Выше - аудиоверсия конференции Гефтер.ру о литературных 90-х. Если есть свободных два часа, то послушайте обязательно или посмотрите на сайте (http://gefter.ru/archive/21088 ). Там про Немзера, Птюч, Вавилон, "Черную серию" Вагриуса, совсем мало о Сорокине и почти ничего о Пелевине. Ключевыми в этом разговоре для меня стали два момента. 90-е, несмотря на свою разноголосую сложность, были временем (нищим, конечно), когда литература пыталась "сообщить миру что-то важное", т.е. говорить универсальными категориями. И все это на фоне преодоления "советского способа писать", открытия философской классики 20-го века и высвобождения немыслимого количества новых художественных практик и языков. Кроме того, 90-е открыли уникальный закон существования литературы: долгая и невидимая "здесь и сейчас" работа в перспективе оказывается важнее для времени, чем сиюминутная, отмеченная успехом. А закончилось все стремительно и быстро: когда литература стала профессией, а большие писатели подписали договоры с большими издательствами - и диалог с миром прекратился. В разговоре еще поворотным моментом указывается начало сотрудничества Иванова с Прохановым, но это суровое следствие загибающихся краев неизбежно буксующей на повороте культуры. По мнению участников дискуссии, политика тут совершенно не причем.

На сайте перепечатывать не стал, а в канале можно. О Прилепине. Странно срифмовалось, в 2009 году я был аспирантом кафедры современной русской литературы и написал о нем статью "Имперский текст". И среди прочего я там говорю, что прилепинский дискурс программирует судьбу не только его героя, но и - в большей степени - автора. "Обитель" тогда еще не была написана, да ДЛНР далеко не было. Я знаю его шапочно, мы никогда не общались, и у меня нет никакого мнения по поводу его... не знаю... личной войны. Месть и убийства - нехудожественные акции, их нельзя оправдать. Прилепин, как и в своих книгах, мнит себя Ахилессом, но по факту оказывается Гектором, а его участь известна - и мне не хочется думать о ней, допускать ее. История всегда пародируя повторяет себя. И мне кажется, что Леонид Абрамович Юзефович, один из самых значимых сегодня наших писателей, что-то подобное имеет в виду. А статья (на самом деле, одна из глав моей диссертации по биографическому тексту) была опубликована, сначала в сборнике какой-то научной конференции в ЯрПГУ со значительными сокращениями, потом я выступал с ней на Шешуковских чтениях, а после Игорь Малышев разместил ее полностью в "Новом Органоне", был такой литжурнал. Мне было тогда 23 года, не судите строго. Вот она: http://organon.cih.ru/kritika/puchkovm.htm#_ftn1

Проблемы индустрии. По сети расползается новость о прекращении сотрудничества "Альпины" и "Азбуки-Аттикуса" с "Лабиринтом". Условия у последнего и правда жесткие, но жить можно и с ними. Тут вопрос больше о том, хотят ли они делиться деньгами или нет. Так было с "Росменом" и с "Мозаикой-Синтез". Я не уверен, что информация о росте продаж на 50-60% после развода соответствуют действительности, по моему опыту, при стагнирующем рынке разбитый сосуд проливается и уходит, обратно возвращаются капли. А на фоне этих разборок крупняков в публичном поле со сцены, похоже, сходит Книга.ру - это мой вам инсайд на сегодня. С июля месяца они перестали платить поставщикам, офис с Фрунзенской съехал, сотрудники уволены, склады арестованы, руководство в теплых краях.

