Солома
Солома #15. Литература.
Мне очень хотелось бы говорить здесь не только о музыке. В частности, например, о литературе, моей, в общем-то, специальности. Ниже приведу краткий конспект моей диссертации.
Проблема состоит вот в чем: проза сегодня на самом деле решает вполне журналистские задачи. Например, Быков. Например, Юзефович. Например, Шаргунов или Сенчин. Например, Прилепин или Аствацатуров. И т.д. т.п. С этой точки зрения, конечно, все они заслуживают внимания. Ну потому что это лучше, чем беспомощный (пост)модернизм Шишкина ("Я списал целые куски из других писателей, потому что моя героиня думает так, а не по-другому" - цитирую почти дословно). Начиная с селфи-романов-репортажей, скажем, Прилепин пришел к апологетичной исторической прозе-обзору. Быков пришел к этому же, но с другой стороны. Свойство его прозы: мимикрия. Тоже постмодернизм своего рода, такая эволюционная его ветвь. Беда в том, что постмодернизм заканчивается журналистикой. И в этом не у всех есть силы признаться. Зафиксируем: любой текст, включенный в процесс воспроизводства имеет журналистскую природу. Быков, косвенно, это признает - и даже декларирует ("Лучшая журналистика - всегда проза," - говорит он с университетской кафедры моего родного вуза). А вот Прилепин - нет. Это явления разложения нарратива: они хватают текущий момент, но упускают вечность и материю языка. Производство отметает издержки.
Я не оцениваю имена. Я говорю о них как о представителях магистральной тенденции. Если журналистики нет, то нет и прозы. А ее теперь нет. Это в подкорке: для современного литпроцесса такой поворот, почему-то, признается единственным. Но это, конечно, не так. Скорее всего, ухудшение вкуса диктует условия игры: т.е. правило окупаемости инвестиций. А творчество (см. сайт Барякиной, например) признается инвестицией, которой нужно прилипнуть к целевой аудитории и заставить ее раскошелиться.
Иными словами, литература, понимаемая как индустрия, с одной стороны, и зажатая падающим интересом и средним вкусом публики, с другой, находит выход в селфи. Селфи-роман. Индустрия последовательно разрушает поиск. В то время как она должна бы стимулировать его. Не продай, а найди. Не купи, а отыщи. Не поверь, а поспорь. Это можно списать на девальвацию культуры. Можно объяснить не сложившимся рынком (на Западе рынок работает - хотя в последнее время в убыток). Можно разрушением образования. Но дело, конечно, в стриме (в данном случае я имею в виду инфотеймент, но слово, мои читатели это поймут, неслучайно). Вопрос тут вот в чем: нужно обособить культуру от денег. Не name your price, а free и только free. Конечно, проза не доставит сама себя (она вне стрима) - и тут важно: нужно отказаться от авторства. Но здесь мы приближаемся к отдельному большому разговору, который продолжу как-нибудь позже.
Солома #15. Литература.
Мне очень хотелось бы говорить здесь не только о музыке. В частности, например, о литературе, моей, в общем-то, специальности. Ниже приведу краткий конспект моей диссертации.
Проблема состоит вот в чем: проза сегодня на самом деле решает вполне журналистские задачи. Например, Быков. Например, Юзефович. Например, Шаргунов или Сенчин. Например, Прилепин или Аствацатуров. И т.д. т.п. С этой точки зрения, конечно, все они заслуживают внимания. Ну потому что это лучше, чем беспомощный (пост)модернизм Шишкина ("Я списал целые куски из других писателей, потому что моя героиня думает так, а не по-другому" - цитирую почти дословно). Начиная с селфи-романов-репортажей, скажем, Прилепин пришел к апологетичной исторической прозе-обзору. Быков пришел к этому же, но с другой стороны. Свойство его прозы: мимикрия. Тоже постмодернизм своего рода, такая эволюционная его ветвь. Беда в том, что постмодернизм заканчивается журналистикой. И в этом не у всех есть силы признаться. Зафиксируем: любой текст, включенный в процесс воспроизводства имеет журналистскую природу. Быков, косвенно, это признает - и даже декларирует ("Лучшая журналистика - всегда проза," - говорит он с университетской кафедры моего родного вуза). А вот Прилепин - нет. Это явления разложения нарратива: они хватают текущий момент, но упускают вечность и материю языка. Производство отметает издержки.
