Что же? страшна ли ей Темза холодная,
Темза с тяжелыми, мрачными барками,
Мост исполинский с тяжелыми арками?
Нет! ей страшна эта скорбь неисходная,
Вся эта жизнь с её скорбною повестью!
Да и борьбу непосильную с совестью
Было сносить ужь не в мочь!
Где бы то ни было, что бы то ни было,
Только б из мира ей прочь!
Кинулась!... страшное дело свершилося!
Что жь? если смерти она не страшилася -
Жить видно было страшней!...
Дайте дорогу развратнику низкому!
Пусть прикоснется к челу её склизкому
Пусть он наклонится к ней....
Пристально, долго гляди на усопшую:
Пить ли захочешь - припомни утопшую
В Темзе холодной, - и пей!
Бережно выньте страдалицу бедную,
Горя тяжелого жертву несчастную!
Тише бери ее, мертвенно-бледную,
Девственно-стройную, детски-прекрасную!
Фрагмент стихотворения Томаса Гуда "Мост вздохов" (в переводе Всеволода Костомарова) был проиллюстрирован картиной "Мысли о прошлом" Джона Роддема Спенсера Стенхоупа.
Темза с тяжелыми, мрачными барками,
Мост исполинский с тяжелыми арками?
Нет! ей страшна эта скорбь неисходная,
Вся эта жизнь с её скорбною повестью!
Да и борьбу непосильную с совестью
Было сносить ужь не в мочь!
Где бы то ни было, что бы то ни было,
Только б из мира ей прочь!
Кинулась!... страшное дело свершилося!
Что жь? если смерти она не страшилася -
Жить видно было страшней!...
Дайте дорогу развратнику низкому!
Пусть прикоснется к челу её склизкому
Пусть он наклонится к ней....
Пристально, долго гляди на усопшую:
Пить ли захочешь - припомни утопшую
В Темзе холодной, - и пей!
Бережно выньте страдалицу бедную,
Горя тяжелого жертву несчастную!
Тише бери ее, мертвенно-бледную,
Девственно-стройную, детски-прекрасную!
Фрагмент стихотворения Томаса Гуда "Мост вздохов" (в переводе Всеволода Костомарова) был проиллюстрирован картиной "Мысли о прошлом" Джона Роддема Спенсера Стенхоупа.
Это стихотворение и послужило художнику вдохновением для создания картины. Мостом вздохов прозвали лондонцы XIX века мост Ватерлоо за то, что с него часто кидались в реку девушки с неудачной судьбой. Собственно об одной из таких Томас Гуд и написал свое стихотворение, а Джон Роддем Спенсер Стенхоуп запечатлел героиню в момент тяжелых раздумий перед трагической кончиной. Роковой мост виден в ее окно.
Твой образ чудится невольно
Среди знакомых пошлых лиц.
Порой легко, порою больно
Перед Тобой не падать ниц.
В моем забвеньи без печали
Я не могу забыть порой,
Как неутешно тосковали
Мои созвездья над Тобой.
Ты не жила в моем волненьи,
Но в том родном для нас краю
И в одиноком поклоненьи
Познал я истинность Твою.
Стихотворение Александра Блока было проиллюстрировано картиной "Оцени, а потом смейся или беги" английской художницы французского происхождения Софи Андерсон.
Александр Блок посвятил это стихотворение своей первой любви - Ксении Михайловне Садовской. И хотя самому Блоку в момент знакомства было уже шестнадцать, а его "возлюбленной" - тридцать восемь, поэту удалось поймать и запечатлеть в стихах те, совершенно особые, окрыляющие радость и трепет, которые свойственны только любви, которая зарождается тогда, когда порог детства еще не оставлен.
Среди знакомых пошлых лиц.
Порой легко, порою больно
Перед Тобой не падать ниц.
В моем забвеньи без печали
Я не могу забыть порой,
Как неутешно тосковали
Мои созвездья над Тобой.
Ты не жила в моем волненьи,
Но в том родном для нас краю
И в одиноком поклоненьи
Познал я истинность Твою.
Стихотворение Александра Блока было проиллюстрировано картиной "Оцени, а потом смейся или беги" английской художницы французского происхождения Софи Андерсон.
