Дмитрий Медведев предлагает действовать по правилам военного времени с предателями, переметнувшимися к врагу и желающими гибели своему Отечеству.
Ян Сатуновский
* * *
Слушай сказку, детка.
Сказка
опыт жизни
обобщает
и обогащает.
Посадил дед репку.
Выросла — большая-пребольшая.
Дальше слушай.
Посадили дедку за репку.
Посадили бабку за дедку.
Посадили папку за бабкой.
Посадили мамку за папкой.
Посадили Софью Сергеевну.
Посадили Александру Матвеевну.
Посадили Павла Васильевича.
Посадили Всеволод Эмильевича.
Посадили Исаак Эммануиловича.
Тянут-потянут.
Когда уже они перестанут?
Ян Сатуновский
* * *
Слушай сказку, детка.
Сказка
опыт жизни
обобщает
и обогащает.
Посадил дед репку.
Выросла — большая-пребольшая.
Дальше слушай.
Посадили дедку за репку.
Посадили бабку за дедку.
Посадили папку за бабкой.
Посадили мамку за папкой.
Посадили Софью Сергеевну.
Посадили Александру Матвеевну.
Посадили Павла Васильевича.
Посадили Всеволод Эмильевича.
Посадили Исаак Эммануиловича.
Тянут-потянут.
Когда уже они перестанут?
Я спал в Измайловском Парке,
ко мне пристали фраера,
я их сожрал, меня припадки
не покидали до утра.
Потом я пил из грязной лужи,
поймав, расплющил воробья,
потом, расстроен и простужен
пошел домой - ждала семья!
Пришел к семье, принес им вымя.
Мой младший - прыг! На мне висит,
суча копытцами шальными,
клычком по-детски прикусив...
Жена мохнатой серой тенью
ко мне крадется вдоль стены,
На тапках стертый мех олений,
на холке шарф, обнажены
в улыбке челюсти стальные.
Глаза круглее колеса.
Мы всей семьей на выходные
поедем за город, в леса.
ко мне пристали фраера,
я их сожрал, меня припадки
не покидали до утра.
Потом я пил из грязной лужи,
поймав, расплющил воробья,
потом, расстроен и простужен
пошел домой - ждала семья!
Пришел к семье, принес им вымя.
Мой младший - прыг! На мне висит,
суча копытцами шальными,
клычком по-детски прикусив...
Жена мохнатой серой тенью
ко мне крадется вдоль стены,
На тапках стертый мех олений,
на холке шарф, обнажены
в улыбке челюсти стальные.
Глаза круглее колеса.
Мы всей семьей на выходные
поедем за город, в леса.
Отвратительнейший шум на свете —
Грохот авиона на рассвете...
И зачем тебя, наш дом, разбили?
Ты был маленький, волшебный дом,
Как ребенка, мы тебя любили,
Строили тебя с таким трудом.
© Георгий Иванов
1920-ые
Разрушен жилой дом в Днепре.
14.01.2023
Грохот авиона на рассвете...
И зачем тебя, наш дом, разбили?
Ты был маленький, волшебный дом,
Как ребенка, мы тебя любили,
Строили тебя с таким трудом.
© Георгий Иванов
1920-ые
Разрушен жилой дом в Днепре.
14.01.2023
Осип Мандельштам родился 15 января.
Зверинец
Отверженное слово «мир»
В начале оскорбленной эры;
Светильник в глубине пещеры
И воздух горных стран — эфир;
Эфир, которым не сумели,
Не захотели мы дышать.
Козлиным голосом, опять,
Поют косматые свирели.
...
В зверинце заперев зверей,
Мы успокоимся надолго,
И станет полноводней Волга,
И рейнская струя светлей,—
И умудренный человек
Почтит невольно чужестранца,
Как полубога, буйством танца
На берегах великих рек.
Зверинец
Отверженное слово «мир»
В начале оскорбленной эры;
Светильник в глубине пещеры
И воздух горных стран — эфир;
Эфир, которым не сумели,
Не захотели мы дышать.
