Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.
Путешествуя в Женеву,
На дороге у креста
Видел он Марию деву,
Матерь господа Христа.
С той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел,
И до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.
С той поры стальной решетки
Он с лица не подымал
И себе на шею четки
Вместо шарфа привязал.
Несть мольбы Отцу, ни Сыну,
Ни Святому Духу ввек
Не случилось паладину,
Странный был он человек.
Проводил он целы ночи
Перед ликом пресвятой,
Устремив к ней скорбны очи,
Тихо слезы лья рекой.
Полон верой и любовью,
Верен набожной мечте,
Ave, Mater Dei кровью
Написал он на щите.
Между тем как паладины
Ввстречу трепетным врагам
По равнинам Палестины
Мчались, именуя дам,
Lumen coelum, sancta Rosa!
Восклицал в восторге он,
И гнала его угроза
Мусульман со всех сторон.
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.
Путешествуя в Женеву,
На дороге у креста
Видел он Марию деву,
Матерь господа Христа.
С той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел,
И до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.
С той поры стальной решетки
Он с лица не подымал
И себе на шею четки
Вместо шарфа привязал.
Несть мольбы Отцу, ни Сыну,
Ни Святому Духу ввек
Не случилось паладину,
Странный был он человек.
Проводил он целы ночи
Перед ликом пресвятой,
Устремив к ней скорбны очи,
Тихо слезы лья рекой.
Полон верой и любовью,
Верен набожной мечте,
Ave, Mater Dei кровью
Написал он на щите.
Между тем как паладины
Ввстречу трепетным врагам
По равнинам Палестины
Мчались, именуя дам,
Lumen coelum, sancta Rosa!
Восклицал в восторге он,
И гнала его угроза
Мусульман со всех сторон.
Возвратись в свой замок дальный,
Жил он строго заключен,
Все безмолвный, все печальный,
Без причастья умер он;
Между тем как он кончался,
Дух лукавый подоспел,
Душу рыцаря сбирался
Бес тащить уж в свой предел:
Он-де богу не молился,
Он не ведал-де поста,
Не путем-де волочился
Он за матушкой Христа.
Но пречистая, конечно,
Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего.
Жил он строго заключен,
Все безмолвный, все печальный,
Без причастья умер он;
Между тем как он кончался,
Дух лукавый подоспел,
Душу рыцаря сбирался
Бес тащить уж в свой предел:
Он-де богу не молился,
Он не ведал-де поста,
Не путем-де волочился
Он за матушкой Христа.
Но пречистая, конечно,
Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего.
Стихотворение Александра Сергеевича Пушкина было проиллюстрировано картиной Данте Габриэля Россетти "Как сэру Галахаду, сэру Борсу и сэру Персивалю явился Святой Грааль, но сестра сэра Персиваля умерла по дороге".
Я бочку сельди засолил,
Я замуж звал, я жду ответ.
Я бочку пива наварил,
На охи-вздохи время нет.
Гусёнка выращу с гуся,
Я замуж звал, я жду ответ.
Заматереет порося,
На охи-вздохи время нет.
Я дом поставил на века,
Я замуж звал, я жду ответ.
Здесь рядом – пустошь и река,
На охи-вздохи время нет.
Держу коровку и телят,
Я замуж звал, я жду ответ.
Держу я выводок цыплят.
На охи-вздохи время нет.
Несутся куры каждый день,
Я замуж звал, я жду ответ.
Колечко, милая, надень,
На охи-вздохи время нет.
Я сыра целый круг припас,
Не съем один и зá сто лет…
Зову тебя в последний раз:
На охи-вздохи время нет!
"Предложение" Джеймса Тайтлера (в переводе Евгения Фельдмана) было проиллюстрировано картиной "Романтическая сцена в саду", которую написал Юлиус Виктор Бергер.
Я замуж звал, я жду ответ.
Я бочку пива наварил,
На охи-вздохи время нет.
Гусёнка выращу с гуся,
Я замуж звал, я жду ответ.
