На обиженных воду возят

Российские экономисты участвуют в проектировании архитектуры санкций, направленных против россиян. Позавчерашние оппозиционеры, критиковавшие власть за государственную пропаганду, курируют фабричную, вполне в духе XXI века, унылую продукцию, стратегически ориентированную на изменение общественного мнения. Грантоеды работают на интересы грантопродавцев, а главное медиа о жизни заключённых в России не маркирует свои материалы оповещением о конфликте интересов. Что забыли? Ах да, оказывается, панк-молельщицы не такие уж и панки, а вполне себе благоустроенные спонсорки войны. Путина Богородица не прогнала, зато патриарх совместно с усилиями лево-либеральных СМИ успешно осуществили обряд экзорцизма наоборот, изгнав из Толоконниковой и Верзилова остатки образа, напоминающего что-то гуманистическое. Чуть не забыла! Главный учитель альтернативной истории, обслуживающий уши цивилизованных людей, увы, жаждет истребления палестинских детей.

Мне не кажется добросовестной и хоть сколько-нибудь уместной реакция злорадная, высказанная с этатистской стороны: дескать, вообразите, наши маленькие снежиночные друзья, российская пропаганда не врала всё это время! Каков купец, таков и продавец. Доброе утро, вы наконец проснулись и выяснили, что деньги и сила в этом мире решают всё, а геополитические проблемы и экзистенциальная угроза для русских — не побасёнки старых гэбистов. Гадкие ухмылки, спонсирование войны, участие в этически неоднозначных ситуациях, скандальная грызня, взаимные плевки и унижения, а также уверенность в непогрешимости картины мира были уже давно свойственны и тем, кто сейчас злорадствует, и тем, над кем злорадствуют. Это просто циклически сменяющая друг друга карусель неизбежных поражений: вот уголовные дела по 228 статье, а вот Крым, а вот и гойда, а вот вам патриот, совсем не героически умерший от наркотиков, а вот и опозорившийся оппозиционер. Пока сменяют друг друга календарные дни, ситуация так и будет меняться ситуативно за или против морального авторитета той или иной тревожной социальной группы.

Похожи друг на друга не Мизулина и Толоконникова, Соловьёв и Милов. Похожи друг на друга их представления о том, что есть политическое, человеческое и народное. Представления, далёкие как от идеи Блага, так и от живой, возмутительно непредсказуемой ткани живого бытования людей и вещей в этом невероятном, прекрасном и яростном мире. Объять его ни опытом, ни умом не может никто из нас, поэтому мы с вами и тянемся и к Платону и Аристотелю, и к Данте и Паунду, и к Джорджоне и Брейгелю. И вместе с ними тянемся в мир, чтобы в многообразии рассмотреть должное и прекрасное.

Медийные либералы продаются так же хорошо, как и патриоты на зарплате, в то время как люди честнее и симпатичнее продолжают издавать важные и хорошие книги классиков левой мысли и либерализма. Или, несмотря на бюрократические препоны, везут в больницы прифронтовых территорий лекарства, а также помогают огромному количеству беженцев из Украины. Одни — здесь, у нас, другие активно волонтёрили за рубежом.

Несмотря на то что у меня лично никогда не было веры в личностей, успевших нашуметь за последние недели, мне, признаюсь, всё-таки ближе сейчас те, кто разочарованы, чем те, кто злорадствуют. Замечательно, что кто-то ещё верил в правовой порядок, честные выборы и другие демократические химеры, прикрывающие онтологический беспорядок, устроенный национальными государствами. Эти люди верили хотя бы во что-то порядочное, в отличие от гиликов, якобы разгадавших главную тайну бытия: сила и деньги управляют миром. Нет, это так только в вашем мире. В мире Премудрости слабого защищают, а не бьют, жертвуют частными интересами, а не только продаются.

Скажу то же, что и всегда здесь говорилось: доверяйте свои надежды живым, а не мёртвым, добродетельным нравам и делам, а не идеологическим баталиям. Про идеологии всё рассказано в «Бесах», а про добродетель — у древних. Не расстраивайтесь, друзья, если ваши ожидания были обмануты: всякий низринутый идол освобождает место и простор для настоящих отношений и куда более радикальных надежд.

