Зашел недавно в “Детский мир”, чтобы забуриться в банкомат. Долго его там искал, не нашёл, купил носки Polar Skate Co Happy Sad Socks по скидке. Такие носки с грустным и весёлым еблетом на ступне. Отличный был день.
Когда уже уходил, заметил детей в очередном дубле танца для ТикТока. С грустью подумал, что в будущем не будет места для тех, кто не дрищет контент. Либо ты делаешь это и ускоряешь мир в нужном тебе направлении, либо становишься зрителем и едешь по перегону жизни под песню “Любимка”.
В прошлом году решил тормознуться. Подумал, что если в оставшиеся от работы часы, еще постить что-то в соцсети, можно свинчивать кукуху. Заменил это время на чтение. На час-полтора вечернего залипания просто переложил свою руку с телефона на книгу, и ничего не пропустил.
Получилось прочитать 46 книг. Думал еще шлифануть 4-5 сборников стихов под Новый год, заняться самообманом, чтобы въехать в полтинник, но понял — достижения это говно на палке. Составить список, проставить себе понятные цели, подтянуть свои амбиции.
В итоге встретил январь с книгой Джейсона Полана. Простого парня из Мичигана, который хотел нарисовать каждого человека в Нью-Йорке и собирал кружок рисования в Taco Bell на 14-й улице. Видимо питался он там же, поэтому умер от рака толстой кишки в 37 лет. Ровно год назад.
Почему-то всегда тянет меня к аутсайдерам. Людям, которые могут поверить в то, что реально нарисовать всех человеков в Нью-Йорке или еще в какую-то дикую идею. Ну и рисуют 30,000 скетчей, выпускают первую часть книги. Сложно им что-то предъявить. Сказать что не получится? Думаю, они и сами знают уже на старте, поэтому и выбирают такой путь.
Также слушал много группу “Увула”, когда катался на велосипеде, и подкаст про Ad Marginem от @utopiamedia2020 уже зимой, когда катался дома на стуле. Так и год прошёл.
Когда уже уходил, заметил детей в очередном дубле танца для ТикТока. С грустью подумал, что в будущем не будет места для тех, кто не дрищет контент. Либо ты делаешь это и ускоряешь мир в нужном тебе направлении, либо становишься зрителем и едешь по перегону жизни под песню “Любимка”.
В прошлом году решил тормознуться. Подумал, что если в оставшиеся от работы часы, еще постить что-то в соцсети, можно свинчивать кукуху. Заменил это время на чтение. На час-полтора вечернего залипания просто переложил свою руку с телефона на книгу, и ничего не пропустил.
Получилось прочитать 46 книг. Думал еще шлифануть 4-5 сборников стихов под Новый год, заняться самообманом, чтобы въехать в полтинник, но понял — достижения это говно на палке. Составить список, проставить себе понятные цели, подтянуть свои амбиции.
В итоге встретил январь с книгой Джейсона Полана. Простого парня из Мичигана, который хотел нарисовать каждого человека в Нью-Йорке и собирал кружок рисования в Taco Bell на 14-й улице. Видимо питался он там же, поэтому умер от рака толстой кишки в 37 лет. Ровно год назад.
Почему-то всегда тянет меня к аутсайдерам. Людям, которые могут поверить в то, что реально нарисовать всех человеков в Нью-Йорке или еще в какую-то дикую идею. Ну и рисуют 30,000 скетчей, выпускают первую часть книги. Сложно им что-то предъявить. Сказать что не получится? Думаю, они и сами знают уже на старте, поэтому и выбирают такой путь.
Также слушал много группу “Увула”, когда катался на велосипеде, и подкаст про Ad Marginem от @utopiamedia2020 уже зимой, когда катался дома на стуле. Так и год прошёл.
Тут Памела из OpenAI написала эссе о своем Тиндер-романе совместно с алгоритмом GPT-3. Это самая продвинутая языковая модель в мире, которая может выплевывать новые куски текста на основании 175 млрд параметров.
Написать песню Taylor Swift, но только про ваши с Олегом отношения? Да, без проблем. Зарядить хитяру про судно, застрявшее в Суэцком канале, но чтобы припев был, как у группы 7Б? Ща сделаем.
