Запоминается последнее…
Я помню этот сон не полностью:
Тепло и солнечно по-летнему;
Река и город — как условности.

Мы шли вдвоем привычно-буднично,
И я спросила в изумлении:
— когда вот это всё заслужено,
Возможно ли для нас — прощение?

— Когда бы я была внимательней
К твоим делам, к твоей усталости,
Скажи, ведь мы бы обязательно
С тобою дожили до старости?

Но ни-че-го ты не ответил мне,
Лишь посмотрел куда-то за реку,
Где солнца яркие отметины
Сиянье превращали в зарево.

И тень ложилась предрассветная,
И ветер скрадывал дыхание…
И я запомнила последнее:
Твой взгляд… и ужас расставания…

#поэзияВЕРеска #стихиожизни #поэзия2024 #вдовавдовец #вдовство

Я сны свои рифмую по ночам.
Вслед за росой спешу пролиться словом.
Вот день пройдет: пустой и бестолковый,
И я под вечер льну к своим стихам.

Они во мне звучат, как шум листвы…
Оркестр ливня… трепетанье ветра…
И у меня, пожалуй, не ответа,
Как их обратно переделать в сны.

Как можно их заставить замолчать?
Измученной души не рвать на части!
Моя награда… и моё несчастье:
Жизнь до краёв словами наполнять.

#поэзияВЕРеска #стихиожизни #поэзия2024 #вдовавдовец #вдовство #словоословах

Я хотела бы, знаешь ли,
Жить у самого моря.
Чтобы ветер скучающий
Обо всём со мной спорил.

Чтобы долгими песнями
Он гудел над землёю,
Чтоб теплей и чудеснее
Я не знала покоя.

Чтобы утро рассветами
Прорастало сквозь камни,
Чтобы бури приветствовать
И гулять вечерами.

Чтобы вместе с закатами
Засыпать безмятежно,
Чтобы с птицами завтракать
На пустом побережье.

Чтобы в маленьком домике
Робко дрогнула свечка…
Я по стрелкам барометра
Предреку нашу встречу.

Я бы чайник поставила,
Села ждать у окошка…
И коклюшки стучали бы,
И мурлыкала кошка,

И, рисуя по памяти
Чей-то образ знакомый,
Я вздохнула бы: знаете…
Наконец-то я дома.

Вроде канал о поэзии. Но, перечитав этот текст двухлетней давности, я поняла, что до поэтичности прекрасен. Так что пусть побудет здесь.

Знакомьтесь. Это Айгюль. Она строго следит за тем, чтобы я соответствовала ее представлениям о мире. Хотя нет, я не права. Она строго следит за тем, чтобы вся 3-я кардиология им соответствовала. И и делает она это настолько фундаментально, что все стараются соответствовать. Лично слышала, как один врач вернулся на полкоридора назад, чтобы выключить свет на посту. Так и объяснил сопровождающему его коллеге, что «иначе будет ругаться грозная Айгюль».

Айгюль следит за полами и туалетами, за экономией электроэнергии и своевременной сменой белья, следит за чистотой ложек и тарелок, доводя буфетчиц до гипертонии, благо дело происходит в кардиологии. Она орлиным глазом отделяет личные вилки от больничных, и если видит у больного личные, то больничные тут же отбирает, ибо нечего разбрасываться больничным.

Ещё Айгюль совершенно бесплатно консультирует по кардиологическим проблемам. И по проблемам лишнего веса, кстати, тоже.

Все подозревают, что больше половины вещей, которые отслеживает Айгюль, находятся вне ее компетенции. Но спорить с ней или что-либо уточнять никто не решается. Потому что в противном случае Айгюль начинает ворчать.

Делает она это на своём родном языке, который тут все давно окрестили Айгюльским. Она заводится как хрипящая полуторка из советских военных фильмов и с этим звуком перемещается по всему отделению, концентрическими кругами бродя вокруг провинившегося. И постепенно виноватый человек перестаёт слышать звуки окружающего мира. Всё заполняет собой ворчание Айгюль. Он теряет личное пространство, потому что Айгюль немедленно затевает тщательную уборку именно его палаты и койки. И в этой палате постоянно что-то начинает требоваться: поменять лампочку, белье, заклеить окно, починить раковину, отскрести что-то липкое с пола… только успевает человек прикрыть глаза — как в его палату врывается ураган Айгюль, сметая на своём пути мечты о покое.

Я имела неосторожность попросить у медсестры ( а не у Айгюль!) второе одеяло. И только я пригрелась и заснула, как Айгюль вошла в мою палату и, ворча на своём языке, начала что-то яростно оттирать с пола прям у меня под головой.

Не открывая глаз я пробурчала:
— Айгюль, спасибо вам, что разрешили им выдать мне второе одеяло. Они без вашего разрешения отказывались, а я так замёрзла!

Яростное натирание и бормотание стихли, и только я собралась приоткрыть глаза, как мягкие руки Айгюль бережно укрыли меня до самого подбородка и поправили мне подушку.

Айгюль исчезла. А я провалилась в глубокий сон.

ПыСы. На фото Айгюль рассматривает мои рисунки и делает точные и ценные замечания по качеству и исполнению.

Я считаю часы назад…
Десять дней до твоей могилы…
………………….
Я хотела бы верить, милый,
Что в Раю огоньки горят.

