Оказывается, Kula Shaker есть официально в телеге. Впрочем, ясности по новому альбому это не добавляет. Известно лишь: закончили писать в сентябре, обещали выпустить сперва в октябре, даже была дата 22.10, потом - 11.11, но до сих пор ничего нет. И это главная интрига оставшихся двух недель для меня по музыке.
https://tttttt.me/kulashakerofficial/8
https://tttttt.me/kulashakerofficial/8
Telegram
Kula Shaker
Greetings to everyone who has just found us here! This channel will shortly become very busy with exclusive Kula Shaker music, news and happenings as we get ready to release our 6th album.
Songs For Love and Sadness. Vol. IV - Time
solomatoday
Сердце было застегнуто в ее сапожок. Закручено шнурками моего ботинка, несильно, но так, чтобы не развязывалось. Редкое солнышко обернулось портянкой снега, затиралось новыми днями зимы. Хвастаюсь фонарями моей улицы. Хвастаюсь приобретениями: этой ночью, этим днём, минутой напротив вас и тем, что видел, как растаял ноготок в волосах.
Люблю когда громкость можно крутить пальцами. Люблю засохшие цветы под страницами книги. Люблю смотреть на ресницы. Когда глаз похож на сундучок. Люблю новые слова и старые тоже. Люблю вечер. И утро. Люблю, что я не Денис Драгунский. Люблю случайную рифму. Люблю, когда ссылаются друг на друга.
Прошлая ночь заключала в себе окружность. Грусть ложилась на горло, как подвижными пальцами аккорды на гриф гитары. Вверх. Вниз. Слева направо. Мелодия окрика. Как будто нездешняя оказия проявила твое лицо на случайно встреченном стекле. Снег был такой плотный, что на него можно было облокотиться. И ждать. И верить. Закройте меня в свой сундучок. Это гордость. Ей всегда рукоплещет толпа.
Люблю когда громкость можно крутить пальцами. Люблю засохшие цветы под страницами книги. Люблю смотреть на ресницы. Когда глаз похож на сундучок. Люблю новые слова и старые тоже. Люблю вечер. И утро. Люблю, что я не Денис Драгунский. Люблю случайную рифму. Люблю, когда ссылаются друг на друга.
Прошлая ночь заключала в себе окружность. Грусть ложилась на горло, как подвижными пальцами аккорды на гриф гитары. Вверх. Вниз. Слева направо. Мелодия окрика. Как будто нездешняя оказия проявила твое лицо на случайно встреченном стекле. Снег был такой плотный, что на него можно было облокотиться. И ждать. И верить. Закройте меня в свой сундучок. Это гордость. Ей всегда рукоплещет толпа.
Мы не одиноки в своем смехе. И даже огонь можно сделать из ваты. С Новым годом! Пусть все будет хорошо.
Фрагменты интервью сестры Д.И. Хармса. Из фб Марины Вишневецкой:
https://www.facebook.com/100001042374403/posts/5024507097593986/
https://www.facebook.com/100001042374403/posts/5024507097593986/
Facebook
Log in or sign up to view
See posts, photos and more on Facebook.
Я пытаюсь связать две мысли. Подобно китайской девочке, плетущей провода из бескислородной меди и примесью серебра. Марина А. говорит: музыка как высшее нематериальное. Музыка выше перформанса, добавляет она: так мы возвращаемся к собственному опыту. Мишин альбом в ушах. Звук поступает через два цифро-аналоговых преобразователя по 16-жильному серебряному кабелю. Что мне нравится первым? Я узнаю несколько звуков из прошлых альбомов, память цепляется за них, как будто грунтовка впитывается в стены, предназначенные под окраску. Марина А. права, видимо, музыка отражает опыт. Что мешает этой мысли воплотиться до конца? Другая: мы выбираем жирный провод потому, что боимся потери. Мы выбираем несжатые форматы, предельную частоту дискредитации и сжатие без потерь. Сжатие. Мишин альбом я слушаю сжатым. Это может казаться болезнью, но, согласно Марине А., это просто требование чистоты опыта, правильного отношения к технологиям. Абстракция - это не жидкость, которую нужно залить в сосуд собственной жизни. Музыка предельно абстрактна. Мне кажется, Миша (музыкант Mi Croevkhas) вообще ни на секунду не изменил собственных убеждений за все время. Мне это нравится. Я думаю о собственных мыслях и словах. В голове, точно жилы провода наушников, бьются две: могут ли у абстракции быть потери? Так ли важны эти потери при прослушивании, что они значат, эти помехи. Получается, слышимое дрожание струны, дыхание, лёгкий хлопок, погрешность в музыке очень важна - это напоминание о тех потерях, которые неизбежно происходят с нами самими, напоминание о нас, если следовать мысли Марины А. В электронной музыке нет слов, нет зачастую жеста, дрожания струны. Получается, что электроника удаётся в тот момент, когда она может шагнуть за пределы технологии. Если так, то Мишина музыка шагает даже дальше, она скребёт меня, как рудодобытчик на свежем месторождении. Осколки звуков, знакомых, обращение к памяти перестают отражать в тот момент, когда я пытаюсь установить жанр, его проблему. Именно тут Мишин альбом окутывает с головой.