Я не оцениваю имена. Я говорю о них как о представителях магистральной тенденции. Если журналистики нет, то нет и прозы. А ее теперь нет. Это в подкорке: для современного литпроцесса такой поворот, почему-то, признается единственным. Но это, конечно, не так. Скорее всего, ухудшение вкуса диктует условия игры: т.е. правило окупаемости инвестиций. А творчество (см. сайт Барякиной, например) признается инвестицией, которой нужно прилипнуть к целевой аудитории и заставить ее раскошелиться.
Иными словами, литература, понимаемая как индустрия, с одной стороны, и зажатая падающим интересом и средним вкусом публики, с другой, находит выход в селфи. Селфи-роман. Индустрия последовательно разрушает поиск. В то время как она должна бы стимулировать его. Не продай, а найди. Не купи, а отыщи. Не поверь, а поспорь. Это можно списать на девальвацию культуры. Можно объяснить не сложившимся рынком (на Западе рынок работает - хотя в последнее время в убыток). Можно разрушением образования. Но дело, конечно, в стриме (в данном случае я имею в виду инфотеймент, но слово, мои читатели это поймут, неслучайно). Вопрос тут вот в чем: нужно обособить культуру от денег. Не name your price, а free и только free. Конечно, проза не доставит сама себя (она вне стрима) - и тут важно: нужно отказаться от авторства. Но здесь мы приближаемся к отдельному большому разговору, который продолжу как-нибудь позже.
Это кажется большим допущением, что, мол, идеи если не придумывают, то уж точно форматируют мир. Потому, видимо, что на картину лучше смотреть издалека. Умберто Эко, медиевист, в общем, автор европейского мира. А может быть, и не только европейского. Ведь наше средневековье, конечно, свершившийся факт. Наш постмодернизм, растворенный в ризоме уже отчужденных от источников смыслов, тоже уходящее событие. И эта смерть: конечно, утрата, но и знак нового, определенно не лучшего, может быть, и все-таки нового, того, что позже мы, вероятно, будем называть точными именами. Как и завещал этот великий итальянец.
И короткой строкой: бэндкэмп группы Sonic Death перезапустился. Теперь foreversonicdeath. Перезалиты все релизы. В том числе и редкие синглы, которых у меня до этого не было.
У М.Климовой в ФБ есть забавный эпизод об интервью с Эко. Процитирую, чтобы не вставлять ссылки.
. В Москве вокруг Э. был такой ажиотаж, что в библиотеке, где он выступал, слушатели в давке даже выломали двери, отчего ни один корреспондент этой газеты к нему так и не сумел пробиться, к тому же никто из них, в отличие от Маруси, не знал ни итальянского, ни французского. Примерно в такой же атмосфере, как и в Москве, проходило выступление Э. и в Петербурге, только здесь его забравшиеся на подоконники почитатели выдавили несколько стекол, хорошо еще, что никто не вывалился из окна библиотеки на Фонтанке на улицу, в общем, обошлось без жертв, если не считать нескольких человек, которые во время выступления своего кумира потеряли сознание от июньской духоты и давки. Тем не менее, Маруся сумела связаться с переводчицей Э. и уже через нее договориться с ним о встрече на следующий день после его выступления.
В десять часов утра Э. ждал ее в баре гостиницы «Астория», где он тогда остановился. Он оказался примерно таким, как она себе его и представляла: приземистый, плотный, в очках и с бородой, как и положено писателю или профессору,- он сразу же спросил Марусю, не хочет ли она чашечку кофе, Маруся радостно закивала.
- Ну тогда можете себе его купить, - сказал он, - я уже позавтракал.
Чашечка кофе в баре «Астории» стоила двадцать долларов, а у Маруси было с собой денег ровно столько, чтобы доехать обратно на метро, поэтому кофе ей сразу как-то расхотелось.