Александр Блок посвятил это стихотворение своей первой любви - Ксении Михайловне Садовской. И хотя самому Блоку в момент знакомства было уже шестнадцать, а его "возлюбленной" - тридцать восемь, поэту удалось поймать и запечатлеть в стихах те, совершенно особые, окрыляющие радость и трепет, которые свойственны только любви, которая зарождается тогда, когда порог детства еще не оставлен.
– Тебе – восемнадцать, ему – тридцать шесть.
Он замуж позвал… Окажи ему честь!
– В мои пятьдесят ему будет сто лет.
Зачем он мне нужен? Нет, маменька, нет!
Стихотворение "Девичья арифметика", которое написал Чарльз Грэхем Халпин (а перевел Евгений Фельдман) было проиллюстрировано картиной "Восемьдесят и восемнадцать" Джона Уильяма Годварда.
Он замуж позвал… Окажи ему честь!
– В мои пятьдесят ему будет сто лет.
Зачем он мне нужен? Нет, маменька, нет!
Стихотворение "Девичья арифметика", которое написал Чарльз Грэхем Халпин (а перевел Евгений Фельдман) было проиллюстрировано картиной "Восемьдесят и восемнадцать" Джона Уильяма Годварда.
Видишь, месяц лазурный плывёт,
Он в зелёных плывёт небесах.
Слышишь, филин влюблённый поёт
О твоих белоснежных глазах.
И грядущее счастье прошло,
И прошло всё, что будет с утра,
Но во тьме нам с тобою светло,
И мы счастливы будем вчера.
День вчерашний уже недалёк,
Он поможет нам счастья достичь.
И поёт под гитару стрелок,
И на песню слетается дичь.
В чудный край благодатных пустынь,
Что любовных сулит благостынь,
Ухожу я от белых простынь
И твержу: «Не остынь, не остынь!»
"Серенада умалишенного", которую написал никому не известный британский поэт (а перевел Евгений Фельдман) было проиллюстрировано картиной "Тристан и Изольда" Герберта Джеймса Дрейпера.
В трагической истории влюбленных был момент, когда рыцарь пытался отказаться от своей любимой, но разлука с Изольдой была так тяжела, что Тристан сошел с ума. Но даже безумным он пришел ко двору короля Марка, чтобы видеть Изольду и петь для нее. Думается, текст его серенады вполне мог совпасть с текстом стихотворения неизвестного поэта.
Он в зелёных плывёт небесах.
Слышишь, филин влюблённый поёт
О твоих белоснежных глазах.
И грядущее счастье прошло,
И прошло всё, что будет с утра,
Но во тьме нам с тобою светло,
И мы счастливы будем вчера.
День вчерашний уже недалёк,
Он поможет нам счастья достичь.
И поёт под гитару стрелок,
И на песню слетается дичь.
В чудный край благодатных пустынь,
Что любовных сулит благостынь,
Ухожу я от белых простынь
И твержу: «Не остынь, не остынь!»
"Серенада умалишенного", которую написал никому не известный британский поэт (а перевел Евгений Фельдман) было проиллюстрировано картиной "Тристан и Изольда" Герберта Джеймса Дрейпера.
В трагической истории влюбленных был момент, когда рыцарь пытался отказаться от своей любимой, но разлука с Изольдой была так тяжела, что Тристан сошел с ума. Но даже безумным он пришел ко двору короля Марка, чтобы видеть Изольду и петь для нее. Думается, текст его серенады вполне мог совпасть с текстом стихотворения неизвестного поэта.
Миранда – значит чудная.
И вправду
Вы чудная, чудесней всех на свете!
Случалось с восхищеньем мне смотреть
На многих женщин, часто я бывал
Журчанием их речи околдован,
Иные мне по сердцу приходились, –
И все же ни одной я не встречал,
В которой бы не видел недостатков,
Пятнающих достоинства ее.
Но в вас изъянов нет, вы – совершенство,
Созданье выше всех земных существ.
Признание юного Фердинанда (сына Неаполитанского короля) Миранде (дочери волшебника Просперо) было проиллюстрировано картиной "Миранда. Буря" Джона Уильяма Уотерхауса.
И вправду
Вы чудная, чудесней всех на свете!