Козлиным голосом, опять,
Поют косматые свирели.
...
В зверинце заперев зверей,
Мы успокоимся надолго,
И станет полноводней Волга,
И рейнская струя светлей,—
И умудренный человек
Почтит невольно чужестранца,
Как полубога, буйством танца
На берегах великих рек.
Forwarded from Nateli Tbilisi
Вахтанг Кикабидзе как-то в интервью вспоминал один из своих разговоров с Георгием Данелией:
«Я тоже тогда болел серьезно, он (Гия) сказал, что уйдет первым, потому что он старше. И потом сказал, что ты когда тоже пойдешь и будешь входить в ворота святого Петра, там с правой стороны где-то я буду тебя ждать. Мы с ним часто, когда снимали фильмы, часто рыбачили. И, продолжая эту историю, я сказал ему, что у меня в руках будет две удочки, и мы с ним пойдем ловить золотых рыбок. Вечером устроим застолье из разнообразных блюд, пригласим всех наших близких друзей, которые раньше нас ушли, и первый тост поднимем за тех, кто остался в Москве, Тбилиси, в России»…
Вот они и встретились. Сидят там, рыбачат, и болтают о своем.
💔
«Я тоже тогда болел серьезно, он (Гия) сказал, что уйдет первым, потому что он старше. И потом сказал, что ты когда тоже пойдешь и будешь входить в ворота святого Петра, там с правой стороны где-то я буду тебя ждать. Мы с ним часто, когда снимали фильмы, часто рыбачили. И, продолжая эту историю, я сказал ему, что у меня в руках будет две удочки, и мы с ним пойдем ловить золотых рыбок. Вечером устроим застолье из разнообразных блюд, пригласим всех наших близких друзей, которые раньше нас ушли, и первый тост поднимем за тех, кто остался в Москве, Тбилиси, в России»…
Вот они и встретились. Сидят там, рыбачат, и болтают о своем.
💔
После оговорки Арестовича начался переполох со шпионским подтекстом.
Навстречу мне, — хороший, дружелюбный —
из подворотни смотрит человек.
© Владимир Эрль
Декабрь 1968
Навстречу мне, — хороший, дружелюбный —
из подворотни смотрит человек.
© Владимир Эрль
Декабрь 1968
Forwarded from Где стихи, там и проза
На прорыв блокады Ленинграда (18 января 1943 года).
Алексей Сомов
ЗИМНИЕ КВАРТИРЫ
Выпадает меченая карта.
Выпадает срок уплаты долга.
Выпадает супермен из кадра.
Выпадает снег. Уже - надолго,
чуть не навсегда. Опустим шторы
и в буржуйку хвороста подкинем.
За порогом - вход в пустую штольню,
а под стрехами - гнездо валькирий.
Так, нутром предчувствуя период
ледниковый, устрашась полярных
холодов, судачат сибариты-
мамонты: а вправду, не пора ли
к Господу на зимние квартиры,
в голубые гибельные толщи?
Что кому - а нам с лихвой хватило
нежности - и ненависти тоже.
Ныне существуем по законам
времени военного - а значит,
сколько ни шатайся по знакомым -
не застанешь никого из наших.
Да и ваших нет - ушли в разведку,
в андеграунд, к полуденному бесу,
попадая пальцами в розетку
при очередной попытке к бегству.
Что ж, махнемся судьбами и снами,
овладеем межпланетным сленгом.
Все, что было с вами-с ними-с нами,
станет снегом-снегом-снегом-снегом.
Потому что снег дороже боли,
потому что все врата отверсты.
За порогом - чисто волчье поле,
а в конце задачника - ответы.
Завтра - ленинградская блокада.
Алексей Сомов
ЗИМНИЕ КВАРТИРЫ
Выпадает меченая карта.
Выпадает срок уплаты долга.
Выпадает супермен из кадра.
Выпадает снег. Уже - надолго,
чуть не навсегда. Опустим шторы
и в буржуйку хвороста подкинем.
За порогом - вход в пустую штольню,
а под стрехами - гнездо валькирий.