Первое упоминание анархо-капитализма на российском центральном телевидении. Белькович в Международном обозрении

В признании ЛГБТ экстремистским движением, представляющим угрозу национальной безопасности, примерно столько же от торжества консервативных ценностей, сколько российского в новой модели автомобиля «Москвич». Впрочем, какой режим, такие и угрозы. Несогласие с этим решением автоматически не делает из вас ЛГБТ-бойца в радужной униформе. Но любое рукоплескание государственным запретам по идеологическому принципу рано или поздно приводит к запрету самих идейных рукоплескателей.

Любая автономная деятельность, предполагающая наличие ценностей и серьёзное отношение к собственным убеждениям, воспринимается системой как угроза её порядку. Будь вы турбо-патриотом, нацболом, националистом, либералом, социалистом, да хоть феминист_кой или гей-активистом — в глазах Левиафана все равны: равно опасны и неуместны. Политика, с точки зрения современных государств, может быть, увы, только политикой контролируемой. Политика более традиционного толка, за которой стоят ценности и политическое участие неравнодушных людей, оказывается фундаментально несовместимой с государством. И стоит ей начать прорастать на выжженном веками этатизма русском поле экспериментов, как в ход идёт дубина оседлого бандита. Он не терпит никаких горизонтальных связей, потому что власть знает только одну ось – вертикаль. И если вчера у «несистемных» находили «Майн Кампф» или какую-нибудь «визитку Яроша», то сейчас чёрная метка станет радужной. А вот последствия её получения становятся лишь чернее.

Понятно, что ни стилистически, ни идеологически современное ЛГБТ-движение со своей остервенелой демонстрацией сексуальных предпочтений, из которых почему-то необходимо сделать политический манифест, со своей новой этикой и фестивалями транс-переходов вызывать симпатий не может не только у консерватора, но и в принципе у культурного человека. Но ещё меньше симпатий вызывают так называемые борцы за мораль и нравственность, облизывающие государственную дубину и испытывающие нездоровое возбуждение от разговоров о трансформерах и трансформаторах.

Мы можем, конечно, представить себе в рамках мысленного эксперимента добровольное объединение людей, для которых однополые связи будут являться бóльшим преступлением, чем, например, причинение реального физического вреда. Для них установление запрета на пропаганду ЛГБТ было бы вполне легитимным политическим решением. Вот только проблема в том, что нет в эпоху этатизма таких вольных ассоциаций. В современном государстве многомиллионную массу произвольно собранных людей объединяет только наличие паспорта одного цвета, но никак не общие представления. И потому такое гетерономное воздействие из соображений «защиты общественной морали», «принуждение к добру» означает лишь то, что одна группа, используя силовые ресурсы, навязывает свои нравы другим. Более того, моральное регулирование в государстве оказывается равнозначным абсолютному произволу регулирующих субъектов, поскольку критерием оценки поведения как морально допустимого могут быть только представления этого оценивающего субъекта (в данном случае — номенклатуры) о добре и зле. Да и словосочетание «моральное регулирование» выглядит как издёвка. До тех пор, пока его подпирает полицейская дубинка, никакой порядок нельзя назвать справедливым или моральным. Сегодня ЛГБТ, завтра криминализация абортов, послезавтра — возвращение смертной казни. Дней впереди достаточно.

С точки зрения формального равенства, люди, не разделяющие нравы других, даже если это моральные принципы некоего большинства, вправе не учитывать эти принципы в своих действиях, и никто — ни «моральное большинство», ни «моральные маргиналы» (ЛГБТ+) — не вправе навязывать свои нравы другим. Порок не является преступлением, как ещё в XIX веке заметил Лисандер Спунер.

И как бы мы ни отрицали чьи-то моральные убеждения — уничтожить их мы вправе только морально. Это и есть торжество консервативных ценностей — победа общества, а не государства.

Пока денацификаторы уничтожают памятные знаки о Голодоморе, а украинцы деконструируют империю, выкорчёвывая из вольных земель Александра Сергеевича, другие монументы стоят — всё им нипочём.

Основательно был разрушен музей Григория Саввича Сковороды, а сам он, статно и спокойно, стоит невредимым. Искала российская ракета величайшего православного философа всей Российской Империи — и не поймала его. Совсем недавно над полуостровом бушевал ураган, волны размыли набережную Севастополя, но не шелохнулся белокаменный исполин — апостол Андрей Первозванный.

