Жизнь у человека и так нелёгкая и довольно печальная, а вдобавок ещё и искусство намеревается нагрузить лишними думками, метафизикой и экзистенцией. Зачем все эти триггеры? Этот груз никогда не был нужен, ведь говоря о взглядах среднестатистического человека, они все направлены только в телефон или телек.
Так что нахуй эти экзистенциальные дыры, это для пидорковатого Кафки. Вы лучше посмотрите на цены в магазинах.
Пока ты утопаешь в рутине и суматохе, какой-то автор строчит книжки, завуалировав актуальную повестку в какой-нибудь художественный вымысел, хотя единственное, что тревожит обывателя это вопрос, где найти денег.
Просто дайте читателю или зрителю поугарать, закрой ему глаза на мрак вокруг позитивом. Убеди его, что он преодолеет все трудности, что найдёт ту самую и построит с ней счастливую семью. Пусть он верит в это, пока потребляет твой контент.
Так что нахуй эти экзистенциальные дыры, это для пидорковатого Кафки. Вы лучше посмотрите на цены в магазинах.
Пока ты утопаешь в рутине и суматохе, какой-то автор строчит книжки, завуалировав актуальную повестку в какой-нибудь художественный вымысел, хотя единственное, что тревожит обывателя это вопрос, где найти денег.
Просто дайте читателю или зрителю поугарать, закрой ему глаза на мрак вокруг позитивом. Убеди его, что он преодолеет все трудности, что найдёт ту самую и построит с ней счастливую семью. Пусть он верит в это, пока потребляет твой контент.
Ещё когда неандертальцы охотились на мамонтов, местному пролетариату всё также засоряют голову новостным хламом. Но в моей собственной парадигме веет холодом покойника русских зим, пока в этом мире Оруэлл с Хаксли танцуют в обнимку.
Экспериментирую, стараюсь достигнуть многомерности, повторяя стиль обоих Мураками. Я из поколения, которое выросло на блоггерах, супергероях и инфантилах, живя при этом в мухосранске, где традиционные устои всё ещё здравствуют. Поэтому и вырос гибридом, совмещаю нравы и тех и тех, выпуская творчество на этот свет.
Я прочитал от корки до корки Аль-Азиф, а не Бхагавад-гиту. Так что язык подвязали не улицы, а книжки.
И в своём творчестве романтизирую слякоть, вижу прекрасное в русском межсезонье.
Так что мой вектор направления может меняться, ведь я воспринимаю искусство как торговый центр, где каждое произведение может восприниматься и как продукт, и как пространство для поиска новых смыслов.
(Полный бред. Вот Раздора обычно читаешь, у него постоянно хуйня какая-то. Не могу понять зачем он так пишет? Как-то так заворачивает. Надо быть проще и писать надо проще.
Я вот это вот читаю, я ничего не могу понять. Кто-нибудь понимает, о чём здесь говорится? Лично я не понимаю. Это слишком сложно. Я хочу, чтобы искусство было простым, чтобы ты прочитал, допустим, книжку и сразу понял посыл.)
Экспериментирую, стараюсь достигнуть многомерности, повторяя стиль обоих Мураками. Я из поколения, которое выросло на блоггерах, супергероях и инфантилах, живя при этом в мухосранске, где традиционные устои всё ещё здравствуют. Поэтому и вырос гибридом, совмещаю нравы и тех и тех, выпуская творчество на этот свет.
Я прочитал от корки до корки Аль-Азиф, а не Бхагавад-гиту. Так что язык подвязали не улицы, а книжки.
И в своём творчестве романтизирую слякоть, вижу прекрасное в русском межсезонье.
Так что мой вектор направления может меняться, ведь я воспринимаю искусство как торговый центр, где каждое произведение может восприниматься и как продукт, и как пространство для поиска новых смыслов.
(Полный бред. Вот Раздора обычно читаешь, у него постоянно хуйня какая-то. Не могу понять зачем он так пишет? Как-то так заворачивает. Надо быть проще и писать надо проще.
Я вот это вот читаю, я ничего не могу понять. Кто-нибудь понимает, о чём здесь говорится? Лично я не понимаю. Это слишком сложно. Я хочу, чтобы искусство было простым, чтобы ты прочитал, допустим, книжку и сразу понял посыл.)
Красавица-метелица в белом платьице вертется
Вихрем кружится, стелется, в танце руками крутит мельницей
Она придёт к тебе, легко шагают ножки белые
Слышно вдали её тихое воющее пение
Ты почуешь как она рядом дышит морозом
На плечах её хрустальных две белые косы
Накроет одеялом и подстелит белую простынь
Уснёшь под её колыбельную и не проснёшься
Всё, что нашёл и себе забрал теперь уже не надо
Её ледяные руки обжигают лицо как лава
Но знаешь что? Если хорошо посмотреть
То нет там никого, там просто метёт метель
Вихрем кружится, стелется, в танце руками крутит мельницей
Она придёт к тебе, легко шагают ножки белые
Слышно вдали её тихое воющее пение
Ты почуешь как она рядом дышит морозом
На плечах её хрустальных две белые косы
Накроет одеялом и подстелит белую простынь
Уснёшь под её колыбельную и не проснёшься
Всё, что нашёл и себе забрал теперь уже не надо
Её ледяные руки обжигают лицо как лава
Но знаешь что? Если хорошо посмотреть
То нет там никого, там просто метёт метель