НОЧНЫЕ СМЕНЫ
Мозги расплываются от ночных смен,
В небе луна выползает из облаков,
Я всегда говорил: "Мир ужасная хворь!",
А вместо сердца, в груди, у меня зреет лишь хтонь.
Выползают все монстры, все темные твари,
Объедают мне тело, выжирают все кадры,
Из памяти тянут все жуткие лица,
А сырость внутри зарождает мокрицу.
А она размножается и жрет эпидермис,
Мои кости мне режут кожу и нервы, хрящи и все вены,
Гниение выедает здоровье и сперму.
Ночная смена рабочего класса всего лишь геноцид бедных.
07.09.24
Мозги расплываются от ночных смен,
В небе луна выползает из облаков,
Я всегда говорил: "Мир ужасная хворь!",
А вместо сердца, в груди, у меня зреет лишь хтонь.
Выползают все монстры, все темные твари,
Объедают мне тело, выжирают все кадры,
Из памяти тянут все жуткие лица,
А сырость внутри зарождает мокрицу.
А она размножается и жрет эпидермис,
Мои кости мне режут кожу и нервы, хрящи и все вены,
Гниение выедает здоровье и сперму.
Ночная смена рабочего класса всего лишь геноцид бедных.
07.09.24
Ну что же я за человека?
Пустой, безбожный странник.
Не знаю кто я, где мой дом,
И жизнь живу словно изгнанник.
Прополз я виселицу, скот,
Блядей, ублюдков, и страдания.
Но до сих пор не знаю жив ли,
Или жизни это очертания.
Не болен мне утраты путь,
Не радует услада света,
Мне б только тлен, могильный кофе
И едкий дым, ох сигарета.
Холодный, синий бы мой труп,
Увидеть сущностью астральной,
И посмеяться бы над гримом,
Над тем кем был я, такой печальный.
Пустой, безбожный странник.
Не знаю кто я, где мой дом,
И жизнь живу словно изгнанник.
Прополз я виселицу, скот,
Блядей, ублюдков, и страдания.
Но до сих пор не знаю жив ли,
Или жизни это очертания.
Не болен мне утраты путь,
Не радует услада света,
Мне б только тлен, могильный кофе
И едкий дым, ох сигарета.
Холодный, синий бы мой труп,
Увидеть сущностью астральной,
И посмеяться бы над гримом,
Над тем кем был я, такой печальный.
Дни плывут как облака,
Душа горит как солнца свет.
Мои мысли как река
И я плыву по ней, прогрет.
Вся жизнь забвение, пенье птиц,
Полей зелёные края.
Кричит синица, разрывая
Моё сердца в два куска.
Из под воды зелёный сад
Мне в спину тычет травой,
Как будто прошлое хватает
И хочет утащить на дно.
Но я не сдамся скорби в плен!
Не поглотит меня река!
Я теплоту в себя впитаю
И растворится тьма.
Пейзаж заполнит клетки зла.
Вся тьма уйдёт слезами в воду.
Я буду жить, облака!
Я буду жить, любя природу!
Душа горит как солнца свет.
Мои мысли как река
И я плыву по ней, прогрет.
Вся жизнь забвение, пенье птиц,
Полей зелёные края.
Кричит синица, разрывая
Моё сердца в два куска.
Из под воды зелёный сад
Мне в спину тычет травой,
Как будто прошлое хватает
И хочет утащить на дно.
Но я не сдамся скорби в плен!
Не поглотит меня река!
Я теплоту в себя впитаю
И растворится тьма.
Пейзаж заполнит клетки зла.
Вся тьма уйдёт слезами в воду.
Я буду жить, облака!
Я буду жить, любя природу!
Новая колонка про мой кислотный др уже залита, бегом читать! https://author.today/u/nikitakokokoko/works/edit
Author.Today
Никита Кузнецов @nikitakokokoko читать книги онлайн
Читай книги онлайн Никита Кузнецов @nikitakokokoko / Самиздат Author.Today
Летят кометы лунным диском,
Как диско-шар в гробу чертей.
