45 МИНУТ В РАЮ. ИСТОРИЯ ТАКСИСТА, ПОБЫВАВШЕГО НА НЕБЕ

Место действия: Центральная больница города Лариса, Греция.
Время: Начало 2000-х годов.

Георгий был обычным греческим таксистом. Жил, как все: работал, любил выпить, покурить, посидеть с друзьями в таверне. В церковь заходил два раза в год — на Пасху и Рождество. Не злой, не добрый — обычный. Таким он и попал на операционный стол с обширным инфарктом.

Операцию проводила бригада во главе с одним из лучших кардиохирургов Греции.
Во время операции сердце Георгия остановилось.

Это не редкость. Врачи были готовы. Дефибриллятор, массаж сердца, адреналин. Они боролись за его жизнь. Пять минут. Десять. Тридцать.

Сердце не запускалось.

На мониторах — прямая линия. По всем медицинским протоколам, после 30 минут клинической смерти мозг необратимо поврежден. Дальнейшая реанимация бессмысленна. Пора констатировать смерть.

Но хирург, опытный, немолодой человек, не останавливался. Он продолжал прямой массаж сердца, сжимая его руками, словно пытаясь завести старый мотор. Вся бригада смотрела на него с недоумением. Это было уже не по правилам. Это было на грани безумия.

Сорок минут... Сорок пять минут...

На 46-й минуте, когда все уже смирились с неизбежным, хирург в последний раз сжал сердце... и оно дернулось. А потом еще раз. И пошел робкий, неуверенный, но свой, собственный ритм.

Никто в операционной не мог в это поверить. Они вернули человека к жизни после почти часа абсолютной смерти.

Но самое невероятное началось потом.

Когда Георгий вышел из комы, первое, что он сказал пришедшему в себя хирургу, было:
«Доктор, я знаю, что вы не хотели останавливаться. Я видел. Спасибо вам».

Хирург замер. Такое бывает — пациенты говорят о «свете в конце тоннеля». Он был готов.
«Вы видели свет, Георгий?»

«Свет? — усмехнулся таксист. — Доктор, я видел гораздо больше. Я был... там. В Раю. Это не тоннель. Это место, залитое таким светом, что рядом с ним солнце — это просто тусклая лампочка. Там нет боли. Нет страха. Только покой и любовь, которую нельзя описать словами. И там есть... они. Святые».

Хирург слушал, как слушают бред пациента после тяжелой анестезии.
«И вы говорили с ними?»

«О, да. Я встретил там одного. Он был очень старый, с длинной белой бородой. Очень добрый. Он посмотрел на меня и сказал: "Георгий, тебе еще рано. Твой путь не окончен. Тебе нужно вернуться. Ты нужен своей семье. Но... и он улыбнулся, — мы знаем, что ты очень упрямый. Ты не захочешь уходить отсюда. Поэтому мы пошлем тебе навстречу того, кого ты послушаешь"».

И тут Георгий посмотрел прямо в глаза хирургу и сказал то, от чего у врача подогнулись колени.

«И они привели ко мне мою мать. Она умерла десять лет назад. Я видел её. Такую же, как в день нашей последней встречи. Она обняла меня и сказала: "Сынок, возвращайся. Живи правильно. Я буду ждать тебя здесь". А потом я увидел вас. Вы стояли надо мной, и ваши руки держали мое сердце. И мать сказала: "Слушай этого человека. Он вернет тебя". Поэтому, доктор, я здесь. И я знаю, что вы сделали».

Хирург был бледен. Этого пациент знать не мог. Никак. Но и это было еще не все.

Георгий изменился. Полностью. Он бросил пить, курить. Стал глубоко верующим человеком. Он рассказывал всем о том, что видел. И в своих рассказах он постоянно упоминал имя одного святого, которого он «встретил» там и с которым «подружился».

Его звали Святой Паисий Святогорец.

Самое поразительное в этой детали было вот что:

Святой Паисий был канонизирован Церковью лишь спустя много лет после этого случая.

В тот момент, когда Георгий лежал на операционном столе, для всего мира (и для самого Георгия, который никогда не читал духовных книг) Паисий был просто «уважаемым старцем», о котором знали немногие. Он не был «официальным» святым.

Но для Неба он уже им был.

И Георгий принес оттуда весть, опередившую официальное решение Церкви на годы.

Врачебная бригада, проводившая ту операцию, была настолько потрясена всем произошедшим — и самим фактом оживления, и рассказом пациента, — что они, люди науки, составили подробный отчет и передали его в местную митрополию.