Портрет нарисовала Никуленкова Наташа хорошая и прекрасная художница

Ей я посвящаю стихи

Никуленкова Наташа
Облик мой нарисовала.
Остальное все пораша,
Жижа мертвого кольмара.

МОЕМУ УЧИТЕЛЮ РЕЙНУ

Старый хуй Евгений Рейн
Переплыл с похмелья Рейн.

РЕЙН

Я укрывался в зелени плюща,
Здесь, на пороге леса, полдень золотой
К реке спускался в гости
По лестнице Альпийских гор,
Которые бы я назвал
Чертогом небожителей,
Ими воздвигнутым, где тайно
Решается порой судьба
Людская; там и моя решалась,
О чем еще я сам не знал,
В тени мечтая, всей душой
В Италию заброшен
И далее на берега Мореи.

Но здесь посреди гор,
Под серебром вершин,
Под зеленью лугов,
Лес в трепете застыл,
И скалы, громоздясь,
Смотрели вниз, я здесь
В хладном ущелье услышал
Как о свободе молил
Юный буйный поток,
Он землю-мать проклинает
И громовержца-отца,
Боги ему сострадают,
Но люди в страхе бегут,
Увидев, как бьется он
В мрачной своей западне,
Бешеный полубог.

И это благородный голос Рейна,
Свободнорожденного,
Иной судьбы он жаждал, чем у братьев
Тессино и Родана,
Он их покинул, о просторе грезя, и в Азию его
Влекла нетерпеливая душа.
Но не всегда судьба
Берет в расчет желания.
Сыны богов
Здесь часто слепы. Знает человек
Свой дом, и разумеет зверь,
Где рыть нору, но этим не дано
Предугадать заранее, куда
Неопытная их заведет душа.

В чем чистоты исток, загадка. Песня
Ее раскроет вряд ли. Ибо
Как ты начнешь, с тем и останешься,
И как бы ни перечили нужда
Или надзор, заложена основа
От рождения,
И от луча света, что
Новорожденного встречает.
И есть ли еще кто-то,
Кто для свободы
На всю свою жизнь, и чтобы сердца страсть
Осуществить, кто еще так
От счастливых высот, как Рейн,
И от святого лона,
На радость, как он, родился?

Потому его слово ликует.
Он не любит, как прочие дети,
Плакать в пеленках;
Там, где берега сначала
Подкрались к нему, крутые,
К наивному жадно припали,
Его удержать пытаясь
В своих зубах, с усмешкой
Клубок он змей разорвал и прочь
С добычей ринулся, и если в этой спешке
Кто-то сильный его не смирит,
Он, как молния, будет расти, и расколет
Надвое землю, и повлекутся за ним ,
как заколдованный, лес, и затонувшие скалы.

Но бог стремится сократить своим сынам
Поспешность жизни, и радуется,
Когда неудержимо, святыми Альпами
Стесненные, в его глубины,
За первым вслед срываются потоки.
В таком горниле будет
Все подлинное, чистое, коваться,
И прекрасно, как затем он,
Покинув горы, привольно
Себя почувствует на немецкой почве,
Умиротворится и расправит члены
На добром деле, когда поднимет пашни
Рейн и, как отец, насытит детей любимых
В городах, им возведенных.

Но прежнее он будет помнить вечно.
Ибо скорее дом не устоит,
Прейдут законы и наступит смута
Среди людей, нежели забудет
Такой, как он, свои истоки
И чистый голос юности своей.
А кто был тот, кто первым
Любовные нарушил узы
И сети сплел из их?
Тогда попрали собственное право
И над небесным насмеялись пламенем
Строптивые, тогда впервые
Все смертные пути презрели
И восхотели дерзко
Стать наравне с богами.

Но богам достаточно свое
Бессмертие довлеет, и одно
Небесным надобно, а именно,
И люди и герои,
Они все смертны. Ибо если
Душою наделенные ее в себе не чуют,
То может статься, если будет
Позволено сказать, от имени богов
Творить начнут иные,
Как бы богам причастные; и будет их судом
Лишь то, что свой же дом
Разрушат, все, что любимо,
Как вражеское возбранят, и предков и детей
Завалят под обломками, так будет,
Если кто-то захочет быть, как боги,
И не потерпит ничего инакого, гордец.

Так благо тем, кто примет
Назначенную судьбу,
Скитания преодолеет,
Пусть память сладкая о переживаньях,
Нахлынет на надежном берегу,
И чтоб легко он взором мог окинуть
Простор до самого предела,
Который богом был ему поставлен
От самого рожденья.
И обретет конец благополучный,
Поскольку все, чего душа желала,
Небесное, само собой его обнимет
Непринужденно, с милой
Улыбкой, упокоит смельчака.

Я думаю о полубогах,
Их, дорогих, я знаю,
Их жизнь волнует часто
Мою мечтательную грудь.
Кому, как не тебе, Руссо,
Душа непобедимая
И долготерпеливая дана
И ясный ум
И славный дар внимать
И так вещать от полноты святой,
Так бог вина, в божественном безумии
И без правил речь самых чистых делает
Понятной добрым, но по праву
Казнит неосторожных слепотой,
Рабов, лишенных чести, как их еще назвать?