В истории круто завёрстаны строки, написанные машиной. Можно даже выбрать куда повернуть сюжет или попросить алгоритм заменить абзац, если получилось так себе.
Но главное не в геймификации эссе или вариантах текста, отобранных редактором. В послесловии Памела пишет, что работа с алгоритмом повлияла на стиль ее письма. Нам, кожаным мешкам, довольно сложно не поддаться советам алгоритма при длительной работе.
My writing starts to sound like GPT-3: I repeat similar phrases, lose focus in the middle of sentences, and fall back on cliched tropes that feel close enough to the truth. Over time and drafts, the inputs and outputs converge 👽
Короче, у нас есть разные предубеждения, с помощью которых мы создаем тексты. Создаем, так сказать, стиль, как рэпер Фараох. Но как только мы сталкиваемся с алгоритмом, который может воспроизвести любой пук в любом культурном контексте, нам проще согласиться.
С приветом, ленивый воскресный человек.
Написать песню Taylor Swift, но только про ваши с Олегом отношения? Да, без проблем. Зарядить хитяру про судно, застрявшее в Суэцком канале, но чтобы припев был, как у группы 7Б? Ща сделаем.
В истории круто завёрстаны строки, написанные машиной. Можно даже выбрать куда повернуть сюжет или попросить алгоритм заменить абзац, если получилось так себе.
Но главное не в геймификации эссе или вариантах текста, отобранных редактором. В послесловии Памела пишет, что работа с алгоритмом повлияла на стиль ее письма. Нам, кожаным мешкам, довольно сложно не поддаться советам алгоритма при длительной работе.
My writing starts to sound like GPT-3: I repeat similar phrases, lose focus in the middle of sentences, and fall back on cliched tropes that feel close enough to the truth. Over time and drafts, the inputs and outputs converge 👽
Короче, у нас есть разные предубеждения, с помощью которых мы создаем тексты. Создаем, так сказать, стиль, как рэпер Фараох. Но как только мы сталкиваемся с алгоритмом, который может воспроизвести любой пук в любом культурном контексте, нам проще согласиться.
С приветом, ленивый воскресный человек.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Тупо я, когда читаю очередной текст про роботов в 2021 году.
✏️ Маленький номер гостиницы. Я почему-то лежу на полу. Руки у меня раскинуты. И пальцы рук в воде. Это дождевая вода. Сейчас прошла гроза. Мне не хотелось подняться, чтоб закрыть окно. Это потоки дождя попали в комнату. Я снова закрываю глаза и до вечера лежу в каком-то оцепенении. Вероятно, следует перебраться на кровать. Там удобней. Подушка. Но мне не хочется подняться с полу. Не поднимаясь, я протягиваю руку к чемодану и достаю яблоко. Я сегодня опять ничего не ел. Я откусываю яблоко. Я жую его, как солому. Выплевываю. Неприятно. Я лежу до утра.
Этот отрывок мог бы отлично смотреться в книге Марка Фишера о том, что будущее всё никак не наступит. Мы застряли на одной большой вечеринке, продрачиваем в очереди за контентом, где-то вдалеке играет Marvins Room. Наступает, так называемый, the slow cancellation of the future, брат, и уже никому не весело.
Но этот отрывок из другой книги. Странным образом чтение Ghosts Of My Life Фишера наслоилось у меня в голове на повесть Перед восходом солнца Зощенко. В ней на протяжении трех сотен страниц советский человек препарирует себя — пытается понять, какие события из его жизни повлекли за собой депрессию и неврозы. Всё это Зощенко вспоминал лет десять в cамое прекрасное время — конце 30-х, начале 40-х годов. Объяснив свой подход к психоанализу простому советскому читателю, Зощенко был забанен на сорок лет и не печатался. Впервые книга вышла в СССР уже после его смерти в 1987 году.
Это вам должны были рассказать на уроке истории, поэтому вернемся к Фишеру. Он говорит о том, что 21 век — это всего лишь культура 20 века, но на новых экранах. Особенно хорошо это можно проследить через современную музыку. Сам по себе новый век всё никак не случится, поэтому внутри каждого из нас есть постоянная тревога. На это наслаивается невозможность и даже несвобода испытывать скуку. Nobody is bored, but everything is boring — говорит Фишер. У каждого есть смартфон, чтобы тормознуть наплыв скуки: на остановке, на перекрестке, в очереди за Балтика IPA. С другой стороны, всё что мы видим на экране заведомо вторичное. Ты скроллишь соцсети, хотя знаешь заранее, что будет так себе.
