Первая карта (зелёная):
500+1000+1000+500+150+50+500+1000+500+100+500+300+500+300+500+2000+100+1000+500+100+500+500+3001+1000

Вторая карта (жёлтая)
300+1000+250+500+1000+300

Третья карта (синяя)
1000+1000+500+1000+500+1000

Четвертая карта (красная)
2000+300

На программу осталось собрать: 22 749 рублей, просим ставить пометку "в дар на программу"

Касательно работы Ленина на Германию. Евгений Минченко в своем известном замечательном посте пишет, что таковая "не доказана".

На самом деле факты поддержки Германией Парвуса установлены со стопроцентной документальной точностью.

Факты передачи денег по цепочке Парвус-Фюрстенберг-Суменсон-Ленин установлены со стопроцентной документальной точностью. С какой степени нормальный русский человек, не коммунистический зомби, не должен верить данным русской контрразведки - мне непонятно.

Факт продолжения финансирования большевиков немцами после октябрьского переворота - документально зафиксирован.

Факт заключения большевиками с Германией союзного соглашения, направленного против русской армии (август 1918, нота Гинце) несомненен.

Огромное количество исчерпывающих документов собрано в книге "Германия и революция в России", одно упоминание которого вызывает у необольшевиков поросячий визг.

При этом Ленина, конечно, глупо называть шпионом. Шпион это тот, кто тайно передает секретную информацию о своей стране. Не совсем точно, называть его агентом. Агентом он, видимо, был для австрийцев, к установлению чего близко подошел Дюков.

В отношениях же с Германией в 1917-1918 гг. Ленин был чем-то бесконечно худшим, чем шпион или, даже, агент.

Он был врагом государства и народа, стремившимся использовать доступные ему ресурсы враждебного России иностранного государства для того, чтобы развязать в своей стране кровавую гражданскую войну, беспощадный террор, обречь ее на голод и разруху, ради реализации крайне смутной революционной утопии, включавшей войну, террор и голод как обязательные составные части.

Ленин был абсолютно последователен и открыт в своих высказываниях: он считал необходимым уничтожение государства - Российской Империи, он ненавидел его государствообразующий народ, великороссов, он стремился к отделению Финляндии и Украины, он считал нужным поражение России в войне, он считал полезной победу Германии, он считал гражданскую войну своей прямой целью.

Всё это прописано в его выступлениях, статьях и письмах. Утверждать, что Ленин не стремился к этому - форма бесстыдства. Утверждать, что ради своих целей он не воспользовался бы ресурсами Германии - форма идиотизма, форма неуважения к взглядам самого Ленина, считавшего допустимыми любые средства на пути к революционной цели.

Именно чудовищность кровавых целей по настоящему омерзительна в Ленине. А то, что он использовал национальную измену как средство, лишь подтверждает гнусность целей.

И современные неокоммунисты чудовищны именно целями. Они не скрывают, что их цель - развязывание в стране новой гражданской войны и нового террора.

А уж найдут ли они враждебную державу, чтобы использовать ее ресурсы в своих целях - дело техники.

Возглавит, надеемся, кто-то многодетный, а не Т. Голикова?

https://tttttt.me/novosti_efir/73907

Сбор закрыт!

Первая карта:
500+249+200+1000+500+500+500+500+1000+5000+241+250+500+2000+100+100+250+2000+100+50+100+500+3000+100+500+700+1000+100+500+50+50+200+500+500+1000+150+750+200+1000+500+200+300+1000+200+1000+500+1000+1000+1000+600+50+1000

Вторая карта:
50+1000+300+1000+1000+3000+500+100+500+5000

Третья карта:
610+100+1000+1000+1000+300+350+150+333+500+400

Четвертая карта:
150

Итого: 34790+12450+5743+150 = 53 133

Спаси всех Господь! 🙏 Деньги специалисту на доработку программы перевели. Остаток направим на работу центра, в первую очередь зарплаты.

Закон о запрете рекламы тарологов не приняли, потому что в правительстве пользуются услугами экстрасенсов, — Кормухин.

Таким мнением лидер движения «Сорок сороков» на днях поделился в эфире православного телеканала «Спас».

По словам Андрея Кормухина, около 90% россиян ходят к гадалкам и эзотерикам. В их число входят и члены правительства, которые не поддержали предлагаемый законопроект, чтобы не терять возможность «колдовать или привороты, или наворот-завороты осуществлять».

И поэтому правительство, оно тоже не с неба взялось, там тоже такая же пропорция: процентов 5−10 православных людей, а остальные пользуются гадалками и экстрасенсами. Поэтому, конечно, они сделали все, чтобы этот закон не прошел, а как же они завтра поедут карты Таро раскладывать, как они завтра поедут колдовать или привороты, или наворот-завороты осуществлять.

Кроме этого, отметил спикер, у российских элит не все в порядке с нравственностью и целомудрием, чем и воспользовались лоббисты, не пропуская законопроект.

Поэтому это практическая история. Мы давно знали и знаем о том, что в элитах у нас совсем не все в порядке с этим делом, и с нравственностью не все в порядке, и с целомудрием не все в порядке.

Ранее правительство не поддержало законопроект о запрете рекламы эзотерических услуг. В отзыве отметили, что применяемые в законе формулировки «не соответствуют принципу юридической определенности» и могут привести к правовому дисбалансу. Документ отправлен на доработку.