Что гуляет среди садов,
Потрясая могучей гривой,
Лев Евангельский… очень милый,
Если к встрече ты с Ним готов.

Что бесстрашно едят с руки
И садятся на плечи птицы…
………………..
Я хотела бы не родиться,
Лишь бы этой не знать тоски

По утраченной навсегда
Чуть скользящей твоей походке…
Я Харон на дырявой лодке,
Перепутавший берега.

Я скопила в самой себе
Всё, что принято знать о смерти…
Я поверю в твоё бессмертье,
Только если вернусь к тебе.

Боже мой! Я схожу с ума!
Ты прости мне моё неверье!
Пусть я просто ошиблась дверью!
Пусть сегодня я Твой Фома

И прошу показать мне Рай,
Где гуляет с лохматой гривой
Лев Евангельский… очень милый…
Десять дней…
Я иду…
Встречай….

Все ушли… я осталась одна…
Мне не жалко себя и не страшно.
Я теперь засижусь допоздна
Над исписанной мелко бумажкой.

И исчезнет под тяжестью слов
Всё, что нынче меня вдохновляет…
Все ушли и забыли.. любовь…
Постоянно о ней забывают.

Я не знаю, как можно забыть!
Если только с тоски? С перепугу?
Эта очень короткая жизнь
Без любви превращается в муку.

И под крышей холодных домов
Тихо плачет, обнявши колени,
Столь желанная всеми … любовь…
Почему-то забытая всеми…

Оставленная кем-то на виду
Смерть оказалось пойманной с поличным.
Ничто не предвещало нам беду,
И лето проходило, как обычно.

Ты, правда, был печальней, чем всегда:
Тревожно спал… Один курил на кухне…
Но я тогда подумать не могла,
В какую бездну мы однажды рухнем.

Из этой бездны выход был один:
Дойти и мне до станции конечной.
Ты первым эти тропы исходил.
Я — за тобой (опаздываю вечно)

Как альпинист на страшной высоте
Без кислорода тихо угасает,
Так я живу с тоскою по тебе,
Но этого никто не замечает.

И вот я пропускаю поезда
И жду один, с особенным маршрутом. ..
Любовь не умирает … ни-ког-да
А люди… умирают… чаще — утром.

И я терплю до самого утра
А вдруг на дне времён моя свобода?
Но наступает новое «вчера»,
И жизнь тоскливо топчется у входа.

Бегут навстречу мне пустые дни.
Как много их осталось — неизвестно.
Но в мире, оскудевшем без любви,
Я никогда отныне не воскресну.

Всё внезапно стало… белым-белым!
Облачилось в зимние одежды.
Падал снег — пушистый… крупный… первый…
Заметая всё, что было прежде.

Падал снег. Мечтательно и тихо.
Проливаясь белым-белым светом.
И в его неспешности притихла
Жаром утомленная Планета.

И теснились люди и машины
У обочин белых магистралей,
И горели окна магазинов,
Провожая звонкие трамваи.

И чему-то радовались дети,
Разрывая снежные пещеры;
И казалось белым всё на свете!
Фонари. Дома. Скамейки. Скверы.

И везде, где жизнь чертила схемы,
Сочетая время и пространство,
Снег опять все делал… белым-белым,
Приглашая Вечность к ренессансу.

И где любовь прольётся, словно дождь,
Там райские распустятся сады.
И ты меня однажды позовёшь
Из кажущейся ныне пустоты.

И где любовь рассыпется, как снег,
Всё превратится в чистый белый лист.
Укрытая до времени от всех,
Под этим снегом сохранится жизнь.

И где любовь взойдёт, как свет зари,
Всё обратится в радость новых встреч:
И ты вернёшься! Только посмотри:
Как прежде молод и широкоплеч.

И если всё расплавится в закат,
И всё нальётся смертью до краёв,
Из пепла поражений и утрат
Бессмертием воздвигнется любовь.

Слов пустота поспорила с душой.
И что важней? — возможно ль разобраться?
Когда душа зияет пустотой,
Не жди от слов каких-нибудь сенсаций.

Ушедших дней ленивый караван
Пересечет вчерашнего пустыню,
И ты поймешь, что веры нет словам,
Когда душа охвачена гордыней.

Как выстрел, разбудивший пустоту,
Они звучат, следов не оставляя.
Людскому бессердечному суду
Душа уже давно не доверяет.

Она зовёт в безмолвие пути,
Принять как есть и немощи, и силы.
И может быть ты к сорока пяти
Поймешь, зачем с тобой всё это было.

Тебя затопит океан любви,
Душа сомлеет в радостном блаженстве,
И обретут навек слова твои
Задуманное Богом совершенство…

Звенел мороз. Младенец крепко спал.
Лаская щёчку с прядью непокорной,
Струился с неба Свет Нерукотворный
И целый мир собою заполнял.

В его лучах казалось всё иным:
Простые ясли — светлой колыбелью;
Охапка сена — мягкою постелью…
И только холод был неумолим.

Как будто знал, что этот тихий сон —
Преддверие грядущих испытаний…
Звенел мороз предчувствием Страданий,
И целый мир им был посеребрён.

А ветер в поле страждущих встречал:
Они всё шли… из темноты — за Светом…
Младенец спал, в одну Любовь одетый,
И всем вокруг Надежду подавал.