Шапку сдвинь набекрень,
За травой одолень
Поутру ты пойдешь,
Сто печалей найдешь…
Слезы плаканные,
Стоны оханные
Одолеешь ты с ней.
Сторонися людей…
О траве не сказывай,
Спрячь да не показывай…
Собери все травы
До Ивана Купалы…
А в июльску-ночь,
Когда ветер поет,
Папоротник раз в год
В глухомани цветет…
Кто сорвет его,
Испытает все муки,
А удержит – пойдет
Злато-серебро в руки…
Без железа копай,
Не оглядывайся,
А до корня дойдешь,
Так не радуйся…
Положи в мешок,
Да закрой глаза.
Никуда не смотри,
Никого не слушай
Да из леса беги.
Сторонися людей…
О траве не сказывай,
Спрячь да не показывай…
Для затравы, для отравы
Завари травы отвары…
Накопай корней пахучих,
Натолки семян летучих,
Наруби стеблей могучих,
Листьев горьких насуши
Для ума и для души;
А для тела ягод спелых
Ради слова, ради дела.
Как закончишь, спать ложись,
Самому себе приснись…
О траве не сказывай,
Спрячь да не показывай…
За травой одолень
Поутру ты пойдешь,
Сто печалей найдешь…
Слезы плаканные,
Стоны оханные
Одолеешь ты с ней.
Сторонися людей…
О траве не сказывай,
Спрячь да не показывай…
Собери все травы
До Ивана Купалы…
А в июльску-ночь,
Когда ветер поет,
Папоротник раз в год
В глухомани цветет…
Кто сорвет его,
Испытает все муки,
А удержит – пойдет
Злато-серебро в руки…
Без железа копай,
Не оглядывайся,
А до корня дойдешь,
Так не радуйся…
Положи в мешок,
Да закрой глаза.
Никуда не смотри,
Никого не слушай
Да из леса беги.
Сторонися людей…
О траве не сказывай,
Спрячь да не показывай…
Для затравы, для отравы
Завари травы отвары…
Накопай корней пахучих,
Натолки семян летучих,
Наруби стеблей могучих,
Листьев горьких насуши
Для ума и для души;
А для тела ягод спелых
Ради слова, ради дела.
Как закончишь, спать ложись,
Самому себе приснись…
О траве не сказывай,
Спрячь да не показывай…
Отрывок из стихотворения "Разнотравье" Терентия Травника было проиллюстрировано картиной "Отпускание венков" Симона Кожина.
Не выжимай из волчьих ягод яда,
Не испивай из Леты ни глотка,
И Прозерпине для тебя не надо
Сплетать из трав дурманящих венка;
Для четок не бери у тиса ягод,
Не позволяй предстать своей Психее
Ночною бабочкой, пускай сова
Тебя не кличет и пускай не лягут
Над тенью тени, став еще темнее, -
Печаль твоя останется мертва.
Но если Меланхолия туманом
Внезапно с неба низойдет к земле,
Даруя влагу травам безуханным,
Скрывая каждый холм в апрельской мгле, -
Тогда грусти: над розою пунцовой,
Над блеском радуги в волне прибрежной,
Над несравненной белизной лилей, -
А если госпожа с тобой сурова,
То завладей ее рукою нежной
И чистый взор ее до дна испей.
Она дружна с Красою преходящей,
С Весельем, чьи уста всегда твердят
Свое "прощай", и с Радостью скорбящей,
Чей нектар должен обратиться в яд, -
Да, Меланхолии горят лампады
Пред алтарем во храме Наслаждений, -
Увидеть их способен только тот,
Чей несравненно утонченный гений
Могучей Радости вкусит услады:
И во владенья скорби перейдет.
Не испивай из Леты ни глотка,
И Прозерпине для тебя не надо
Сплетать из трав дурманящих венка;
Для четок не бери у тиса ягод,
Не позволяй предстать своей Психее
Ночною бабочкой, пускай сова
Тебя не кличет и пускай не лягут
Над тенью тени, став еще темнее, -
Печаль твоя останется мертва.
Но если Меланхолия туманом
Внезапно с неба низойдет к земле,
Даруя влагу травам безуханным,
Скрывая каждый холм в апрельской мгле, -
Тогда грусти: над розою пунцовой,
Над блеском радуги в волне прибрежной,
Над несравненной белизной лилей, -
А если госпожа с тобой сурова,
То завладей ее рукою нежной
И чистый взор ее до дна испей.