В православной культуре скепсис по отношению к пластике укоренился неслучайно: слишком явно скульптура походит на идола, слишком силён её акцент на материальном. В Константинополе древние, ещё языческие статуи временами ощущались не просто чуждыми — потенциально они несли почти экзистенциальную угрозу верующим, нападая на христиан, которые бежали в храм Святой Софии как в укрытие. Всё это не средневековые россказни непросвещённых людей — война с памятниками и утверждение власти посредством монументов до сих пор являются частью актуальной политической культуры. Не на пустом месте.

Людям всё ещё важно, какие памятники открыты, какие уничтожены, а какие — чудом — остались целыми, противостоя как природному хаосу, так и бесовству человеческому. Национально-ориентированное мышление, увы, и эти ситуации будет расценивать исключительно в качестве своеобразных бонусных очков правоты, посланных от невидимых сил: дескать, харьковский поэт стоит вопреки оккупантам, а апостол охраняет Россию (обе стороны могут воспринимать события как знаки того, что каждый идёт верной дорогой).

Защищаться от агрессора и прославлять православие — действительно достойные решения, кто станет спорить. Однако жаль, что даже православие и непослушную ткань истории можно попытаться искусственно привязать к территориальной границе.

Григорий Саввич был учителем для людей, строивших государственную архитектуру Империи. А севастопольский апостол был подарен городу киевской администрацией в 2003 году.

Волны и ракеты, сохраняющие то, что должен защищать человек, ставя святыни выше всяких национальных и государственных интересов, сказочным образом оказались мудрее цивилизованных людей. Как в «Слове о полку Игореве», как живой космос, в котором даже оружие порой хочет послужить человеку, несмотря на всю его падшесть.

Клоуны при экстремистах и экстремисты при клоунах

«Радио Республика» в эфире! В новом выпуске подкаста ЦРИ Белькович и Быстров обсудили запрет движения ЛГБТ в России. Что сублимируют депутаты, и как правильно бороться с возбуждением ненависти и вражды? Зачем либералы придумали ст. 282 УК, и кому теперь ждать радужную метку от Центра «Э»? Каких запретов жаждет ЛГБТ-обком, и повод ли это облизывать государев сапог?

Подпишись, не будь экстремистом!

Стажёр-исследователь ЦРИ Дарья Конькова побывала на лекции консервативного комментатора Майкла Дж. Ноулза в Вашингтоне и выяснила, почему Джо Байден хуже Си Цзиньпина и от кого хотят избавиться Клинтоны

Ошибки тиранов

В Москве на чёрных ветках лежат тяжёлые белые шапки снега, и в такие вечера почему-то особенно остро ощущается ключевой недостаток российского авторитаризма как авторитаризма. Я имею в виду полное отсутствие фантазии и стиля, всякого искреннего восторга перед возможностями, которые открывает неконтролируемая власть. «Настоящая анархия — это анархия власти». Но как ведёт себя сегодня отечественный тиран? Он пытается изобразить, что Россия — современное, передовое, технологически развитое государство, обеспечивающее гражданам недоступный даже на Западе спектр услуг и так далее. Искусственный интеллект, дроны, всё это. Иначе говоря, вместо того, чтобы в текущих условиях осуществить радикальную переориентировку, они буквально боятся. Они не боятся восстаний или тотального провала экономической политики — они вполне серьёзно боятся выглядеть неактуально. Неудивительно, что Дугин не привился. Правящий наш класс, к сожалению, мыслит категориями школьных утренников. Никаких попыток смелых решений, никакого сердечного, разухабистого рывка в пустоту. Только жвачка многонациональности, календарного православия, выставок достижений народного хозяйства. Характерно, что Сурков со своими вялыми опусами — это предел их возможностей. Эти люди не просто не поняли — они, видимо, в силу своих антропометрических, так сказать, данных и не могли понять, что многие готовы были бы встать на сторону проекта сознательного изоляционизма, если бы он был достаточно радикален. Если бы его не воплощали в жизнь слюнявые жирные лысые завхозы. Но о каком радикализме можно вести речь, если у нас радикалами считаются националисты, которые выстраивают свою идентичность вокруг образа России, буквально заимствованного откуда-то из мультфильмов Диснея. Или другие националисты, которые набивают себе руны, молоты, свастики. В общем, не отстают от западных прогрессивных товарищей. Oh, how common. О каком альтернативном проекте можно думать, когда показатель нашей свободы и независимости — объёмы вводимых квадратных метров недвижимости в убогих бетонно-стеклянных коробках, которые как у людей. О, как жаль, что каждый год этот тяжёлый снег ложится будто бы зря. Как аккуратно и нежно обнимает он древние белые палаты, и как варварски его давят, топчут, сминают вываливающиеся из очередного модного места посетители. Нельзя, нельзя верить в русский мир и так беззаветно отдаваться модерну. Запретите космические программы, прокляните искусственный интеллект, сделайте что-нибудь красивое. Тираны вы или кто. Нет, они будут выносить свои пакостные приговоры и приговорчики. Вот и весь масштаб фантазии. Тьфу.