Э. начал с того, что предупредил Марусю, что у них очень мало времени, всего полчаса, так как ему еще много надо успеть, потому что сегодня ночью у него самолет, на котором, кстати, ему было очень неприятно сюда лететь, так как он чувствовал себя там крайне дискомфортно и все потому, что там работают такие идиоты, что подают в самолете горошек, который совершенно невозможно в тех условиях поймать вилкой и ножом, он все время с них сваливается…
Вообще, проблема человеческой глупости в последнее время его очень занимала, так как, прежде чем прилететь в Россию на самолете, он совершал путешествие к себе домой, в Италию, из Норвегии через Малайзию - что Маруся не очень хорошо себе представляла - но, тем не менее, в отеле в Малайзии ему предоставили номер люкс, потому что других номеров, подешевле, не оказалось, и вот там был всего один холодильник, забитый прохладительными напитками и шоколадками, а холодильник был нужен ему для огромного лосося, которого он вез с собой из Норвегии, так как там он стоил гораздо дешевле, чем в Италии. В результате Э. вытащил все из холодильника и сложил в ящик стола, а на освободившееся место водрузил лосося.
Каково же было его удивление, когда он, вернувшись вечером, обнаружил, что лосось лежит на столе, а холодильник снова наполнен напитками и шоколадками, Э. опять освободил холодильник и запихнул туда лосося, но на следующий день повторилось то же самое. Так продолжалось все четыре дня, пока он там жил, причем не существовало никакой возможности объясниться с персоналом, потому что даже по-английски никто из прислуги там не говорил. Хотя иногда ему казалось, что он отчетливо слышит в коридоре, за дверью своего номера, английскую речь, но всякий раз, когда он подкрадывался к двери и стремительно ее распахивал, он обнаруживал там только все тех же азиатов, работавших в отеле, которые по-английски не понимали ни слова. Так что, наверное, у него от переживаний уже начинались галлюцинации, какие бывают у путников в пустыне от жажды, только им мерещатся оазисы с фонтанами воды, а ему слышалась знакомая речь от тоски по элементарному человеческому интеллекту и сметливости.
В довершение всего, перед отъездом Э. предъявили астрономический счет за все, что он, якобы, съел и выпил в течение четырех дней, когда методично опустошал холодильник, к тому же ему пришлось оставить там еще и лосося, так как он, в конце концов, испортился. Причем этот счет, целиком и полностью, он был вынужден оплатить, потому что, когда он попросил адвоката, ему принесли авокадо, то есть красивый блестящий зеленый плод, по форме напоминающий грушу, вот этот плод с т
. В Москве вокруг Э. был такой ажиотаж, что в библиотеке, где он выступал, слушатели в давке даже выломали двери, отчего ни один корреспондент этой газеты к нему так и не сумел пробиться, к тому же никто из них, в отличие от Маруси, не знал ни итальянского, ни французского. Примерно в такой же атмосфере, как и в Москве, проходило выступление Э. и в Петербурге, только здесь его забравшиеся на подоконники почитатели выдавили несколько стекол, хорошо еще, что никто не вывалился из окна библиотеки на Фонтанке на улицу, в общем, обошлось без жертв, если не считать нескольких человек, которые во время выступления своего кумира потеряли сознание от июньской духоты и давки. Тем не менее, Маруся сумела связаться с переводчицей Э. и уже через нее договориться с ним о встрече на следующий день после его выступления.
В десять часов утра Э. ждал ее в баре гостиницы «Астория», где он тогда остановился. Он оказался примерно таким, как она себе его и представляла: приземистый, плотный, в очках и с бородой, как и положено писателю или профессору,- он сразу же спросил Марусю, не хочет ли она чашечку кофе, Маруся радостно закивала.
- Ну тогда можете себе его купить, - сказал он, - я уже позавтракал.
Чашечка кофе в баре «Астории» стоила двадцать долларов, а у Маруси было с собой денег ровно столько, чтобы доехать обратно на метро, поэтому кофе ей сразу как-то расхотелось.
