быстрей доходит.
В кошках дольше хранится.
Стихотворение Сергея Плотова было проиллюстрировано картиной Катрин Вельц-Штайн "Луна и кот"
В своих облаках роскошных.
Дотуда не докричаться.
Оттуда не дозвониться.
А радость они посылают
Людям в собаках и кошках.
В собаках быстрей доходит.
В кошках дольше хранится.
Стихотворение Сергея Плотова было проиллюстрировано картиной Катрин Вельц-Штайн "Луна и кот"
Есть минуты, когда не тревожит
Роковая нас жизни гроза.
Кто-то на? плечи руки положит,
Кто-то ясно заглянет в глаза…
И мгновенно житейское канет,
Словно в темную пропасть без дна…
И над пропастью медленно встанет
Семицветной дугой тишина…
И напев заглушенный и юный
В затаенной затронет тиши
Усыпленные жизнию струны
Напряженной, как арфа, души.
Стихотворение Александра Блока было проиллюстрировано картиной "Античный вечер", которую написал Альфонс Осбер.
Роковая нас жизни гроза.
Кто-то на? плечи руки положит,
Кто-то ясно заглянет в глаза…
И мгновенно житейское канет,
Словно в темную пропасть без дна…
И над пропастью медленно встанет
Семицветной дугой тишина…
И напев заглушенный и юный
В затаенной затронет тиши
Усыпленные жизнию струны
Напряженной, как арфа, души.
Стихотворение Александра Блока было проиллюстрировано картиной "Античный вечер", которую написал Альфонс Осбер.
Я в детстве дружил с великаном.
Нам весело было одним.
Он брёл по лесам и полянам.
Я мчался вприпрыжку за ним.
А был он заправским мужчиной
С сознанием собственных сил,
И ножик вертел перочинный,
И длинные брюки носил.
Ходили мы вместе всё лето.
Никто меня тронуть не смел.
А я великану за это
Все песни отцовские спел.
О мой благородный и гордый
Заступник, гигант и герой!
В то время ты кончил четвёртый,
А я перешёл во второй.
Сравняются ростом ребята
И станут дружить наравне.
Я вырос. Я кончил девятый,
Когда ты погиб на войне.
Стихотворение "Великан" Валентина Берестова было проиллюстрировано картиной "Старший брат", которую написал Эдмон-Адольф Рюдо.
Нам весело было одним.
Он брёл по лесам и полянам.
Я мчался вприпрыжку за ним.
А был он заправским мужчиной
С сознанием собственных сил,
И ножик вертел перочинный,
И длинные брюки носил.
Ходили мы вместе всё лето.
Никто меня тронуть не смел.
А я великану за это
Все песни отцовские спел.
О мой благородный и гордый
Заступник, гигант и герой!
В то время ты кончил четвёртый,
А я перешёл во второй.
Сравняются ростом ребята
И станут дружить наравне.
Я вырос. Я кончил девятый,
Когда ты погиб на войне.
Стихотворение "Великан" Валентина Берестова было проиллюстрировано картиной "Старший брат", которую написал Эдмон-Адольф Рюдо.