Продолжая рассуждения о природе авторитаризма. Тут давеча Владимир Путин в режиме «ответа на просьбы трудящихся» объявил о своём очередном выдвижении на президентский пост. Таким образом, если он завершит ещё один шестилетний срок в Кремле, то переплюнет по времени удержания власти Сталина и ближайших отечественных конкурентов в этом сомнительном спорте ему придётся искать уже среди монархов XVIII века. Я было думал разразиться историко-политическим анализом на этот счёт, но потом вспомнил, что мы не так давно обсуждали со студентами «Государство» Платона. В восьмой книге есть любопытный фрагмент о доле единоличного правителя:

«Значит, уж это-то ясно, что, когда появляется тиран, он вырастает именно из этого корня, то есть как ставленник народа. Он тот, кто подымает восстание против обладающих собственностью. ... Если он потерпел неудачу, подвергся изгнанию, а потом вернулся — назло своим врагам, — то возвращается он уже как законченный тиран. В первые дни, вообще в первое время он приветливо улыбается всем, кто бы ему ни встретился, а о себе утверждает, что он вовсе не тиран; он даёт много обещаний частным лицам и обществу; он освобождает людей от долгов и раздаёт землю народу и своей свите. Так притворяется он милостивым ко всем и кротким. ... Когда же он примирится кое с кем из своих врагов, а иных уничтожит, так что они перестанут его беспокоить, я думаю, первой его задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе... да и для того, чтобы из-за налогов люди обеднели и перебивались со дня на день, меньше злоумышляя против него. ... А если он заподозрит кого в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю. Ради всего этого тирану необходимо постоянно будоражить всех посредством войны. … Но такие действия делают его все более и более ненавистным для граждан. ... Между тем и некоторые из влиятельных лиц, способствовавших его возвышению, станут открыто, да и в разговорах между собой выражать ему недовольство всем происходящим — по крайней мере те, кто посмелее. ... Чтобы сохранить за собой власть, тирану придётся их всех уничтожить, так что в конце концов не останется никого ни из друзей, ни из врагов, кто бы на что-то годился. ... Значит, тирану надо зорко следить за тем, кто мужествен, кто великодушен, кто разумен, кто богат. Велико же счастье тирана: он поневоле враждебен всем этим людям и строит против них козни, пока не очистит от них государство.»

Одним словом, счастье не за горами.

Мёртвые души

75 лет назад 10 декабря 1948 года Генеральная Ассамблея ООН провозгласила Всеобщую декларацию прав человека. Ну что тут скажешь — в 75 лет многие выглядят гораздо лучше и живее. Неудивительно, ведь это дитя родилось явно недоношенным. Более того, есть большие сомнения по поводу желательности ребёнка — он, скорее, стал неуклюжей попыткой решить проблемы взрослых. Ключевая из которых, как всегда, глубоко теоретическая, а потому и наиболее практически значимая — отсутствие ясности в вопросе о природе правового статуса человека.

В мире, сознательно избавившемся от Бога и всей сложной системы ограничений, сопряжённой с фактом Его существования, и попытавшемся выстроить новый рациональный порядок, произошёл сбой — вполне рациональным оказался порядок смерти. Если есть закон, но нет Бога, то ничто не мешает закону вывести вас за пределы человеческого. Ужасы нацизма были заложены уже в восемнадцатом веке — если права фундированы нацией или ratio, считайте, что у вас их нет. Это и обнаружилось так явно в середине века двадцатого — нацисты действовали в рамках закона.