Э. начал с того, что предупредил Марусю, что у них очень мало времени, всего полчаса, так как ему еще много надо успеть, потому что сегодня ночью у него самолет, на котором, кстати, ему было очень неприятно сюда лететь, так как он чувствовал себя там крайне дискомфортно и все потому, что там работают такие идиоты, что подают в самолете горошек, который совершенно невозможно в тех условиях поймать вилкой и ножом, он все время с них сваливается…
Вообще, проблема человеческой глупости в последнее время его очень занимала, так как, прежде чем прилететь в Россию на самолете, он совершал путешествие к себе домой, в Италию, из Норвегии через Малайзию - что Маруся не очень хорошо себе представляла - но, тем не менее, в отеле в Малайзии ему предоставили номер люкс, потому что других номеров, подешевле, не оказалось, и вот там был всего один холодильник, забитый прохладительными напитками и шоколадками, а холодильник был нужен ему для огромного лосося, которого он вез с собой из Норвегии, так как там он стоил гораздо дешевле, чем в Италии. В результате Э. вытащил все из холодильника и сложил в ящик стола, а на освободившееся место водрузил лосося.
Каково же было его удивление, когда он, вернувшись вечером, обнаружил, что лосось лежит на столе, а холодильник снова наполнен напитками и шоколадками, Э. опять освободил холодильник и запихнул туда лосося, но на следующий день повторилось то же самое. Так продолжалось все четыре дня, пока он там жил, причем не существовало никакой возможности объясниться с персоналом, потому что даже по-английски никто из прислуги там не говорил. Хотя иногда ему казалось, что он отчетливо слышит в коридоре, за дверью своего номера, английскую речь, но всякий раз, когда он подкрадывался к двери и стремительно ее распахивал, он обнаруживал там только все тех же азиатов, работавших в отеле, которые по-английски не понимали ни слова. Так что, наверное, у него от переживаний уже начинались галлюцинации, какие бывают у путников в пустыне от жажды, только им мерещатся оазисы с фонтанами воды, а ему слышалась знакомая речь от тоски по элементарному человеческому интеллекту и сметливости.
В довершение всего, перед отъездом Э. предъявили астрономический счет за все, что он, якобы, съел и выпил в течение четырех дней, когда методично опустошал холодильник, к тому же ему пришлось оставить там еще и лосося, так как он, в конце концов, испортился. Причем этот счет, целиком и полностью, он был вынужден оплатить, потому что, когда он попросил адвоката, ему принесли авокадо, то есть красивый блестящий зеленый плод, по форме напоминающий грушу, вот этот плод с т
ех пор и стал для него своеобразным символом человеческой глупости вообще, и тупости тамошней прислуги в частности. До такой степени, что он теперь этот плод, не то что есть, он на него теперь даже смотреть спокойно не мог без внутренней улыбки…
Закончив этот рассказ, Э. посмотрел на часы и стремительно поднялся из-за стола, давая понять, что все, время беседы истекло. В результате, Маруся только еще успела его пригласить на тот самый вечерний концерт в рамках фестиваля, посвященного жертвам Холокоста, который, по случайному стечению обстоятельств, совпал со временем пребывания Э. в Петербурге - об этом ее настоятельно просил Руслан.
- Нет, нет, - сказал Э., - у меня сегодня ночью самолет, а должен вам признаться, я очень устал.
После этого Марусе пришлось срочно идти в Публичную библиотеку и искать французские журналы с интервью с Э., где он хоть что-то говорил о литературе, по этим журналам она кое-как и составила свое интервью с ним, которое потом отправила в Москву.
И вот теперь Руслан стал спрашивать у Маруси, не сохранилось ли у нее магнитофонной записи этой последней фразы Э., которую она тогда ему дословно передала и которая теперь Руслану была непременно нужна для передачи. Никаких записей у Маруси, конечно же, не сохранилось, тогда Руслан сказал, что, в сущности, это не так важно, они попросят доцента их Академии Волкова все это сказать за Э., так как тот неплохо знал французский, и у него, к тому же, был хорошо поставленный, очень радиогеничный низкий баритон, все равно голос Э. должен звучать как бы в отдалении по-французски, а в это время Маруся будет озвучивать перевод - так они и сделали.