Так, нутром предчувствуя период
ледниковый, устрашась полярных
холодов, судачат сибариты-
мамонты: а вправду, не пора ли
к Господу на зимние квартиры,
в голубые гибельные толщи?
Что кому - а нам с лихвой хватило
нежности - и ненависти тоже.
Ныне существуем по законам
времени военного - а значит,
сколько ни шатайся по знакомым -
не застанешь никого из наших.
Да и ваших нет - ушли в разведку,
в андеграунд, к полуденному бесу,
попадая пальцами в розетку
при очередной попытке к бегству.
Что ж, махнемся судьбами и снами,
овладеем межпланетным сленгом.
Все, что было с вами-с ними-с нами,
станет снегом-снегом-снегом-снегом.
Потому что снег дороже боли,
потому что все врата отверсты.
За порогом - чисто волчье поле,
а в конце задачника - ответы.
Завтра - ленинградская блокада.
Костантинос Кавафис
В церкви
Я церкви Греции люблю - их шестикрьшья, звоны,
обрядовое серебро, светильники, иконы,
лампады, чаши, алтари, огни, амвоны.
И каждый раз, когда вхожу я в греческую церковь
с благоуханьями ее, сияньем, песнопеньем,
с многоголосьем литургий, священников явленьем -
само величье строгий ритм диктует их движеньям,
их жесты свыше им даны, их облаченье свято,
лампад сияньем, жаром свеч убранство их объято, -
и в этот час объят мой дух величьем нашей Византии,
культурой моего народа, великого когда-то.
Перевод Ю. Мориц
В церкви
Я церкви Греции люблю - их шестикрьшья, звоны,
обрядовое серебро, светильники, иконы,
лампады, чаши, алтари, огни, амвоны.
И каждый раз, когда вхожу я в греческую церковь
с благоуханьями ее, сияньем, песнопеньем,
с многоголосьем литургий, священников явленьем -
само величье строгий ритм диктует их движеньям,
их жесты свыше им даны, их облаченье свято,
лампад сияньем, жаром свеч убранство их объято, -
и в этот час объят мой дух величьем нашей Византии,
культурой моего народа, великого когда-то.
Перевод Ю. Мориц
Михаил Этельзон
Так умирают империи
Так, постарев, империи
(с ними морока та еще)
медленно и растерянно
тают непонимающе.
Тычут – тысячелетние –
в мифы, былины, летопись;
предков своих наследники –
дедушек с эполетами.
Кровушкой добывали, мол,
пяди земли и пристани,
многих-то и не звали мы –
сами просились исстари.
Бьются и добиваются
ярости или рвения:
да, по столицам – звания,
а на границах? – звери там.
Что им народ окраинный?
Мифы у них и летопись?
Мы одарили раем их,
мы закормили хлебом их.
Варвары непреклонные,
что же не благодарны нам?
Им бы – без нас – колонией
выть под чужими странами.
Были когда-то ордами,
ханствами, каганатами?
Мы их породы гордые
выведем мирным атомом.
Кровью держать, как предки их,
правдами и неправдами;
только победы редкие
бедами так не радуют.
Медленны и растерянны,
земли теряя, пристани,
в самом высоком тереме
сами не знают истину.
Царственны и божественны,
но не любимы многими:
так высыхают женщины –
брошены – одинокие.
Станут еще Италией,
Швецией или Данией,
с бережной тонкой талией,
сказками и преданием.
Станут еще Голландией –
сыто цвести тюльпанами,
маленькой и налаженной
Грецией иль Испанией.
Станут...
когда закончатся
мантии, мани, мании,
дети – солдаты-срочники,
вера и понимание.
Так умирают империи
Так, постарев, империи
(с ними морока та еще)
медленно и растерянно
тают непонимающе.
Тычут – тысячелетние –
в мифы, былины, летопись;
предков своих наследники –
дедушек с эполетами.
Кровушкой добывали, мол,
пяди земли и пристани,
многих-то и не звали мы –
сами просились исстари.