Десять дней, говорят, он провисел. То есть в эти самые дни двадцать лет назад. Проспект Бакунина, рукав Московского вокзала, по переулкам газеты, на пыльных столбах афиши. "Ну вот и поговорили мы с "Химерой"..." Выше запись радиоэфира Геннадия Бачинского, 11 марта 1997 года, он только-только потерял друга. И вот его уже 9 лет тоже с нами нет. В эпоху vk это не такая уж и редкая запись, но ценна она, конечно, прежде всего тем, что это 100 минут их неожиданной и желанной встречи где-то там и в то же время перед нами. В книгах теперь много написано, есть фильмы даже, и классный, по-моему, проект с интервью, там Фига, Никонов, Михеев, Гаккель, безусловно. С этой записью, конечно, все по-особому, ведь это не воспоминание, это свидетельство. Когда мы говорим о свободе 90-х, мы имеем в виду, вероятно, то, что возможность совпадений тогда была предельно высока. Вторая культура, как оказывается, всегда максимально контактна и потому лучше всего проявляет себя в совпадениях. Или случаях. 20 лет и 10 дней назад Эдуард Старков повесился. Случай "Химеры" обречен на незавершенность. Потому что случай - это категория эстетики, а значит вторая культура - стремление буржуазное. И именно в удовлетворении этого стремления заключается ее конец. Рэдт разыграл все буквально, огонь должен жечь.

На сайте новое интервью. Цикл бесед с музыкантами продолжается, на этот раз в гостях у Соломушки был город Воронеж и квартет Другое дело (и их побратимы ЦЁЙ и Happy55). Пожалуй, это самое сложное из того, что мне приходилось делать до этого времени. Тем было интереснее. Наверное, мне так и не удалось вывести Ярослава из привычной, кажется, сосредоточенности. Но, возможно, это его самая лучшая характеристика. Среда, движ, общие цели - я всех об этом спрашиваю и - чем дальше, тем определеннее - убеждаюсь, что, увы, ничего этого нет и, вероятно, не может быть, потому что независимая - прости за это слово - музыка - это всегда сугубо индивидуальный акт по самым разным поводам. Среда - это ведь экономика, факт роста, а наша всеобщая бедность всегда личная проблема, или испуг, или исход. Как делать сложную поп-музыку вне Москвы, Питера или Екатеринбурга - вот об этом мы с ним говорили. И в ответ: сосредоточенность, внимание, усердие и с трудом выбираемые слова.

почитать через instant view/medium: https://goo.gl/uIbySc
web- версия: http://soloma.today/droogoe-delo/

По любым вопросам пишите: @okkie_dokkie

Сломал руку. Попробую, конечно, не забрасывать канал. Писать буду коротко.

Это новый альбом китаянки Бен Бен и ее группы Freckles. Я писал о ней в самых первых выпусках Соломы.

"Чапаев и Пустота", кажется, последний роман Пелевина, который он принес в редакцию лично. Я не застал, конечно, того времени, но рассказывают, что В.О. произносил фамилию своего главного героя с ударением на втором слоге. ПустОта. Сейчас уже сложно говорить, есть в этом дополнительный смысл или нет, но факт. Дело было в "Вагриусе" в едва начинавшие смеркаться девяностые.

Что же, есть некоторое количество разговоров, которые усиливаются с годами, становятся минорными, что ли. Выше отрывок из недавнего огромного медузовского интервью Кирилла Серебренникова. Он говорит поколении, которому, в общем, принадлежу и я. 30 лет. Кажется, еще вчера все как-то начиналось. а вот уже и закончилось. Т.е. еще раз: в стране почти нет поколения 30-летних. И, наверное, Кирилл Серебренников прав.

Я говорил уже, что готовлю для сайта круглый стол о проблемах книгоиздания: основной вопрос такой - в принципе возможно ли как-то издать художественную книжку в нормальной редакции, не за свой счет и без премии, и даже если да, возможно, то будет ли у книжки читатель. Совсем не уверен, что да. Совсем. Впрочем, это проблема не только молодого - условно - писателя, но и, например, журналиста. Разницы нет. Парфенов тоже говорит, что спроса нет, какая тут журналистика, писанина. И вот эти разговоры: коридор возможностей ощутимо меньше, копеечный сайт, вечный кликбейт, нативка, хочется как-то соскочить, потребительская корзина, границы бедности, которая все ближе, цветущие двадцатые сменяются горьким топотом тридцатых. Парадигма одна - "уж не пародия ли он", суровый и справедливы круг, Онегину 32, Татьяне 20, в 32 Хармс остается без работы в Детгизе, вчера Миша, один из героев моих интервью, написал, что хочет закрыть лейбл и вообще забить на музыку. Самое простое соотносить себя с ними - и понимать, что мы - пузыри, но и Олеша сокрушался о том же - и ничего не писал. Его последний роман (ему самому тогда едва стукнуло 29) называется "Зависть".