Правда, в исполнении Волкова ответ Э. стал чуточку более развернутым, теперь на предложение Маруси посетить организованный Академией Мировой Музыки концерт, посвященный жертвам Холокоста, Э. отвечал:
- Нет, нет, у меня сегодня ночью самолет, да и, по правде говоря, я немного устал от всех этих бесконечных муссирований темы, значимость которой мне кажется все-таки чересчур преувеличенной.
В целом, передача получилась впечатляющая, с традиционными для Руслана музыкальными заставками из Вагнера и Карла Орфа, из бесконечных рассказов Болта были выбраны куски минут на семь-восемь, где он особенно упирал на засилье в современной культуре карликов и еще про коллекцию Доджа… После того, как передача вышла в эфир, Марусе почти сразу же позвонил Самуил Гердт - он был в полном восторге, оказывается, он тоже всю жизнь ненавидел авангард, просто не находил слов, чтобы выразить это свое чувство.
Конец цитаты.
Характерное для Климовой выставление писателей (особенно современных) мелкими бездарями здесь умножается на яркую картину постмодернизма вообще. Журналист цитирует прошлые интервью (на кого это похоже можете сами догадаться), а писатель прошлые произведения (Как путешествовать с лососем). Блестящая зарисовка, по-моему.
Закончив этот рассказ, Э. посмотрел на часы и стремительно поднялся из-за стола, давая понять, что все, время беседы истекло. В результате, Маруся только еще успела его пригласить на тот самый вечерний концерт в рамках фестиваля, посвященного жертвам Холокоста, который, по случайному стечению обстоятельств, совпал со временем пребывания Э. в Петербурге - об этом ее настоятельно просил Руслан.
- Нет, нет, - сказал Э., - у меня сегодня ночью самолет, а должен вам признаться, я очень устал.
После этого Марусе пришлось срочно идти в Публичную библиотеку и искать французские журналы с интервью с Э., где он хоть что-то говорил о литературе, по этим журналам она кое-как и составила свое интервью с ним, которое потом отправила в Москву.
И вот теперь Руслан стал спрашивать у Маруси, не сохранилось ли у нее магнитофонной записи этой последней фразы Э., которую она тогда ему дословно передала и которая теперь Руслану была непременно нужна для передачи. Никаких записей у Маруси, конечно же, не сохранилось, тогда Руслан сказал, что, в сущности, это не так важно, они попросят доцента их Академии Волкова все это сказать за Э., так как тот неплохо знал французский, и у него, к тому же, был хорошо поставленный, очень радиогеничный низкий баритон, все равно голос Э. должен звучать как бы в отдалении по-французски, а в это время Маруся будет озвучивать перевод - так они и сделали.
Правда, в исполнении Волкова ответ Э. стал чуточку более развернутым, теперь на предложение Маруси посетить организованный Академией Мировой Музыки концерт, посвященный жертвам Холокоста, Э. отвечал:
- Нет, нет, у меня сегодня ночью самолет, да и, по правде говоря, я немного устал от всех этих бесконечных муссирований темы, значимость которой мне кажется все-таки чересчур преувеличенной.
В целом, передача получилась впечатляющая, с традиционными для Руслана музыкальными заставками из Вагнера и Карла Орфа, из бесконечных рассказов Болта были выбраны куски минут на семь-восемь, где он особенно упирал на засилье в современной культуре карликов и еще про коллекцию Доджа… После того, как передача вышла в эфир, Марусе почти сразу же позвонил Самуил Гердт - он был в полном восторге, оказывается, он тоже всю жизнь ненавидел авангард, просто не находил слов, чтобы выразить это свое чувство.
Конец цитаты.
Характерное для Климовой выставление писателей (особенно современных) мелкими бездарями здесь умножается на яркую картину постмодернизма вообще. Журналист цитирует прошлые интервью (на кого это похоже можете сами догадаться), а писатель прошлые произведения (Как путешествовать с лососем). Блестящая зарисовка, по-моему.