Заматереет порося,
На охи-вздохи время нет.
Я дом поставил на века,
Я замуж звал, я жду ответ.
Здесь рядом – пустошь и река,
На охи-вздохи время нет.
Держу коровку и телят,
Я замуж звал, я жду ответ.
Держу я выводок цыплят.
На охи-вздохи время нет.
Несутся куры каждый день,
Я замуж звал, я жду ответ.
Колечко, милая, надень,
На охи-вздохи время нет.
Я сыра целый круг припас,
Не съем один и зá сто лет…
Зову тебя в последний раз:
На охи-вздохи время нет!
"Предложение" Джеймса Тайтлера (в переводе Евгения Фельдмана) было проиллюстрировано картиной "Романтическая сцена в саду", которую написал Юлиус Виктор Бергер.
Спит Золушка сладко. Уснула надолго принцесса.
И Синюю Бороду все еще молит жена.
А сын дровосека вернулся из темного леса,
И тень людоеда уже малышу не страшна.
Волшебная птица роняет из облачной дали
Перо цвета времени на золотые сады,
И листья волнуются, словно давно они ждали
Поры сенокоса и гула осенней страды.
Цветы полевые, усните, цветы полевые!
Да разве сравнится куртин показная краса,
Их роскошь публичная, их лепестки восковые
С обычной ромашкой среди золотого овса!
И скудные краски смиряют настойчивость ветра
В часы тишины, когда вечер уже недалек,
А воздух туманен. И в мире радушно и щедро.
«Умри, но останься!» — взывает любой уголок.
Зеленое жито и смуглой пшеницы колосья
Усталую ласточку теплой купают волной.
Становится поле от птичьего разноголосья
Единою песней — и сердце не просит иной...
Судьба улыбнулась забытой людьми королевне.
В соседней державе поет Золотой Петушок.
И мы, запыленные, сходимся в старой харчевне,
В заветном углу, где дымится чумазый горшок.
И Синюю Бороду все еще молит жена.
А сын дровосека вернулся из темного леса,
И тень людоеда уже малышу не страшна.
Волшебная птица роняет из облачной дали
Перо цвета времени на золотые сады,
И листья волнуются, словно давно они ждали
Поры сенокоса и гула осенней страды.
Цветы полевые, усните, цветы полевые!
Да разве сравнится куртин показная краса,
Их роскошь публичная, их лепестки восковые
С обычной ромашкой среди золотого овса!
И скудные краски смиряют настойчивость ветра
В часы тишины, когда вечер уже недалек,
А воздух туманен. И в мире радушно и щедро.
«Умри, но останься!» — взывает любой уголок.
Зеленое жито и смуглой пшеницы колосья
Усталую ласточку теплой купают волной.
Становится поле от птичьего разноголосья
Единою песней — и сердце не просит иной...
Судьба улыбнулась забытой людьми королевне.
В соседней державе поет Золотой Петушок.
И мы, запыленные, сходимся в старой харчевне,
В заветном углу, где дымится чумазый горшок.
Стихотворение Поля Верлена ( в переводе Анатолия Гелескула) было проиллюстрировано картиной "Пряди, моя дочь, пряди", которую написал Генрих Лоссов.
На ромашках я гадала,
Любишь или нет,
И всегда мудрец глазастый
Знал ответ.
А теперь пожухли травы,
И, глухи к мольбе,
Астры глупые не скажут
О тебе.
Стихотворение "Астры" Сары Тисдейл (в переводе Александра Круглова) было проиллюстрировано картиной "Летнее утро", которую написал Карл Мария Шустер.
Любишь или нет,
И всегда мудрец глазастый
Знал ответ.
А теперь пожухли травы,
И, глухи к мольбе,
Астры глупые не скажут
О тебе.
Стихотворение "Астры" Сары Тисдейл (в переводе Александра Круглова) было проиллюстрировано картиной "Летнее утро", которую написал Карл Мария Шустер.