Я выделяю яркой мыслью,
Люблю я сладостных блядей.
В верхах сыном быть непокорным
И класть здоровье на слова.
Я тот еще иконоборец!
Я сорванец и адский хам!
Я рву частицы измерений
И плетью пробиваю путь словам.
Среди зелёных, но похожих елей,
Я лишь одна берёзка там.
Я мрак луны и гроб Сатурна,
Я час ночной и пьяный бред,
Я речка, что хранит окурки,
Я тьмы космической поэт!
И рак земного шара
На веки
вечные
Земли...
Как диско-шар в гробу чертей.
Я выделяю яркой мыслью,
Люблю я сладостных блядей.
В верхах сыном быть непокорным
И класть здоровье на слова.
Я тот еще иконоборец!
Я сорванец и адский хам!
Я рву частицы измерений
И плетью пробиваю путь словам.
Среди зелёных, но похожих елей,
Я лишь одна берёзка там.
Я мрак луны и гроб Сатурна,
Я час ночной и пьяный бред,
Я речка, что хранит окурки,
Я тьмы космической поэт!
И рак земного шара
На веки
вечные
Земли...
Forwarded from между приговым и курехиным
Современный человек утверждает себя, разоблачая историю. Не действует, но судит. Потому что сам он
не может творить историю. Он несвободен в действиях, хотя и скрывает от себя свою несвободу домашнего животного цивилизации, сменившего свободу на «хорошую» жизнь.
Разоблачения революций и эпох, пересмотр истории не следует ли объяснить комплексом неполноценности
населений санаториев по отношению к эпохам героическим, мужественным и в известном смысле более
свободным? Усиленное возвышение роли «прав человека» (пригождающихся побежденному и направленных против победителя), страх крови, смерти, истеричный культ жертв — побежденных, а не победителей — все это не есть ли попытки нашей постисторической эпохи перетянуть одеяло на себя? Наглые попытки импотентов перевернуть все с ног на голову: представить virilite (мужественность )и потенцию как порок и преступление, а свою презренную импотенцию как достоинство?
Эдуард Лимонов, «Дисциплинарный санаторий».
не может творить историю. Он несвободен в действиях, хотя и скрывает от себя свою несвободу домашнего животного цивилизации, сменившего свободу на «хорошую» жизнь.
Разоблачения революций и эпох, пересмотр истории не следует ли объяснить комплексом неполноценности
населений санаториев по отношению к эпохам героическим, мужественным и в известном смысле более
свободным? Усиленное возвышение роли «прав человека» (пригождающихся побежденному и направленных против победителя), страх крови, смерти, истеричный культ жертв — побежденных, а не победителей — все это не есть ли попытки нашей постисторической эпохи перетянуть одеяло на себя? Наглые попытки импотентов перевернуть все с ног на голову: представить virilite (мужественность )и потенцию как порок и преступление, а свою презренную импотенцию как достоинство?
Эдуард Лимонов, «Дисциплинарный санаторий».
Я выплываю из сумрака дня
И к тебе иду, спотыкаясь,
А затем забредаю в кабак
И в ярости лишь проклинаюсь.
А потом я в сортире вдыхаю,
Ангельский свет и кожный покров,
А узбек из кабинки доносит:
"Ты вдыхаешь лишь прах, мефедрон".
Я расстроившись, но в эйфории,
Допиваю последний бокал
И бреду к тебе, милая вечность,
На плаху, в виде Христа.
И к тебе иду, спотыкаясь,
А затем забредаю в кабак
И в ярости лишь проклинаюсь.
А потом я в сортире вдыхаю,
Ангельский свет и кожный покров,
А узбек из кабинки доносит:
"Ты вдыхаешь лишь прах, мефедрон".
Я расстроившись, но в эйфории,
Допиваю последний бокал
И бреду к тебе, милая вечность,
На плаху, в виде Христа.