Бьются и добиваются
ярости или рвения:
да, по столицам – звания,
а на границах? – звери там.
Что им народ окраинный?
Мифы у них и летопись?
Мы одарили раем их,
мы закормили хлебом их.
Варвары непреклонные,
что же не благодарны нам?
Им бы – без нас – колонией
выть под чужими странами.
Были когда-то ордами,
ханствами, каганатами?
Мы их породы гордые
выведем мирным атомом.
Кровью держать, как предки их,
правдами и неправдами;
только победы редкие
бедами так не радуют.
Медленны и растерянны,
земли теряя, пристани,
в самом высоком тереме
сами не знают истину.
Царственны и божественны,
но не любимы многими:
так высыхают женщины –
брошены – одинокие.
Станут еще Италией,
Швецией или Данией,
с бережной тонкой талией,
сказками и преданием.
Станут еще Голландией –
сыто цвести тюльпанами,
маленькой и налаженной
Грецией иль Испанией.
Станут...
когда закончатся
мантии, мани, мании,
дети – солдаты-срочники,
вера и понимание.
Поступило предложение распрощаться с Солженицыным и исключить из школьной программы "Архипелаг ГУЛАГ".
А ниже открытое письмо Войновича.
В редакцию газеты "ИЗВЕСТИЯ"
Позвольте через вашу газету выразить мое глубокое отвращение ко всем учреждениям и трудовым коллективам, а также отдельным товарищам, включая передовиков производства, художников слова, мастеров сцены, героев социалистического труда, академиков, лауреатов и депутатов, которые уже приняли или еще примут участие в травле лучшего человека нашей страны - Андрея Дмитриевича Сахарова.
28 января 1980 г.,
Владимир Войнович
Москва
А ниже открытое письмо Войновича.
В редакцию газеты "ИЗВЕСТИЯ"
Позвольте через вашу газету выразить мое глубокое отвращение ко всем учреждениям и трудовым коллективам, а также отдельным товарищам, включая передовиков производства, художников слова, мастеров сцены, героев социалистического труда, академиков, лауреатов и депутатов, которые уже приняли или еще примут участие в травле лучшего человека нашей страны - Андрея Дмитриевича Сахарова.
28 января 1980 г.,
Владимир Войнович
Москва
Спасибо читательнице за напоминание о "Сказках для взрослых"!
Владимир Войнович
Третья сказка о пароходе
Песня дружбы
Мы долго по морю плутали
Вдали от родимой земли.
Искали мы светлые дали,
Но темные только нашли.
А так же искали, конечно,
И вшей, и шпионов в себе,
И делали это успешно,
Что видно по нашей судьбе.
Ещё мы стремились насилья
Разрушить весь мир, а затем…
Мы много чего посносили,
И вас собиралися тоже
Совсем уничтожить, но вы,
Заморские подлые рожи,
Уж больно живучи, увы.
Однако же славных утопий
В нас дух до сих пор не зачах.
И мы вас однажды утопим,
Как только силёнок накопим,
Отъевшись на ваших харчах.
Пока ж мы остались в накладе
И очень уж хочется есть.
Подайте же нам, Христа ради,
Чего-нибудь, что у вас есть.
Владимир Войнович
Третья сказка о пароходе
Песня дружбы
Мы долго по морю плутали
Вдали от родимой земли.
Искали мы светлые дали,
Но темные только нашли.
А так же искали, конечно,
И вшей, и шпионов в себе,
И делали это успешно,
Что видно по нашей судьбе.
Ещё мы стремились насилья
Разрушить весь мир, а затем…
Мы много чего посносили,
И вас собиралися тоже
Совсем уничтожить, но вы,
Заморские подлые рожи,
Уж больно живучи, увы.
Однако же славных утопий
В нас дух до сих пор не зачах.
И мы вас однажды утопим,
Как только силёнок накопим,
Отъевшись на ваших харчах.
Пока ж мы остались в накладе
И очень уж хочется есть.
Подайте же нам, Христа ради,
Чего-нибудь, что у вас есть.