Она дружна с Красою преходящей,
С Весельем, чьи уста всегда твердят
Свое "прощай", и с Радостью скорбящей,
Чей нектар должен обратиться в яд, -
Да, Меланхолии горят лампады
Пред алтарем во храме Наслаждений, -
Увидеть их способен только тот,
Чей несравненно утонченный гений
Могучей Радости вкусит услады:
И во владенья скорби перейдет.
"Ода Меланхолии", которую написал Джон Китс (а перевел Евгений Владимирович Витковский) была проиллюстрирована картиной "Идиллия" Фредерика Лейтона.
Что там было? Ширь закатов блеклых,
Золоченых шпилей легкий взлет,
Ледяные розаны на стеклах,
Лед на улицах и в душах лед.
Разговоры будто бы в могилах,
Тишина, которой не смутить…
Десять лет прошло, и мы не в силах
Этого ни вспомнить, ни забыть.
Тысяча пройдет, не повторится,
Не вернется это никогда.
На земле была одна столица,
Все другое — просто города.
Стихотворение "Что там было?", которое написал Георгий Адамович, было проиллюстрировано картиной "К башне" испанской художницы Ремедиос Варо.
Золоченых шпилей легкий взлет,
Ледяные розаны на стеклах,
Лед на улицах и в душах лед.
Разговоры будто бы в могилах,
Тишина, которой не смутить…
Десять лет прошло, и мы не в силах
Этого ни вспомнить, ни забыть.
Тысяча пройдет, не повторится,
Не вернется это никогда.
На земле была одна столица,
Все другое — просто города.
Стихотворение "Что там было?", которое написал Георгий Адамович, было проиллюстрировано картиной "К башне" испанской художницы Ремедиос Варо.
О том, кем была первая женщина-программист, и какой вклад она внесла в развитие IT технологий читайте в нашей новой статье. https://zen.yandex.ru/media/the_last_romantics_brotherhood/doch-poetabuntaria-i-pervaia-jenscinaprogrammist-628beb7b21407a6901ea9fc2
Будь я листом, ты шелестел бы мной.
Будь тучей я, ты б нес меня с собою.
Будь я волной, я б рос пред крутизной
Стеною разъяренного прибоя.
О нет, когда б, по-прежнему дитя,
Я уносился в небо голубое
И с тучами гонялся не шутя,
Тогда б, участник твоего веселья,
Я сам, мольбой тебя не тяготя,
Отсюда улетел на самом деле.
Но я сражен. Как тучу и волну
Или листок, сними с песчаной мели
Того, кто тоже рвется в вышину
И горд, как ты, но пойман и в плену.
Дай стать мне лирой, как осенний лес,
И в честь твою ронять свой лист спросонья.
Устрой, чтоб постепенно я исчез
Обрывками разрозненных гармоний.
Суровый дух, позволь мне стать тобой!
Стань мною иль еще неугомонней!
Развей кругом притворный мой покой
И временную мыслей мертвечину.
Вздуй, как заклятьем, этою строкой
Золу из непогасшего камина.
Дай до людей мне слово донести,
Как ты заносишь семена в долину.
И сам раскатом трубным возвести:
Пришла Зима, зато Весна в пути!
Будь тучей я, ты б нес меня с собою.
Будь я волной, я б рос пред крутизной
Стеною разъяренного прибоя.
О нет, когда б, по-прежнему дитя,
Я уносился в небо голубое
И с тучами гонялся не шутя,
Тогда б, участник твоего веселья,
Я сам, мольбой тебя не тяготя,
Отсюда улетел на самом деле.
Но я сражен. Как тучу и волну
Или листок, сними с песчаной мели
Того, кто тоже рвется в вышину
И горд, как ты, но пойман и в плену.
Дай стать мне лирой, как осенний лес,
И в честь твою ронять свой лист спросонья.
Устрой, чтоб постепенно я исчез
Обрывками разрозненных гармоний.
Суровый дух, позволь мне стать тобой!
Стань мною иль еще неугомонней!
Развей кругом притворный мой покой
И временную мыслей мертвечину.
Вздуй, как заклятьем, этою строкой
Золу из непогасшего камина.
Дай до людей мне слово донести,
Как ты заносишь семена в долину.
И сам раскатом трубным возвести:
Пришла Зима, зато Весна в пути!
Когда весна зеленая
затеплится опять —
пойду, пойду Аленушкой
над омутом рыдать.
Кругом березы кроткие
склоняются, горя.
Узорною решеткою
подернута заря.