Что же оставалось делать? Может быть, вернуться к миру, где помимо закона человеческого признавались Вечный, Божественный и Естественный законы (см. напр. Фому Аквинского)? Отказаться от идеи суверенитета? Нет, как же, это ненаучно, тут потребовался бы Бог. Вместо этого стали наслаивать новые изобретения недалёкого ума — дыры в чучеле успевшего прогнить национального государства решили залатать ещё более абстрактной идеей универсальных естественных прав, содержание которых будет выведено посредством конвенции. Списком, который не основан ни на чём, кроме воли высоких договаривающихся сторон. Иначе говоря, давайте составим магическую формулу, которая будет работать несмотря на то, что мы уже ни во что не верим.

Если человек — это всего лишь биоробот, то, конечно же, никаких естественных прав у него быть не может. О естественном могли говорить люди, для которых универсальность порядка вытекала из метафизического основания — пока на этом свете существуют свободные души, живущие перед лицом Господа, они составляют universum, единообразно управляемый естественным законом. ООН не придумало ничего нового — о существовании человечества прекрасно знает Христианство, так как Христос спасает всех. Вот только универсальность без Христа, универсальность как Декларация — это не просто недоношенный или даже мертворождённый ребёнок. Это ребёнок, который существует только на бумаге. Что ж, лишний повод перечитать Гоголя.

Республиканский век

13 декабря в возрасте 99 лет ушёл из жизни Джон Гревилл Агард Покок, один из величайших историков XX века, яркий представитель так называемой Кембриджской школы, соратник Квентина Скиннера. Покок — один из тех героев, благодаря которым в условиях тотального господства либеральной и социалистической идеологий стал вновь возможен серьёзный разговор о республиканской традиции. Безусловно, о гражданском гуманизме писали и до него, но именно «Момент Макиавелли» 1975 года стал своего рода точкой бифуркации, импульсом к «пересборке» истории мысли. Многим, кроме того, именно эта работа открыла глаза на возможность совсем иной политики — политики, основанной на добродетели, virtu. Оказалось, что она — не преданье старины глубокой, но тщательно скрываемая часть нашей, современной реальности. Оказалось, что до общего дела — рукой подать! Оказалось, что Республика живёт именно стараниями всех тех, кто (как и сам Покок) не давал забыть о LIBERTAS. Благодаря Пококу мы увидели, что римляне, флорентийцы, англичане, американцы в спектре двух тысяч лет оказываются ближе друг другу, чем миллионы наших взаимно отчуждённых современников.

Однако Покок ценен не только как республиканский культуртрегер — уже его диссертационное исследование, впоследствии опубликованное в виде монографии, обнажило предельно важную для всех нас проблему — проблему историографии как механизма конструирования реальности. «Древняя конституция и феодальное право» (1957) — работа о том, как по-разному авторы XVI-XVII вв. создавали прошлое для Англии в зависимости от стоявших перед ними политических задач. История (и историография) Британии, конечно, была особенно дорога Пококу — занимаясь ею, он всё более ощущал необходимость для своих соплеменников в преодолении приобретённой провинциальности мышления, отразившейся в присоединении к ЕС. Всё, что писал Покок об Англии, безусловно, очень важно для русских людей. Совершенно закономерно, что некогда славянофилы испытывали особый интерес к этой державе, глубоко и тайно близкой России. Оставьте в стороне идеологические банальности и вы обнаружите, что московские палаты, вероятно, всё ещё дрожат в предвкушении союза с last living rose.

Покок, посвятивший свою жизнь поиску «подземных рек Лондона», уже при жизни вошёл для нас в круг оптиматов — тех, кому всякий человек навсегда остаётся бесконечно обязан. Вечная ему память.

Пацаны не избираются!

Выпустили! Кагарлицкого*? Финал «Слова пацана»? Круче, новый выпуск «Радио Республики»!
Внутри, как всегда, нещадная республиканская критика: Белькович и Быстров прошлись по прямой линии, кинокритикам, товарищу майору и лично по Джону Ролзу.

Почём будет колбаса при Путине 4.0, и почему слово п******а не обязывает перед чушпанами? Насколько либералы и этатисты не любят русскую культуру, что не видят в ней ничего кроме романтизации насилия? Почему в твиттере делят шкуру не раскулаченной номенклатуры, и сколько эльфов можно купить на наследство ваших детей?

А теперь запомни, ты теперь квирит, ты теперь с Рима, а кругом враги!