Публикуем рассказ про одного из немногих русских участников цареубийства, присланный нашим читателем:
"В 1952 году в свердловской больнице умирал Петр Ермаков – один из тех, кто расстрелял Романовых. То, что он кричал в предсмертном бреду, заставило замолчать даже партийных врачей и вошло в тайные летописи XX века.
Старика Ермакова боялся весь коридор четвертого, «безнадежного» отделения свердловской больницы. Не то чтобы он был буйный. Напротив, днем это была гранитная глыба, а не человек. Бывший краском, герой Гражданской, персональный пенсионер союзного значения Петр Захарович Ермаков. Лицо – будто из камня тесаное. Глаза – два уголька, в которых давно выгорел всякий огонь. Он ни с кем не говорил, отворачивался к стене и молчал часами.
Но когда спускались сумерки, больничный корпус затихал и лишь скрипела под окнами старая ель, начиналось страшное.
Из палаты Ермакова доносился сперва тихий, сдавленный стон, похожий на скулеж затравленного зверя. А потом раздавался крик. Да такой, что у молоденькой медсестры Анечки кровь стыла в жилах. Это был не крик боли. Так кричит душа, заглянувшая в бездну.
— Уберите их! Уберите! — хрипел старик, мечась в липком поту. — Что вам надо?! Я всё сделал, как приказали!
Анечка, сжав в руке шприц с успокоительным, опасливо заглядывала в палату. Ермаков сидел на койке, исхудавший, страшный, и указывал трясущимся перстом в пустой угол.
— Они смотрят… Не мигая… Дети! Всё смотрят… Скажите им, чтоб ушли!
В углу никого не было. Лишь лунный свет чертил на обшарпанном полу бледный квадрат. Но старик видел. Он видел то, от чего седеют за одну ночь.
Опытный врач, прошедший финскую и Великую Отечественную, седой Семён Борисович, разводил руками: «Предсмертный бред, деточка. Деменция на фоне атеросклероза. Что ты хочешь, вся жизнь – сплошной стресс, наганы да расстрелы. Вот нервная система и не выдержала».
Анечка кивала, но сердцем чувствовала: дело не в медицине. Она видела бред у других стариков – те звали матерей, возвращались в детство, что-то бормотали о коровах и сенокосе. Ермаков был другим. Он не бредил. Он оборонял
Однажды ночью крик стал невыносимым. Старик рыдал – горько, по-детски, вцепившись пальцами в казенное одеяло. Анечка вбежала в палату. Ермаков вперился в нее мутным, умоляющим взглядом.
— Попа… Зови… — выдохнул он.
Анечка замерла. 1952 год. Свердловск. Вызвать священника в советскую больницу к «герою революции»? Это был верный путь в кабинет товарища майора из соседнего здания с решетками на окнах.
— Петр Захарович, успокойтесь, — залепетала она, — какой священник? Вы же коммунист. Вам отдохнуть надо.
Но старик будто не слышал. Он силился что-то вспомнить, его лоб покрылся испариной, губы беззвучно шевелились, складываясь в незнакомое, будто чужое слово.
— Прости… — прошептал он, и вдруг крикнул, четко и ясно, на весь этаж: — Иоанн! Кронштадтский! Прости!
Тишина, наступившая после этого крика, была оглушительной. Дежурный врач застыл в дверях. Санитарка выронила ведро. Имя, давно вычеркнутое из всех книг, произнесенное здесь, в цитадели победившего атеизма, прозвучало как выстрел из другого мира.
Ермаков затих. Он больше не кричал. Лишь шептал это имя, как заклинание, как последнюю соломинку, брошенную утопающему: «Иоанн… Кронштадтский…»
Утром он умер.
Анечка, заполняя бумаги, никак не могла взять в толк. Кто это — Иоанн Кронштадтский? Она спросила у старой нянечки тети Паши, которая еще помнила «ту» жизнь. Та перекрестилась украдкой и зашептала: «Святой был, доченька. Всероссийский батюшка. К нему вся Россия за молитвой ехала. Великий молитвенник и провидец был… Только помер он еще до революции, в тысяча девятьсот восьмом».
У Анечки всё внутри похолодело.
Палач, доживший до глубокой старости, человек, который десятилетиями хвалился своей ролью в «историческом событии» и читал лекции пионерам о «справедливом возмездии», в свой смертный час не звал ни Ленина, ни Сталина. Он не взывал к партии, которой служил всю жизнь.

Его душа, освобождаясь от каменной оболочки идеологии, в ужасе металась в поисках защиты. И в этом последнем, отчаянном поиске она не нашла ничего, кроме имени святого из той самой России, которую он собственноручно и с такой ненавистью расстрелял в подвале Ипатьевского дома. Святого, который умер за десять лет до его страшного преступления.
Почему именно его? Может быть, потому, что на невидимом суде, который начинается в сердце человека еще до Страшного Суда Господня, душа безошибочно знает, где истинная власть. И где единственное возможное заступничество. Этот крик был не просто предсмертным бредом. Это было страшное и невольное признание. Свидетельство, услышанное стенами советской больницы: можно убить Царя, но нельзя отменить Царство Небесное.
Эта история, затерянная в больничных архивах и устных преданиях, не о мести, а о тайне человеческой совести. Можно выжечь веру из книг и взорвать храмы, но нельзя отменить Божий суд, который начинается не за гробом, а в последнем вздохе человека, когда слетают все маски".
Сергий Вестник