Случалось с восхищеньем мне смотреть
На многих женщин, часто я бывал
Журчанием их речи околдован,
Иные мне по сердцу приходились, –
И все же ни одной я не встречал,
В которой бы не видел недостатков,
Пятнающих достоинства ее.
Но в вас изъянов нет, вы – совершенство,
Созданье выше всех земных существ.
Признание юного Фердинанда (сына Неаполитанского короля) Миранде (дочери волшебника Просперо) было проиллюстрировано картиной "Миранда. Буря" Джона Уильяма Уотерхауса.
О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.
Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.
Летели дни, крутясь проклятым роем…
Вино и страсть терзали жизнь мою…
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою…
Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.
Не знаю, где приют твоей гордыне
Ты, милая, ты, нежная, нашла…
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла…
Уж не мечтать о нежности, о славе,
Все миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.
Стихотворение Александра Блока было проиллюстрировано картиной "Любовь среди руин", которую написал Эдвард Коули Берн-Джонс.
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.
Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.
Летели дни, крутясь проклятым роем…
Вино и страсть терзали жизнь мою…
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою…
Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.
Не знаю, где приют твоей гордыне
Ты, милая, ты, нежная, нашла…
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла…
Уж не мечтать о нежности, о славе,
Все миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.
Стихотворение Александра Блока было проиллюстрировано картиной "Любовь среди руин", которую написал Эдвард Коули Берн-Джонс.
Героиня Блока, как и героиня Берн-Джонса, одеты в синее не случайно. Оба они и художник, и поэт - символисты и выбирают этот цвет не только из любви к оттенку.
Об эволюции восприятия синего цвета и его символических значениях у насесть отдельная статья. https://zen.yandex.ru/media/the_last_romantics_brotherhood/sinee-sinego-602ead27ffa2d86ae45b6275
Об эволюции восприятия синего цвета и его символических значениях у насесть отдельная статья. https://zen.yandex.ru/media/the_last_romantics_brotherhood/sinee-sinego-602ead27ffa2d86ae45b6275
Дзен | Блогерская платформа
Синее синего
Синий - цвет королевских лилий и революционных флагов, занял свое место в истории и искусстве далеко не сразу. Рассказываем как это произошло. Греки и римляне синий цвет не любили - в античном мире это был цвет варваров. Так, античные историки с издевкой…
Пусть каждый, кто истину в сердце лелеет,
Пословицу мудрую знает:
Мужчина потеет, и лошадь потеет,
Но женщина – благоухает.
Дерзкая но безымянная английская эпиграмма (в переводе Евгения Фельдмана) была проиллюстрирована картиной "Три элегантные дамы", которую написал Гаэтано Беллей.
Пословицу мудрую знает:
Мужчина потеет, и лошадь потеет,
Но женщина – благоухает.
Дерзкая но безымянная английская эпиграмма (в переводе Евгения Фельдмана) была проиллюстрирована картиной "Три элегантные дамы", которую написал Гаэтано Беллей.
Люблю тебя сейчас
Не тайно — напоказ.
Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь,
Но я люблю сейчас,
А в прошлом — не хочу, а в будущем — не знаю.
В прошедшем «я любил» —
Печальнее могил, —
Все нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
«Я вас любил, любовь еще, быть может…»
Так говорят о брошенном, отцветшем —
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к «я люблю».
Не тайно — напоказ.
Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь,
Но я люблю сейчас,
А в прошлом — не хочу, а в будущем — не знаю.
В прошедшем «я любил» —
Печальнее могил, —
Все нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
«Я вас любил, любовь еще, быть может…»
Так говорят о брошенном, отцветшем —
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к «я люблю».
Люблю тебя теперь
Без мер и без потерь,
Мой век стоит сейчас —
Я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь
К тебе — хоть обезглавь! —
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после «я люблю» добавил я, что «буду».
Есть горечь в этом «буду», как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана.
И словно настоящему пощечина —
Сомненье в том, что «я люблю» — сейчас.
Без мер и без потерь,
Мой век стоит сейчас —
Я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь
К тебе — хоть обезглавь! —
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после «я люблю» добавил я, что «буду».
Есть горечь в этом «буду», как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана.
И словно настоящему пощечина —
Сомненье в том, что «я люблю» — сейчас.