О языке цветов, и о том, как он появился, у нас есть отдельная статья. https://dzen.ru/media/the_last_romantics_brotherhood/iazyk-cvetov-kak-poiavilsia-i-ispolzovalsia-samyi-populiarnyi-iz-viktorianskih-iazykov-631d6f06afce2c646fcf613b
Дзен | Блогерская платформа
Язык цветов. Как появился и использовался самый популярный из викторианских языков.
Викторианские времена были порой ритуалов и формальностей, настолько обязательных, что две кумушки, собравшиеся посудачить за чашкой чая иной раз даже и не успевали поделиться друг с другом сплетнями - так много времени у них уходило на формальные приветствия…
Головку ландыша
Качает бабочка.
Цветок в движенье.
На щеку с ямочкой
Сережка с камушком
Ложится тенью.
Я вам завидую,
Серьга с сильфидою!
Счастливец будет,
Кто губы жадные
Серьгой прохладною
Чуть-чуть остудит.
Богов блаженнее,
Он на мгновение
Бессмертье купит,
И мир безгрозия
В парах амброзии
Его обступит.
Стихотворение "Серьга", которое написал грузинский поэт Николоз Барташвили, было проиллюстрировано картиной Яна Вермеера "Девушка с жемчужной сережкой".
Пусть описание самого украшения в этих произведениях и не совпадает, но настроение - вполне.
Качает бабочка.
Цветок в движенье.
На щеку с ямочкой
Сережка с камушком
Ложится тенью.
Я вам завидую,
Серьга с сильфидою!
Счастливец будет,
Кто губы жадные
Серьгой прохладною
Чуть-чуть остудит.
Богов блаженнее,
Он на мгновение
Бессмертье купит,
И мир безгрозия
В парах амброзии
Его обступит.
Стихотворение "Серьга", которое написал грузинский поэт Николоз Барташвили, было проиллюстрировано картиной Яна Вермеера "Девушка с жемчужной сережкой".
Пусть описание самого украшения в этих произведениях и не совпадает, но настроение - вполне.
Смеешься, и с тобой смеется мир,
А если плачешь, плачешь в одиночку,
Веселья просит грустная планета,
И только скорбь рождается в сорочке.
Когда поешь, поют с тобой холмы,
Печальный вздох, и в воздухе помеха,
Ведь эхо вторит радостному смеху,
А грусти глас останется без эха.
Ты счастлива, все тянутся к тебе,
Горюешь, и вокруг темно и пусто,
Веселый смех желают слышать твой,
Не слышат плач, когда на сердце грустно.
Ты радостна, твоим друзьям несчет,
Печальна, убежать все норовят,
Вино - нектар твой выпить все непрочь,
А одиноким жизнь готовит яд.
Закатишь пир, и залы все полны,
Настанет пост, с тобою только ночь,
Успешна ты, поют хвалебный гимн,
Почти мертва, и некому помочь.
Ждем поезд наших наслаждений
В красивом, светлом зале ожиданий,
Но сядем на него, когда пройдем
Все коридоры боли и страданий.
А если плачешь, плачешь в одиночку,
Веселья просит грустная планета,
И только скорбь рождается в сорочке.
Когда поешь, поют с тобой холмы,
Печальный вздох, и в воздухе помеха,
Ведь эхо вторит радостному смеху,
А грусти глас останется без эха.
Ты счастлива, все тянутся к тебе,
Горюешь, и вокруг темно и пусто,
Веселый смех желают слышать твой,
Не слышат плач, когда на сердце грустно.
Ты радостна, твоим друзьям несчет,
Печальна, убежать все норовят,
Вино - нектар твой выпить все непрочь,
А одиноким жизнь готовит яд.
Закатишь пир, и залы все полны,
Настанет пост, с тобою только ночь,
Успешна ты, поют хвалебный гимн,
Почти мертва, и некому помочь.
Ждем поезд наших наслаждений
В красивом, светлом зале ожиданий,
Но сядем на него, когда пройдем
Все коридоры боли и страданий.