Я призываю всех повторить этот опыт. Он учит не боятся скуки. Он отучивает спорить. Вспоминать. Воспринимать технологию. Но дело не в терапевтических аффектах, дело в проживании опыта без опыта. Прежде всего, это негромкая музыка, ей нет надобности прибивать тебя гвоздем к месту, на котором стоишь. Как говорили раньше, для танцев под столом.
(Есть много недописанных текстов и рецензий, очень много. Этот - об альбоме No Idea, сперва хотел вставить его итоги года, но не получилось красиво по вёрстке, сегодня решил, его место тут, пусть и в незавершенном виде.)
https://microevkhas.bandcamp.com/album/no-idea
Я призываю всех повторить этот опыт. Он учит не боятся скуки. Он отучивает спорить. Вспоминать. Воспринимать технологию. Но дело не в терапевтических аффектах, дело в проживании опыта без опыта. Прежде всего, это негромкая музыка, ей нет надобности прибивать тебя гвоздем к месту, на котором стоишь. Как говорили раньше, для танцев под столом.
(Есть много недописанных текстов и рецензий, очень много. Этот - об альбоме No Idea, сперва хотел вставить его итоги года, но не получилось красиво по вёрстке, сегодня решил, его место тут, пусть и в незавершенном виде.)
https://microevkhas.bandcamp.com/album/no-idea
Я сидел напротив художника И. Мы почти не разговаривали, скорее, я следил за его работой. Все время хотелось научиться рисовать, поступить в Суриковку, я с радостью поддерживал разговоры о художниках, тусовался на худграфе, когда учился в институте, даже позировал пару раз. Я чувствовал себя уютно в комнатке И., которую он решил назвать мастерской. Уже 20 лет он рисовал небо. Как будто вчера начал, но небо ему никак не давалось, как любой неудачник, он зациклился, и я его хорошо понимал. Уже 20 лет я пишу роман, который мне не очень даётся. Время не властно над нами, сперва ты думаешь, что что-то упускаешь, думаешь, что процесс течет мимо тебя, хочется же отклика, но спустя три года это проходит, ты остаёшься один раз один с небом, как художник И. Мой дед был художником, знаменитым даже, если вы коллекционируете марки, то наверняка у вас есть много его работ, еще он рисовал гербы малым городам, а также в конце жизни царя Николая Второго на коне. Говорили, что мы какие-то родственники царю, прабабка всю жизнь пряталась от советской власти, меняла фамилию. В общем, этот дед-художник, его звали Герман, разрыл всю историю, а после уничтожил все документы, так никому ничего особенно и не рассказав. Я помню эту картину с Николаем, здоровая, метра два высотой, и жест царя, похожий на жест Пожарского, надо сказать, что на царя он вообще не был похож. Возле одного из двух центральных переездов Ногинска есть дом, вы его сразу узнаете, у него выложенный камнями забор, такой не перепутаешь. Там жил художник, но умер. Я был у него дважды, картины его мне не очень нравились, но говорят, что однажды почти все его картины купил Березовский. Картины фэнтезийные, с драконами и так далее, странно даже, что Березовский такое купил. Классный дом. Сейчас пустой, я мечтаю его купить, когда напишу роман и получу деньги. Впрочем, этому идет 20-й год, поэтому мечта вряд ли исполнится. Я говорю художнику И., что раз небо не получается, то надо заменить небо фигурами, которые ему удаются лучше. Но он отвергает эту идею. Еще бы, самое глупое будет сдаться, не покорив небо. Это свойство металла, говорил мне механик, который костоправит машины. Ланжеронная часть редко поддается сразу, нужна нагрузка и время. Я думаю, какую нагрузку нужно мне дать, чтобы написать роман и сколько для этого нужно времени. Я даже начал думать, что смерть - это лучший роман. Как у деда, не закончил царя, документы из архивов выдрал, умер. Сюжет? О! - кричу я словами полотера из "Я шагаю по Москве". Но странный сюжет. Тогда я понял, что роман - это пересказ, иначе говоря, нечто ситуативное, я начал разговаривать со всеми и делать роман в комментариях. Но потерпел неудачу. Разговор - недостаточная нагрузка. В таком случае нужно идти физикой до конца, я подумал, что роман должен иметь вполне физическое выражение, эквивалент. Сейчас я думаю, что любая слеза - это роман, я стал их коллекционировать, как настоящий сентименталист, я стал смотреть на слезы и изучать их. Слеза - это небо, говорю я художнику И. Но он молчит, небо его съело целиком. Я один в комнате. Пово́ю немного, закрою окно, подумал я. И.