А в омуте прозрачная
вода весной стоит.
А в омуте-то братец мой
на самом дне лежит.
На грудь положен камушек
граненый, не простой...
Иванушка, Иванушка,
что сделали с тобой?!
Иванушка, возлюбленный,
светлей и краше дня,—
потопленный, погубленный,
ты слышишь ли меня?
Оболганный, обманутый,
ни в чем не виноват —
Иванушка, Иванушка,
воротишься ль назад?
Молчат березы кроткие,
над омутом горя.
И тоненькой решеткою
подернута заря...
Фрагмент стихотворения "Аленушка" Ольги Берггольц был проиллюстрирован одноименной картиной Виктора Васнецова.
затеплится опять —
пойду, пойду Аленушкой
над омутом рыдать.
Кругом березы кроткие
склоняются, горя.
Узорною решеткою
подернута заря.
А в омуте прозрачная
вода весной стоит.
А в омуте-то братец мой
на самом дне лежит.
На грудь положен камушек
граненый, не простой...
Иванушка, Иванушка,
что сделали с тобой?!
Иванушка, возлюбленный,
светлей и краше дня,—
потопленный, погубленный,
ты слышишь ли меня?
Оболганный, обманутый,
ни в чем не виноват —
Иванушка, Иванушка,
воротишься ль назад?
Молчат березы кроткие,
над омутом горя.
И тоненькой решеткою
подернута заря...
Фрагмент стихотворения "Аленушка" Ольги Берггольц был проиллюстрирован одноименной картиной Виктора Васнецова.
Когда домой бегут коты,
И свет ещё не стал теплом,
И ветер шевелит листы,
И мельница скрипит крылом –
И мельница скрипит крылом,
Одна в броне своих обид,
Сова на колокольне спит.
Когда звенит надой в ведре,
И щёлкает бичом пастух,
И сеном пахнет на дворе,
И в третий раз поёт петух
И в третий раз поёт петух,
Одна, застыв, как нежива,
На колокольне спит сова.
Стихотворение "Сова на колокольне", которое написал Альфред Теннисон (а перевел Григорий Кружков), было проиллюстрировано картиной "Белая сова" Уильяма Джеймса Уэбба. Именно это стихотворение поэта вдохновило художника на создание картины.
И свет ещё не стал теплом,
И ветер шевелит листы,
И мельница скрипит крылом –
И мельница скрипит крылом,
Одна в броне своих обид,
Сова на колокольне спит.
Когда звенит надой в ведре,
И щёлкает бичом пастух,
И сеном пахнет на дворе,
И в третий раз поёт петух
И в третий раз поёт петух,
Одна, застыв, как нежива,
На колокольне спит сова.
Стихотворение "Сова на колокольне", которое написал Альфред Теннисон (а перевел Григорий Кружков), было проиллюстрировано картиной "Белая сова" Уильяма Джеймса Уэбба. Именно это стихотворение поэта вдохновило художника на создание картины.
Пускай о рыцарях и паладинах
Другие менестрели нам поют,
Описывая в выспренних картинах
Туманный, зыбкий мир своих причуд:
А я пою тебя, твои ресницы
И блеск очей смешливых, — чтоб любой,
Кто в будущие времена родится,
Увидеть и прельститься мог тобой.
Мои стихи — столпы и укрепленья,
Воздвигнутые мною на земле,
Чтоб сохранить твой образ от забвенья
Наперекор векам и смертной мгле.
Пускай свидетельствуют строки эти,
Что я любил, что ты жила на свете.
Сонет Самуила Даниэля (в переводе Григория Кружкова) был проиллюстрирован картиной "Две итальянки", которую написал Франсуа-Жозеф Навез. Нам показалось, что стихам о любви должно внимать именно так.
Другие менестрели нам поют,
Описывая в выспренних картинах
Туманный, зыбкий мир своих причуд:
А я пою тебя, твои ресницы
И блеск очей смешливых, — чтоб любой,
Кто в будущие времена родится,
Увидеть и прельститься мог тобой.
Мои стихи — столпы и укрепленья,
Воздвигнутые мною на земле,
Чтоб сохранить твой образ от забвенья
Наперекор векам и смертной мгле.
Пускай свидетельствуют строки эти,
Что я любил, что ты жила на свете.
Сонет Самуила Даниэля (в переводе Григория Кружкова) был проиллюстрирован картиной "Две итальянки", которую написал Франсуа-Жозеф Навез. Нам показалось, что стихам о любви должно внимать именно так.