Старинный замок. Хрупкие пилястры.
В тиши грустят сиреневые астры.
Лишь мотылёк тревожит спящих пчёл
Болезненным метаньем,
И шепчет увяданье,
Что слишком поздно я пришёл.
А на балконе, в шёлковых одеждах,
Тоскует о несбывшихся надеждах
Княгиня, гордо глядя в сонный дол, –
Печаль ей сердце гложет:
Она простить не может,
Что слишком поздно я пришёл.
Стихотворение "Слишком поздно", которое написал Герман Гессе (а перевел Олег Комков), было проиллюстрировано картиной "Марианна" Джона Эверетта Милле.
В тиши грустят сиреневые астры.
Лишь мотылёк тревожит спящих пчёл
Болезненным метаньем,
И шепчет увяданье,
Что слишком поздно я пришёл.
А на балконе, в шёлковых одеждах,
Тоскует о несбывшихся надеждах
Княгиня, гордо глядя в сонный дол, –
Печаль ей сердце гложет:
Она простить не может,
Что слишком поздно я пришёл.
Стихотворение "Слишком поздно", которое написал Герман Гессе (а перевел Олег Комков), было проиллюстрировано картиной "Марианна" Джона Эверетта Милле.
О картине "Марианна" Джона Эверетта Милле у нас есть отдельная статья. https://dzen.ru/a/Yk8i4Yil9A1FEalp
Дзен | Статьи
Чего вы не видите на картине "Мариана" Джона Эверетта Милле.
Статья автора «Братство последних романтиков» в Дзене ✍: Иногда малозаметные детали преображают хорошо знакомый сюжет, заставляя взглянуть на него глубже или совсем иначе.
С приближением весны
Нам уж больше не страшны
Эти зимние печали.
Пусть февральские снега
Сыплют гуще, чем вначале:
Эта поздняя пурга -
Хоть вдвойне она сердита -
Все равно насквозь прошита,
Словно створки жалюзи,
Солнцем, что уже вблизи.
Фрагмент стихотворения Томаса Гарди "До и после лета" (в переводе Марка Фрейдкина) был проиллюстрирован картиной "Девушка в сиреневом платье с букетом цветов", которую написал Эжен де Блаас.
Нам уж больше не страшны
Эти зимние печали.
Пусть февральские снега
Сыплют гуще, чем вначале:
Эта поздняя пурга -
Хоть вдвойне она сердита -
Все равно насквозь прошита,
Словно створки жалюзи,
Солнцем, что уже вблизи.
Фрагмент стихотворения Томаса Гарди "До и после лета" (в переводе Марка Фрейдкина) был проиллюстрирован картиной "Девушка в сиреневом платье с букетом цветов", которую написал Эжен де Блаас.
Когда вода Всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась Любовь —
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было — сорок сороков...
И чудаки — ещё такие есть —
Вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказанья, —
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же — неровного — дыханья.
Только чувству, словно кораблю,
Долго оставаться на плаву,
Прежде чем узнать, что «я люблю», —
То же, что дышу, или живу!
И вдоволь будет странствий и скитаний:
Страна Любви — великая страна!
И с рыцарей своих — для испытаний —
Всё строже станет спрашивать она:
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна...
Но вспять безумцев не поворотить —
Они уже согласны заплатить:
Любой ценой — и жизнью бы рискнули, —
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули...
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась Любовь —
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было — сорок сороков...
И чудаки — ещё такие есть —
Вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказанья, —
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же — неровного — дыханья.
Только чувству, словно кораблю,
Долго оставаться на плаву,
Прежде чем узнать, что «я люблю», —
То же, что дышу, или живу!
И вдоволь будет странствий и скитаний:
Страна Любви — великая страна!
И с рыцарей своих — для испытаний —
Всё строже станет спрашивать она:
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна...
Но вспять безумцев не поворотить —
Они уже согласны заплатить:
Любой ценой — и жизнью бы рискнули, —
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули...
Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мёртвых воскрешал,
Потому что, если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал!
Но многих захлебнувшихся любовью
Не докричишься — сколько ни зови, —
Им счёт ведут молва и пустословье,
Но этот счёт замешан на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибших от невиданной любви...
Их голосам всегда сливаться в такт,
И душам их дано бродить в цветах,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться — со вздохом на устах —
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрёстках мирозданья.
Я поля влюблённым постелю —
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит — я люблю!
Я люблю, и значит — я живу!
"Баллада о Любви" Владимира Высоцкого была проиллюстрирована картиной "Защита Гвенивер" Эммы Флоренс Харрисон.
С ног сбивал, из мёртвых воскрешал,
Потому что, если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал!
Но многих захлебнувшихся любовью
Не докричишься — сколько ни зови, —
Им счёт ведут молва и пустословье,
Но этот счёт замешан на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибших от невиданной любви...