* занесён Минюстом РФ в реестр иноагентов

Почти три недели как не могут найти Алексея Навального — почти три недели в голове нет-нет, а мелькает: «Неужто убили?» То, что убить могут, не вызывает сомнений, но противоестественная — или сверхъестественная — надежда, которой человек никогда не обманут, а всегда жив, остаётся. Даже если надежды оказываются обмануты, надеющийся и действующий изнутри надежды — прав.

Интересно наблюдать, как русские люди доброй воли в целом терпеливо и с пониманием относились к виртуальным потокам ненависти украинцев, обращённых к ним как к представителям враждебной нации. А вот радость по поводу вероятной смерти Алексея Анатольевича оставила всех в гнетущем недоумении. «Наш человек» — это тот, кто свой, уже вне зависимости от идеологии. Он один оказывается ценнее навязанного чувства коллективной вины — и это добрый знак. Человек, образ его, всё ещё реальнее смуты пресловутых, тысячи раз упомянутых и описанных всем кому не лень симулякров.

Когда Томас Манн выступал против НСДАП и войны, он не становился автоматически коммунистом или ярым поклонником Советов. Так же и для всякого русского человека совершенно естественно не становиться украинствующим крипто-националистом: «свой» — это свойский, который ходил вот по этим же улицам, ездил вот по этим же городам, выступал вот на этой площади. Принадлежность, связывающая нас материальным миром, становится серьёзнейшим фактором, тем, чему стоит доверять, по мере того, насколько гностическим и манихейским становится социальный мир. Как бы ни желали обратного и глобалисты, и националисты, и левые всяких разных идеологических фасонов, а также гнилые громкоговорители из среды релокантов. Да, мы выступаем за общность «эпистемических классов», но в идеале там, где мы связаны знакомыми дорогами и архитектурными объятиями. Московитскими, имперскими, сталинскими — всякими. Иначе быть республиканцем в нынешних условиях можно было бы и в международном интернет-клубе по интересам.

Я не была активной сторонницей штабов Навального, не разделяю его мировоззрение, а на митинг вышла только тогда, когда он вернулся в Россию. Этический жест, реальное действие, подобное тому, которое должен совершить Геракл на распутье, оказался для меня значительнее всего прочего. Вернуться — ставка безрассудная лишь на поверхности, но в глубине своей, как я стараюсь верить, всякое подлинное этическое действие отпечатывается на целокупном состоянии нашего с вами космополиса. Что было неразумным — не составить вокруг себя сообщество людей, объединённых не просто работой, а общими интересами и согласием в вопросах права — слишком демократическими и либеральными были механизмы политического курса. Однако конкретный выбор конкретного человека остаётся значимым.

Крым — не бутерброд. Свобода — не пустое слово. Россия — Отечество. Смерть — неизбежна и побеждена.

Дорогие друзья! Колесо времени вращается столь же неумолимо, сколь и колесо Фортуны. Один год сменяет другой, растворяя наши победы и поражения в тихом океане прошлого, расчищая пространство для новых дел и решений. Порой нам кажется, что всё самое важное уже позади, всё уже свершились, над миром и нашей судьбой повисло мрачное зимнее городское небо, не предвещающее ничего радостного. Взгляд скользит по поверхности событий и обнаруживает лишь беспросветную — нет, даже не тьму — серость. Но стоит помнить, что зло — это только отпадение от блага, а уныние будней — только наш собственный отказ от праздника Бытия, режиссёрами-постановщиками которого можем быть только мы сами. Давайте перестанем сетовать на судьбу — Фортуну надо поколачивать, и тогда она станет гораздо покладистее. Возьмите на себя в новом году какую-нибудь, хотя бы самую небольшую, обязанность перед миром, историей, собой, ближними. Несите её гордо и радостно, даже если никто не замечает — сделайте Бога своим спутником, конфидентом и утешителем. И мы обещаем вам сделать то же самое.

Рождество Христово, как и все другие религиозные праздники, разумеется, повторяется ежегодно. Каждый год 7 января мы празднуем, в общем-то, одно и то же — Благую Весть, событие телесного воплощения Истины в мире. Каждый год мы радуемся как в первый раз, и каждый год эта радость всё та же, она не умаляется — ведь поводом для ликования является не новизна случившегося, а сам факт прихода в мир Спасителя. Так праздник обновляет нас, напоминая о вещах по-настоящему важных, вещах непреходящих. Праздничный годовой цикл настраивает человека на нужный ритм, помогает противостоять, с одной стороны, инерции, а с другой — навязанному современностью чувству, что ты куда-то опоздал, что нужно угнаться за временем.