Сыны земли, за матерью вослед
Любвеобильны, так они приемлют

Легко, счастливцы, все на свете.
Так изумляет
И смертного пугает человека,
Когда он небо, любовно,
Собственными руками
Себе на плечи водружает и вспоминает
О прежнем гнете радости;
И думает, не лучше ли тогда
Забыться там,
Где не палят лучи,
В тени лесов
И в свежих травах на Бильском озере,
Где можно в безмятежной тишине
В ученики податься к соловью.

И как блаженно, из святого сна
Восстать потом и из лесной прохлады,
Очнувшись, вечером идти
Навстречу меркнущему свету,
Когда и созидатель гор,
Кто русла начертал потокам,
После того, как он с улыбкой
Жизнь человека, полную забот,
Духовно бедную, как парус
Своим наполнил ветром,
И он устал, и к ученице ныне,
К невесте с примиреньем,
Создатель сам, сам бог дневной,
Склоняет голову к земле.

Теперь свою празднуют свадьбу люди и боги
И празднует все, что живет,
И уравняет всех
Время праздника перед судьбой.
И скитальцы пристанища ищут,
И храбрецы дремоты,
Но влюбленные остаются
Теми же, что и были, они
Дома там, где цветы ликуют
В полуденный зной, и мрачные деревья
Овевает дух, непримиримые же
Обращаются и поспешают
Друг другу руки протянуть,
Пока не меркнет дружелюбный свет
И ночь не наступила.

Для некоторых
Проходит это быстро, другие
Удерживают это дольше.
Вечные боги на все времена
Наполнены жизнью; до самой смерти
И человек способен
Все лучшее в памяти сохранить,
И тогда испытает он высшее.
Но у каждого мера своя.
Ибо тяжела ноша
Несчастья, но еще тяжелее счастье.
Но мудрый сумеет
От полудня и до полуночи,
И до рождения утра
На пиру оставаться трезвым .

И может тебе на пути освещенном под елями или
Во мраке дубравы, в сталь
Облаченный, мой Синклер, бог явиться или
В облаках, ты знаешь его, ибо ты знаешь
Силу добра, и от тебя вовсе не скрыта
Улыбка Господа
Ясным днем, когда
Все живое кажется скованным
И в лихорадке, или
Глубокой ночью, когда смешалось все
В беспорядке и изначальный хаос
Возвращается снова.

МОЕМУ УЧИТЕЛЮ

С бодуна Евгений Рейн
Завещал внедрять портвейн.

КЛЮЧ К МОЕМУ УЧИТЕЛЮ ЕВГЕНИЮ РЕЙНУ

Чтоб понять мышленье Рейна,
Посмотри «Майора Пейна».

ЕВГЕНИЮ РЕЙНУ

Переступи черту чертога
Переплыви чрез бурный Рейн
За нас заступником у Бога
Теперь один Евгений Рейн

Сурово смотрит исподлобья
На брови взгромоздив ладонь
Вокруг свистят угрюмо копья
Под ним хромает храбрый конь

На нем доспехи из металла
Сапог, папаха набекрень
И чтобы солнце завтра встало
Храни вас Бог, Евгений Рейн

Я НИКОМУ НЕ НУЖЕН

Жаль, никто меня не любит
В этом мире нихуя
И никто не приголубит
Никогда совсем меня!

Я не нужен, очевидно,
Даже мамоньке своей.
Потому мне так обидно,
Хоть нассы, хоть прям убей...

ВОЛЧОК ОДИНА

Из лесу выходит
Серенький волчок
На стене рисует
Свастики значок

Уронил скупую
Слёзу на мелок
Он хуйню рисует
Потому что волк

Нормально в армии было, с уважением.

С увожением!

ИСПОВЕДЬ БАТРАКА ЧЁРНЫХ МЕЛЬНИЦ САТАНЫ

Я родился на погосте
От двух трупов обывал,
Мне сосцами были кости,
Из которых мозг глотал.

Мудрый я, как Фридрих Лейбниц,
И красивый, как штаны.
Я батрак ебучих мельниц,
Чёрных мельниц Сатаны.

ЛЮЦИФЕРОВОЙ

(ПОДРОЖАНИЕ БРОДСКОМУ)

Люциферова Евгенья,
Ты грызешь залупу дней,
Что пельменей всех жирнее,
Что в кишке лежат моей.

Труд твой, может, очень тяжек,
Может, очень легок труд,
Пусть с тобою рядом ляжет
Песня Продиджи «No good».

НАСТАВЛЕНИЕ ЮНЫМ ДАМАМ

Нет ни разума, ни ума —
Хуй соси корявый гнума.

***

Родионов Пидоренко
И Емелин тоже он
Лукоянов Пидоренко
А Воденников гандон