В принципе, о том, что теперь нормально не поскучаешь писал еще Кракауэр в 1924 году. Типа вокруг стало столько рекламы, и еще кинотеатры придумали — теперь одинокие прогулки по вечерней улице уже не те! Хорошо, что он не дожил до анализа песен музыкального исполнителя Drake Фишером. Последний, правда, тоже уже не с нами, но видимо он просто многое понял.
Последнее, что немного меня подкосило, когда я сидел на бревне в посёлке Пионерский Калининградской области — это мысль про хонтологию времён Зощенко. Бывало у них вообще такое? Он же два года воевал в Первой мировой, потом застал революцию в Петрограде, отказался от эмиграции, сменил десяток работ, в районе тридцати лет уже увидел своё собрание сочинений напечатанным, потом даже гастролировал по стране, как стендапер-юморист. Словом, пока Фишер пишет о нашей тоске по модернизму — Зощенко как раз был одним из тех, кто это прожил. Однако, отсутствие айфона и ощущения медленно схлопывающегося будущего не спасло его от другой тоски, причину которой он так и понял.
Такие у меня дела, ребзь, с прошедшим Днём России!
Этот отрывок мог бы отлично смотреться в книге Марка Фишера о том, что будущее всё никак не наступит. Мы застряли на одной большой вечеринке, продрачиваем в очереди за контентом, где-то вдалеке играет Marvins Room. Наступает, так называемый, the slow cancellation of the future, брат, и уже никому не весело.
Но этот отрывок из другой книги. Странным образом чтение Ghosts Of My Life Фишера наслоилось у меня в голове на повесть Перед восходом солнца Зощенко. В ней на протяжении трех сотен страниц советский человек препарирует себя — пытается понять, какие события из его жизни повлекли за собой депрессию и неврозы. Всё это Зощенко вспоминал лет десять в cамое прекрасное время — конце 30-х, начале 40-х годов. Объяснив свой подход к психоанализу простому советскому читателю, Зощенко был забанен на сорок лет и не печатался. Впервые книга вышла в СССР уже после его смерти в 1987 году.
Это вам должны были рассказать на уроке истории, поэтому вернемся к Фишеру. Он говорит о том, что 21 век — это всего лишь культура 20 века, но на новых экранах. Особенно хорошо это можно проследить через современную музыку. Сам по себе новый век всё никак не случится, поэтому внутри каждого из нас есть постоянная тревога. На это наслаивается невозможность и даже несвобода испытывать скуку. Nobody is bored, but everything is boring — говорит Фишер. У каждого есть смартфон, чтобы тормознуть наплыв скуки: на остановке, на перекрестке, в очереди за Балтика IPA. С другой стороны, всё что мы видим на экране заведомо вторичное. Ты скроллишь соцсети, хотя знаешь заранее, что будет так себе.
В принципе, о том, что теперь нормально не поскучаешь писал еще Кракауэр в 1924 году. Типа вокруг стало столько рекламы, и еще кинотеатры придумали — теперь одинокие прогулки по вечерней улице уже не те! Хорошо, что он не дожил до анализа песен музыкального исполнителя Drake Фишером. Последний, правда, тоже уже не с нами, но видимо он просто многое понял.
Последнее, что немного меня подкосило, когда я сидел на бревне в посёлке Пионерский Калининградской области — это мысль про хонтологию времён Зощенко. Бывало у них вообще такое? Он же два года воевал в Первой мировой, потом застал революцию в Петрограде, отказался от эмиграции, сменил десяток работ, в районе тридцати лет уже увидел своё собрание сочинений напечатанным, потом даже гастролировал по стране, как стендапер-юморист. Словом, пока Фишер пишет о нашей тоске по модернизму — Зощенко как раз был одним из тех, кто это прожил. Однако, отсутствие айфона и ощущения медленно схлопывающегося будущего не спасло его от другой тоски, причину которой он так и понял.
Такие у меня дела, ребзь, с прошедшим Днём России!