Я съел
в холодильнике
все твои
сливы
а ты
берегла их
наверно
на завтрак
прости
они были
так дивно
прохладны
"Записка"Уильяма Карлоса Уильямса (в переводе Григория Кружкова) была проиллюстрирована картиной "Королева, едящая хлеб", которую написал Валентин Кэмерон Принсеп.
Пусть на картине Принсепа и нет слив, но, в паре со стихотворением, она прекрасно иллюстрирует то, что от внезапных "налетов на холодильник" не застрахованы ни простые смертные, ни сильные мира сего.
в холодильнике
все твои
сливы
а ты
берегла их
наверно
на завтрак
прости
они были
так дивно
прохладны
"Записка"Уильяма Карлоса Уильямса (в переводе Григория Кружкова) была проиллюстрирована картиной "Королева, едящая хлеб", которую написал Валентин Кэмерон Принсеп.
Пусть на картине Принсепа и нет слив, но, в паре со стихотворением, она прекрасно иллюстрирует то, что от внезапных "налетов на холодильник" не застрахованы ни простые смертные, ни сильные мира сего.
Любовь порой игрушкой притворится…
но если ту игрушку расколоть,
она становится огромной птицей –
и разорвет когтями вашу плоть!
Так пусть живет в обличии игривом –
глазастой куклой, змейкой по губам…
Чуть поглупев, вы будете счастливым,
а ум… зачем он в жизни нужен вам?
Стихотворение Романа Солнцева было проиллюстрировано картиной Нормана Роквелла "Первое свидание - позднее возвращение".
но если ту игрушку расколоть,
она становится огромной птицей –
и разорвет когтями вашу плоть!
Так пусть живет в обличии игривом –
глазастой куклой, змейкой по губам…
Чуть поглупев, вы будете счастливым,
а ум… зачем он в жизни нужен вам?
Стихотворение Романа Солнцева было проиллюстрировано картиной Нормана Роквелла "Первое свидание - позднее возвращение".
Я счастья жду, но нет его и нет,
и в том не я, а счастье виновато,
которое, чтоб скрыться без возврата,
мелькнет тигрицей и простынет след.
Увы, скорее снег изменит цвет,
моря иссохнут и страной заката
верховья станут Тигра и Евфрата,
что близнецами родились на свет,
чем кончатся навек мои терзанья,
и за долготерпение в награду
пусть не сейчас, когда-нибудь потом
познаю счастья высшую усладу,
отравленную вкусом ожиданья.
Ну что ж, скажу спасибо и на том.
LVII сонет Франческо Петрарки (в переводе Евгения Солоновича) был проиллюстрирован картиной "Синяя птица готовится улететь", которую написал Фредерик Кейли Робинсон.
и в том не я, а счастье виновато,
которое, чтоб скрыться без возврата,
мелькнет тигрицей и простынет след.
Увы, скорее снег изменит цвет,
моря иссохнут и страной заката
верховья станут Тигра и Евфрата,
что близнецами родились на свет,
чем кончатся навек мои терзанья,
и за долготерпение в награду
пусть не сейчас, когда-нибудь потом
познаю счастья высшую усладу,
отравленную вкусом ожиданья.
Ну что ж, скажу спасибо и на том.
LVII сонет Франческо Петрарки (в переводе Евгения Солоновича) был проиллюстрирован картиной "Синяя птица готовится улететь", которую написал Фредерик Кейли Робинсон.
Как мир погибнет? От огня
Иль ото льда погибель ждет?
Сомнений нету у меня:
Огонь опаснее, чем лед.
Но если мировой пожар
Земной наш не погубит шар,
То даст достаточно нам льда
Холодная вражда.
Стихотворение "Лед и пламя" Роберта Ли Фроста (в переводе Владимира Васильева) было проиллюстрировано картиной "Прощание", которую написал современный канадский художник Себастиан Мак Киннон.
Иль ото льда погибель ждет?
Сомнений нету у меня:
Огонь опаснее, чем лед.
Но если мировой пожар
Земной наш не погубит шар,
То даст достаточно нам льда
Холодная вражда.
Стихотворение "Лед и пламя" Роберта Ли Фроста (в переводе Владимира Васильева) было проиллюстрировано картиной "Прощание", которую написал современный канадский художник Себастиан Мак Киннон.
Я все еще верю, что к жизни вернусь,-
однажды на раннем рассвете проснусь.
На раннем, на легком, в прозрачной росе,
где каплями ветки унизаны все,
и в чаше росянки стоит озерко,
и в нем отражается бег облаков,
и я, наклоняясь лицом молодым,
смотрю как на чудо на каплю воды,
и слезы восторга бегут, и легко,
и виден весь мир далеко-далеко…
Я все еще верю, что раннее утро,
знобя и сверкая, вернется опять
ко мне — обнищавшей,
безрадостно-мудрой,
не смеющей радоваться и рыдать…
"Надежда" Ольги Берггольц была проиллюстрирована картиной "Горгона и герои", которую написал Джулио Аристид Сарторио.