И про Соник Дес продолжу. Этой записи у меня прежде не было. А она стоит отдельной короткой строки.
http://foreversonicdeath.bandcamp.com/album/pogrusti-tour-ep
http://foreversonicdeath.bandcamp.com/album/pogrusti-tour-ep
SONIC DEATH
POGRUSTI TOUR EP, by SONIC DEATH
3 track album
Павел Пепперштейн (Пивоваров) в журнале Port (зима 2016). Очень хорошее интервью. Помню какой-то полуквартирник: Паша сидел рядом с Митей Берхиным и обсуждал очередной погром в Сахаровском центре. Было странное ощущение: я впервые видел богему. И не мне она не нравилась. Но вот спустя год я читаю лучший современный роман о войне "Мифогенную любовь каст", и понимаю, что побывал, но так и не спросил нечто важное. Потом были "Свастика и Пентагон", "Военные рассказы" и т.д. Проза художников всегда хороша. Вот, например, Клинов. Это было в жирные годы, а потом прозой стал Захар Прилепин.
Хорошо помню тот поздний, в общем, вечер, мама спит, она устала, папа тоже, а я смотрю в кухне на минимальной громкости, чтобы не спугнуть их тревожный родительский сон, передачу с поэтом и двумя ведущими, огромная студия, маленький стол. Мне лет 17, наверное, не хочу сверять даты, подростковый, естественно, мир: хрупкий и как губка. Поэт - лицо аристократическое, высокий, спокойный, черты правильные, волосы черные, мягкий голос и в важных словах ударения со слогами; образец речи, поведения, языка - говорит о конце текстуальности, ненужности контекста, новой искренности, много непонятных тогда слов. Его зовут Григорий Дашевский. Сегодня мы его вспоминаем: и я помню его именно таким. Я видел его лишь однажды издалека, спустя почти десять, наверное, лет; телевизор ничего не смог у него украсть, все то же - стать настоящего жителя из книги, башни и многих-многих расхожих и неважных сравнений. Я написал тогда стихотворение, плохое, как водится, после выкинул, конечно, стер, а фраза осталась. Поэт - это целина. Словь раскурится, не пропадет. Спасибо тебе, пусть все будет у тебя хорошо.
коней, что вереницей
ступают под землей,
которым только снится
закат, а нам с тобой
сияющий из окон
все виден он, пока
им освещен твой локон
или моя рука,
но к брошенной отчизне
мы не вернемся впредь,
по направленью жизни
поняв, откуда смерть.
ступают под землей,
которым только снится
закат, а нам с тобой
сияющий из окон
все виден он, пока
им освещен твой локон
или моя рука,
но к брошенной отчизне
мы не вернемся впредь,
по направленью жизни
поняв, откуда смерть.
Конечно, я ошибаюсь. Десятки раз пересматриваю эту сцену, ту самую: юный Михалков в кедах неспешно напевает, идет к экскалатору, тут песня прерывается: "Молодой человек, ты че кричишь?" Именно "че". И так поджимает губы, локоны застенчиво свисают. "Я пою". Ошибаюсь, конечно. Никакого "че", и у Носова в рассказах все время "ты чего ревела?" Знаки важны, конечно, "чего" - форма московского говора, который, возможно, и выродился уже. И тем не менее. Это ведь вопрос из нашего времени. Ты че кричишь? - Я пою. Пою неназванными соловьями, опоздавшими, может быть, на всю жизнь, с глазами Турдейской Манон Леско. Шпаликов, Цыферов, Петров, "вторая культура".
Сейчас снова ищу работу. Недавно работал в пышечной, стоял за кассой, выдавал пышки. Туда приходили дети, писали потом, что Арсений из Sonic Death продался за граненый стакан. А меня уволили, потому что посчитали инертным. Ну да, я вялый, а какого хрена — продавать пышки, ты устаешь от этого.
Летом я работал на заправке и мыл машины. Но там сделали график сутки через двое, я не выдержал. Хотя работа действительно крутая, особенно в теплое время. Правда, жалел, что тогда у меня татуировок мало было. Встречаешь там всяких людей — я работал с чуваком с Западной Украины, который сбежал в Россию, чтобы не служить в армии. Он жил в засаленной комнатушке для заправщиков, где стул да микроволновка.