Борис Иванов, создатель клуба-81, в мемуарах рассказывает о двух несовместных утопиях, рождающих "вторую культуру". Он сравнивает это с Реформацией, принципом соблюдения закона без условностей. Раньше (т.е. до конца 20го века), думается, все упрощалось политическим выбором, или, лучше сказать, компромиссом - К-81 жил договором, например, но сейчас какие компромиссы: мы читаем чисто выбритый роман о сожжении книг в кулинарных обрядах будущего, находим его уютным миром, стилистически безупречным. Стиль - это метафора обеднения, почти всегда, мне кажется. От 30-х годов остались "Разговоры" Липавского, но вот что оставлю я или мы, не знаю.

Рецензия на "Манарагу". Я попробовал создать этой книге контекст. А вообще все понравилось.

https://goo.gl/vNJiM1
Веб: http://soloma.today/manaraga/

Вчера приехал в свои 32. Значит сайту проекта Соломы исполнился год. Спасибо трем тысячам пришедших читателей - и отдельно: всем вам. И вот и афиши уже берут слова из взятых мной интервью (ниже). Писать, ругать, заказать альманах (который будет позже), поздравлять и дружить можно сюда: @okkie_dokkie

Medusa1975

Классная история. Середина 70х, протометал, Блэк Саббат, Хендрикс вот это все. В максимально приближенной орбите кружится группа под названием Медуза, оригинального мало: что-то околооккультное, тяжелые рифы, потные клубы. Ну то есть такой вполне себе второй ряд - никакого следа, небольшой тираж сорокопятки и, кажется, забвение. Побеждает тот, кто остается, говорил Гений дзюдо. И в одном старом разговоре: когда-нибудь и тебя, Пучков, достанет с полки какой-нибудь журнал Урал, а за ними и издатели, так всегда бывает, тридцать лет пиши в стол, но главное - пиши. Это был самый знаменитый, пожалуй, цыган и поэт - Виталий Пуханов.

Все так, хотя, впрочем, конечно, нет. Для группы Медуза из США сорок лет означали долгую экспозицию. Сначала их нашел менеджер из какого-то лейбла, переиздающего эпоху. Потом они поняли, что проще все записать заново, чем пытаться все перемастерить (хотя все-таки перемастерили, конечно). Так их осталось двое, группа получила цифровой постфикс - и стала записывать новую музыку - намного мощнее. Никаких контрактов, лейблов, разовые акции, концерты, фестивали. В интервью прошлого года они говорят о своих работах: страховой агент, преподаватель, наборщик в типографии, по выходным полазить по горам, мечта о путешествиях. Наша обычная, черт, жизнь. Диск издали в Финляндии, кажется, это единственная страна, где можно было им издаться, и самая большая причина для того, чтобы альбом никто не услышал.

На фотографии этой банды на нас смотрят старик и старушка, вряд ли они счастливы, но, по крайней мере, они делают дело, к которому приспособлены. Мне хотелось бы, чтобы любой ревайвл был именно таким. Хотя они сами всячески открещиваются от того, чтобы называть себя возраждающей нечто группы. И так и есть. С ними большая история, встречи с легендами и, возможно, несказанные когда-то слова. Все то, что можно назвать человеческой природой, в сущности.