Ровно тот же самый принцип действует и в жизни в целом, в том числе — в области политического. Ведь у политической философии нет никакой собственной автономной природы. Нет никакого вечно ускользающего рецепта идеального общества, нет никакой единственно верной идеологической модели, есть лишь благо и зло в отдельных человеческих душах, которые с неизбежностью производят то самое «общество», в котором мы живём. Взращивание блага и выкорчёвывание зла — в себе самом, прежде всего — это задача, которая не менялась последние три тысячи лет. Полис — это человек, написанный крупными буквами. Но нам снова и снова указывают на то, что мы повторяем одно и то же, что мы неизобретательны, что мы неактуальны. Пожалуй, что это действительно так. Мы предпочитаем старые истины новым, потому что новая истина — это оксюморон. С Рождеством Христовым!

Голая вечеринка республиканцев

На связи московский рупор республиканизма. В новом выпуске «Радио Республика» вы узнаете всё о голой вечеринке, а Родион Белькович впервые узнает об Анастасии Ивлеевой. Почему государственное насилие омерзительно и стоит ли прибегать к силовым методам в Прекрасной Республике Будущего? Как отличить либертарианство от голого насилия бандитов? И почему согласие в вопросах права с государством может закончиться посадкой в тюрьму?

Не снимаем носки и включаем новый выпуск!

«Знающий зэк не судит о тюрьме по фасаду или по общей камере — он судит по карцеру. Так и о стране вернее судить по тюрьмам, чем по достижениям».

30 декабря 2023 года мог бы исполниться 81 год одному из основателей диссидентского движения — Владимиру Буковскому. Популярный афоризм Ницше «Что не убивает меня, делает меня сильнее» редко находит практическое подтверждение. Но вот с Буковским, кажется, это именно тот случай.

Он провёл в советских лагерях и психушках в общей сложности около 13 лет, испытав на себе весь арсенал карательной психиатрии, но это его не сломило. И в 1976 году СССР был вынужден обменять Буковского на самого известного чилийского политзаключённого — лидера Коммунистической партии Луиса Корвалана. С тех пор Буковский жил и трудился в Англии, став специалистом в области нейрофизиологии.

«Нет, я не хотел уезжать. Евреи едут в Израиль, немцы — в Германию. … Но куда же бежать нам, русским? Ведь другой России нет».

Лимонов, обычно скупой на похвалы, отозвался на кончину Буковского: «Талантливый, упёртый русский человек был. Помимо всего прочего написал сильную книгу "И возвращается ветер"».

Это одна из самых популярных книг среди политзаключённых уже долгое время. Да и на зоне вообще. И не только потому, что это талантливо написанная автобиография русского диссидента. Этакая смесь «Колымских рассказов» Шаламова с их натуралистичностью расчеловечивания и «Записок революционера» Кропоткина с их высоконравственным политическим авантюризмом. С многочисленными теоретическими отступлениями, убеждающими своей простотой, логичностью и наглядностью примеров, подкрепляющих критику социализма, коллективизма и прочих вариаций системы, которая ни в грош не ставит конкретного человека, его жизнь и достоинство.

«Удивительная, страшная и бесчеловечная эта мечта о всеобщем абсолютном равенстве. И как только захватывает она умы людей, как сейчас же кровь рекой и горы трупов, сейчас же начинают выпрямлять горбатых и укорачивать длинных».

Но ещё одной отличительной чертой книги являются, несомненно, оптимизм и надежда, которые проявляются между строк, выстраданных в неравном и, казалось бы, обречённом противостоянии человека и всепоглощающей системы. И как солнечные лучи сквозь пасмурное небо питают всё живое, так и политзеки пошедшие all-in, в отсутствии естественного солнечного света в своих камерах, вдохновляются упрямством, последовательностью, опытом Буковского. Опытом, увы, не менее злободневным сегодня.

Мало кто знает, но Буковский был почётным вице-президентом Ассоциации свободы — британского консервативно-либертарианского аналитического центра, а также одним из идеологов партии UKIP, добивавшейся выхода Великобритании из Евросоюза, который Буковский ещё в середине нулевых нарёк «евросовком». Он был из тех, для кого политические идеалы не риторическое средство и разменная монета, но цель, в реализации которой он был последователен: что в лагерях и психушках Советского Союза, что за кафедрой в Кембридже. Референдум 2016 года зафиксировал очередную победу диссидента над «совком».