Без работы сложно — чем ты будешь заниматься? Онанизм, пьянство, компьютерные игры. А когда идешь на работу, пытаешься как-то отвлекаться. Например, репетируешь. Постепенно возвращаешь себе черты человека.
это из интервью на новый альбом Sonic Death, "Афише", вот оно: https://daily.afisha.ru/music/697-dvadcatiletnyaya-telka-luchshij-podarok-tridcatiletnemu-muzhchine/
Я много говорю про Сеню Морозова, но вот она вам третья культура, ничего не поделаешь. Новый альбом пока не слушал.
Летом я работал на заправке и мыл машины. Но там сделали график сутки через двое, я не выдержал. Хотя работа действительно крутая, особенно в теплое время. Правда, жалел, что тогда у меня татуировок мало было. Встречаешь там всяких людей — я работал с чуваком с Западной Украины, который сбежал в Россию, чтобы не служить в армии. Он жил в засаленной комнатушке для заправщиков, где стул да микроволновка.
Без работы сложно — чем ты будешь заниматься? Онанизм, пьянство, компьютерные игры. А когда идешь на работу, пытаешься как-то отвлекаться. Например, репетируешь. Постепенно возвращаешь себе черты человека.
это из интервью на новый альбом Sonic Death, "Афише", вот оно: https://daily.afisha.ru/music/697-dvadcatiletnyaya-telka-luchshij-podarok-tridcatiletnemu-muzhchine/
Я много говорю про Сеню Морозова, но вот она вам третья культура, ничего не поделаешь. Новый альбом пока не слушал.
Афиша
Sonic Death «Двадцатилетняя телка — лучший подарок тридцатилетнему мужчине»
Петербургская группа Sonic Death выпустила альбом «Hate Machine». Лонгплей зафиксировал новый звук, — тяжелый и мрачный, с отсылками к хард-року и протометалу. Арсений ...
Собственно вот он, можно слушать прям здесь. https://foreversonicdeath.bandcamp.com/album/hate-machine
SONIC DEATH
HATE MACHINE, by SONIC DEATH
8 track album
Офисный ритуал поздравлений и грядущих 4хдневных каникул решил закрепить выложенными дискографиями двух любимых групп. Держите. Serena Maneesh (https://yadi.sk/d/Kty1XcmHpuHeq) и Birth of Joy (https://yadi.sk/d/w58w8s6vpuJYt) Такой будет подарок. Ура.
Yandex.Disk
Serena Maneesh.zip
View and download from Yandex.Disk
Есть такая книжка, называется "Осколки Неба". Она про Битлз. Если вы битломан, вы, конечно, о ней знаете. А если нет, то все равно я советую ее прочесть хотя бы потому, что авторы (Буркин-Фадеев - какие фамилии!!) наглядно пытаются опровергнуть уже многократно доказанный тезис о том, что "кэвээнщик - это диагноз". Искристая биография от бесконечно влюбленных в музыку 60-х людей, в общем-то, добрых и милых навечно: как вся бит-волна. Их «четверка» - это застрявшие на двенадцатилетии юнцы с остроразвитыми комплексами: отсюда весь их мир - питерпеновский полет, чай из арбуза вот это все. Читается легко, потому, вероятно, что, конечно, тут никаким нон-фикшеном не пахнет: чудной и качественный фанфик со всеми вытекающими. И о Джордже Мартине. Конечно, он никакой не пятый битл, ибо пятый битл - все-таки Стюарт Сатклифф. Но когда ракета запущена: важны нюансы, интуиция - и тот человек, кто объяснит тебе тебя самого. Это правило среды. Джордж Мартин, потомок мясника, человек с консерваторским образованием, плохой шутник, сделал из каждого из них художника. И знаете еще что: в 2006 году вышел альбом переизданий под его редакцией, он называется Love (ну да, бесконечное признание, как всегда, и все же), там Мартин склеил все песни в единое полотно, перемешал музыку таким причудливым образом, что феномен «Битлз» стал ощущаться физически неразрывным. Рэст ин пиис, дорогой дядюшка Джордж, сыграй там на гобое.