Мне очень хочется, чтобы и в нашей самой прекрасной России будущего спустя сорок-пятьдесят лет какой-нибудь менеджер стримингового сервиса снял с полки последний диск, хм, Polska Radio One, изданный в Екатеринбурге в 2014 году, позвонил им, и они собрались бы вновь и спели самую прекрасную в мире песню о северной ягоде.

https://vk.com/wall-43312610_6103

Наверное, многие из вас прочли эмоциональный выпад одного из местных музканалов на Дельфина. Я не могу осуждать интенцию этого высказывания, но никак не могу согласиться с его формой. Я знал Александра Петрунина, не то чтобы мы были знакомы, нет, конечно, но мы виделись с ним. А среди моих друзей есть те, с кем он был особенно близок. Его не стало в 2012-м. Я не могу сказать, что он был совсем не признанным музыкантом, что его не знали, это не так. Да, о русском писателе/музыканте только по поводу смерти, если в нем что-то настоящее, я не перестану повторять эту мысль. Но самое главное, все же, у русского писателя/музыканта заслуги всегда для вечности, Александр Петрунин создал альбом Дельфина "Звезда", его авторство зафиксировано наравне с другими. Но так бывает, и кто хотя бы раз пытался записать хоть что-то в студии - подтвердит, что это не всегда особенно идиллическая картина единства помыслов и светлых надежд, думаю, что "Звезда" (абсолютно не согласен, что накануне записи Дельфин был в застойном кризисе, "Ткани" - возможно, самый мощный его саундэксперимент) ровно тот самый случай. Глупо делить заслуги и лавры, они сделали классную пластинку - ВМЕСТЕ, и именно этому столь кратковременному единству стоит уделять слова и письмо, но не тому, что кто-то у кого-то что-то отнял, обделил. Есть плохой контрпример, но все-таки: Ганс Хольман тоже продал записи Дубового Гаайъя в "Элиас". Нужно ли было помогать? Да, безусловно. Но кто сказал, что люди, сделавшие альбом должны быть друзьями? Вовсе нет. Я никого не хочу оправдать, я не знаю ни особенностей отношений Дельфина с Сашей, ни того, почему такая ранняя смерть произошла, я просто хочу предостеречь от беспочвенных аккузаций. Это ведь качество среды: люди могут быть вместе слишком недолго, так вторая культура только и может говорить. Мне, по крайней мере, так сейчас кажется.

По мне, вот что происходит. Почему мы стали жертвами биографизма и лимоновского стиля? Проблема в том, что литература утратила возможности открытия нового. Сначала это коснулось территории: если раньше катализатором туризма могли быть романы Вальтера Скотта, то сейчас территория покрыта сетью GPS, у нас есть google maps и periscope, нам не нужна книга. Так распался привычный хронотоп. Писателю осталось лишь время, которое вдруг тоже расползлось на частные случаи.

Лимонов универсален потому, что, в общем, у нас нет земли, в смысле своей территории, места даже, технология нас лишила места, мы как бы везде, поэтому нам осталось время - хронология, и самая простая ее часть - биография. Поэтому литература вынуждена возвращать место, землю, территорию. У нас только Осокин да Голованов, кажется, нестыдно это делают. А остальные про время. Хотя тот же Лимонов попытался выскочить из им же созданного канона в "Книге воды" (это лучший его текст, по-моему).

Проза обречена на селфи, как и кино обречено на stories в социальной ленте. Прозу пытаются упаковать в технологию, называя ее сторителлингом и пытаясь внушить, что текст всегда первичен. Текст+ код=контент, примерно такой расчет. Но это не так. Вполне очевиден другой поворот: современная и самая новая проза - это разговор. А мы помним, да, художник ДОЛЖЕН увидеть действительность глазами жанра (Бахтин). То есть мы пытаемся идти по простому пути: достал, щелкнул, выложил. Реальность же сложнее всегда, поэтому сложнее нужно выбирать и жанр.

Постсоветский человек, по Гройсу, обречен на потерянность, т.к. он только-только вернулся из будущего в настоящее и переживает то, что уже пережил когда-то, зная, чем все кончится. Наша проза должна быть авангардом, у нас были 20-е и 30-е, но не может. Или не хочет. Все свои разговоры мы УЖЕ говорили. Русский дискурс - это дискурс молчания. И далее, потеря территории для русской прозы связана с другой проблемой: у нее нет читателя. Там, где западная литература пытается установить селфи-палку для трансляции, русский писатель пытается гадать по линиям мертвой ладони и не замечает одинокого глазка веб-камеры своего китайского мобильного устройства.