однажды на раннем рассвете проснусь.
На раннем, на легком, в прозрачной росе,
где каплями ветки унизаны все,
и в чаше росянки стоит озерко,
и в нем отражается бег облаков,
и я, наклоняясь лицом молодым,
смотрю как на чудо на каплю воды,
и слезы восторга бегут, и легко,
и виден весь мир далеко-далеко…
Я все еще верю, что раннее утро,
знобя и сверкая, вернется опять
ко мне — обнищавшей,
безрадостно-мудрой,
не смеющей радоваться и рыдать…
"Надежда" Ольги Берггольц была проиллюстрирована картиной "Горгона и герои", которую написал Джулио Аристид Сарторио.
О Горгоне Медузе и ее сестрах у нас есть отдельная статья https://dzen.ru/media/the_last_romantics_brotherhood/gorgony-5e1353aa028d6800ad2e3d78
Дзен | Блогерская платформа
Горгоны
"Горгонами" сегодня называют злобных и ворчливых старушек. Но, как это и бывает в жизни, седыми, ворчливыми и наводящими ужас Горгоны стали неспроста. Самой известной из Горгон и вчера и поныне является Медуза. За ее трагической судьбой (о которой мы уже…
Сон зимы всегда глубок
Кто на холоде продрог,
Тот уверен - навсегда
Воцарились холода.
Но постой и посмотри,
Что-то зреет изнутри -
В глубине густых снегов
Дремлет маленький цветок.
Злая стужа декабря
Нянчит чудо февраля.
Стихотворение "Подснежник" Сесилии Мэри Бэйкер (в нашем очень вольном и совсем не профессиональном переводе) было проиллюстрировано ее же одноименной картиной.
Кто на холоде продрог,
Тот уверен - навсегда
Воцарились холода.
Но постой и посмотри,
Что-то зреет изнутри -
В глубине густых снегов
Дремлет маленький цветок.
Злая стужа декабря
Нянчит чудо февраля.
Стихотворение "Подснежник" Сесилии Мэри Бэйкер (в нашем очень вольном и совсем не профессиональном переводе) было проиллюстрировано ее же одноименной картиной.
Из ватной пустоты бессонниц
И Вечности тягучих снов,
Раздался рокот, как из звонниц,
И я откликнулся на зов.
Препоны Ночи стер во прах я,
И мрак вокруг по швам трещал;
Шеренги звезд застыли в страхе,
Когда весь мир я освещал.
Ад обращая в Рай, небрежно
Покой я рушил вековой,
Чтоб доказать всю неизбежность
Свиданья нашего с тобой.
Крошил я звезды и из пыли,
Как пирожки, лепил их вновь,
Меня бессмертьем одарили
Ты и моя – к тебе – любовь.
Твой скорбный лик лукав устами,
И смех в прямом родстве с огнем;
Я вырежу над облаками
Твой вензель с заревом на нем.
И… треснет Рай, и Ада тленье
Потухнет, изойдя в борьбе;
И тьма падет, облив презреньем
Мужскую похоть по тебе.
А если смерть придет глумиться
Над нами - в ней пробудит страх
Свет торжества на наших лицах,
Сквозь безграничный вечный мрак.
Такой любви, что ждут веками,
Дождемся мы, в конце концов:
Одни...Над Тьмою...И под нами -
Давно истлевший прах богов.
И Вечности тягучих снов,
Раздался рокот, как из звонниц,
И я откликнулся на зов.
Препоны Ночи стер во прах я,
И мрак вокруг по швам трещал;
Шеренги звезд застыли в страхе,
Когда весь мир я освещал.
Ад обращая в Рай, небрежно
Покой я рушил вековой,
Чтоб доказать всю неизбежность
Свиданья нашего с тобой.
Крошил я звезды и из пыли,
Как пирожки, лепил их вновь,
Меня бессмертьем одарили
Ты и моя – к тебе – любовь.
Твой скорбный лик лукав устами,
И смех в прямом родстве с огнем;
Я вырежу над облаками
Твой вензель с заревом на нем.
И… треснет Рай, и Ада тленье
Потухнет, изойдя в борьбе;
И тьма падет, облив презреньем
Мужскую похоть по тебе.
А если смерть придет глумиться
Над нами - в ней пробудит страх
Свет торжества на наших лицах,
Сквозь безграничный вечный мрак.
Такой любви, что ждут веками,
Дождемся мы, в конце концов:
Одни...Над Тьмою...И под нами -
Давно истлевший прах богов.