Их голосам всегда сливаться в такт,
И душам их дано бродить в цветах,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться — со вздохом на устах —
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрёстках мирозданья.
Я поля влюблённым постелю —
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит — я люблю!
Я люблю, и значит — я живу!
"Баллада о Любви" Владимира Высоцкого была проиллюстрирована картиной "Защита Гвенивер" Эммы Флоренс Харрисон.
О работах художницы у нас есть отдельная статья https://dzen.ru/a/XV7gkexXWwCtbcOo
Дзен | Блогерская платформа
Симбиоз Прерафаэлизма и Арт-нуво
Если Прерафаэлизм - это романтизм и визуальная эстетика, то едва ли вы найдете более бдительного последователя этих принципов, чем Эмма Флоренс Харрисон. Она родилась, жила и творила в ту пору, когда женское творчество только - только перешагнуло порог домашнего…
Томленье крыльев, буйный зов природы,
я ощутил впервые в небе Рима...
О гул ветров, что голосом свободы
в священный путь влечёт необоримо!
Взыграло сердце, позабыв невзгоды,
когда сквозь вихри, мчавшиеся мимо,
мой крик взлетел под облачные своды:
«В Элладу, друг! Пусть радость будет зрима!
Туда, где в золотом сияньи нимба
стихией правит властный Дух Олимпа,
в алмазный полдень, полный вечных сил;
стрелой пронзая даль, мгновенным эхом,
туда, где грудь звенела первым смехом!»
Но ветер-жнец слова мои скосил...
Стихотворение "Полет", которое написал Ангелос Сикелианос (а перевел Олег Камков), было проиллюстрировано картиной "Плач по Икару" Герберта Джеймса Дрейпера. Вообще-то поэт посвятил это стихотворение своему первому полету над Римом, совершенному в 1910 году, но нам показалось, что есть в этих строчках что-то, что роднит поэта с дерзким и свободолюбивым Икаром.
я ощутил впервые в небе Рима...
О гул ветров, что голосом свободы
в священный путь влечёт необоримо!
Взыграло сердце, позабыв невзгоды,
когда сквозь вихри, мчавшиеся мимо,
мой крик взлетел под облачные своды:
«В Элладу, друг! Пусть радость будет зрима!
Туда, где в золотом сияньи нимба
стихией правит властный Дух Олимпа,
в алмазный полдень, полный вечных сил;
стрелой пронзая даль, мгновенным эхом,
туда, где грудь звенела первым смехом!»
Но ветер-жнец слова мои скосил...
Стихотворение "Полет", которое написал Ангелос Сикелианос (а перевел Олег Камков), было проиллюстрировано картиной "Плач по Икару" Герберта Джеймса Дрейпера. Вообще-то поэт посвятил это стихотворение своему первому полету над Римом, совершенному в 1910 году, но нам показалось, что есть в этих строчках что-то, что роднит поэта с дерзким и свободолюбивым Икаром.
Себя я знаю: кровь моя
Не океан,
А только слабая струя,
Чей цвет багрян;
Но есть во мне потоки вод,
Что страшных сил полны,
Кипучих недр круговорот,
Слепая мощь волны.
Доколе безмятежна гладь
Во мгле морской,
Ничто не станет колебать
Ночной покой,
Лишь ты, о ветер, возмутишь
Бестрепетный простор;
Но даже благостная тишь
Творит в крови раздор.
Пусть плачут, Боже, облака,
Паря вокруг,
И рвётся в сердце свысока
Трезвящий дух;
Дай буре в грешной глубине
Свой грозный гнев излить,
Водой и ветром душу мне
Омыть и окрылить.
"Буря" Генри Воэна (в переводе Олега Комкова) была проиллюстрирована картиной "Дитя и Морское чудовище", которую написал Гектор Каффиери. Мнимая безмятежность этой картины прекрасно гармонирует с непостоянным характером морской стихии, которая всегда готова разразится бурей.
Не океан,
А только слабая струя,
Чей цвет багрян;
Но есть во мне потоки вод,
Что страшных сил полны,
Кипучих недр круговорот,
Слепая мощь волны.
Доколе безмятежна гладь
Во мгле морской,
Ничто не станет колебать
Ночной покой,
Лишь ты, о ветер, возмутишь
Бестрепетный простор;
Но даже благостная тишь
Творит в крови раздор.
Пусть плачут, Боже, облака,
Паря вокруг,
И рвётся в сердце свысока
Трезвящий дух;
Дай буре в грешной глубине
Свой грозный гнев излить,
Водой и ветром душу мне
Омыть и окрылить.
"Буря" Генри Воэна (в переводе Олега Комкова) была проиллюстрирована картиной "Дитя и Морское чудовище", которую написал Гектор Каффиери. Мнимая безмятежность этой картины прекрасно гармонирует с непостоянным характером морской стихии, которая всегда готова разразится бурей.