Победы эти, конечно, промежуточные, ведь ничто никогда не решается окончательно. Но это означает, что и победы систем и идеологий столь же промежуточны, и для читателей книги Буковского всегда открыта возможность противопоставить им свои триумфы.

«К тридцати годам начинаешь понимать, что самое главное твоё достояние — это друзья. Нет у тебя других ценностей. И не будет. В конце концов, разве от тебя зависит, как сложится жизнь? Кто-то живет долго и спокойно, кто-то — мало и бестолково. А что касается безнадёжности, то разве у нас когда-нибудь была надежда? Сделать все, что зависит от тебя самого, — больше надеяться не на что».

Мы часто говорим о том, что современное государство — феномен нового времени, возникновение которого связано с политическими событиями XVI-XVII веков. Но в действительности даже в рамках нового времени социальная структура, унаследованная от старого мира, препятствовала разворачиванию всех потенций новой формы господства. Логика государственной власти, суверенитета требует разрушения всяких различий, не обусловленных механически устройством нормативного порядка. Поэтому сохранявшиеся формы сословных, феодальных привилегий препятствовали воплощению в жизнь принципа единой законности — и именно против подобных рудиментов прошедших эпох уже традиционно выступают поборники государственной власти. Иными словами, в качестве лакмусовой бумажки, позволяющей выявить этатиста, может выступать вопрос социальных различий. Если вам говорят, что ко всем людям следует относиться как к равным, вам предлагают армейский сапог и дубинку омоновца. Что объединяет французских революционеров, красных кхмеров, либеральных идеологов — представление о том, что любая социальная стратификация допустима лишь как универсальное ясное правило, задающее конкретные условия приобретения и утраты привилегий. То есть всякие привилегии, возникающие исторически, не имеют права на существование, поскольку подрывают представление о тотальности государственного порядка.

Те страны и народы, в которых борьба с привилегиями по тем или иным причинам затягивалась, значительно дольше сохраняли известную степень автономии общества от государства. Типичный пример в этом отношении — Великобритания. В силу ряда причин (не последняя из которых — относительная географическая изолированность) на Британских островах остатки феодального порядка продолжали существовать значительно дольше, чем на континенте, и в силу этой всеобщей встроенности в принципиально иной, альтернативный государственному, порядок, интенсивность посягательства власти на сферу индивидуальной автономии была значительно ниже, чем в Европе. Реальность жёстких классовых барьеров оказывается чересчур вещественной для того, чтобы быть опрокинутой властным предписанием. Неудивительно, что именно в Великобритании в юридической среде и сегодня существует значительный скепсис в отношении даже таких вещей, как Всеобщая декларация прав человека — средневековый тип мышления, опирающийся на конструкцию конкурирующих привилегий, просто не может признать возможность универсализации нормативного.

Вполне закономерно, что одним из своеобразных лозунгов апологетов «европеизации» Англии стал слоган «We are all middle class now». Ибо всем было понятно, что широкий шаг государства возможен только там, где общество перестаёт само себе задавать внутренние рамки и системы различений. Не секрет, что классовые границы в Великобритании и сегодня самые строгие в Старом Свете, и их наличие позволяет и народу в целом осознавать свою непохожесть, которая в конце концов подталкивает, например, к закономерному Брекситу. Чем универсальнее, единообразнее, последовательнее оказывается нормативный порядок, тем меньше остаётся пространства для сопротивления. Русские люди в этом отношении пострадали особо, так как сперва классовую структуру общества разрушили в 1917 году, а затем повторно — уже применительно к постепенно сложившейся новой – в период перестройки. Именно тогда русских убедили, что принципиальные различия между людьми лежат в экономической плоскости. Современный капитализм — это двойник коммунизма, общество, лишённое культурной стратификации. Человек зарабатывающий — это человек эгалитарный, так как оперирует он исключительно количественными показателями. Капиталисту, в принципе, всё равно, кто именно покупает его товары и услуги. При капитализме не существует классов, отличающихся друг от друга манерами, речью, образом жизни, существует только единый спектр состоятельности, вполне соответствующий потребностям государственного строительства. Так что британцам можно только позавидовать. Боже, храни классовую систему!